Женщины, роли полов и дети

Административное устройство

Исландия заселена, в основном, бондами из Норвегии, вероятно, поэтому форма государственного устройства напоминает норвежскую. С высадки Ингольфа в Рейкьявике прошло около ста лет, страна полностью заселена, формирование характерного исландского самоуправления завершено.

Высшим органом самоуправления является альтинг – ежегодное собрание глав округов. Остров поделен на четыре четверти - гарды, каждая из которых, в свою очередь, подразделялась на три части — годы. Каждая двенадцатая часть делилась еще на три - годорды. В каждой «территориальной единице» Исландии есть свой годи. Всего их тридцать шесть. Кроме годи и их помощников, на альтинге собираются законоговорители – лагманы, один из которых председательствует.

В своем годорде — участке, третине — годи имел практически неограниченную власть. В суде, где годи был председателем, его слово считалось законом. Он следил за общественным спокойствием и был обвинителем по обязанности, когда обиженная сторона в его области не могла сама обвинить преступника по каким бы то ни было причинам. Годи также устанавливали цены на товары. Наблюдение за чужеземцами и торговлей приносило ему одновременно и честь, и выгоду. Как только «иностранный» корабль приставал к берегу, годи со своей дружиной поднимался на его борт, брал пошлину, осматривал товары и назначал им цену. У него же было право первой покупки. Если хозяин товара был не согласен с назначенной ценой, то годи запрещал ему продавать товар в Исландии, а исландцы, в свою очередь, не могли иметь с этим человеком никакого дела. Если же дело улаживалось к обоюдному удовольствию, то годи приглашал первых людей на корабле погостить у него в доме и в усадьбах других знатных людей в округе.

Гости обыкновенно оставались на всю зиму. Это были по большей части богатые люди из Норвегии. Однако гостеприимство не являлось бесплатным. За угощение чужеземцы должны были заплатить — не товарами, а деньгами, всегда по назначению годи. Гостиниц не было. Имущество иностранца, умершего без наследников на корабле, наследовала не община, не бонд, которому принадлежала земля, а годи.

Годи, в соответствии с духом предельной честности и полного послушания закону той далекой эпохи, никогда не старались передать свою должность по наследству.

Двор годи даже после его смерти купить было не так-то просто. Продажа его запрещалась законом, пока годорд (двор годи) принадлежал вдове или несовершеннолетнему сыну. Отобранный за преступление, годорд принадлежал третинной общине и доставался кому-нибудь по жребию. Кроме того, случалось, что если несовершеннолетний ребенок наследовал двор годи, то община могла заявить протест против выполнения ребенком обязанностей годи.

Годи является жрецом и содержит капище. Пост годи выборный, принадлежит, как правило, самому знатному и уважаемому из глав местных родов, иногда передается по наследству или может быть приобретен. Каждый исландец обязан признать себя в подчинении какого-нибудь из трех годи своей области и не переменять его без особого повода. Отличительным «знаком» годи было серебряное обручье, которое они носили на запястье. Сначала это кольцо лежало на алтаре в храме, и годи брал его и, окропив жертвенной кровью, надевал на руку, чтобы люди могли принести на нем клятву. С течением времени обручье стали носить постоянно.

 

Общество

Городов в Исландии нет. Все население живет в усадьбах, рассеянных в пределах годорда, и собирается вместе на тингах или же в гостях.

Общество исландцев достаточно однородно, страна населена в основном бондами. Тем не менее, дифференциация по знатности (родовитости) присутствует и играет довольно значительную роль – например, при заключении браков, а также при решении вопросов на тингах. Кроме того, немалое значение имеет владение имуществом (особенно землей) и наследственность такого владения – например, усадьба может быть получена по наследству, приобретена или арендована. Эти различия, несмотря на свою значимость, являются негласными и в законах не отражены.

Формально жители Исландии подразделяются только на свободных и рабов. Рабы являются собственностью и не имеют практически никаких прав, однако и обязанностей перед обществом также не несут. Раб может быть отпущен (или выкупиться) на волю, но даже в этом случае, хотя он приобретает права свободного человека, относятся к нему особо – считается, что раб, раз уж побывал таковым, лишен удачи насовсем.

Совершеннолетие в Исландии наступает в 12 лет, с этого возраста человек приобретает все права и обязанности взрослого члена общества.

Женщины, роли полов и дети

Общество исландцев вполне патриархально, однако это касается в основном административных либо религиозных должностей. Если женщина могла снискать славу и почет, то это происходило благодаря рачительному ведению хозяйства и другим, чисто женским занятиям и умению. Задачи и обязанности женщин были связаны, прежде всего, с теми сферами деятельности, которые имели немаловажное значение в крестьянской семье. И, разумеется, первым делом женщин было рождение и воспитание детей. Тем не менее, известны несколько женщин-скальдов, и даже женщина-резчица рун, правда, не в Исландии, но это заслуживающий упоминания факт.

