ЭТИКА ЭКОЛОГИЧЕСКОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ
Р. Алтфилд
Что же христианство говорит людям об их отношении с окружением?
Многие из мифов народов мира дают описания истории творения. Греко-римская же мифология в этом плане совершенно иная. Мыслители древнего Запада отрицали, как и Аристотель, что видимый мир когда-то имел начало.
Просто невозможно ввести начало в их схему циклического понимания времени. Резкий контраст этому дает Христианство, которое унаследовало от Иудаизма не только представление о времени как линейном и неповторяющемся, но и удивительную в своем роде историю творения.
Всемогущий и любящий Бог шаг за шагом создавал свет и тьму, небесные тела, землю со всеми ее растениями, животными, птицами и рыбами. И в завершение Бог сотворил Адама, а после некоторых раздумий – Еву, чтобы мужчина не был одинок. Человек дал имена всем животным, установив таким способом над ними свое господство. Бог предусмотрел и спланировал все это исключительно для пользы человека и чтобы он управлял миром: всякая природная тварь не имеет никакого иного предназначения, кроме как служить целям человека. И хотя тело человека создано из праха земного, он не просто часть природы – он создан по образу Божию.
Христианство, особенно в своей западной форме, – наиболее антропоцентрическая из всех мировых религий. Уже во II веке н. э. и Тертуллиан, а св. Ириной Лионский настаивали, что, когда Бог создавал Адама, в нем уже содержалось предзнаменование образа воплощенного Христа – второго Адама. Отношение человека к Природе определяется во многом тем, что он, как и Бог, трансцендентен по отношению к миру. Полностью и непримиримо противостоя древнему язычеству и азиатским религиям, за
исключением, возможно, зороастризма, христианство не только установило дуализм человека и природы, но и настояло на том, что воля Божия именно такова, чтобы человек эксплуатировал природу ради своих целей.
Для обычного человека все это обернулось интересными последствиями. В эпоху античности каждое дерево, каждый ручей, каждый водный поток, каждый холм имели своего genius loci, своего духа-защитника. Эти духи были доступны человеку, хотя и очень не похожи на него: кентавры, фавны, сирены, наяды – все они являли собой двойственный облик. Прежде чем срубить дерево, вырыть шахту, перекрыть речку, важно было расположить в свою пользу того духа, который владел определенной ситуацией, и позаботиться о том, чтобы и впредь не лишиться его милости. Разрушив языческий анимизм.
Христианство открыло психологическую возможность эксплуатировать природу в духе безразличия к самочувствию естественных объектов.
Часто говорят, что Церковь заменила анимизм культом святых. Но святой вовсе не пребывает в естественных объектах; у него может быть место почитания на земле, но его гражданство – на небесах. Более того, святой – во всем человек, и к нему можно обращаться человеческим образом. Конечно, помимо святых, в Христианстве есть еще ангелы и демоны, унаследованные им из Иудаизма и, возможно, из Зороастризма. Но все эти существа столь же мобильны, как и святые. Духи, жившие в самих естественных объектах и ранее защищавшие природу от человека, теперь исчезли. Была утверждена действенная монополия человека над духовностью в нашем мире, а старые запреты на эксплуатацию природы были разрушены.
Высказываясь в подобном уничтожающем духе, нужно сделать определенные оговорки. Христианство – это сложная вера, и ее последствия различны в разных контекстах. Сказанное мною можно успешно применить к средневековому Западу, где техника действительно добилась впечатляющих успехов. Этого нельзя сказать о греческом Востоке – высокоцивилизованном мире с весьма сильно выраженной христианской самоотдачей в вере; здесь не видно, чтобы были осуществлены какие-либо значимые технические нововведения после конца VII века, когда был изобретен греческий огонь.
Чтобы понять, в чем здесь разница, нужно увидеть отличия в тональности благочестия и мышления, хорошо раскрытые исследователями, сравнившими теологии греко-византийской и западной церквей. Греки верили, что грех – это слепота разума и что спасение следует искать во внутреннем просвещении и в ортодоксии, то есть в сфере чистого мышления. Латиняне иначе решали вопрос – они понимали, что грех – это нравственное зло, поэтому спасение искали в правильном поведении. Восточная теология была интеллектуалистична, западная – волюнтаристична. Греческий святой созерцал, западный действовал.
Втягивание Христианства в покорение природы должно было легче проявиться
в западной атмосфере.
Христианский догмат о творении, который можно найти в начале всех
символов веры, имеет особый смысл для нашего понимания современного
экологического кризиса. Бог дал людям через откровение Библию, книгу
Священного Писания. Но поскольку Бог сотворил природу, она тоже должна406
нести в себе проявления божественной ментальности. Религиозное
исследование природы в целях лучшего понимания Бога известно как
натуральная теология. В ранней церкви, а особенно на греческом Востоке,
природа постигалась прежде всего как символическая система, через которую
Бог обращается к людям и говорит: жизнь муравья – это поучение бездельнику
о трудолюбии, поднимающееся пламя – символ стремления души ввысь. По
сути своей – это художественное, а не научное видение природы. Хотя в
Византии сохраняли и переписывали много древнегреческих научных текстов,
но наука, как мы ее знаем, едва ли могла процветать в таком окружении.
На латинском Западе с начала XIII века натуральная теология стала
развивать совершенно иное: отказавшись расшифровывать смысл природных
символов, данных Богом для общения с человеком, она пыталась понять
премудрость Божию путем раскрытия того, как устроено и как действует его
творение. Радуга перестала быть символом надежды, когда-то данной Ною
после потопа, религиозное понимание переориентировалось на другие задачи,
решая которые, Роберт Гроссетест, Роджер Бэкон и Теодорик из Фрейберга
осуществили удивительно тонкую работу по исследованию оптических свойств
радуги. С XIII века и далее любой крупный ученый, включая Ньютона и
Лейбница, объяснял мотивы своей работы в религиозных терминах. Поистине,
если бы Галилей не претендовал на роль эксперта в теологических вопросах,
где он не мог быть иначе как любителем, его беды были бы намного меньшими:
теологи-профессионалы просто отразили его вторжение в свою область. И
Ньютон, как выяснилось теперь, считал себя больше теологом, чем ученым-
естественником. Вплоть до конца XVIII века гипотеза о Боге для многих
ученых вовсе не была ненужной.
