СИНЬ-СИНЬ-МИН: КНИГА НИ О ЧЕМ
(отрывок)
Ошо
[…] Провозглашать пустотность вещей – тоже философская позиция. Она лишь чуть-чуть лучше утверждений о нереальности мира, дескать, мир – небытийный, он существует лишь в твоем уме, он – проекция ума, мысль, сон.
Вторая философия, та, что чуть получше, утверждает, что вещи существуют, но они пусты. В них нет сущности, они – нематериальны. Они – мертвы, пустотны. Они – всего лишь комбинация каких-то элементов и лишены сущности. Вот перед тобой дерево, но оно – лишь комбинация своих частей. В дереве нет сущности, нет атмана. Если ты разъединишь дерево на части, от него ничего не останется. Это как если бы ты разбирал механизм – разъединив механические части, ничего за ними не находишь.
Но это неверно, ибо дерево существует не только как комбинация частей, но и как сущность. Даже камень имеет свою сущность; когда ты станешь достаточно чувствительным и осознающим, ты поймешь, что даже у камня есть различные состояния души. Иногда он счастлив, и ты чувствуешь, как он счастлив; иногда он несчастлив, и ты чувствуешь, как он несчастлив; иногда он поет, и ты слышишь его песню. Но для этого тебе нужно уметь чувствовать.
Если сейчас ты не можешь услышать песни будды, как же ты услышишь песню камня? Ты глух и слеп, бесчувствен и туп.
Ты – несознателен. Твое сознание – крохотный островок. Его хватает лишь на день. Его хватает лишь для того, чтобы приехать на работу и вернуться домой, не попадая ни в какую передрягу. Но ты не можешь почувствовать камень, ты не можешь почувствовать дерево. Ученые открыли, что дерево обладает невероятной чувствительностью. Деревья приветствуют тех, кто расположен к ним дружески, и закрываются, если чувствуют, что человек испытывает к ним неприязнь. Если к дереву подходит садовник, чтобы подрезать ветви, дерево закрывается. Еще до того как садовник появился – он только-только входит в сад, но все деревья уже закрыты, они чувствуют, что приближается враг.
Один ученый, проведя углубленные исследования, обнаружил, что деревья знают не только о наших действиях – им известны и наши мысли. Он провел эксперимент: к растению присоединили электроды и датчики, чтобы узнать, что с ним происходит. Вдруг ученый подумал: «А что, если я перережу это растение пополам? Что будет?» И тут же стрелка на датчике стала дрожать очень быстро – растение восприняло мысль.
Затем ученый стал проводить различные эксперименты: он не причинял растению вреда, не калечил его – он только думал об этом. И как только у него возникала подобная мысль, стрелка датчика показывала, что растение обеспокоено. Но и это еще не все: если ты обрежешь ветвь на одном растении, все остальные растения также проявят беспокойство. Уже есть такие приборы, которые могут показать, что творится с растением. Вскоре появятся приборы, которые смогут показывать, что творится с камнем. Жизнь есть во всем – ничто не пусто. Все обладает сознанием – но сознанием различного типа. Вот почему мы не можем проникнуть в иное сознание. Это трудно – для разных типов сознания характерны различные языки. У дерева – свой язык, у камня – свой. Поэтому с ними так тяжело общаться – языки отличаются. Но если ты станешь более чувствительным, более осознающим, если твой ум не будет наполнен мыслями, ты сможешь поговорить даже с камнем. Пустоты нет, все обладает сущностью.
Индуисты всегда знали, что Бог есть во всем. Вот почему они могут поклоняться дереву, могут поклоняться реке, могут поклоняться камню. Они говорят: «Бог дерева», «Бог реки», «Бог камня»... все на свете наполнено Богом, нет ничего, что было бы пусто.
Когда ты говоришь, что вещь пуста, ты упускаешь ее реальность. Почему же тогда философы утверждают, что вещей нет или что вещи пусты? Философы стремятся доказать это, ибо с их точки зрения, если вещи пусты, ты – наполнен; чем более пусты вещи, тем более наполнен ты. Философам кажется, что, когда тебя окружает пустота, ты становишься наполненным.