Девушки, имевшие отца и братьев, не могли решить свою судьбу сами. Порядочная дочь всегда предоставляла отцу и старшему брату право выбора себе мужа.

Однако редко когда родичи неволили девиц и в большинстве случаев старались прислушиваться к их мнению. Хозяином в доме и старшим в семье всегда был отец. Его слушались не только дочери, но и сыновья, какими бы знатными воинами они ни были.

Независимыми были только вдовы, не имевшие отцов, и девушки-сироты. Они имели право собственного согласия на брак, и, в соответствии с законами, сын не мог выдавать мать замуж против ее воли. Но даже вторичные браки вдовых дочерей, воротившихся в отеческий дом, если отец их был еще жив, зависели исключительно от него.

Только отец мог выдавать дочь замуж. После его смерти, если у него были наследники, это право переходило к его шестнадцатилетнему сыну, который выдавал замуж также и сестер. Только за неимением сына мать имела право выбирать дочери мужа.

Впрочем, если двадцатилетняя девушка два раза напрасно просила позволения своего опекуна выйти замуж, то могла сама обручиться с третьим женихом, посоветовавшись наперед с кем-нибудь из родных, прилично ли для нее это супружество.

Женщины, владевшие земельными угодьями, давали свои имена новым поселениям, как в Скандинавии, так и за рубежом, однако подавляющее большинство географических названий того времени было все же связано с мужскими именами.

Брак представлял собою союз равных, а также союз двух семейств. Женщина, наверно, приносила приданое, муж также выделял известную сумму, и эти две части составляли в семье собственность женщины.

Ребенку, прежде всего мальчику-наследнику, старались дать родовое имя чаще всего в честь умершего предка, чтобы новорожденный сразу после появления на свет мог войти в мир рода. Родовое имя связывало ребенка с историей семьи и передавало эту связь в будущее. Поэтому неудивительно, когда в ребенке начинали видеть родича, в честь которого он назван.

Обливание водой было древним обрядом, во время которого ребенок посвящался богам. С этой минуты на него смотрели, как на вступившего в родство. Убить такое дитя считалось преступлением.

В отсутствие отца, а иногда и при нем, обязанность обливания и назначения имени ребенку принимал на себя другой; для того обыкновенно избирали значительных и богатых людей; так, по крайней мере, было у знатных. Этот обряд полагал начало самым тесным взаимным отношениям между восприемниками и их крестниками и обязывал их к взаимной дружбе и приязни.

Когда у детей прорезывались зубы, отцы обыкновенно делали им подарки — рабов или какие-нибудь драгоценные вещи. Эти подарки назывались зубной скот.

До 12 лет дети жили в полной свободе и проводили время с другими своими сверстниками в занятиях, свойственных их возрасту: дочери учились у матерей ткать, шить и другим женским рукоделиям, а сыновья занимались военными упражнениями. Нигде не упоминается в сагах, чтобы отцы жестоко наказывали сыновей, однако в случае сильного гнева они прогоняли их из своих домов.

Детей часто отдавали на воспитание умным и рассудительным друзьям или родичам. Если кто хотел другому оказать свое уважение и приязнь или еще теснее сойтись с ним, то обыкновенно вызывался взять его сына на воспитание и в знак того, что принимал все отцовские обязанности, сажал ребенка к себе на колени, почему взятые на воспитание дети и назывались в старину сидящими на коленях.

Отдавали детей (прежде всего сыновей) на воспитание в дома мудрых людей вдовы и отцы-викинги, которые сами не могли воспитывать сыновей. Если у мальчиков не было родных отцов, воспитатели должны были награждать их имуществом и устраивать их счастье. Так, Ньяль смог «достать» названому сыну не только выгодную невесту, но и должность судьи. Погубить приемыша или причинить ему какой-нибудь вред почиталось низким делом.

Многих незаконнорожденных детей ждала незавидная участь: по повелению хозяина усадьбы, который часто и был их отцом, их могли утопить или отнести в лес на съедение диким животным.

Очень часто рабы, относившие детей в лес, выбрав место, близкое к какому-нибудь жилью или большой дороге, клали их между камней или в дуплах деревьях, стараясь сохранить младенцам жизнь — и часто преуспевали в этом, ибо случалось, что такие дети, оставшись в живых, бывали заботливо воспитаны теми, кто находил их.

Детей, как тогда говорили, «бросали», если семья, по причине крайней бедности, не могла прокормить ребенка, если младенец был незаконнорожденным, что могло нанести бесчестье семейству, или мать которого по какой-нибудь причине не была любима отцом, или если их рождению предшествовали вещие сны, предвещавшие несчастья и беды, которые придут в семью с новорожденным.

