Преимущества формальных институтов
Наиболее известные исторические фигуры, кодифицировавшие формальные правила:
Хаммурапи (1792—1750 до н. э.), Вавилония; Солон (594—560 до н. э.), Афины.
Во-первых, формализация правил позволяет расширить их нормативную функцию. Кодификация правил, их официальная фиксация и запись в виде предписания или закона дает возможность индивидам экономить на информационных издержках, делает понятнее санкции за нарушение этих правил, устраняет содержащиеся в них противоречия.
Во-вторых, формальные правила представляют собой механизмы решения проблемы безбилетника. Если отношения не являются постоянно повторяющимися, то их участников невозможно принудить неформально к исполнению правила, поскольку механизмы репутации не работают. Чтобы такие отношения были эффективны, требуется вмешательство третьей стороны. Например, будучи членом общества, человек извлекает из такого своего положения определенные выгоды, но он может отказываться нести издержки, связанные с этим положением. Чем многочисленнее общество, тем выше стимулы к проявлению стратегии безбилетника, что делает данную проблему особенно острой для больших групп с безличными отношениями и обуславливает необходимость внешнего вмешательства.
В-третьих, формальные правила могут противодействовать дискриминации. Институты, спонтанно возникающие внутри группы, часто устроены так, что инсайдеры имеют преимущества перед аутсайдерами. Скажем, главное условие эффективности коммерческих сетей — малое количество участников и эксклюзивность участия за счет высоких барьеров входа. Как показывает опыт, неформальные институты сетевой торговли и финансов способствуют экономическому развитию лишь до определенного уровня, а далее только формальные институты могут обеспечить отдачу от масштаба, ибо только они способны создать атмосферу доверия и дать возможность новичкам свободно входить на рынок. И подобное вмешательство извне, противодействующее дискриминации и создающее условия для экономического роста, требуется достаточно часто.
Альтернативные институты
Государство с его формальными институтами принуждения имеет сравнительные преимущества в осуществлении организованных санкций, во-первых, за счет своей монополии на примере насилия; во-вторых, за счет возможности осуществления долгосрочных инвестиций в технологии мониторинга и принуждения; в-третьих, за счет доверия граждан.
Относительные преимущества государства в распространении информации еще усиливают достоверность угрозы насилия. Поэтому организованные санкции за нарушение формальных институтов обычно берет на себя государство. Многие исследователи даже отождествляют формальные институты и государственные институты, употребляя данные термины в качестве синонимов. Но это справедливо для сильного государства с развитой рыночной экономикой и не всегда справедливо для государства слабого, не справляющегося со своими функциями (например, для государства с переходной экономикой). В слабом государстве сфера предложения формальных институтов — естественная государственная монополия — становится конкурентной: возникают альтернативные формальные институты, которые составляют прямую конкуренцию государственным.
Мы определили формальные институты, как институты, которым соответствуют зафиксированные в письменном виде правила, а санкции за их нарушение носят организованный характер. И хотя выполнение одного из этих условий практически всегда влечет за собой выполнение второго, есть и исключения, когда санкции осуществляет не государство, руководствуясь законами, а другие субъекты, которые действуют, опираясь на неписанные, хотя и достаточно прозрачные правила. Чтобы избежать путаницы, будем называть такие неформальные институты жесткими, подчеркивая организованный и строгий характер санкций за их нарушение.
Рассмотрим два примера жестких институтов, развитие которых в России сопровождало переход от плановой экономики к рыночной. Первый пример показывает, как в условиях слабого государства могут возникать альтернативные институты, функционирование которых связано с высокими издержками и является стабильным (они встраиваются в государственную систему, снижая ее эффективность). Второй пример показывает, как неспособность государства выполнять определенные функции стимулирует формирование альтернативных институтов, готовых эти функции исполнить и вытесняющих государство из сферы, где оно не является эффективным.