Но это ложный путь. Сам стань наполненным! Если ты наполнишься любовью, осознанием, медитацией, окружающий тебя мир не будет пустым. Все кажется пустым, лишь когда пуст ты сам. Ты опустошаешь мир, когда глядишь на него пустыми глазами.
Если в тебе нет любви, ты не увидишь ее нигде. Если же каждый удар твоего сердца исполнен любви, то все вокруг тебя будет пульсировать любовью. Ты ощутишь пульс любви в ветре, колеблющем ветви деревьев, в реке, текущей к океану. Ты ощутишь любовь во всем. Ты сможешь ощущать ее повсюду. Мы чувствуем и видим лишь то, что есть у нас внутри.
…Чем больше ты размышляешь о чем-либо, тем больше отдаляешься от предмета своих размышлений. Как только ты начинаешь о чем-то думать, ты тут же удаляешься от этого. Я здесь, ты – рядом со мной, но как только ты начнешь думать обо мне, ты отправишься в путь и будешь отдаляться от меня все дальше и дальше. Чем больше ты думаешь, тем дальше уходишь.
Размышление – способ ухода от реальности; оно дает тебе внутреннее направление, прокладывает путь в твоем мозгу, и ты идешь и идешь по этому пути.
Мыслителя никогда нет в здесь и сейчас, он всегда не здесь и всегда не сейчас, он – всегда где-то там. Вот почему мысли – главная преграда для медитации. Ты должен не размышлять, а осознавать. И чем больше ты осознаешь, тем меньше полагаешься на размышления.
Я протягиваю тебе розу, и ты тут же начинаешь думать. Твой ум тут же высказы
вается: «Красивая роза! Я никогда не видел такого прекрасногоцветка!» Или: «Нечасто увидишь цветок такой красоты». И ты продолжаешь думать дальше в том же духе. Тебе на ум может прийти: «Что такое красота?»
Но этого никто не знает. Никто так и не пришел к определенному выводу. Один из крупнейших философов нашего века, британец Дж. Е. Мур, в своем труде Principia Ethica попытался определить, что такое «добро». В конце концов он признался, что добро не поддается определению... и это после двухсот или трехсот страниц обсуждения!
Один из лучших умов человечества предпринимает одну попытку за другой, стучит то в одну дверь, то в другую – и все напрасно; он приходит к выводу, что «добро» не поддается определению. Почему? Мур говорит, что добро – это такое же простое качество, как, скажем, желтый цвет. Как ты определишь желтый цвет? Что ты скажешь, если кто-то спросит: «Что такое «желтое»?» Ты ответишь: «Желтое есть желтое». Или как ты дашь определение розе? Роза есть роза – и все тут. Если ты скажешь: «Роза красива», тебе придется объяснять, что такое красота. Дал ли кто-нибудь определение красоты?
Нет, красота не поддается определению. Если ты сравнишь эту розу с другими розами... знаешь ли ты, что каждая вещь по-своему несравнима ни с чем? Эта роза – просто эта роза. Нет никакой другой розы. Зачем притягивать сюда еще какие-то розы?
Притянув другие розы, ты засоряешь свой ум; у тебя в уме появляется множество вещей, и они становятся преградой – этой розе уже не пробиться к тебе. А ведь было что-то настоящее, оно могло проникнуть в тебя, аромат розы мог проникнуть в тебя. Роза готова была постучать в твое сердце, но ты стал думать о ней. И когда ты наконец вернулся, розы не стало – она увяла. Она несла весть, она заключала в себе неведомое. Но неведомое деликатно, оно не может ждать тебя вечно.
В розе было нечто запредельное – каждая роза несет в себе что-то оттуда.
