Выходящий из монастыря не должен ни есть, ни пить, если он не получил на это заповеди, потому что это противоречит уставу мо­настыря

 

Монастыри святого Августина находились по­близости от населенных мест, поэтому прийти туда из монастыря было нетрудно, и тот, кто туда прихо­дил, старался до наступления ночи вернуться в мона­стырь — ему не было необходимости где-то есть. По­этому святой Августин устанавливает правило: никто не должен есть и пить вне монастыря, не получив на то

 

 

 

разрешения. И причина этому очевидна: по-разному едят и пьют миряне и монахи. Когда монах ест в миру, он подвергается опасности нарушить монастырское воздержание, привыкнуть к пище с приятным запа­хом и вкусом и стать перстным. Отцы стыдились есть в присутствии людей и прикрывали свое лицо. Поэтому и в монастырях они надвигали кукуль на лицо, — во- первых, для того чтобы не видеть друг друга, во-вторых, для того чтобы не разговаривать и не впадать в иску­шение, и, в-третьих, для того чтобы другие не видели, как они едят. Таким образом, никто не знал, сколько они ели и ели ли вообще. Некоторые довольствовались немногим, большую часть еды они оставляли. Нужно еще сказать, что если монах ел в миру, то он мог задер­жаться вне обители на более продолжительное время, а после второго и третьего раза — привыкнуть к миру настолько, что уже оказался бы не в состоянии жить в монастыре. А кроме всего прочего, один день вне мо­настыря приводит к тому, что монах по крайней мере два месяца не будет иметь истинной молитвы.

Итак, монах мог поесть вне монастыря, только получив на это разрешение от игумена. Представьте себе, брат навещает знакомую семью и, чтобы не огор­чить их, ест все, что ему предлагают: пищу с маслом, с разными специями, скоромную (в то время как идет пост), сладости. Или же, остановившись где-то во вре­мя путешествия, покупает мороженое, десерт, пирож­ное, хотя монаху не следовало бы покупать что-либо, кроме простого варенья или, может быть, апельсино­вого сока, если этот брат изнемог от жары. Чтобы ты мог назвать себя монахом, ты можешь купить только то, что доступно любому бедняку. Пусть все видят, что мы бедны. А если по состоянию здоровья тебе нужна особая пища, ты должен взять ее с собой или позаботиться о том, чтобы она была там, где ты будешь, — все должно быть продумано и по благословению. Иначе мы услышим глас Божий: Не будет Дух Мой пребывать в этих людях, ибо они плоть. Если мы туги на ухо и сейчас этого не слышим, то услышим позже. Несо­мненно, человек становится плотью, когда ест то, чего не ест у себя в монастыре.

 

Если братья будут посланы продать изгото­вленное в монастыре рукоделие, они должны быть особенно внимательны к тому, чтобы ни в чем не нарушить данных им наставлений, в той уверенности, что они прогневляют Бога, если прогневляют Его рабов.

 

Сказав о том, что и как монах должен есть, когда выходит из монастыря, святой Августин переходит к рассуждению об основной причине этих выходов — о продаже рукоделия. Обычно монахи были вынужде­ны отлучаться из монастыря ради продажи рукоделия. В таком случае они должны были следить за тем, чтобы ни в чем не нарушить преподанных им наставлений.

Этим правилом святой желает оградить нас от того зла, которое таит в себе логика. Если ты к ней прибег­нешь, то непременно придешь к противоречию с теми наставлениями, которые ты получил от старца, и бу­дешь предан превратному уму. Ты дойдешь до такого состояния, что не сможешь принять истину, не толь­ко согрешишь, но и обособишься от братства. Логика изолирует человека, приземляет его: сына Божия оче­ловечивает, потому что человек, повинуясь законам логики, перестает быть сыном Божиим и становится сыном земли. Тогда он впадает в духовное помрачение, теряет рассудительность, способность распознавать, что есть благо, а что — зло. Затем он погружается в ду­шевный мрак, отчаяние, противление, предается по­року. Он не знает, как себя вести, приходит в смятение, огорчается, устает, теряет душевную стойкость, по­стоянно хочет есть и спать. Предаваясь сну, он тупеет и морально падает все ниже и ниже, так что это уже не поддается описанию.

В таком состоянии человек не может верно оце­нить действительность, потому что ему трудно с ней примириться. Он чувствует себя виноватым, но для того чтобы признать свою ошибку, необходимо явить силу смиренномудрия. А поскольку человеку труд­но смириться, он облекается в некий панцирь, чтобы не чувствовать ударов, и панцирь этот — убеждение в собственной правоте.

Во времена святого Августина не было доступных нам средств связи, поэтому правило предупреждало, что монахи, будучи вне монастыря, должны руковод­ствоваться теми наставлениями, которые получили раньше. Итак, святой устанавливает это правило, во- первых, чтобы предостеречь монаха от падения, при котором он из ангела превращается в перстного чело­века. А во-вторых, чтобы поведение монаха по отно­шению к ближнему было безупречно, потому что тот, кто прогневляет рабов Божиих, прогневляет Бога.

Если, например, ты пришел купить что-либо и ска­зал владельцу лавки, что в другом месте ты видел то же самое дешевле, то ты унизил этого человека, ранил его, опозорил. А если, тем более, рядом были другие люди, то ты словно обозвал его обманщиком, вором, мошен­ником, святотатцем, который хочет ограбить мона­стырь. Допустим, он себя повел с тобой как-то не так, но, может быть, этот бедняга нуждается, может быть, у него больной ребенок. Или, может, он поступает с то­бой некрасиво, не понимая, что оскорбляет тебя, про­сто потому, что так разговаривает весь мир. Мир живет не в такой прекраснейшей атмосфере, в какой живешь ты в своем монастыре. Люди наступают друг на друга, чтобы подняться выше. Можешь ли ты — ангел, дитя благодати, сын Пресвятой Богородицы, возлюбленное чадо Духа и Церкви — спорить, подобно мирскому че­ловеку? Можешь ли ты оскорблять человека, который, по твоему мнению, обидел тебя или обошелся с тобой дурно? Даже если бы он тебя обокрал, оскорбил, наго­ворил колкостей, высмеял тебя, у него есть оправдание, потому что он самого плохого мнения о монахах. Но почему ты, призванный к ангельской жизни, ведешь себя не как ангел? Если ты ранил человека или раз­досадовал его, знай, что ты ранил Бога. Этот человек, пусть он вор и мошенник, не перестает быть Божиим рабом. Итак, если ты забудешь, что ты монах, то ты, скорее всего, оскорбишь людей, ниспровергнешь славу Христову и на тебе исполнится пророчество: Ради вас имя Мое хулится.

Кроме того, прежде чем пойти продавать рукоде­лие, ты должен узнать у игумена, за какую цену его продавать, нужно ли ее снижать, как следует вести себя с покупателями. Это необходимо, чтобы не наруши­лась твоя духовная связь с игуменом, ведь если твои отношения с ним испортятся, как ты будешь жить? Может быть, ты и проживешь день, год, пять лет, но в конце концов ты уйдешь из монастыря, потому что за твоими помыслами скрывается демон, который стре­мится выгнать монахов из монастыря, — выгонит он и тебя. Что же касается цены, то монахи продавали свое рукоделие дешевле, чем это было принято в миру, — таким образом, они продавали не ради торговли, а ради нужд братства.

Устав состоит всего из одиннадцати пунктов. Не­смотря на это святой Августин вновь и вновь говорит о единстве братства.