 

 

Жених должен был обратиться к отцу невесты и передать ему предложение. Отправляясь свататься, жених одевался в свое лучшее платье. Свататься никогда не ездили в одиночестве, а только с отцом или ближайшим родственником.

Когда предложение было сделано и принято благосклонно, начинали договариваться о брачных условиях. Жених объявлял, сколько имения назначает будущей жене: это называлось «женским даром». Также он назначал «дружеский дар» (выкуп за жену) будущему тестю, а отец невесты, со своей стороны, выделял дочери приданое, которое было ей вознаграждением за потерю прав на отцовское наследство. Дары и приданое давались золотом, серебром, рабами, домашней утварью и скотом. Усадьба никогда не делилась, и дочери никогда не давался ее «кусок». Делалось это для сохранения в целости и сохранности земельного участка семьи.

«Женский дар» и приданое считались собственностью жены. В случае смерти мужа или развода с ним она была единственной и полноправной хозяйкой этого своего движимого имущества. После смерти женщины дары переходили в собственность мужа и детей, а если женщина умирала бездетной, то ее ближайшим родственникам.

Такой свадебный договор, который назывался «покупкой невесты», аналог современного брачного контракта, по своей сути был настоящей торговой сделкой, потому что по его условиям дочь семейства поступала в собственность мужа. Договор заключался только в присутствии родных с обеих сторон.

После заключения договора переходили к обряду обручения, во время которого соединяли руки жениха и невесты. Знаком совершения помолвки был молот Тора, который клался на колени сидящей невесты, чью голову закрывали покрывалом.

 

Брак, совершенный без помолвки, назывался поспешным и слабым и считался незаконным. Всякая законная жена должна быть, по старинному выражению, куплена дарами, или, по словам вестготского закона, даром и словом, то есть быть выданной замуж с согласия отца и совета родных по предварительному соглашению. Она называлась брачной и законной женой, а дети ее становились законнорожденными и имели преимущественное право на усадьбу и имущество отца.

 

Добрачные отношения с девицами не приветствовались. Так, конунг Харальд Прекрасноволосый, воспылав страстью к красивой дочери финна Сваей, пожелал в первую же ночь после знакомства возлечь с ней. Отец строго ответил королю, что тот может получить его дочь только после обмена брачными клятвами. Нарушение этого правила считалось тяжелой обидой не только невесте, но и всем ее родичам.

Если же во время путешествия сопровождавшему жену друга или чужую невесту викингу приходилось спать с ней на одной кровати, то древний обычай требовал, чтобы они клали между собой меч или доску. Яркий пример такого правила мы находим в «Песне о Сигурде Победителе Дракона» в «Старшей Эдде». Сигурд, чтобы помочь другу жениться на воинственной Брюнхильд, принимает его обличье, на своем волшебном коне преодолевает огненную стену, окружающую жилище невесты, и проводит у Брюнхильд восемь ночей, но ночью на ложе между ними всегда лежал его обнаженный меч, выкованный карликом Регином. Этот же обычай мы находим и во время рыцарства. Так, обнаженный меч лежал на ложе между Тристаном и Изольдой. Историки считают, что средневековый культ Прекрасной Дамы и система рыцарского отношения к женщине возникли под влиянием христианства и прежде всего поклонения Деве Марии — именно из германских обычаев в области брака и семьи. Эти обычаи нашли у скандинавов эпохи викингов наибольшее и полное развитие.

Отец заботился о чести жены, сестры и дочери точно также, как о своей собственной. Девичья честь и целомудрие были не только «лучшим украшением» девушки, но и непременным условием уважения со стороны сограждан и возможности хорошо и удачно выйти замуж.

Даже такой знак внимания со стороны кавалера, как легкий поцелуй, мог быть достаточным основанием, чтобы отец девушки потребовал, в соответствии с законами того времени, взимания с шутника большого штрафа — и это при условии, что поцелуй произошел по взаимному согласию «сторон». Если же поцелуй был сорван юношей против желания девицы, то меры наказания ужесточались. И виновника могли приговорить даже к изгнанию с родины.

В древне шведском законе написано: «Если возьмешь женщину за руку, плати полмарки в случае жалобы ее, если возьмешь за руку — восемь марок, если за плечо — пять, за грудь — целый эйрир». Вот так скандинавы блюли честь своих сестер и дочерей. В законах были прописаны даже наказания за порванное платье или сорванную с головы повязку!

Древние законы Швеции называют падшую девушку женщиной, зависящей от милосердия отца и матери. Родители могли поступить с ней так, как считали нужным: или прощали ее, или лишали прав честной дочери.