Каждое утро нечто приходит к тебе, стучит в твою дверь... но ты великий мыслитель. Нечто из неведомого, из божественного, нечто из вневременного проникает сюда вместе с розой. Но если ты будешь думать, ты все упустишь, ибо, думая, ты удаляешься, уходишь в сторону.
Философ думает о розе. Поэт чувствует розу. И если тебе придется выбирать, всегда делай выбор в пользу поэта. Он больше соприкасается с действительностью, чем философ. Ну а мистик – он ни думает и ни чувствует, он пребывает в присутствии розы. Ибо чувства тоже уводят в сторону – не так далеко как мысли, но тоже уводят в сторону. Чувства – неявная деятельность.
Мистик просто пребывает в присутствии розы – никакого делания, никаких мыслей, никаких чувств. Он – и роза... Индуисты называют это сатсангом. Роза ли это или человек – будда, учитель, – ты не думаешь, не чувствуешь... ты просто пребываешь с ним. Сатсанг означает «быть вместе с истиной». Слово сатсанг означает «быть вместе с истиной».
Перед тобой роза? Будь с ней. Не занимайся деятельностью – ни явной, ни неявной. Мышление – явная деятельность, переживание – деятельность неявная, но переживание может перейти в мышление, и в свою очередь мышление может перейти в переживание. Мышление и переживание взаимообратимы, они близки друг к другу.
Переживание – это мышление в зародыше; переживание – это побег, мышление – это дерево. Но и то и другое вместе – один и тот же процесс.
Сердце и голова не так уж и далеко друг от друга. Все начинается с сердца и, прежде чем ты успеваешь осознать, достигает головы.
Просто будь вместе... и тогда все откроется, все двери распахнутся.
Больше нет ни вопросов, ни ответов – ты стал единым целым с бытием.
Подумал – и ты отделен; почувствовал – и единство нарушено, ты начал отделяться.
Ни думать, ни чувствовать, просто быть вместе, и вдруг... нет ни тебя, ни мира. Есть лишь Единство, есть лишь Брахман. Ты и есть мир, вы стали едины.
Единство, бесконечность, мир без форм, все это – здесь. Это и есть истина.
Истина не философское умозаключение. Истина – опыт бытия. Истина – это ни мысль и ни чувство. Истина — это твое естество, слившееся с бытием.
Так капля воды падает в океан – она падает безоглядно, полностью. Сердце, голова, плохое, хорошее, всякое... грешный, святой, любой – капля падает!
… Ты приходишь к водопаду, ты стоишь рядом с водопадом, но неужели ты пытаешься истолковать то, что говорит водопад? Он ничего не говорит… и все же он говорит. Он говорит многое – больше, чем можно сказать.
Что ты делаешь рядом с водопадом? Ты слушаешь. Ты становишься безмолвным и спокойным, ты внимаешь. Ты позволяешь водопаду проникать в тебя все глубже и глубже. И тогда все внутри тебя становится безмолвным и спокойным. Ты превращаешься в храм – неведомое входит в тебя вместе с водопадом.
Что ты делаешь, слушая пение птиц или шум ветра в ветвях деревьев или прислушиваясь к шороху сухих листьев? Что делаешь ты? Просто слушаешь …Божественное не доступно ни для святого, ни для грешника. Святой не может познать божественное, ибо он слишком хорош и его добродетель стала преградой. Грешник не может познать божественное, ибо он полагает, что ему мешают грехи. Лишь тот, кто ни свят, ни грешен, тот, кто не сделал выбора, тот, кто ни на что не претендует, не говорит: «я – такой-то и такой-то», тот, кто просто присутствует в этом мире, – лишь тот может познать божественное.
Тебе незачем отправляться в Гималаи, ибо ты можешь просто пребывать рядом с камнем; тебе не нужно отправляться в храм, ибо ты можешь просто пребывать рядом с Деревом. Тебе даже не нужно идти к дереву: ты можешь пребывать наедине с самим собой и это произойдет – ибо это везде. Каждый атом вибрирует этим, каждый атом празднует это. Все вокруг и есть это. Чем больше ты говоришь и думаешь об этом, тем больше ты удаляешься от истины.
