Грамматическая борьба за признание категории вида и против старой теории времен в первой трети XIX в

Категория вида лежит в основе большей части процессов внутриглаголь-ного формообразования и словообразования. Морфологический механизм ка­тегории вида сложнее и разнообразнее, чем других категорий глагола. Но его рисунок нем, невыразителен без освещения внутренних, семантических основ видовых различий.

Теория видов русского глагола — один из наиболее трудных, спорных и неразработанных отделов русской грамматики.

Эта теория при своем зарождении сплелась в сложный клубок вопросов. Сюда относились и учение о формах времени, и учение о правилах образования глагольных форм и слов, и вопрос о семантических границах глагола. Так, Иоган Фатер, призна­ваемый одним из инициаторов (после Юрия Крижанича и Мелетия Смотрицкого) уче­ния о видах русского глагола, в своей «Практической грамматике русского языка»83* писал: «В русском языке обыкновенно от одного корня образуется несколько глаго­лов, из которых каждый имеет свои формы настоящего, прошедшего, будущего, пове­лительного, неопределенного, причастий и деепричастий. Пытались соединить эти разные глаголы тем, что рассматривали их неопределенные наклонения и времена как различные формы неопределенного наклонения и произведенные от них времена одно­го и того же глагола, сваливая все эти формы в один глагол. Между тем, однако, дви­нул, конечно, не находится в непосредственной формальной связи с двигаю и тем ме­нее с движим — формой, признанной во всех грамматиках за причастие страдательно­го залога и настоящее страдательное (от неупотребительного двигу)».

* Ср. неразвитые, а иногда завуалированные указания и намеки на категорию вида в грам­матиках Мелетия Смотрицкого, в грамматических трудах Ю. Крижанича, признававшего три вида в славянском глаголе: однократный, многократный и неопределенный84, Генриха Лудоль-фа, Ададурова (1731), Ломоносова, Курганова, Светова, Барсова, Соколова и особенно в «Рос­сийской грамматике», сочиненной Императорской Российской Академиею (Спб., 1802; изд. 2, 1809). Впрочем, то, что называется видом у Смотрицкого, совсем не похоже на то, что теперь разумеется под этим термином. У М. Смотрицкого говорится, что видов два: 1) перво­образный, иначе совершенный, 2) производный, разделяющийся на начинательный и учащательный. Примеры первого вида: чту, стою; примеры второго: а) каменею, твер­дею и б) читаю, вставаю, поучаю. Из этого видно, что Смотрицкий под видом собственно раз­умел этимологическую форму глаголов первообразных я производных, например чту и читаю. Это деление восходит к латинской грамматике, в которой глаголы делились на первообразные и производные и к последним относились глаголы начинательные (inchoativa) и учащательные (iterativa). Ср. то же деление глагола в «Anfangsgriinde der russischen Sprache» Ададурова85 и в грамматике Барсова (М., 1797). Впервые же теория видов положена в основу всей системы русского глагола проф. А. В. Болдыревым86. О начальных этапах разработки теории видов в других славянских языках см. статью: Mazon A. La notion morphologique de l'aspect des verbes chez les grammairiens russes. — Melanges offerts a M. Emile Picot. P, 1913, 1, p. 343 — 367. Любопыт­но, что еще раньше Болдырева И. Тимковский различал «однократное, учащательное и неопре­деленное знаменование глаголов»87.


Фатер предлагал считать видовые формы одной и той же основы разными слова­ми *. Он различал, хотя и не вполне отчетливо, три основных вида — несовершенный (с тремя временами), совершенный (с двумя) и учащательный, или многократный. Впрочем, с учением о видах Фатер пытался согласовать ломоносовское учение о десяти временах русского глагола. Грамматические идеи Фатера о виде, как известно, были упорядочены и систематизированы учителем Выборгской гимназии Августом Вильгельмом Таппе, который также объявил виды соотносительными словообразова­тельными типами разных глаголов с одной и той же основой: «В русском языке имеется несколько родственных глаголов одного и того же корня, но с различными формами, окончаниями и значениями» 88. Таппе различал четыре видовых типа глаго­лов : 1) простые, или неопределенные, несовершенные глаголы, высказываю­щие нечто о лице или предмете вообще, без ближайшего определения, например, двигать; 2) однократные, обозначающие только физическое действие, для кото­рого необходимо проявление силы (двинуть); 3) у ч а щате л ь н ы е (то же, что мно­гократные, например, двигивать); 4) совершенные, или сложные, выражающие понятие определенности и законченности (задвинуть) и образующиеся главным образом посредством приставок.