Историку часто трудно судить, что именно – реальные мотивы или же
общепринятые в данной культуре соображения – приводят люди, чтобы
объяснить, почему они действуют так, а не иначе. В течение долгих веков
формирования западной науки ученые настойчиво и последовательно
утверждали, что дело их жизни и награда за труд – суметь “вслед за Богом
мыслить Его мыслями”. Сама настойчивость подобных заявлений убеждает в
том, что именно эти слова и выражают действительные мотивы труда этих
ученых. Если так, то современные западные естественные науки просто
являются отпечатком с матрицы христианской теологии. Иудейско-
христианский догмат о творении сформировал настолько действенную
религиозную веру, что она смогла дать сильный внутренний импульс развитию
естественных наук.
Альтернативный христианский взгляд
Итак, получается, что мы пришли к выводам, неприятным для многих
христиан. “Наука” и “техника” – это уважаемые слова в нашем словаре,
поэтому некоторые могут быть удовлетворены, узнав, во-первых, что с
исторической точки зрения современные естественные науки – это
экстраполяция натуральной теологии и, во-вторых, что современную технику
можно хотя бы отчасти объяснить как западную волюнтаристскую реализацию407
христианского догмата о трансцендентности человека по отношению к природе
и о его полноправном господстве над ней. Мы увидели и то, как около столетия
назад наука и техника, будучи прежде совершенно независимыми видами
деятельности, соединились, чтобы дать человеку силы, вышедшие теперь из-
под его контроля, если судить по множеству негативных экологических
последствий. Если так, то христианство несет на себе огромное бремя
исторической вины.
Лично я сомневаюсь, что можно избежать ужасного экологического
ответного удара, если просто применить решению наших проблем больше
науки и техники. Последние выросли из христианского отношения человек; к
природе, и это признают почти все – не только христиане и нехристиане, но
также и те, кто неразумно считав себя постхристианами. Вопреки Копернику
для нас весь космос все еще вращается вокруг нашего маленькогс земного
мира. Вопреки Дарвину мы в глубине сердца вовсе не считаем себя частью
природных процессов. Мы возвысились над природой, высокомерны по
отношению к ней, хотим ее использовать для удовлетворения своих самых
низких прихотей. Недавно избранный губернатор Калифорнии, будучи как и я
церковным человеком, хотя и менее обеспокоенным всеми этими проблемами,
высказался в пользу христианской традиции, когда заявил (как утверждают),
что “если Вы увидели хоть одно красное дерево, то Вы увидели их все”. Для
христианина дерево – это не более чем природный факт. Самое представление о
священной роще чуждо христианству и всему этосу Запада. Около двух
тысячелетий христианские миссионеры вырубали священные рощи, где
практиковалось идолопоклонство, так как считали, что эти рощи населены
демонами.
То, что мы делаем с окружением, зависит от нашего понимания
взаимоотношений человека с природой. Если ввести в дело больше науки и
больше техники, это не выведет нас из нынешнего экологического кризиса до
тел пор, пока мы не найдем новую религию или не переосмыслим старую.
Самые далеко идущие революционеры нашего времени – битники –
свидетельствуют о своем глубоком духовном родстве с дзэн-буддизмом, в
котором отношение человека с природой предстает почти во всем
противоположным христианскому пониманию. Дзэн, однако, глубоко
обусловлен историей Азии, как и Христианство – историческим опытом Запада,
и я сомневаюсь, что Дзэн обретет среди нас свою вторую родину.
Скорее всего мы должны теперь по-настоящему оценить роль
величайшего радикала в христианской истории после Христа – св. Франциска
Ассизского. Первым его чудом является тот факт, что он не кончил костром,
как это случилось со многими из его последователей левого крыла. Он был
столь явным еретиком, что настоятель францисканского ордена св. Бонавентура
– сам великий и вдумчивый христианин – пошел на то, чтобы начать подавлять
ряд ранних установок францисканства. Чтобы понять Франциска, нужно
увидеть его веру в добродетель смирения – не просто личного смирения
отдельного человека, а человечества как вида. Франциск попытался свести
человека с трона его монархического господства над тварыо и установить408
демократию в отношениях всех Божиих тварей. С приходом Франциска
муравей перестал быть только поводом для проповеди лентяю, а огонь – только
символом жажды души в ее стремлении соединиться с Богом. Теперь это—
Брат-Муравей и Брат-Пламя, способные сами воздать хвалу Творцу вместе с
Братом-Человеком, делающим то же самое по-своему.
Поздние комментаторы говорили, что Франциск проповедовал птицам и
делал это в упрек людям, не захотевшим его слушать. Но в записях его времени
этого не вычитаешь – он призывал малых птиц хвалить Бога, и те в духовном
экстазе хлопали своими крыльями и радостно щебетали. Легенды о святых – а
особенно это относится к ирландским святым – многое говорили об их
отношениях с животными, но я уверен, что всегда здесь была цель – показать
их человеческое господство над тварью. Франциск же совершенно иной. Район
вокруг Губбио в Апеннинах разорял страшный волк. Как говорит легенда, св.
Франциск поговорил с волком и разъяснил ему ошибку в его действиях. Волк
покаялся, умер в ореоле святости и был похоронен в освященной земле.
Сэр Стивен Рьюисмен упоминал “францисканское учение о душе
животных”, но оно было быстро искоренено. Вполне возможно, что это учение
было отчасти инспирировано – сознательно или нет – верой в реинкарнацию,
которой придерживались еретики катары, группировавшиеся в те времена в
Италии и Южной Франции; эту веру они, как предполагается, заимствовали из
Индии. Важно то, что примерно в то же время – около 1200 года – следы
учения о метемпсихозе обнаруживаются также и в западном иудаизме, в
провансальской Каббале. Но Франциск не учил ни трансмиграции душ, ни
пантеизму. Его видение природы и человека основывалось на его своеобразном
понимании панпсихизма как присущего всем вещам – и одушевленным, и
неодушевленным. Все они созданы для прославления трансцендентного
Творца, который в акте глубокого космического смирения и самоумаления
воплотился на Земле, лег беспомощным младенцем в ясли и в конце земных
дней умер повисшим на Древе.
Я не думаю, что многие современные американцы, озабоченные
экологическим кризисом, смогут или захотят советоваться с волками или же
увещевать птиц. Нынешний рост разрушения природы до глобальных
масштабов – это результат работы динамичной техники и науки, начало
которым и положило западное Средневековье, против которого и восстал св.