Прекрати говорить и думать, и в мире не останется ничего, чего бы ты не смог познать.
Не-мыслие – дверь. Не-слово – ворота. Не-ум – путь. Как достичь этого?
Просто слушать об этом? Ничего не выйдет! Ибо ум слишком коварен. Он тут же начнет мыслить. Вот что говорит Сосан: ум тут же начнет сочинять теории.
Ум скажет: «Да, кажется, так оно и есть». И затем: «Да, так оно и есть»... и ты
собьешься с пути. Ум скажет: «Это кажется слишком трудным, невыполнимым.
Что значит перестать думать?» И вновь ты собьешься с пути.
Послушайся ума, и ты никогда не приблизишься к истине, послушайся ума, и твоей дороге не будет конца.
Литературный источник
Ошо Синь-синь-мин: книга ни о чем. – М.: ООО ИД «София», 2004.
БЕЛАЯ КНИГА
(отрывок)
Рамта
[…] Вот тогда я начал размышлять о Неопознанном Боге. Единственное, чего я желал всем сердцем, – это понять то, что казалось таким грозным, таким таинственным и таким далёким. И что такое человек? Кто он был? Почему в нём было меньше величия, чем в солнце? Почему та старая женщина не могла жить?
Почему человек, будучи таким многочисленным на этом плане и обладающий созидающей и объединяющей силой, был самым уязвивым из всего сотворённого?
Если человек был настолько важен, как мне говорили, так почему же, когда он умирал, он становился таким незначительным, что солнце не останавливало свой ход почтить его память, и не багровела луна, и утка не приостанавливала свой полёт? Казалось, что человек не имел никакого значения, потому что, несмотря на его гибель, всё продолжалось, как раньше.
Всё, чего я хотел, – это знать.
У меня не было учителя, чтобы научить меня понимать Неопознанного Бога: я не доверял человеку. Я столько видел и столько потерял из-за человеческого зла и искажённого мышления людей. Я видел, как один презирал другого, считая его бездушным. Я видел, как потрошили невинных, как их от страха сжигали. Я видел на рабовладельческом рынке детей, обнажённых для осмотра, которых разглядывали извращённые души. Я видел, как они вырывали у подростков волос на лобке, для того чтобы они выглядели маленькими детьми, когда их насиловали. Я видел, как священники и пророки, исходя ненавистью к человечеству, придумывали страшных и грозных существ для того, чтобы при помощи религии править людьми и держать их в повиновении.
Не было на земле человека, кто мог бы стать моим учителем: мышление каждого живущего было искажённым; всё, что было чистым и невинным, было искажено его собственным ограниченным пониманием. Поэтому я не желал иметь ничего общего с Богом, созданным человеческим пониманием; если человек создал Бога, то этот Бог был подвержен ошибкам.
Это были элементы жизни, подлинные учителя всего, кто научил меня понимать Неопознанного Бога. Я учился у дней. Я учился у ночей. Я учился у нежной, незначительной жизни, изобильной, даже несмотря на разрушение и войну.
Я наблюдал солнце в его приближении к своему ликующему моменту на горизонте. Я прослеживал его путь через всё небо, как оно заканчивало его на западной стороне и отходило ко сну. Я понял, что солнце, хотя и негласно, очень умно контролировало жизнь, потому что все удалые и храбрые, воюющие друг с другом с заходом солнца прекращали свои военные действия.
Я наблюдал красоту луны в её бледном свете, когда она исполняла свой танец на небесах, освещая темноту так загадочно и так красиво. Я смотрел на огни нашего палаточного городка и как они отражались в вечернем небе. Я слушал, как дикая утка опускалась на воду, как шуршали в гнёздах птицы; я слушал смех детей. Я наблюдал падающие звёзды, соловьев, изморозь на камышах, скованные льдом волны озера, создающие иллюзию иного мира. Я видел, как при дуновении ветра изумрудные листья оливковых деревьев превращались в серебро.