По мнению А. А. Потебни, такое решение иопроса о видовых формах глагола как об отдельных лексических единицах уже было предложено Ю. Крижаничем. «Воз­никший впоследствии времени спор о том, суть ли формы со значением одно­кратным (и совершенным) и многократным самостоятельные глаголы, или же эти формы вместе с неопределенными составляют одно спряжение о десяти или восьми временах, с точки зрения Крижанича, решается таким образом: однокоренные глаголы, неопределенные и однократные, суть глаголы самостоятельные, но лишь взятые вместе они образуют круг категорий, выражаемых славянским глаголом. Гра­фически этот взгляд выражается у Крижанича тем, что спряжение каждого из этих глаголов занимает особый столбец, но все три столбца стоят рядом» 89.

На взглядах Фатера - Таппе отразилось влияние проф. А. В. Болдырева90. В своих работах «Рассуждение о глаголах»91 и «Рассуждение о средствах исправить ошибки в глаголе»92 А. В. Болдырев выдвигает новое учение о видах и временах рус­ского глагола. Он находит в русском языке только две формы времени — настоящее и прошедшее. Недостаток форм времени возмещается богатством видовых различий. А. В. Болдырев считает видовые формы глаголов разными словами, разными «пара­дигмами». Он протестует против смешения в одном спряжении разных глаголов вро­де: дуть, дунуть, сдуть9ъ.

По мнению Болдырева, все недостатки старого грамматического учения о рус­ском глаголе «проистекают от того, что спряжение состоит не из одного глагола, как бы должно было, но из многих. От сего-то явилось в спряжении больше времен, неже­ли глагол подлинно имеет»94. Таким образом, Болдырев борется против учения о де­сяти или восьми формах времени русского глагола, учения, выдвинутого Ломоно­совым и слегка видоизмененного Академической грамматикой (1802 и 1809). Дуть, дунуть, сдуть, дувать — «четыре различных глагола», и нельзя от этих слов, имею­щих различное значение, выстраивать разные формы времени в одно спряжение. «Ду­нул не значит просто: il souffla, но И souffla une fois. Сдул получает также новую идею, которая не была заключена в значении глагола дуть; ибо он значит: il souffla de des-sus, il emporta en soufflant; или, как немцы говорят: ег hat weggeblasen. Форма дувал не значит: il avait souffle, но il souffla plusieurs fois, a plusieurs reprises»95. Русскому глаголу чуждо многообразие форм времени. Русский глагол утратил древнее богатство вре­менных форм. Но «то, что язык теряет в формах, вознаграждается глаголами» (т. е. образованием разных глаголов с разными видовыми значениями). Иными словами: в связи с утратой форм времени сокращается число форм одного глагола, но с разви­тием видов «умножается количество самих глаголов». Новые правила «возвращают нам глаголы учащательные, однократные и множество сложных, которые прежде бы­ли, так сказать, отняты у нас грамматикою» 96. У Болдырева различаются те же четыре основных вида, что и у Таппе (неопределенный, учащательный, однократный и совер­шенный). Но в один ряд с глаголами неопределенными, учащательными, однократными и совершенными поставлены также глаголы начина-

* См. изложение замечаний Фатера о видах у С. К. Булича (Очерк истории языкознания в России, с. 734-736).

Ш


тельные (например: белеть)91. Болдырев ограничивает объем глагольного слова рамками одного вида.