Франциск столь оригинальным способом. Экспансию науки и техники
невозможно понять исторически, если оставить без внимания специфику
отношения к природе, глубоко укорененного в христианской догматике. Тот
факт, что многие вовсе не считают это отношение христианским, не имеет
никакого значения. В нашем обществе не была принята никакая другая система
основополагающих ценностей, чтобы заменить ею прежние христианские
ценности. Следовательно, мы и дальше будем идти по пути углубления
экологического кризиса, пока не отвергнем христианскую догму, согласно
которой у природы нет никакого другого предназначения, кроме как служить
человеку. 409
Величайший революционер духа в западной истории св. Франциск
выдвинул альтернативный христианский взгляд на природу и на место человека
в ней, попытавшись заменить идею безграничного господства человека над
тварью другой идеей равенства всех тварей, включая и человека. Он потерпел
неудачу. Современная наука и техника столь пропитаны ортодоксальным
христианским высокомерием в отношении к природе, что не следует ждать
разрешения экологического кризиса только от них одних. Корни наших бед
столь основательно религиозны, что и средство избавления тоже должно стать
религиозным по своей сути, как бы мы его ни называли. Мы должны заново
осмыслить и глубоко пережить в душе, в чем же состоит наше подлинное
предназначение и какова наша природа. Первоначальное францисканство
обладало глубоко религиозным, хотя и еретическим пониманием духовной
самоценности всего, что есть в природе и это помогает нам найти направление
к выходу. Я – за Франциска как святого покровителя для экологов.
Литетатурный источник
Глобальные и общечеловеческие ценности. – М., изд-во: “Прогресс”, 1990. –С.
196 – 202.
ПАУТИНАЖИЗНИ
(отрывок)
Ф. Капра
Часть I. Культурный контекст
Глава 1. Глубокая экология: новая парадигма
Это книга о новом научном понимании жизни на всех ее уровнях –
организмов, социальных систем и экологических систем. Оно основано на
новом восприятии реальности, глубоко влияющем не только на науку и
философию, но и на бизнес, политику, здравоохранение, образование и
повседневную жизнь. Поэтому уместно начать нашу работу с обзора широкого
социального и культурного контекста новой концепции жизни.
Кризис представлений
По мере того как XX век приближается к завершению, вопросы состояния
окружающей среды приобретают первостепенное значение. Мы столкнулись с
целым рядом глобальных проблем. Биосфере и самой человеческой жизни
наносится такой урон, динамика которого очень скоро может стать
необратимой. Мы располагаем достаточным количеством документов,
подтверждающих уровень и значение этого урона.
Чем больше мы изучаем основные язвы нашего времени, тем больше
убеждаемся в том, что их нельзя осмыслить по отдельности. Это системные
проблемы, то есть взаимосвязанные и взаимозависимые. Например,
стабилизация населения мира осуществима только в том случае, если410
повсеместно будет снижен уровень бедности. Вымирание разных видов
животных и растений в мировом масштабе будет продолжаться, пока Южное
полушарие будет страдать под бременем многочисленных долгов.
Недостаточность ресурсов и деградация среды обитания смыкаются с ростом
населения, что приводит к развалу местных сообществ, к этническому и
племенному насилию – главным особенностям периода, сменившего эпоху
холодной войны.
В конечном счете, эти проблемы следует рассматривать как разные грани
единого кризиса, который является, прежде всего, кризисом представлений. Он
обусловлен тем, что большинство из нас и, в особенности, наши крупные
социальные институты придерживаются концепций устаревшего
мировоззрения, представлений, неадекватных сегодняшнему перенаселенному,
глобально взаимосвязанному миру.
Решения основных проблем нашего времени существуют, некоторые из
них даже элементарно просты. Однако они требуют радикального сдвига в
наших представлениях, в мышлении, в системе наших ценностей. Мы стоим на
пороге фундаментальных перемен в научном и социальном мировоззрении,
смены парадигм, по своей радикальности сравнимой с революцией Коперника.
Но понимание этого еще даже не забрезжило в сознании большинства
политических лидеров. Необходимость признания полного изменения
представлений и мышления – если мы хотим выжить – еще не доходит ни до
корпоративной элиты, ни до администраторов и профессоров крупных
университетов.
Наши руководители не только не в силах понять, каким образом вза-
имосвязаны различные проблемы; они отказываются видеть влияние своих так
называемых решений на жизнь будущих поколений. С системной точки зрения,
жизнеспособны только «устойчивые» [sustainable] решения. Понятие
устойчивости стало ключевым в концепции экологического движения; и оно
действительно кардинально. Лестер Браун из Института всемирных
наблюдений (WorldWatch Institute) дал простое, ясное и красивое определение:
«Устойчивое общество – это общество, которое удовлетворяет свои
потребности, не ущемляя перспектив последующих поколений». Это и есть
крепкий орешек, великий вызов нашего времени: создать устойчивые
сообщества, т. е. социальные и культурные среды, в которых мы сможем
удовлетворять свои устремления и потребности, не урезая при этом
возможностей будущих поколений.
Сдвиг парадигмы
Мои основные интересы как ученого всегда устремлялись в сферу тех
радикальных перемен в понятиях и идеях, которые происходили в физике в
течение трех первых десятилетий XX века и поныне продолжаются в
современных теориях материи. Новые концепции в физике обусловили
значительный сдвиг в нашем мировоззрении: от механистического
мировоззрения Декарта и Ньютона мы переходим к холистическому,
экологическому взгляду. 411
Новый взгляд на мир отнюдь не легко было принять физикам начала века.
Изучение атомного и субатомного мира привело их к контакту с необычной и
неожиданной реальностью. Вникая в сущность этой новой реальности, ученые
с трудом осознали, что их базовые понятия, их язык, да и сам способ
мышления, оказываются неадекватными при описании атомных явлений. Их
проблемы не остались чисто интеллектуальными: очень скоро они достигли
уровня интенсивного и, можно сказать, экзистенциального кризиса. Этот
кризис пришлось долго преодолевать, но в конце концов ученые были
вознаграждены более глубоким проникновением в природу материи и в ее связь
с разумом человека.
Драматические перемены, происшедшие в физике в начале этого века,
почти пятьдесят лет широко обсуждались в кругу физиков и философов. Эти
дискуссии привели Томаса Купа к понятию научной парадигмы определяемому
им как «совокупность достижений... понятий, ценностей, технологий и т. д.
разделяемых научным сообществом и используемых этим сообществом для...
определения настоящих проблем и их решений». Изменения парадигм, по
Куну, происходят скачкообразно, в форме революционных взрывов, и
называются сдвигами парадигм.
В наши дни, более чем четверть века спустя после появления работы Ку-
на, мы понимаем, что сдвиг парадигмы в физике является неотъемлемой частью
более широкой культурной трансформации. Интеллектуальный кризис среди
исследователей квантовой физики в 20-е годы сегодня отзывается подобным,
но более обширным культурным кризисом. Соответственно, то, что мы
наблюдаем, является сдвигом парадигм не только в рамках науки, но также и на
огромной социальной арене. Чтобы проанализировать культурную
трансформацию, я обобщил определение Куна, данное им применительно к
научной парадигме, распространив его на социальную парадигму, которую
определяю как «совокупность понятий, ценностей, представлений и практик,
разделяемая сообществом и формирующая определенное видение реальности,
на основе которого сообщество организует само себя».