Я наблюдал женщин, стоящих в реке, пока они набирали воду в свои сосуды; их юбки, завязаные узлом, обнажали их алебастровые колени. Я слушал шум женских пересудов и поддразнивание в их смехе. Я улавливал запах далёкого костра и запах чеснока и вина в дыхании моих воинов.
Не раньше чем после внимательного наблюдения и глубоких размышлений о жизни и её неиссякаемости, открыл я для себя, кто был на самом деле Неопознанный Бог. Я пришёл к заключению, что Неопознанный Бог не был теми Богами, которых создало искажённое мышление человека. Я понял, что Боги в умах людей – это всего лишь олицетворение того, чего люди больше всего боятся и уважают; и что истинный Бог – это неиссякаемая сущность, позволяющая человеку творить и воплощать свои иллюзии по своему собственному выбору; и что он, Бог, всегда здесь в ожидании возвращения человека следующей весной, в следующей жизни. Я осознал, что Неопознанный Бог есть не что иное, как мощь и неиссякаемость жизненной силы.
Кто же был Неопознанный Бог? Это был я... и птицы в ночных гнёздах, изморозь на камышах, утренний рассвет и вечернее небо. Это были солнце и луна, дети и их смех, алебастровые колени и журчащая вода, и запах чеснока, кожи и латуни. Заняло много времени понять это, хотя всё это было всегда передо мною.
Неопознанный Бог был ни за луной и ни за солнцем. Он был вокруг меня. И с момента рождения этого нового понимания я начал любить жизнь, ценить её и находить в ней смысл. И кровь, и смерть, и смрад войны – это было ещё не всё. Была жизнь, и такая большая, какою мы никогда её не видели.
Позднее, благодаря этому осознанию, я пришёл к пониманию, что человек есть самое великое из всего сотворённого и что причина того, что солнце продолжало свой ход, когда человек умирал, заключалась в том, что солнце даже и не предполагает, что оно может умереть. Всё, что оно знает, – это быть.
Когда путём созерцательной мысли я осознал, кто и что был Неопознанный Бог, я не захотел иссохнуть и умереть, как та старая женщина. Должен быть способ, подумал я, как стать вечным, подобно солнцу.
Когда я окончательно поправился от того серьёзного ранения, у меня не было других дел, кроме как сидеть на плато и смотреть, как моя армия жиреет от безделья. Однажды, когда я смотрел на горизонт, улавливая смутные очертания призрачных гор и едва виднеющиеся долины, я спросил себя, а как это – быть Неопознанным Богом,
жизненным элементом, и как могу я стать частью этой вечной сущности?
И вот именно тогда ветер сыграл надо мной шутку и оскорбил меня самым невероятным образом. Он поднял мою длинную царственную мантию и задул её прямо мне на голову, что поставило меня в неловкое положение. Не очень благородная поза для завоевателя. Затем ветер поднял впечатляющий столб шафрановой пыли в форме колонны, упирающейся в самые небеса. А когда я утратил к ней интерес, ветер утих, и вся пыль упала на меня.
После этого ветер со свистом полетел вниз по ущелью, вниз к реке и дальше к прекрасным оливковым рощам, играя с листьями и превращая изумруд в серебро. Он высоко вздул юбку молодой красавицы, вызвал по этому поводу смешки и помчался дальше. По дороге он сдул шляпку с головы маленького ребёнка, и ребёнок побежал за ней, радостно смеясь.
Я потребовал, чтобы ветер вернулся ко мне, но он только рассмеялся жёсткими порывами в ущелье. И только тогда, когда я, почти посиневший от выкрикивания команд, опустился на землю, он вернулся и мягко подул мне в лицо. Вот это – свобода.
