ЛАДОШКА МАЛЕНЬКАЯ И БОЛЬШАЯ
Воспоминания детей очень часто продолжают храниться именно в руках любящих их взрослых. Однажды мне рассказали, как руки бабушки помогли её внуку воспринять многомерность окружающего мира не только в пространстве, но и во времени.
Мальчик играл в реки, в их притоки и дельты с натруженными венами бабушки, поглаживая её руки. А на вопрос: «Какими у меня будут руки, когда я вырасту?», мудрая бабушка ответила во время прогулки в осеннем саду. Она подобрала золотой кленовый лист равный маленькой ладошке внука и далее стала подбирать все большие и большие по размеру листья, пока не нашла чуть зеленоватый, равный взрослой мужской ладони, лист. И сказала: «Вот такой будет твоя рука. А посмотри, ведь это осень протягивает тебе руку!»
Анатолий Берштейн как-то подчеркнул рембрандтовское видение детьми рук близких людей, возможно оттого, что они находятся на уровне глаз растущего человека…
У моего дедушки были большие красивые руки, и мы, гуляя с ним, сплетали пальцы так, что, я была уверена - этого никто не замечал, со стороны мы просто держались за руки. Это был тайный знак, и он доказывал, что дедушка мой самый единственный, и я у него самая единственная. Тоска по особому скреплению рук у меня до сих пор. И хождение за руку по улице для меня является каким-то сокровенным знаком соприкосновения людей.
И ещё одно замечательное воспоминание Лидии Корнеевны Чуковской о своем отце: «Рукам его довериться можно вполне. Вовремя подхватят, никогда не уронят, не сделают больно. Правда, завязать мне капор под подбородком, или всунуть в свои манжетки запонки, или изжарить яичницу, выгладить рубашку, упаковать чемодан - руки эти никогда не умели. Такие длинные, гибкие пальцы - а этого они не умели… А мучительства! Любимая наша игра. Уше-вывертывание. Голово-отрубание. Пополам-перепиливание (ребром руки поперек живота). Шлепс-по-попе. Волосо-выдергивание… Надежные руки, большие, полные затей, с чисто-чисто промытыми круглыми ногтями. И всегда, даже на морозе, горячие…»
Далее Лидия Корнеевна вспоминает, как однажды зимой, возвращаясь с папой со станции, жутко, жалко, до слез, замерзла. Тогда, взяв ребёнка на руки, он стянул эти промерзшие боты, засунул их в один карман, а в другой - обе детские ножки, и опустил туда свою горячую руку: «Тесно. Счастливая теснота!» - подумала девочка и сразу согрелась.
Особое место в обликах детства занимают усы, бороды и шевелюры родных и близких. Кому не запомнились игры в лошадки с длинными волосами, когда можно уютно расположиться у неё за спиной, облокачиваясь на спинку мягкого кресла и делать то прически, то заплетать косички гривы… Все реже достается счастье плетения нитей из длинной дедушкиной бороды. Возможно, эти игры очень значимы тем, что дарят тепло настоящего и дремучесть древности одновременно.
Однажды мне рассказывали, как малыш, у которого кроватка была как футбольное поле, и стояла она вплотную к кровати родителей, засыпая, непременно протягивал ручки к волосам мамы, и зарывался в них, и только так засыпал… Когда мама подстриглась по моде, пришлось укладывать малыша рядом - из своей кроватки он не дотягивался теперь до прически мамы, и не мог уснуть. И не было возможности вернуть обратно ту счастливую шевелюру мамы, и ещё более счастливого ребёнка.
Часто думаю, почему так хочется погладить ребёнка по голове, не только ребёнка, но и взрослого?.. Возможно, рука, гладящая голову ребёнка, она и заступающая, и заслоняющая от возможных невзгод, она дарящая тепло. И в то же время она гладит то, чем ребёнок устремляется вверх, растя. Полагаю, что какой-то такой момент есть и в отношении к взрослому, когда, гладя его по голове, ты осознаешь в нем ребёнка.
Шестилетний главный герой Марселя Пруста «В сторону Свана» настоятельно ждёт каждый день перед сном возможности поцеловать свою маму. Для него это является средоточием, итогом сегодня, мостом перехода в будущее. Думаю, это происходит потому, что поцелуй - это то, что являет и возвращает целостность. Поэтому мы целуем ребёнка в место ранки - чтобы зажила, вновь стала целой…