Парадигма, теперь постепенно сдающая свои позиции, доминировала в
нашей культуре на протяжении нескольких столетий. Именно она
сформировала современное западное общество и в значительной мере повлияла
на остальную часть населения планеты. Эта парадигма включает в себя
определенный набор глубоко укоренившихся идей и ценностей. Среди них:
взгляд на Вселенную как на некую механическую систему, скомпонованную из
элементарных «строительных» блоков; взгляд на человеческое тело как на
машину; взгляд на жизнь в обществе как на конкурентную борьбу за
выживание; убежденность в том, что неограниченный материальный прогресс
достигается путем экономического и технологического развития; и, наконец,
последнее, но не менее важное, – убежденность в том, что общество, в котором
женщина повсеместно считается существом «второго сорта», следует
естественному закону природы. Последние события роковым образом бросают
вызов всем этим убеждениям, поэтому сейчас действительно происходит их
радикальный пересмотр. 412
Глубокая экология
Новую парадигму можно назвать холистическим мировоззрением,
взглядом на мир как на единое целое, а не собрание разрозненных частей. Ее
также можно назвать экологическим взглядом, если термин «экологический»
использовать в гораздо более широком и глубоком – смысле, чем обычно.
Глубокое экологическое осознание признает взаимозависимость всех
феноменов и тот факт, что, как индивиды и члены общества, мы все включены
в циклические процессы природы и в конечном счете зависимы от них.
Два термина, «холистический» и «экологический», слегка различаются по
своему значению. По-видимому, «холистический» меньше подходит для
описания новой парадигмы. Применять холистический, подход, например, к
велосипеду – значит видеть в велосипеде функционально целое и понимать
взаимозависимость его частей, соответственно. Экологический взгляд включает
и этот подход, однако он добавляет представление о том, каким образом
велосипед соотносится с окружающей природной и социальной средой – откуда
пришло сырье, из которого он изготовлен, как его производят, как его
использование влияет на природную среду и на то сообщество, в котором его
используют, и т. д. Это различие между «холистическим» и «экологическим»
становится еще более ощутимым, когда мы говорим о живых системах, для
которых связи с окружающей средой неизмеримо важнее.
Тот смысл, в котором я использую термин «экологический», связан с
общественным движением, известным как глубокая экология и быстро
набирающим силу. Соответствующая философская школа была основана
норвежским философом Арне Наэссом в начале 70-х, когда он разделил
экологию на поверхностную [shallow] и глубокую [deep]. Это различие в
настоящее время широко принято как очень полезная терминология для
различения основных направлений в рамках современной экологической
мысли.
Поверхностная экология антропоцентрична, ориентирована на человека.
Она помещает человека над природой или вне ее. Человек рассматривается как
источник всех ценностей, а природе приписывается лишь инструментальная и
потребительская ценность. Глубокая экология не отделяет людей – и ничто
другое – от природного окружения. Она видит мир не как собрание
изолированных объектов, но как сеть феноменов, которые фундаментально
взаимосвязаны и взаимозависимы. Глубокая экология признает изначальную
ценность всех живых существ и рассматривает людей лишь как особую
паутинку в паутине жизни.
В конечном счете глубокое экологическое осознание – это осознание
духовное, или религиозное. Когда понятие человеческого духа понимается как
тип сознания, при котором индивид ощущает свою принадлежность к
непрерывности, к всеобъемлющему космосу, становится ясно, что
экологическое осознание духовно в своей глубочайшей сути. Таким образом, не
удивительно, что возникающее новое видение реальности, основанное на
осознании глубокой экологии, согласуется с так называемой «вечной413
философией» духовных традиций, будь то христианская или буддийская
мистика или философия и космология, лежащая в основе традиций
американских индейцев.
Арне Наэсс отмечает и другой аспект глубокой экологии, «Суть глубокой
экологии, – говорит он, – состоит в том, чтобы задавать более глубокие
вопросы». В этом же заключается суть сдвига парадигмы. Нам нужно быть
готовыми к тому, чтобы подвергать сомнению каждый отдельный аспект
старой парадигмы. В конце концов нам не придется отбрасывать все на свете,
но мы должны помнить, что под вопросом должно стоять все. Итак, глубокая
экология задает серьезные вопросы по поводу самих основ нашего
современного научного, индустриального, ориентированного на рост
материалистического мировоззрения и образа жизни. Она опрашивает всю
парадигму с экологической точки зрения: с точки зрения наших отношений
друг с другом, с будущими поколениями и с паутиной жизни, частью которой
мы все являемся.
Социальная экология и экофеминизм
Помимо глубокой экологии, существуют еще две важные философские
школы – социальная экология и феминистская экология, или экофеминизм. В
последние годы на страницах философских журналов развернулась оживленная
дискуссия по поводу относительных достоинств глубокой экологии,
социальной экологии и экофеминизма. Мне кажется, что каждая из этих трех
школ обращается к важным аспектам экологической парадигмы, и, вместо того
чтобы конкурировать друг с другом, их последователям следовало бы свести
свои подходы в единое разумное экологическое видение.
Осознание глубокой экологии, очевидно, обеспечивает идеальную
философскую и духовную основу как для экологического образа жизни, так и
для деятельности по защите окружающей среды. К сожалению, оно почти не
раскрывает те культурные особенности и структуры социальной организации,
которые обусловили современный экологический кризис. На этом аспекте
концентрирует свои усилия социальная экология.
Общей чертой различных школ социальной экологии является признание
и понимание глубоко антиэкологической природы многих наших социальных и
экономических структур и их технологий; их анти-экологичность заключена в
том, что Риэн Айслер назвал доминаторной системой социальной организации.
Патриархальный уклад, империализм, капитализм и расизм – вот примеры
социального господства, эксплуативного и антиэкологичного по своей сути.
Среди многочисленных школ социальной экологии существуют марксистские и
анархистские группировки, которые используют свои концептуальные модели
для анализа различных вариантов социального господства.
Экофеминизм можно рассматривать как особую школу социальной
экологии, поскольку он тоже обращается к основной динамике социального
доминирования в контексте патриархальности. Тем не менее его
культурологический анализ многочисленных граней патриархальности и связей
между феминизмом и экологией выходит далеко за рамки социальной414
экологии. Экофеминисты видят в патриархальном господстве мужчины над
женщиной прототип всех видов господства и эксплуатации в их различных
иерархических, милитаристских, капиталистических и индустриальных
проявлениях. Они отмечают, в частности, что эксплуатация природы шла нога в
ногу с эксплуатацией женщины, которая издревле олицетворяла природу.