В то время, как не было ни одного человека, кто мог бы стать моим идеалом, ветер вёл себя именно так, что он вполне мог бы им стать. Вы не можете видеть ветер, и всё же, когда он в ярости налетает на вас, вы – жертва налёта. И каким бы сильным и могущественным вы ни были, вы не можете объявить войну ветру, А что вы можете сделать? Разрубить его палашом? Зарубить его топором?
Плюнуть в него? Так он же принесёт вам всё это обратно в лицо.
Кем ещё может стать человек, подумал я, чтобы он смог обрести такую свободу движения, такую силу, которая не поддастся ограниченной природе человека, силу, которая позволит ему быть в любом месте и в любое время, силу, которая, в отличие от человека, никогда не умирает?
Для меня ветер был сущностью наивысшего порядка, ибо он был неиссякаемым, свободно перемещающимся и всепоглощающим. Он не знал ни границ, ни форм. Он был само волшебство, он был постоянно ищущим и смелым, и именно этим он больше, чем что-либо, был похож на божественную сущность жизни. И ветер никогда не осуждает человека. Ветер никогда не отрекается от человека. Ветер, если вы его позовёте, придёт к вам через любовь. Идеалы должны быть такими.
Итак, я пожелал стать ветром. Многие годы я созерцал его. Он стал моим идеалом. Он был тем, чем я хотел стать. На это и были направлены все мои мысли. Я созерцал ветер и мысленно растворялся в его неуловимости, лёгкости, в его неопредели мых контурах. И по мере того, как я его созерцал, в своём порыве стать им, я им стал.
Первое происшествие случилось шесть лет спустя после моего ранения.
Каждый вечер я уходил на моё одинокое плато и сидел там: я смотрел на бледную луну, изливающую мягкий свет, и созерцал ветер. И пришел час, когда, к моему удивлению, я очутился высоко в небесах; я не знал, кто был я, когда повернулся посмотреть вниз.
В одно мгновение я понял, что я находился очень далеко от тела, видневшегося маленьким пятнышком на раскинувшемся внизу плато. Я почувствовал страх –впервые, с тех пор как меня ранили. Этот страх вернул меня обратно в тело. Я открыл глаза и в холодно-горячем поту осознал, что я был где-то и вне плена моего телесного воплощения. Я чувствовал себя как в раю: я был уверен, что я стал ветром. Я бросился на землю и восхвалил Бога: Источник, Могущество, Причину, Ветер. Никогда мне не забыть того изумительного момента, когда я стал красотою, грацией и богатой жизнью ветра. Я понял, что это моя непоколебимая решимость и всегда ясный мысленный образ того, чем я хотел стать, помогли мне стать ветром.
Вечером следующего дня я поспешил к месту моего уединения; с ликующей радостью погрузился в созерцание ветра... и ничем не стал. Я попытался ещё один раз, ещё и ещё. Я знал: то, что я уже испытал, было не просто моим воображением. Я увидел всё в другом свете. Я был в воздухе, как голубь или как ястреб, и я видел своё жалкое «я» под собою.
Ничего я не хотел, ничего я не желал, ничего, кроме одной мысли – стать той свободой. Но как я ни старался, сколько пота ни проливал и сколько бы проклятий ни следовало за этим, ничего у меня не получалось. Я оставался там, где был, – и с телом ещё более тяжёлым, чем раньше, – ибо я осознал (возьмите себе на заметку), каким тяжёлым оно было. Но я не утратил свой идеал и не забыл своего ощущения в тот момент, когда впервые взглянул сверху на своё жалкое тело.
Много времени прошло, прежде чем я опять стал ветром, – два года, по вашему отсчёту, два года со времени первого события. На этот раз всё случилось не во время созерцания ветра, а во время погружения в глубокий сон. Я вознёс благодарность Источнику, солнцу, жизни, шафрановой пыли, луне, звёздам, сладкому аромату жасмина. Я поблагодарил их всех. И прежде, чем мои веки опустились, я уже был на небесах, подобный ветру.