В Скандинавии ранние браки не были в обыкновении. Конечно, случалось, что замуж выходили и пятнадцатилетние девушки, однако такие случаи были очень редки. Как мы уже говорили выше, девушки во времена викингов отличались гордостью и разумностью и предпочитали подождать хорошего жениха, даже если ждать приходилось долго. Как правило, замуж выходили не ранее двадцатилетнего возраста, а женились после достижения двадцати пяти, а чаще всего тридцати лет.

Случалось, что брак откладывался на долгие годы. Время отсрочки определялось при обручении: обыкновенно свадьбу откладывали на три года, в тех случаях, если невеста была очень молода или жених отправлялся в важное путешествие или морской поход. В таком случае девушка считалась названой женой.

Если жених не являлся по истечении оговоренного срока, невеста могла выйти за другого. Однако случалось, что жених задерживался долее определенного времени, невеста выходила замуж, и тут нежданно-негаданно являлся нареченный муж. Смыть оскорбление в таком случае могли либо кровью, либо выплатой виры. Особенно тяжелым оскорбление было, если нареченная жена выходила замуж за другого жениха до окончания отсрочки. В таком случае молодого мужа ждала смерть, если только ему самому не удавалось первому убить нареченного мужа.

Однако за девушкой все-таки оставляли право изменить свое решение. В одном шведском законе позднейшего времени говорится, что если «чувство женщины переменится» после законного обручения, то она обязана возвратить обручальные дары и заплатить 3 марки виры и, сверх того, для восстановления доброго имени жениха должна подтвердить в присутствии двенадцати мужчин, что «она не знает никакого порока или недостатка за женихом и его родней и не знала того во время его сватовства и обручения». Тот же закон имел силу и при нарушении обещания со стороны жениха, но в этом случае дары невесте назад не возвращались. Если законно обрученная невеста три раза в течение года отказывалась выходить замуж за своего жениха, то он собирал родных и брал ее силой, где бы ни нашел, но она считалась законно взятой, а не похищенной.

В те времена, когда похищение девиц и чужих невест принадлежало к числу великих подвигов, поездка обрученной невесты в дом жениха нередко становилась опасной. Поэтому жених обыкновенно посылал за ней вооруженную дружину друзей и родичей. Они должны были взять девушку под свою защиту и отвезти к супругу. Такая дружина называлась дружиной невесты. Возглавлял ее дружка. Когда дружина невесты прибывала в дом ее отца, то первым делом требовала от хозяина гарантий мира и безопасности. После полученных гарантий приехавшие посланцы жениха отдавали хозяину усадьбы оружие и седла, которые запирались в особом помещении. Дружка вместо жениха принимал приданое невесты. После нескольких дней пиршеств дружина невесты вместе с ней, ее отцом и близкими родными ехала в дом жениха, где и справлялась свадьба. Вечером невеста торжественно провожалась на брачное ложе. На другой день, в вознаграждение за девственность, жених делал ей подарок, называвшийся утренний дар.

С этого утра невеста становилась законной женой и хозяйкой усадьбы. Ей передавалась связка ключей от всех строений. Связка всегда находилась у хозяйки, и только она, полновластная правительница в усадьбе, решала все хозяйственные вопросы: в ее ведении были заготовка провианта и приготовление еды, стирка и уборка, починка платья, тканье и вязание. Именно она отдавала приказы служанкам, работникам и рабам.

В древнескандинавском языке были специальные слова, которыми обозначались права и обязанности хозяйки усадьбы: это «заведывание» ключами и домом, или внутреннее управление усадьбой. Существовал еще и особый правовой термин — внешнее управление домом. Но это уже было обязанностью хозяина.

Именно мужчина, хозяин усадьбы, решал вопросы покупок и продаж чего бы то ни было, поездок к родным и на тинги, вопросы замужества дочерей и женитьбы сыновей. Поскольку родовые связи были очень сильны в те далекие времена, то женщина всегда стремилась поддерживать связь со своими родичами и очень часто в спорных вопросах принимала сторону отца и братьев. Поэтому муж старался не особенно часто отпускать жену к отцу. Кроме того, жена без спроса не могла оставаться у своих родных более назначенного мужем срока.

Муж мог наказывать жену так, как хотел. Однако он рисковал, в случае нанесения жене тяжелого оскорбления, столкнуться с ее родичами, у которых было законное право вмешиваться в ее жизнь в случае необходимости. Если у жены были на то серьезные основания, она могла обратиться за помощью к отцу или старшему брату и всегда получала ее. Неверного мужа или мужа, избившего жену, в лучшем случае могли призвать к ответу на тинге, а в худшем — убить.

С женщинами находили постыдным не только драться, но и даже браниться. Оправданием «колотушек» могло служить только беспутство жены.

Женщины во времена викингов умели бороться за свои права и не боялись показаться смешными или нелепыми в глазах окружающих. Так, в «Саге о Ньяле» рассказывается об Унн дочери Мёрда, которая не боялась признаться отцу (а впоследствии вынести дело о разводе на всеобщее обсуждение) в том, что ее муж «не может быть ей мужем, и нет ей от него никакого прока, как от мужчины, хотя во всем прочем он не отличается от других».