Осознание категории вида должно было сузить пределы форм отдельного глагола. До тех пор, по образцу античных, а затем французско-немецких грамматик, под при­крытием десяти или восьми форм времени почти все словообразовательные разновид­ности одной основы даже в ее сочетании с разными приставками объявлялись форма­ми одного глагольного слова. Так, разные формы от греть, согреть и гревать или от колоть, кольнуть, уколоть и калывать в «Российской грамматике», сочиненной Импе­раторской Российской Академией (1802, 1809 и 1817), сливались в одно спряжение*. Самые разнородные, семантически очень далекие образования от одной основы, ос­ложненные приставками, нередко рассматривались как разные временные формы одного и того же глагола (например, дул и сдул; воюю и завоюю в той же «Российской грамматике»). Учение о видах сначала было полемически заострено против старого учения ломоносовской школы о богатстве времен русского глагола, учения, основан­ного на смешении форм разных глаголов. Поэтому-то разные видовые образования даже одного и того же глагола были сразу же объявлены разными глаголами. Так, Болдырев учил, что по значению глаголы распадаются на четыре класса, которым впоследствии было присвоено значение видов.

Естественно, что грамматическая традиция не сразу смогла стать на точку зрения учения Болдырева и Фатера — Таппе о видах как о соотносительных типах разных глаголов, образованных от одной и той же основы. Так, Н. И. Греч в брошюре «Опыт о русских спряжениях с таблицею»99, различая вслед за Таппе четыре ос­новные видовые категории глагола, все же признает видовые образования от одной и той же глагольной основы формами одного глагола. Больше того: даже два совер­шенно разных этимологических глагола, как иду и хожу, у Греча считаются двумя формами (ограниченной и учашательной) одного и того же глагола • <><>**. Но очень ско­ро русской грамматикой в этом вопросе была найдена примирительная позиция. На­пример, в критических «примечаниях» А. М. Б. на статьи А. В. Болдырева, напеча­танных в тех же «Трудах Общества любителей российской словесности»|()2, дуть и сдуть объявлялись разными глаголами, но дуть и дунуть рассматривались как формы одного глагола. По словам критика, А. В. Болдырев, «желая распутать гла­голы, не разделяет их, но раздробляет». Так, он относит к разным глаголам соотноси­тельные формы несовершенного и совершенного вида (дуть и дунуть), «которые слу­жат к изображению одного действия и составляют один глагол».

«Подхожу, подходил и подошел суть изображения одного действия и вместе со­ставляют один глагол». Кроме того, по словам автора, от некоторых простых глаго­лов образуются «множественные» (т. е. многократные) формы, которые также не вы­ходят за пределы того же глагольного слова.

Гораздо более сужает объем глагольного слова А. Чаплин в статье «О разделе­нии глаголов» loi. Он заявляет, что «в русском языке число глаголов определяется числом неокончательных наклонений» (т. е. инфинитивов), выражающих «разные поня­тия о действии», «различные образы самого действия» и соответствующих разным ви­дам. Видов же три: 1) неопределенный (т. е. несовершенный); 2) многократный, или учащательный, и 3) «однократный, или вообще совершенный». Впрочем, по А. Чапли­ну, многократный вид располагает лишь формой одного («давнопрошедшего») вре­мени: сиживал, писывал, говаривал и т. п. Поэтому целесообразнее соединять «много­кратный» вид с «неопределенным» (т. е. несовершенным) в одно спряжение, т. е. следует видеть в сидеть и сиживал формы одного и того же слова. Таким образом, получается два класса глаголов — несовершенного и совершенного вида.

Учение о видах русского глагола входит в грамматики Н. И. Греча и А. X. Во-стокова. Но Н. И. Греч совсем запутался в этом вопросе. Правда, самый термин «вид» едва ли не под влиянием Греча утвердился в русской грамматике. Греч же впервые указал на необходимость различения приставок («предлогов»), изменяющих и видовое и реальное значение глагола, и приставок с чисто видовым значением. Од­нако Греч внес в учение о видах много лишнего, искусственного и схоластического,

* Ср. «Замечания на новую теорию русских глаголов».'По мнению автора, разность между

видовыми формами глагола та же, что между степенями сравнения имени прилагательногочя.

** Необходимо заметить, что Н. И. Греч впервые точно отделил глаголы, вроде ходить,

бродить, летать и т. п. (названные им «учащательными»), от категории многократного вида 'oi.


плохо отличая виды от времен, включая в понятие вида значения времени104*.