Когда я усовершенствовал умение покидать своё тело, я долго учился, как перемещаться в пространстве. Затем случилось так, что один из моих воинов оказался в опасной ситуации. Он упал с лошади, и его нога застряла в стремени. В тот самый момент, как только я подумал о нём, я был рядом с ним и высвободил его ногу. Я стоял над ним и желал ему добра, но он подумал, что это был сон.
В течение многих лет я мысленно путешествовал в разные пространства и встречался с разными созданиями. Я посещал будущие цивилизации в самом начале их зарождении, я видел зачатки пока ещё невидимых жизней. Я научился перемещаться в одно мгновение, ибо я обнаружил: куда следует мысль, туда перемещается и сознание. И как же в дальнейшем я завоёвывал? Я был очень грозный враг, потому что я знал мысли моих врагов; поэтому я их всех побеждал хитростью. Я уже не осаждал царства; я делал так, что они сами себя осаждали.
Поскольку моя решимость стать моим идеалом превратилась в жизненную силу клеток моего телесного воплощения, моя душа постепенно – на протяжении многих лет – меняла программирование каждой клеточной структуры, повышая частоту их вибраций; вот таким сильным было моё желание. Чем спокойнее я становился в жизни, тем сильнее это чувство влияло на мою физическую перестройку, и я становил-
ся всё светлее и светлее. Люди смотрели на меня и вздыхали: «Мастер-то наш уж светиться стал». И я действительно светился, потому что скорость вибрации моего тела возросла от скорости материи до скорости света. Именно это излучало свет во мне.
Со временем, под влиянием лунного света, моё тело стало утончаться. И однажды ночью я оказался в лунном пространстве. Я уже перемещался не только мысленно. Я повысил частоту вибраций моего тела до световой и уносил моё телесное воплощении с собой; и был несказанно счастлив, потому что совершал что-то неслыханное. Тем не менее я возвращался – для того, чтобы убедиться, что могу сделать это ещё раз. И я это проделал много-много раз – шестьдесят три раза до моего окончательного вознесения. Это стало таким же естественным, как для вас дыхание.
Когда я стал ветром, я понял каким ограниченным на самом деле был я и как свободны были элементы жизни. Когда я стал ветром, я стал невидимой силой, не имеющей формы; я стал пульсирующим светом, я стал неделимым. И так я мог свободно перемещаться в пространстве: пересекать горы и долины, земную толщу и океаны, и никто не мог меня видеть. И, подобно ветру, я обладал силой превращать изумрудные листья в серебро, раскачивать деревья-исполины, заходить в лёгкие младенца, проникать в уста любовника и возвращаться к облакам, чтобы опять разогнать их по всему небу. Когда я стал ветром, я стал пиком движущей силы, силы, не поддающейся укрощению, силы дикой и свободной: свободной от веса, свободной от измерений, свободной от времени.
Когда я стал ветром, я осознал, как мал и беспомощен человек, когда он не знает самого себя, и каким могучим становится он, когда обретает знание. Я познал: на чём человек достаточно долго сосредоточивает свои мысли, движимый одним только желанием, он им становится. Если человек всё время говорит, что он несчастный, бездушный, беспомощный, то он убедит себя в этом и станет таким.
Если он называет себя повелителем ветра, он станет повелителем ветра, как стал им я. И если он называет себя Богом, он станет Богом.
После того как я познал всё это, я начал учить моих любимых братьев пониманию Неопознанного Бога, Источника всей жизни. И пришло время, когда я уже был в преклонном возрасте и вся работа над собою, какую я наметил, была выполнена. Я переправился через Индус-реку и там, на склоне горы Индус, в течение ста двадцати дней я передавал свои знания моему народу. Я призвал людей познать, что эти понимания истинны и что источник их божественного руководства находится нево мне, не в ком другом, а в Боге, который сотворил всех нас. И для укрепления их веры – и к их удивлению – я очень плавно воспарил над ними. Женщины от страха закричали. Воины от изумления выронили палаши. Я отдал им честь в знак прощания и призвал научиться тому, чему научился я, и стать тем, чем они желают, как это сделал я.