Женщины викингов были не только хранительницами очага, но также древних обычаев и традиций, а часто и семейной чести. В сагах есть великое множество примеров, когда именно женщины подстрекали своих мужей отомстить за поруганную честь рода кровью и не брать виру — презренный металл.

Женщины, в случае необходимости, готовы были сами возглавить дружину и вмешаться в «боевые действия», принимая самые неожиданные решения.

 

В обществе того времени, как мы уже говорили выше, были разрешены и разводы. Поводом для развода могло быть как недовольство мужа женой, так и наоборот. Однако причины для развода должны были приводиться сторонами очень серьезные.

Если муж отсылал жену домой к ее родным без объяснения причин, то он наносил им смертельную обиду и, кроме того, должен был вернуть приданое жены и обручальные дары, а также все сделанные любым человеком и им самим жене подарки во время брака.

О расторжении брака надо было объявить в присутствии свидетелей у супружеской кровати, потом у главных дверей дома и, наконец, на тинге.

Жена не могла взять с собой при разводе имущество, если совершила преступление или заслужила гнев мужа — например прелюбодеянием. Замужняя женщина, уличенная в этом преступлении, немедленно теряла все свои права и изгонялась из дома в том, в чем была. По предписанию одного закона того времени, «муж должен привести неверную жену к порогу, сорвать с нее плащ и, отрезав у ней половину одежд сзади, вытолкнуть за дверь».

Жены также могли требовать развода. Однако если они покидали дом мужа без достаточной причины, то не могли требовать вернуть им приданое и дары. Мужья могли принудить таких жен вернуться.

В одной саге рассказывается, как Хельги, дочь исландца Торадда, в отсутствие мужа Торгильса ушла от него к отцу, так как ей не нравилось жить с мужем, который был намного старше ее. Когда Торгильс вернулся домой и узнал об отъезде жены, он вооружился и поспешно отправился в усадьбу тестя. Он вошел в дом в полном вооружении и, не говоря ни слова, взял Хельги за руку и увел с собой. Скафти, брат Хельги, хотел было со своими людьми гнаться за ним, как за похитителем сестры, но Торадд сказал ему: «Торгильс взял ему принадлежащее, и потому я запрещаю его преследовать». И Торгильс удержал жену у себя силой. Однажды, когда они сидели на дворе, по двору петух гонялся за курицей и бил ее. Курица отчаянно кудахтала. «Видишь ли эту картинку?» — спросил Торгильс Хельги. «Что ж это значит?» — спросила она. «То же самое может случиться с тобой», — отвечал Торгильс. Тут уж пришлось Хельги умерить свою гордыню, и с тех пор они жили хорошо друг с другом.

Но если муж отказывал жене в необходимом, не заботился о ней и детях, дурно обходился с ней, обижал ее родных или из трусости не хотел помочь им защититься от врагов или исполнить долг чести, то жена имела законные причины искать развода с таким мужем.

В сагах есть много примеров, когда жены разводились с мужьями или угрожали возвратить им ключи, если они не помогали их родным в беде или не защищали честь рода. Бездействие, трусость и невыполнение клятвы почитались ужасным грехом и очень веской причиной для развода.

В «Саге о Хёрде и островитянах» есть рассказ об исландке Торбьёрг, объявившей на тинге, что она погубит всякого, кто убьет ее брата, Хёрда, хотя ее муж, Индриди, принадлежал к числу злейших его врагов.

Хёрд не отличался мягкостью характера и особой добротой к сестре. Он даже хотел сжечь усадьбу Индриди и его самого. Он предложил сестре покинуть дом, но она отказалась, сказав, что навсегда останется с мужем. Когда же островитяне и Хёрд притащили к дому вязанки дров, Индриди и его людям, благодаря вещему сну Торбьёрг и заранее подведенному к дому ручью, удалось погасить огонь. Но Хёрд и тут не успокоился и вместе с другими отвел от дома ручей. Его сестру и ее мужа спасло лишь прибытие подмоги. Однако Торбьёрг по-прежнему продолжала защищать брата и объявила во всеуслышание, что будет за него мстить.

Хёрд вскоре убит был Торстейном Золотая Пуговица. Индриди, который тоже участвовал в той битве, вернулся домой и в присутствии свидетелей рассказал о смерти зятя жене. Торбьёрг узнала, что брата ее убили ударом в спину, когда он был безоружен. Вечером, когда супруги отправились спать, Торбьёрг попыталась зарезать в постели мужа, но тому удалось перехватить нож и при этом сильно поранить руку. Индриди спросил жену, что надо сделать, чтобы она простила его. Торбьёрг потребовала у него головы Торстейна, в противном случае угрожая разводом. На другой день Индриди убил его и принес голову жене. Но Торбьёрг согласилась помириться с мужем и быть ему всегда верной женой еще при одном условии: она пожелала взять к себе в дом жену и детей убитого брата. Муж позволил это, и все хвалили поступок Торбьёрг, говоря, что она честная женщина.