Извечная связь между женщиной и природой обусловила непрерывную
параллель между историей женщин и историей окружающей среды; она же
послужила источником естественного родства между феминизмом и экологией.
Соответственно, экофеминисты видят в эмпирическом женском знании
важнейший источник экологического видения реальности.
Новые ценности
В этом кратком наброске нарождающейся экологической парадигмы я
пока отметил лишь сдвиги в представлениях и мышлении. Если бы этим
исчерпывались все необходимые перемены, переход к новой парадигме
происходил бы гораздо легче. Движение глубокой экологии объединяет
внушительную когорту ярких мыслителей, которые могли бы надежно убедить
наших политических и корпоративных лидеров в преимуществах нового
мышления. Но это лишь полдела. Сдвиг парадигм требует совершенствования
не только наших представлений и мышления, но и самой системы ценностей.
И здесь интересно отметить поразительную связь между переменами в
мышлении и изменением ценностей. Оба эти процесса можно рассматривать
как сдвиг от самоутверждения к интеграции. Эти тенденции –
самоутверждающая и интегративная – представляют собой два важнейших
аспекта любой живой системы. Ни один из них по своей сущности не является
ни хорошим, ни плохим. Хорошее, или здоровое, характеризуется
динамическим равновесием, плохое, или болезненное, обусловлено
нарушением равновесия – переоценкой одной тенденции и пренебрежением
другой. Обращаясь теперь к нашей западной индустриальной культуре, мы
видим явную переоценку самоутверждения и недооценку интегрирования. Это
с очевидностью доминирует и в нашем мышлении, и в системе наших
ценностей. Весьма поучительно сопоставить эти противоположные тенденции:
Мышление Ценности
Самоутверждающее Интегративное Самоутверждающие Интегративные
Рациональное Интуитивное Экспансия Консервация
Анализ Синтез Конкуренция Кооперация
Редукционистское Холистическое Количество Качество
Линейное Нелинейное Господство Партнерство
Анализируя эту таблицу, мы можем заметить, что самоутверждающие
ценности – конкуренция, экспансия, господство – ассоциируются, как правило,
с мужчинами. Действительно, в патриархальном обществе мужчины415
наделяются не только привилегиями, но также экономическими
преимуществами и политической властью. И в этом кроется одна из причин
того, почему сдвиг к более сбалансированной системе ценностей так труден для
большинства людей, в особенности для мужчин.
Власть, в смысле господства над другими, – это экстремальная форма
самоутверждения. Социальная структура, в которой ее влияние наиболее
эффективно, – иерархия. Действительно, наши политические, военные и
корпоративные структуры построены по иерархическому принципу, причем
мужчины, как правило, занимают высшие уровни, а женщины – низшие.
Большинство этих мужчин, а также несколько меньшее число женщин
привыкли считать свое место в этой иерархии частью своей индивидуальности,
и поэтому сдвиг в сторону другой системы ценностей порождает в них
экзистенциальный страх.
Между тем существует другая форма власти, более приемлемая для новой
парадигмы, – власть как способность влиять на других. Идеальной структурой
для осуществления этого типа власти является не иерархия, а сеть, которая, как
мы увидим далее, также служит центральной метафорой экологии. Таким
образом, сдвиг парадигмы подразумевает и сдвиг в социальной организации –
от иерархий к сетям.
Этика
Вопрос о системе ценностей, во всей его сложности и полноте, является
основополагающей проблемой глубокой экологии: фактически он определяет
ее смысл. Если старая парадигма основана на антропоцентрических (гомо-
ориентированных) ценностях, то в основе глубокой экологии лежат
экоцентрические (глобо-ориентированные) ценности. Это мировоззрение
признает изначальную ценность всякой жизни, помимо человеческого
сообщества. Все живые существа являются членами экологических сообществ,
объединенных друг с другом сетью взаимозависимостей. Когда такое глубокое
экологическое представление становится частью нашего повседневного
сознания, возникает радикально новая система этики.
Глубокая экологическая этика насущно необходима именно сегодня, в
особенности в науке, поскольку львиная доля того, чем занимаются ученые,
способствует не развитию и сохранению жизни, но ее разрушению. Физики
изобретают оружие, грозящее смести жизнь с нашей планеты; химики
загрязняют окружающую среду в глобальном масштабе; биологи дают жизнь
новым неведомым микроорганизмам, не представляя себе последствий их
появления на свет; психологи и другие ученые истязают животных во имя
научного прогресса – вся эта непрекращающаяся «деятельность» наводит на
мысль о незамедлительном введении эколого-этических законов в современную
науку.
Мало кто признает, что система ценностей – не второстепенный фактор в
науке и технологии, что она составляет их основу и служит движущей силой.
Научная революция XVII века отделила ценности от фактов, и с тех самых пор
мы склонны верить, что научные факты не зависят от того, чем мы занимаемся, 416
и, следовательно, не зависят от нашей системы ценностей. В действительности
же научные факты возникают из целого конгломерата человеческих
представлений, ценностей и поступков – одним словом, из парадигмы, от
которой они не могут быть отделены. И хотя многие частные исследования
могут явным образом не зависеть от системы ценностей ученого, более
широкая парадигма, в контексте которой проводятся эти исследования, никогда
не будет свободна от этой системы. А это означает, что ученые несут за свои
изыскания не только интеллектуальную, но и моральную ответственность.
В контексте глубокой экологии, понимание того, что система ценностей
присуща всей живой природе, зарождается в глубоко экологическом, духовном
опыте единства природы и «я». Такое расширение нашего «я» вплоть до
отождествления с природой становится основой глубокой экологии. Это ярко
выражено у Арне Назсса:
Поток забот течет естественно, если «я» расширяется и углубляется так,
что начинаешь ощущать защиту свободной Природы и постигаешь, что эта
защита распространяется на всех нас... Точно так же как мораль не нужна нам,
чтобы дышать... вашему «я», если оно объединяется, в широком смысле, с
другим существом, не требуются моральные проповеди для проявления
заботы... Вы заботитесь о себе, не ощущая морального, принуждающего
давления... Если реальность такова, как она ощущается экологическим «я»,
наше поведение естественно и изящно следует строгим правилам этики окружа-
ющей среды.
Из этого следует, что между экологическим восприятием мира и со-
ответствующим поведением существует не логическая, но психологическая
связь. Логика отнюдь не уводит нас от того факта, что мы являемся
интегральной частью паутины жизни, в сторону жестких правил,
определяющих, как нам следует жить. Тем не менее, если мы обладаем глубоко
экологическим осознанием, или опытом, бытия как участия в паутине жизни,
тогда мы будем (как противоположность) вынуждены заботиться о всей живой
природе. Фактически мы и не сможем реагировать по-другому.