Только через изучение и понимание элементов жизни, которые, как я обнаружил, сильнее человека и умнее его и которые мирно сосуществуют рядом с ним и несмотря на него, открыл я для себя Неопознанного Бога.
Если вы будете спрашивать у человека: «Как мне следует одеваться? Во что мне следует верить? Как мне следует жить?» – если вы будете спрашивать у него, вы умрё-
те. Это истина. Идите к ветру и просите: «Дай мне знание, ветер. Раскрой меня и дай мне познать». И он превратит вас из изумруда в серебро, и унесёт вас в глубины ущелья, и рассмеётся вместе с вами в безудержной свободе.
Мне посчастливилось учиться у элементов жизни. Солнце никогда не проклинало меня, и луна никогда не говорила, что я должен вести себя иначе. И элементы никогда не объявляли меня неудачником. Мороз, роса, запах травы, копошащиеся насекомые, крик ночного ястреба – все они пребывают неизменно и все они просты по своей сути. И самое замечательное в них, в их простоте и жизнестойкости – это то, что они ничего от меня не хотели. Солнце не поглядело вниз и не сказало: «Рамта, ты должен меня боготворить, если хочешь познать меня». Луна не поглядела вниз и не сказала: «Рамта, проснись. Пора обратить внимание на мою красоту». Они всегда были там, когда бы я ни обращал к ним свой взор.
Я учился у того, что есть нечто постоянное, что никогда не осуждает и легко усваивается, если только человек пытается вникнуть в его суть. И поэтому я не стал жертвой искажённого мышления человека с его лицемерием, догмами, предрассудками и многогранным Богом, которому нужно угождать. Вот почему мне было так легко за одну жизнь на этом плане научиться всему тому, что ещё предстоит понять большинству людей, ибо они ищут Бога, созданного интерпретацией другого человека. Они ищут Бога в государственном правлении, в правлении церкви, в истории, которую ещё неизвестно кто и почему написал. Человек основал свою веру, своё понимание, свои мыслительные процессы и все свои жизни на том, что жизнь за жизнью доказывало свою несостоятельность. И всё равно, спотыкаясь о своё собственное искажённое мышление, находясь в плену у своего собственного высокомерия, человек продолжает непоколебимо лицемерить; и это ведёт его только к смерти.
После того как я вознёсся, я познал всё, что хотел познать, потому что я перешел из плотности бренного тела в текучесть мысли; и, совершив это, я уже не был стеснён ничем. Вот тогда я познал, что человек по своей сути есть Бог. До того как я вознёсся, я не знал, что душа существует как таковая, и не понимал динамику вознесения телесного воплощения. Единственное, что я знал, — это то, что я помирился со своим прошлым и помирился с жизнью. Я уже не был невежественным варваром, рвущимся на поле битвы. Я уже не был взвинченным и переутомлённым.
Я полюбил жизнь и всё прекрасное, что видел на небесах день за днём и ночь за ночью. Такова была моя жизнь.
Я научился любить себя, когда сравнивал себя с чем-то грандиозным и величественным. Я стал жить полной жизнью, когда собрал воедино всё своё понимание и направил его на самого себя. Вот тогда пришло спокойствие. Вот тогда я стал больше познавать. Вот тогдаНеопознанный Бог и я стали единым целым.
Не ветром я стал, а идеалом, который ветер представлял для меня. Теперь я им повелеваю, ибо я стал невидимым принципом – свободным, вездесущим и единым с жизнью. Только тогда, когда я стал этим принципом, я понял Неопознанного Бога и всё, что он есть, и всё, что он не есть, ибо это было то, что я хотел понять. Внутри себя нашёл я ответы, которые позволили мне расширить моё понимание.
Литературный источник
Рамта Белая книга. – М.: ООО Издательский Дом «София», 2006.
САМОПОЗНАНИЕ
(отрывок)
Н. Бердяев
Мир творчества.