Кроме того, разводиться «без проблем» жёны могли еще и в случае, если супруг обнищал и не мог содержать семью, причинил жене вред или нанес смертельную обиду, а также, если муж вел себя недостойно — например носил женскую одежду. Кроме того, жена имела право потребовать развода, если после свадьбы муж отказывался передать ей ключи.

Разведенные супруги могли вступать во вторичный брак. Если же смерть расторгала брак, оставшийся в живых супруг имел полную свободу вступать в новый союз. Многоженство не было в обычае, однако не считалось нарушением святости брака, если муж имел много наложниц.

 

У древних скандинавов вообще не было понятия «убийство как таковое», а существовали разные «уровни» убийства — открытое убийство, убийство из долга чести, убийство в бою.

Существовали даже два слова для обозначения убийства.

Словом тбгй называлось «позорное убийство», то есть убийство, о котором совершивший его либо не сообщил окружающим, либо оно состояло в том, что был убит спящий, либо оно было совершено ночью, либо ёще каким-либо другим неподобающим образом.

А слово vig обозначало убийство в бою или «открытое убийство», о котором совершивший его сообщал немедленно, не далее чем у третьего дома, и, таким образом, мог быть преследуем по закону или заплатить виру (выкуп) родичам убитого.

Само по себе убийство далеко не всегда являлось злом, очень часто оно было необходимой защитой, ибо в обществе того времени не существовало тюрем и полиции, и люди были вынуждены сами заботиться о собственной безопасности.

В обществе викингов месть индивидуальная превращалась в родственную месть на протяжении нескольких поколений — своеобразную вендетту.

Однако сам процесс объявления убийства и преследования убийцы родичами покойного строго «регламентировался». Жизнь родового общества была достаточно скудной и тяжелой, и потеря каждого человека ощутимо сказывалась на благосостоянии усадьбы или семьи. В Скандинавии природные условия были очень суровы, жизнь проходила на грани выживания, а потому общество просто не могло себе позволить кровавой резни своих членов. Отсюда — регулирование законом преступлений и наказаний.

Совершивший убийство должен был сразу же отправиться на двор ближайшей усадьбы и прилюдно объявить об этом. Если же в ближайшем доме жили родичи убитого, то убийца должен был дойти до следующего двора и сделать свое признание там.

Наследство убитого считалось «резервным фондом» для отмщения убийце.

Тем не менее убийство могло быть смыто не только кровью, но и выплатой виры — выкупа. Часто дело улаживалось простой сделкой. Сумма выкупа регулировалась законом.

Кроме того, закон стремился развести убийцу и родичей убитого, чтобы дать им время «остынуть». Когда об убийстве было объявлено и дело собирались рассмотреть на тинге или альтинге, то убийца должен был оставить свою усадьбу и отправиться «в ссылку», то есть уйти в малонаселенную местность — в горы или в лес. С ним обязаны были бежать отец, сын и брат. Уходили они в изгнание на сорок ночей.

По прошествии года убийца мог вернуться в родную усадьбу и без опаски, что его настигнет рука мстящих за убитого родичей, отправиться на тинг и предложить там выплатить виру. Если выкуп казался семье убитого неприемлемым по тем или иным причинам, то дело оставляли без «рассмотрения» до следующего тинга. Убийца на другой год повторял свое предложение и поступал так три раза в три года.

Но в случае отказа семьи убитого принять виру убийца, с момента первого же их несогласия, оказывался в смертельной опасности — его объявляли вне закона, и он должен был вновь удалиться из дома.

Вира являлась довольно заманчивым предложением для землевладельцев, ибо хоть как-то восполняла нанесенный хозяйству урон, вызванный потерей работника и кормильца, однако принятию денежного возмещения мешали понятия о чести и достоинстве викингов, ибо они считали бесчестьем брать деньги за пролитую кровь родича. Для них самым важным было не запятнать семейную честь. Они считали, что если отомстить за убийство, а не взять деньги, то это будет хорошим уроком другим потенциальным убийцам и заставит их задуматься о своих планах, ибо всегда легче заплатить за совершенный проступок деньги, а не отдавать собственную жизнь.

Уважая это чувство долга и понятие о чести, закон объявлял принявшего виру чистым от бесчестья. Помимо этого, преступник с двенадцатью родичами должен был в присутствии свидетелей объявить, что сам бы также удовлетворился выплатой выкупа в подобной ситуации. Такая клятва называлась клятвой равенства и лишала преступника и его родню возможности издеваться над семьей убитого и обвинять их в трусости. Обиженная сторона, в свою очередь, приносила клятву примирения и уже не могла преследовать убийцу.