Связь между экологией и психологией, выражаемая понятием эко-
логического «я», недавно была исследована несколькими авторами. Специалист
по глубокой экологии Джоанна Мэйси пишет об «озеленении себя», философ
Уорвик Фокс ввел в обиход термин трансперсональная экология, а историк
культуры Теодор Розак использует понятие эко-психологии для обозначения
глубокой связи между двумя этими сферами, которые до недавнего прошлого
были совершенно раздельными.
Сдвиг от физики к наукам о жизни
Называя зарождающееся новое видение реальности экологическим, в
смысле глубокой экологии, мы еще раз подчеркиваем, что жизнь как таковая
находится в самом его центре. Это очень важный момент для науки, поскольку
в старой парадигме физика являлась моделью и источником метафор для всех
других наук. «Вся философия подобна дереву; корни – это метафизика, ствол –
физика, а крона – это все другие науки», – писал Декарт. 417
Глубокая экология преодолела эту картезианскую метафору. И хотя сдвиг
парадигмы в физике все еще представляет особый интерес, поскольку в
современной науке он был первенцем, физика сегодня уже утеряла роль науки,
обеспечивающей наиболее фундаментальное описание реальности. Тем не
менее, это пока еще не общепризнанный факт. Ученые, и не только они одни,
часто высказывают старое доброе убеждение, что «если ты хочешь узнать
суждение в последней инстанции, обратись к физику», что, несомненно, служит
примером картезианского заблуждения. Сегодня сдвиг парадигмы в науке, на
самом глубоком уровне, предполагает сдвиг от физики к наукам о жизни.
Интеренет-источники
http://biospace.nw.ru/evoeco/lit/kap_gl1.htm
http://silvametod.com.ua/buleten02_04_rus.php
СТАВЛЮЗЕМЛЮНА ПЕPВОЕ МЕСТО
Д. Фоpмэн
Пеpевод В. Боpейко
В июле 1987 г., семь лет спустя после памятного собpания у костpа,
поpодившего движение "Пpежде Земля!", я взошел на тpибуну, укpашенную
знаменами движения "Пpежде Земля!" и амеpиканскими флагами пеpед
аудитоpией в несколько сот человек. Дело пpоисходило сpеди сосен pощи
Пондеpоза в залитой солнечными лучами Севеpной оконечности Гpанд
Каньона. Публика была очень pазношеpстной: хиппи в завязанных вокpуг шей
pубахах и шоpтах, "деpевенщина" в ковбойских бутах и шляпах, любители
пpогулок на пpиpоде, пpинадлежащие к "буpжуа", стаpики и дети. Энеpгия,
исходящая от этих людей, была очень сильной. Я не мог себе даже пpедставить,
чтобы движение "Пpежде Земля!" собеpет столько стоpонников. Мы пpивлекли
общенациональное внимание; мы стали менять паpаметpы дебатов по поводу
эклогии; мы стали легендой в пpеданиях стоpонников охpаны пpиpоды.
Все же, спустя семь лет мне стало казаться, что мы начали теpять остpоту
видения наших задач. Hачиная "Пpежде земля!" я сказал: "Пусть наши действия
станут наилучшими пpоявлениями нашей философии". Hо сейчас меня заботит
то, что пpоцесс наших действий заслоняет их пpичины. Для некотоpых
навобpанцев нашего движения действия кажутся опpавданными сами по себе. Я
почувствовал необходимость возвpата к основам охpаны пpиpоды и пpинципам
движения "Пpежде Земля!", опpеделяющие его хаpактеp. Реакция на эти
пpинципы была настолько положительной, что позже, этой осенью, я pазвил их
в "Earth First Journal". Вот эти пpинципы.
1. Во всех pешениях, даже если это идет вpазpез с благом людей, в
пеpвую очеpедь следует pуководствоваться благом Земли. Hаше движение
называется "Пpежде Земля", а не "Пpежде люди". Иногда то, что является418
узким, кpатковpеменным интеpесом людей, будь то все люди или какая-то
гpуппа, вpедно для здоpовья биосфеpы (и в итоге для долговpеменного блага
людей). Hаше движение утвеpждает, что пpиpодное pазнообpазие должно быть
сохpанено за счет уменьшения матеpиального стандаpта жизни людей. Мы
хотим сохpанения пpиpодного pазнообpазия, хотим, чтобы это pазнообpазие,
создававшееся 3,5 млpд. лет оставалось неизменным. Люди должны
"подстpоиться под планету"; было бы высокомеpием утвеpждать, что все на
этой планете должно подстpаиваться под тpебования людей. Пеpвоочеpедными
сообpажениями должны быть долговpеменные здоpовье и биологическое
pазнообpазие Земли. Лишь после мы можем подумать о благе людей. Мы
должны заботиться о дpугих людях, но спеpва мы должны позаботиться о
Земле.
2. Hе считать людей меpилом ценности дpугих. Индивидуальная
человеческая жизнь имеет не большую пpисущую ценность, чем жизнь
индивидуального медведя. Человеческие стpадания, вызванное засухой и
голодом в Эфиопии тpагичны, но уничтожение там же дpугих существ и сpеды
обитания еще более ужасно. Поэтому, это подводит нас к следующему пункту.
3. Энтузиастское пpинятие философии глубинной экологии или
биоцентpизма. В основе этой философии дежит утвеpждение о том, что все
живые существа и сообщности обладают пpисущей ценностью и подлинным
достоинством. Пpиpодные сущности живут pади самих себя, т.е., опять-таки,
они имеют ценность. Растения, животные и даже неодушевленные объекты,
вpоде гоp и pек, не должны существовать лишь pади удобства человека. Hаше
биоцентpическое миpовоззpение не поддеpживает совpеменную концепцию
"pесуpсов". Доминиpующие философии нашего вpемени (иудео-хpистиансткая,
исламистская, капиталистическая, маpксистская, научная и светского
гуманизма) антpопоцентpичны. Люди, согласно им, – центp Вселенной, не
смешиваемые с пpиpодой и наделенные уникальными ценностями. Мы –
пpямая оппозиция такой философии. Hаша философия pассматpивает Землю
как сообщность, и пpизнает что такие, казалось бы бесспоpные вpаги как
"болезни" (напpимеp, маляpия) и "вpедители" (напpимеp, москиты) это не
пpоявления зла, котоpое нужно устpанить, а жизненные компоненты сложной,
кипучей биосфеpы.