«Крыши»
«Крышей» называют в России криминальную силовую группировку, оказывающую покровительство какой-либо фирме и взамен регулярно изымающую у нее часть доходов. «Крышевание» заключается в решении проблем фирмы и в сфере коррупционного, и в сфере некоррупционного (налогового) обложения и может осуществляться как в рамках летальной силовой государственной структуры («красная крыша»), так и в рамках нелегальной силовой структуры («черная крыша").
«Крыши» как часть криминальной системы, в чью юрисдикцию входит приведение в действие контрактов, получили особенно широкое распространение в теневой экономике — в наличных денежных расчетах, не отражающихся на балансах предприятий, и в псевдобартере. «Крыши» формировались в условиях, когда формальное право было неэффективным: слишком затратным, связанным с большими временными издержками, неопределенностью результата. Кроме того, если предмет сделки не был легальным или если фирме нужен был для решения вопросов силовой ресурс, «крыша» представляла собой единственный вариант защиты.
В условиях неэффективности институтов формального права «крыши» характеризуются очень высокой локальной эффективностью в сочетании с повышенными рисками для пользующихся ими экономических субъектов. Долгосрочная эффективность «крыш» как альтернативных жестких институтов сомнительна по следующим причинам:
Такие институты носят эксклюзивный характер (фирма связана с одной «крышей»). Переход от одной «крыши» к другой для фирмы чрезвычайно труден. Если изначально она может до определенной степени выбирать «крышу», то поменять ее она уже практически не может, попав в финансовую зависимость и под жесткий контроль в сфере принятия стратегических решений.
Находясь под постоянным давлением государства и друг друга, альтернативные жесткие институты могут неожиданно для прикрываемых ими фирм исчезнуть или оказаться не в состоянии выполнять свои функции. Поэтому фирма, пользующаяся услугами такого института, постоянно рискует столкнуться с затратами на поиск новой «крыши», налаживания отношений с ней и с неисполнением собственных контрактов.
Как криминальные группировки легитимировали свое положение в качестве «крыши»? Если руководитель фирмы отказывался от услуг группировки, та пыталась выстроить легенду, почему она имеет права на данную фирму. Были даже распространены определенные ритуалы «постановки крыши». Скажем, согласно одному из них считалось, что «крыша поставлена», когда имел место факт передачи денег представителю «крыши» от представителя фирмы, даже если представитель «крыши» просто брал 100 руб. на сигареты в долг. Отметим, что такой ритуал был известен одной стороне и совершенно не известен другой. Тем не менее создание прецедента давало основание для выставления регулярных требований со стороны группировки. Вообще все процессы были обставлены символическими ритуалами, во многом почерпнутыми из воровской среды, которой всегда была присуща своя альтернативная система права.
Воровские группировки доминировали в качестве «крыши» некоторое время, а потом стали набирать силу организованные преступные группировки. Но и в том, и другом случаях это были люди с общими ментальными моделями, с общей культурой.
Историк Марк Блок пишет:
Всякий акт, совершенный однажды, а тем более повторенный три или четыре раза, мог превратиться в прецедент, даже если вначале был исключением, даже явным злоупотреблением. В начале IX в. монахов Сен-Дени однажды попросили, когда в королевских погребах в Вере не хватило вина, послать туда двести мюи. С тех пор от них стали этого требовать каждый год как обязательной повинности, и, чтобы ее отменить, понадобился государев диплом.
Рассказывают также, что в Ардре какой-то сеньор завел у себя медведя. Местные жители, которым нравилось смотреть, как медведь дерется с собаками, предложили его кормить. Затем медведь околел. А сеньор продолжал требовать, чтобы ему приносили хлеб. Правдивость этого анекдота, может быть, сомнительна, зато его символическое значение бесспорно. Многие повинности возникли подобным же образом из добровольных подношений и долгое время сохраняли такое наименование.
Итак, «крыши» можно рассматривать как конкурирующие между собой альтернативные жесткие институты. Возникая на месте формальных (государственных) институтов защиты прав собственности, «крыши» постепенно начинали выполнять и другие функции, становясь элементом альтернативной системы права.