Денежные выкупы существовали в разных «видах». Некоторые из них убийца сам выплачивал ближайшему родственнику убитого, а некоторые собирались всей семьей убийцы и таким же образом распределялись между родичами убитого.

Если же убийца или семья убитого чувствовали себя в опасности и после примирения, то они имели полное право, в соответствии с законом, требовать, чтобы, когда родичи одного семейства приходят в гости или по делам к представителям другого рода, с обеих сторон давались заложники для обеспечения мира.

Отомстивший за друга и брата, северянин всегда оставлял в ране убитого врага свой меч или копье, ибо оружие в то время было своеобразной визитной карточкой человека, по которой его всегда было легко опознать.

Викинги столь ценили храбрость, силу и мужество противников, что нередко враги, не смогшие одолеть друг друга в бою, становились назваными братьями.^[23]

Обычным явлением в Скандинавии в те времена была кровавая месть. Часто убивали не самого убийцу, а его наиболее уважаемого родича. Кровь могла быть смыта только кровью. Не отомстивший за убитого оставался навек опозоренным. Сыновья не могли собрать поминки, не потребовав мести за отца.

В обычае было сожжение врага в его доме. Об этом часто рассказывается в сагах. Самая известная из таких саг — «Сага о Ньяле». Однако когда мстители искали преступника в доме, то приказывали удалиться оттуда женщинам и детям: нападение на безоружных и беззащитных считалось делом постыдным. Тем не менее, когда домочадцы отказывались оставить своего мужа и отца в беде и покинуть дом, ничто уже более не мешало пришедшим сжечь их вместе с мужчинами-воинами.

Если раб убьет свободного, то, как гласят древние законы, он не называется убийцей его: пеню платит господин. Если раб убьет такого же раба, как он сам, вира взыскивается с того, кому принадлежит убийца.

За убийство свободного человека, совершенное рабом, взыскивается большая вира с его господина, которого также обязывают выдать раба. Если же раб-убийца бежал, то его хозяин платит дополнительную виру.

За удар, рану или побои, причиненные чужому рабу, в пользу его господина взыскивается та сумма, в какую оценена была жизнь раба.

Если же хозяин раба отказывается платить за совершенное им преступление и предлагает выдать преступника для казни, какую назначит обиженный, тогда раба в дубовом ошейнике вешают на столбе у двора господина: повешенный должен был оставаться там до тех пор, пока не отгниет ошейник. За срезку этого дубового ошейника взимался громадный штраф. Как полагают историки, столь жестокое наказание для хозяина (смердящий труп его раба) было избрано для того, чтобы отучить владельцев треллей «отлынивать» от выполнения обязательств по проступкам их рабов.

Само слово «трелль» считалось одним из самых обидных ругательств. Всякий, назвавший так свободного, подвергался одинаковому наказанию с виновным в содомском грехе.

Смерть от руки раба считалась самой позорной.

В сагах часто говорится, что душа раба уже видна при первом взгляде на его лицо. Сама жизнь рабов, полное их бесправие и абсолютная униженность должны были до такой степени уязвлять и разрушать душу что человек постепенно мог потерять все свои лучшие качества. Трусость, вероломство, леность считались отличительными свойствами рабов. Когда в одной из песен «Старшей Эдды» королю Гуннару принесли сердце раба Гьялле, он сразу увидел, что это сердце труса — так оно дрожало от страха.

На Севере держали не более рабов, чем было нужно для полевых работ и других занятий. Золото и серебро, земля и рабы, звериные рога и постель считаются в шведских законах главными ценностями бондов.

Однако с рабами никогда не обращались жестоко без нужды. Законы обязывали хозяев заботиться о воспитании детей рабов. Если господин хотел доказать свои права на раба, рожденного в его доме, то должен был принять присягу и подтвердить ее клятвой свидетелей и 12 посторонних лиц, что этот раб на его дворе родился, питался молоком матери, покрыт был одеждой и лежал в колыбели.

На всяких пирах, в торжественных случаях, например при жертвоприношениях, сговорах, свадьбах, поминках, скандинавы не обделяли угощением и рабов. Известен даже случай, когда рабы, пируя на зимнем празднике, по оплошности дали убежать пленникам.

За рукоприкладство по отношению к рабу во время пира взыскивалась такая же цена, как и за рукоприкладство по отношению к свободному человеку

Добрые господа не только позволяли рабам иметь собственные сбережения, но и позволяли выкупаться на волю трудовыми деньгами.