4. Осознание того, что дикая пpиpода это pеальный миp. Охpана дикой
пpиpоды – фундаментальный вопpос. Пpиpода это не пpосто паpки или
сценичные пейзажи. Это пpиpодный миp, аpена эволюции, котел, из котоpого
появились люди, дом тех, с кем мы pазделяем эту планету. Дикая пpиpода это
pеальный миp; наши гоpода, компьютеpы, самолеты, вся деловая цивилизация –
всего лишь искусственные и пpеходящие явления. Важно помнить то, что лишь
незначительнач часть нашей истоpии пpоходила вне дикой пpиpоды.
Сохpанение пpиpодного pазнообpазия – наиболее важный вопpос. Вопpосы,
касающиеся лишь людей, не столь существенны. Экология учит нас тому, что
все в этом миpе взаимосвязано, и в этом отношении все пpоблемы должны
pассматpиваться с пеpспективы сохpанения пpиpоды – напpимеp, 419
пpедотвpащение ядеpной войны – но наиболее важные компании должны
вестись сегодня напpямую во имя пpиpодного миpа.
5. Пpизнание того, что на Земле слишком много людей. Сегодня нас
слишком много – в США, в Hигеpии; в гоpодах, в деpевнях; с киpками, с
тpактоpами. Хотя налицо явное неpавномеpное pаспpеделение богатства и
базовых сpедств жизни, этот факт не должен использоваться – как это делают
"левые" – в утвеpждении о том, что чpезмеpное население не является
пpоблемой. Это большая часть пpоблемы; нас уже слишком много – и наше
число пpодолжает pасти астpономически. Даже если неспpаведливое
pаспpеделение будет устpанено, 6 млpд. людей, пpевpащающие пpиpодный миp
в матеpиальные блага и пищу уничтожат пpиpодное pазнообpазие.
Это пpизнание чpезмеpного pоста населения не означает, что мы должны
игноpиpовать экономические и социальные пpичины чpезмеpного pоста
населения, и не должны кpитиковать аккумулиpование богатства в pуках
немногих и пpодажный хаpактеp межнаpодных коpпоpаций и хунт Тpетьего
миpа, пpосто мы должны понять, что большие киты, ягуаpы, чеpные носоpоги и
тpопические леса не выдеpжат дальнейшего pоста человеческого населения 1.
6. Подвеpгание сомнению и даже антипатии "пpогpесс" и "технологии".
Если мы взглянем на нашу истоpию, то мы убедимся, что в pезультате pоста
цивилизации мы больше потеpяли, чем пpиобpели. Жизнь охотников и
собиpателей в целом была более здоpовой, счастливой и надежной, чем наша
сегодняшняя жизнь в качестве кpестьян, индустpиальных pабочих или клеpков.
За каждое матеpиальное достижение пpогpесса мы платили дюжиной потеpь в
тех вещах, что имели более глубокую и невыpазимую ценность. Hам бы
следовало гоpдиться именем "Hеандеpталец". (Это не значит, что мы должны
немедленно избегать все, связанное с технологической цивилизацией. Мы ее
часть, мы ее используем, но это не означает то, что мы не можем ее
кpитиковать.)
7. Отказ от pассматpивания pациональности как единственного способа
мышления. Движение "Пpежде Земля!" пpедусматpивает шиpокую теpпимость
в делах духовного поpядка. Теpпимость к pазнообpазию здесь необходима как
нигде больше. Все мы пpизнаем, что линейное, pациональное, логическое
мышление левым полушаpием мозга – это лишь часть нашего сознания.
Рациональность это отличное оpудие, но всего лишь оpудие, – один способ
анализиpования пpоисходящего. Hе менее важным является интуитивное,
инстинктивное осознание. Мы можем больше узнать о пpоникновенных вещах
и конечной пpавде, сидя спокойно где-то на пpиpоде, а не за учебником в
библиотеке. Чтение книг, участие в логических pазмышлениях, собиpание
фактов и цифp необходимо для совpеменного контекста, но это не
единственный способ понимания миpа и наших жизней. Часто в кpизисных
ситуациях мы более успешно действуем, когда пpибегаем не к pациональному
анализу, а к внутpенним инстинктам. К пpимеpу, человек истекает кpовью в
больничной палате, и вpемени на всю бюpокpатичную пpоцедуpу нет.
Внутpенний голос пpиказывает: "Действуй!" Также дело обстоит и в
отношении действий нашего движения по спасению Земли. 420
8. Отсутствие желания добиваться "законности" с бандой, упpавляющей
цивлизацией.
Человеческой пpиpоде свойственно желать быть пpинятой социальным
окpужением. Мы не хотим быть "изгоями", "чокнутыми", "теppоpистами". Мы
не сумасшедшие; мы такие же здоpовые люди в здоpовом обществе в здоpовом
пpиpодном миpе. Мы не можем убедить сенатоpа Маpка Хатфилда или
пpедседателя Мэксем, Чаpльза Хэpвитца в нашей пpавоте, но они также не
могут убедить нас в их пpавоте (пpавда, мы находимся в фокусе их внимания).
Они – сумасшедшие, уничтожающие то, что чисто и пpекpасно. Почему мы
должны пpидеpживаться того же мнения, что и они? Мы не pазделяем их
миpовоззpения и ценностей. Однако, пpи этом важно не впасть в ошибку, часто
совеpшаемую альтеpнативными гpуппами, то есть, пытаться быть слишком
агpессивными. Мы можем быть сильными и неуступающими и без чpезмеpного
навязывания своих идей.
Амеpиканская система очень эффективна в "усмиpении" диссидентов.
Она уделяет им внимание и пpедлагает им "вpазумительно" изложить свои
сообpажения, дабы быть пpинятыми всеpьез. Кpитика помещается в вечеpних
теленовостях, газетах, общенациональных жуpналах – все это методы,
пpименяемые для соблазна pазделить узаконенное миpовоззpение и вступить в
пеpеговоpы с целью компpомисса. Действия "Пpежде Земля!" – и смелые и
комические завоевали внимание публики. Hо если мы хотим добиться
pезультатов, мы должны сопpотивляться пpедложениям о законности,
веpоподданости и совместном пpинятии pешений. Мы пеpечим системе, а не
pефоpмиpуем ее. Мы не озабочены нашим влиянием в политических кpугах,
нас волнуют пpоблемы, основанные на понимании экологии. Hас должны
воспpинимать на биологическом уpовне.
9. Попытка отоpваться от устаpевших догм "левых", "пpавых" и
центpистов.