Разные «крыши» следовали разным стратегиям. Во многих случаях «крыши» начинали диктовать фирмам, как вести бизнес, становились их хозяевами или партнерами. При этом «крыша» — далеко не самый эффективный собственник: обладая силовым ресурсом, она испытывает дефицит ресурса управленческого. Были «крыши», которые строили свои отношения с бизнесом по типу феодальных. Понимая, что у них не хватает квалификации и управленческого ресурса для непрерывного мониторинга бизнеса, они доращивали «крышуемые» ими фирмы до определенных размеров, а потом изымали все активы и бросали.
Интересна сама по себе и конкуренция формальных и неформальных институтов в России. Поскольку формальные институты защиты прав собственности не могли финансироваться в достаточной мере ни по официальным, ни по неофициальным каналам, они были фактически выдавлены с рынка неформальными институтами, которые этих ограничений не знали. Если бы наша милиция и суды начали официально взимать с граждан платежи за осуществление своих непосредственных функций, то, вполне возможно, они были бы более успешны, чем их неформальные конкуренты.
«Черные» арбитражные суды
М. Блок пишет о средневековых судах Европы:
С первого взгляда, мы можем выделить несколько характерных черт. Во-первых, большую дробность судебной власти. Во-вторых, запутанность судебных отношений. И, наконец, неэффективность. Серьезными тяжбами одновременно занималось несколько судов, сосуществовавших бок о бок друг с другом. Теоретически, безусловно, существовали некие уложения, которые определяли компетенции каждого, но в реальности все попадали в царство зыбкости и неопределенности. Судебные дела… изобилуют актами опротестования решений конкурирующих между собой судов. Отчаявшись понять, каким властям нести на суд свои тяжбы, истцы часто сговаривались между собой и лично искали арбитров, которые бы их устроили. Приговору они предпочитали полюбовное соглашение; правда, потом обычно не соблюдали условий этого соглашения. Неуверенные в своих правах и своих силах, судьи заранее требовали от тяжущихся сторон согласие на то, что их решение будет принято.
С началом рыночных реформ в российской экономике возникла реальная необходимость улаживания хозяйственных споров между независимыми хозяйствующими субъектами. Но наши арбитражные суды прежде этим никогда не занимались, ибо при плановой экономике таковые субъекты попросту отсутствовали — тогда не было никакой независимости, как не было и свободы заключения контрактов. Поэтому к работе в новых условиях наши арбитражные суды оказались совершенно не приспособлены. Не обладая никакими экспертными качествами, да и не понимая, на что они имеют право, а на что нет, суды рассматривали дела очень подолгу. В результате такое разбирательство становилось бессмысленным с экономической точки зрения. Но даже если решение было принято, его почти невозможно было исполнить из-за отсутствия реальной системы принуждения. К тому же этим судам стала свойственна ангажированность. А когда предприятия начали пользоваться бартером, то появился спрос на улаживание конфликтов, которые просто нельзя было выносить на рассмотрение арбитражных судов.
И тогда возникли «черные» арбитражные суды — суды нелегальные, хотя споры в них улаживали профессиональные юристы в соответствии с действующими в России нормами права. «Черные» арбитражные суды существуют и поныне, и работают они гораздо эффективнее, чем их легальные аналоги, хотя в последствие время ситуации постепенно меняется.
Почему сегодня и легальные, и нелегальные арбитражные суды применяют одни и те же нормы права? Да потому, что ничего формально ратифицированного в области хозяйственных отношений в криминальном бизнесе нет. Конечно, существуют и неформальные механизмы улаживания конфликтов. Это, например, суд воровской чести, опирающийся на неформальный кодекс, который складывался много десятков лет. Но хозяйственные споры — веяние нового времени, и чтобы их разрешать, надо иметь писанный документ, иначе рассуждать о справедливости можно очень долго.
«Черные» арбитражные суды будут существовать до тех пор, пока будет существовать криминальный бизнес — вопрос о непоставленности товара против платежа при торговле героином вряд ли будет разбираться в легальном арбитражном суде.