У Эрлинга Скьяльгсона, знатного и сильного норвежского бонда, в усадьбе постоянно работало не менее тридцати рабов. Он назначал им поденную работу, а после окончания ее, в остальное время, вечером и ночью, они могли работать на себя. Эрлинг даже дал им землю для посева хлеба. Доходы, получаемые с продажи зерна, он также оставил треллям. А спустя некоторое время назначил цену, за которую они могли выкупить сами себя из рабства. Многие выкупились уже на первый или на другой год, и все, имевшие даже небольшую удачу в делах, освободили себя на третий год. На вырученные деньги Эрлинг купил новых рабов. Но вольноотпущенников он тоже оставил и принимал к себе наемными работниками: одних послал ловить сельдей, других охотиться; некоторые вырубили леса, обработали землю и поставили там себе дворы. Так он помог многим.

После рассказа об Эрлинге становится понятно, почему в сагах часто встречаются сообщения о привязанности рабов к господам. Многие трелли получали свободу за верность, способность к самопожертвованию, спасение хозяина и прочие подвиги.

Когда хозяин или кто-нибудь другой, с его согласия выпускавший на волю раба, решал объявить об этом публично, он брал трелля с собою на тинг, объявлял его мир и безопасность, принимал раба в свое семейство и тем самым слагал с себя ответственность перед обществом за его поступки. После того вольноотпущенник мог быть истцом и ответчиком и приносить присягу.

Однако раб не полностью освобождался от своего хозяина, который должен был за ним приглядывать, и сохранял некоторую зависимость от прежнего господина.

Если же трелль оказывался неблагодарным или непочтительным к господину, то в наказание опять становился рабом. В одном из законов перечисляются преступления, за которые вольноотпущенник снова обращался в рабство: если он поступал неприязненно с прежним господином, соединялся с его врагами, свидетельствовал против него перед судом для чужих выгод, не доказывал ему свое уважение и преданность.

Даже сын вольноотпущенника, в случае проступка против прежнего господина или его детей, присуждался к вторичной уплате выкупа за свою свободу.

Скандинавы считали также, что вольноотпущенник, не умевший пользоваться или прилично распоряжаться домашним хозяйством, не мог быть хорошим гражданином.

Отпущенники вообще составляли низший «разряд» свободных людей, поскольку в обществе того времени полагали, что переход от рабства к свободе должен быть постепенным, оттого-то дети отпущенников имели больше прав, чем их отцы.

В сагах встречается только один пример, когда рабы стали представлять опасность для свободных людей. У Ауна Старого был раб по имени Тунни, которому господин безгранично доверял и сделал его хранителем сокровищ. После смерти Ауна его сын, Эгиль конунг, снова стал обращаться с Тунни, как с рабом. Тогда Тунни бежал из усадьбы, прихватив с собой драгоценности покойного Ауна, и сколотил шайку преступников из таких же рабов. Они нападали на хутора, убивали и грабили. Эгиль решил было убить Тунни, но раб оказался проворнее и сам чуть не убил его. Тунни еще семь раз пытался убить хозяина, пока Эгиль, наконец, не уехал в Данию к королю Фроди Смелому и только с его помощью одолел и убил Тунни.

Свободные люди называются в законах людьми, имевшими право носить оружие, или честными людьми. Как рожденные с правами, полагавшимися свободным людям, они назывались свободнорожденными или имеющими родню. Вольноотпущенники, составлявшие «прослойку» между свободными и рабами, назывались получившими свободу, а рабы — людьми без удачи. Лица, имевшие высокое или княжеское достоинство, назывались почетные люди. В числе их первым был король, почему и сан его назывался высочайшим. Почетные звания носили и ярлы, и даже епископы, со времени их появления в стране. Все прочие, как бы ни были знатны или богаты, даже королевские сыновья, пока не получили титула конунга, и сыновья ярлов, если не занимали отцовской должности, причислялись к людям, не имевшим высокого звания.

 

 

Самые богатые и умные люди Исландии не считали неприличным выбрасывать своих детей. Оставление ребенка редко сопровождалось убийством и само по себе оно таковым не считалось, но лишь в том случае, если ребенок не был окроплен водой, а отец не взял его на руки и не дал имя. Наречение ребенка именем являлось знаком принятия его в семью. Ребенок, которого мать покормила грудью, тоже считался принятым в семью и не мог быть оставлен и выбрасывание его расценивалось бы как убийство. Если ребенок рождался с дефектами, то родители могли его оставить с разрешения жреца. Он решал жить ребенку или умереть, смотря по тому, насколько сильно тот был покалечен. Надо отметить, что жертвами этой практики становились, как правило, девочки. Умственно отсталые (больные) люди считались вне общества. Христианского умиления к ним никто не испытывал.

В те времена в ходу было понятие «люди, обреченные на могилу»: если вольноотпущенник не мог прокормить свое потомство, детей оставляли в открытой могиле, а бывший его господин должен был взять наиболее крепкого из этих несчастных, остальные же погибали голодной смертью.