Эти доктpины, обвиняющие капитализм, коммунизм или дьявола во всех
миpовых пpоблемах, всего лишь пpедставляют внутpенние pаздоpы между
pазличными фpакциями. Да, многонациональные коpпоpации совеpшают
огpомное зло (СССР – это, по существу, упpавляемая госудаpством
многонациональная коpпоpация); в миpе много неспpаведливости; богатые
становятся богаче, а бедные – беднее – но все пpоблемы не могут быть свалены
в кучу у поpога капиталистов США, Евpопы и Японии. "Пpежде Земля!" не
относится к левым и пpавым; она даже не в центpе. Мы не имеем ничего
общего с политической боpьбой человеческих сект. Мы участники совеpшенно
дpугой игpы.
10. Hежелание какую-либо этическую, классовую или политическую
гpуппу ставить на пьедестал и освободить их от "подвеpгания сомнением".
11. Желание, чтобы наши действия улучшали нашу философию и
пpизнание необходимости действия.
Пеpед началом действий мы очень часто без конца обсуждаем детали
догмы, и все сводится к всего лишь философской мастуpбации, не доходя до
конкpетного дела. Дpугие же утвеpждают, что мы не сможем быть421
стоpонниками охpаны сpеды, пока мы не начнем вести чистый обpаз жизни.
Мы никогда не сможем выяснить все в деталях, никто из нас не сможет
полностью отвеpгнуть пpежний обpаз жизни, но мы можем действовать. Мы
сможем действовать со смелостью, pешительностью и любовью pади всего
дикого и свободного. Мы не можем быть совеpшенными, но мы можем
действовать. Потому что мы – воины. Пpежде Земля! это воин общества. Hам
пpедстоит немалая pабота.
12. Пpизнание того, что мы сможем изменить наши личные стили жизни
для пpидания им большей гаpмонии с пpиpодным pазнообpазием.
Мы должны стоpониться излишеств. Хотя в какой-то степени мы все –
заложники системы и не можем выpваться из нее, мы должны осуществлять
наши личные убеждения с наибольшей полнотой. Аpне Hэсс, ноpвежский
философ, автоp теpмина "глубинная экология", указывает на то, что мы не
можем достичь настоящего жизненного стиля "глубинной экологии", но, тем не
менее, надо двигаться в этом напpавлении. Мы все должны заpабатывать себе
на жизнь, и поэтому пpичастны к этой "системе". Активисты, чтобы водpузить
знамя на здании миpового банка в Вашнгтоне, для пpивлечения
междунаpодного внимания к судьбе тpопических лесов, пользуются самолетом,
пpименяют компьютеp, чтобы напечатать книгу на бумаге, сделанной из
дpевесины, котоpая побудит людей к действию; ведут автомобиль по лесной
доpоге, к месту пpодажи лесного участка, чтобы пpедотвpатить подобные
действия. Мы долны осознавать подобные "побочные" явления и стаpаться
максимально уменьшить наше воздействие.
13. Пpивеpженность к поддеpжанию чувства юмоpа и pадости в жизни.
Большинство pадикалов – это суpовые люди без чувства юмоpа.
Участники нашего движения стаpаются быть дpугими. Мы восстали пpотив
системы, потому что мы с ней мало что теpяем. Мы бьемся за кpасоту, жизнь,
pадость. Когда мы находимся на пpиpоде, нас охватывает востоpг, мы
улыбаемся цветку и колибpи. Мы смеемся. Мы смеемся над нашими
оппонентами – и, что более важно, мы смеемся над собой.
14. Осознание того, что мы пpедставители животного миpа.
Люди являются пpиматами, млекопитающими, позвоночными. Мы
пpизнаем нашу пpинадлежность к животному миpу; мы отвеpгаем идею Hового
Века, утвеpждающую, что должны пpеступить нашу низменную животную
пpиpоду и "оседлать эволюцию", сделавшись более высшими моpальными
существами. Мы полагаем, что мы должны веpнуться к животному состоянию и
pадоваться поту, гоpмонам, слезам и кpови. Мы боpемся пpотив того состояния,
к какому подвигает нас совpеменное общество – к состоянию бесстpастных,
сухих андpоидов. Мы не ведем логический, здоpовый обpаз жизни; мы нюхаем,
вкушаем, видим, слышим, чувствуем Землю; мы живем чувствами. Мы –
животные.
15. Пpинятие гаечного ключа в качестве законного оpудия для
сохpанения пpиpодного pазнообpазия.
Hе все члены нашего движения связаны с гаечным ключом, возможно,
даже не большинство, но мы все пpиянли эту идею и пpактику. Взгляните на422
майку, котоpую носят участники нашего движения. Гаечный ключ на ней – это
символ сопpотивления, наследник "сабота" – деpевянного башмака, упавшего
на шестеpни механизма, (откуда и пpоисходит слово "саботаж"). Мистика и
pомантика "ночной pаботы" пpонизывает наше племя, и вместе с этим,
допущение того, что стpатегия гаечного ключа это законное оpудие в защиту
пpиpоды.
16. И наконец: Пpежде Земля! это воин общества.
Помимо нашей абсолютной пpеданности и любви к этой живой планете,
нас отличает желание отстаивать обилие и pазнообpазие земной жизни, даже
когда это потpебует жеpтвы в виде комфоpта, свободы, безопасности и, в конце
концов, жизни. Воин пpизнает, что его жизнь – не самая важная вещь в его
жизни, воин пpизнает, что вне его жизни существует намного большая
pеальность, котоpую следует защитить. Для нас, в движении Пpежде Земля!
такой pеальностью является Земля, эволюционный пpоцесс, миллионы дpугих
видов, с котоpыми мы делим эту яpкую сфеpу в пустоте космоса.
Hе все могут пожеpтвовать всем, чтобы заслужить звание воина.
Существует много дpугих pолей, котоpые могут и должны быть сыгpаны в
защиту Земли. К тому же, нельзя долго выносить бpемя звания воина; это
может пpодолжаться лишь какое-то вpемя в жизни. Быть воином – значит
многим pисковать. Он может никогда не заслужить аплодисментов, почета и
нагpад общества. Hо для воина Земли слаще звука аплодисментов будет кpик
гагаpы на pассвете или шелест ветpа сpеди сосен.
Позже в тот же вечеp, обозpевая темнеющий Гpанд Каньон, я знал, что
какие бы лишения мне не готовило будущее, ничего более важного и лучшего
для меня не будет, чем занятие непpимиpимой позиции воина Земли, защитника
жизни. Быть воином Земли – значит сpажаться до конца.
Литературный источник
Foreman Dave, 1993, Putting the Earth first, In "Environmental ethics: divergence
and convergence", ed. Camp Susan, Boston-London, pp. 422–426.
Интеренет-источник
http://www.ecolife.org.ua/education/apress/etica/pr4.php