Н. И. Греч признавал четыре основных вида у простых глаголов: неопреде­ленный (пишу, сижу, хожу), определенный (иду, бежал), многократный (хаживал, езжал), однократный (шагнуть) и еще два вида у предложных глаго­лов: несовершенный (вынашивать, выносить) и совершенный (вынести, выносить, вытолкнуть).

«Из сих видов», по словам Н. И. Греча, «наиболее сходства имеют неопреде­ленный и несовершенный: последний отличается от первого единственно для противо­положения относительно вида совершенного». Итак, видов, по Гречу, в сущности,— пять. Но наличие в предложных глаголах тех же видовых оттенков длительности и кратности, что и в простых, заставило Н. И. Греча говорить еще о пяти видах «вто­ростепенных», или смешанных: «Кроме сих главных, есть еще виды второстепенные, происходящие от совокупления между собою главных. Сии второстепенные заклю­чают значение обоих главных, оные произведших. Спи виды суть: а) несовершенный-неопределенный, в) несовершенный-определенный, с) совершенный-неопределенный, д) совершенный-определенный, е) совершенный-однократный».

Необходимо отметить, что термин однократный вид впервые вводится Гречем.

Понятие вида у Греча откровенно и грубо смешивается с категорией грамматиче­ского времени: «Времена в природе ограничиваются тремя: настоящим, прошедшим и будущим; но во временах грамматических, то есть в формах языка, коими выра­жаются времена, могут быть выражены еще некоторые посторонние обстоятельства, коими ближе определяется значение и объем действия: неопределенность или опреде­ленность его, учащательность или однократность, длительность или окончание... Формы, служащие к выражению сих обстоятельств действия, именуются видами. Раз­личие видов действия свойственно исключительно языкам славянского племени...» По поводу этого рассуждения С. Шафранов резонно заметил: «Если все те обстоя­тельства действия (длительность, окончательность и т. д.) выражаются в формах языка, называемых в грамматиках «временами», то как же после этих слов можно позволить себе тотчас следующее: «Формы, служащие к выражению сих обстоятельств, именуются видами» 105.

Взгляды Греча не оказали большого влияния на дальнейшую разработку учения о виде. Возобладало учение о трех видах глагола — неокончательном (несо­вершенном), совершенном и многократном. Оно было канонизирова­но Востоковым, который в своей «Российской грамматике» дал свод основных правил видового формообразования и списки исключений "16.

Однако в «Русской грамматике» А. Востокова, кроме трех основных видов, раз­личались еще подвиды. Так, в категории неокончательного вида намечались различия между глаголами определенными (везти и лететь) и неопределенными (возить, летать). Совершенный вид делился на три подвида: совершенный-начинательный (запеть, пойти, стану хвалить) и совершенный-оконча­тельный (похвалить, дойти, пропеть), в пределах которого в свою очередь выделя­лись оттенки длительного (полюбить, догнать) и мгновенного, или однократного (двинуть), подвидов107.

По Востокову, видовые формы соотносительны. Они принадлежат к формам одно­го глагола. Префиксы начинательности за- и по- и префиксы окончательности по-, до-и про- имеют чисто видовое значение. С различиями видовых форм связаны различия форм времени. Востоков насчитывал в русском языке восемь форм времени.

Завершением этого периода в разработке учения о видах является статья Лан-гельшельда «О русских глаголах»108. В этой статье ностоковская схема видов (1) не­совершенный вид с подразделением на неопределенный и опреде­ленный, 2) совершенный, в пределах которого различаются длительный и однократный подвиды и 3) многократный) сочетается с учением о трех временах 109.

Таким образом, в первый период разработки теории видов определяется общее соотношение категорий вида и времени и схематически очерчиваются общие видовые

* Ср., напротив, включение видовых различий и систему глагольных времен и книге И. И. Мартынова «Предположение о глаголах языка российского» (Спб., 1829). Тут допус­кается 4 прошедших времени: несовершенное, совершенное, однократное и многократное.


различия русского глагола. Но внутренняя сущность категории вида, связь кратных, количественных значений с качественно-видовыми значениями оставалась невыяснен­ной. Самый механизм образования видов не был исследован.

§ 25. Теория трехстепеней как количественных или качественных видоизмененийодной глагольной основы

Новая фаза в истории учения о видах начинается с «Филологических наблюде­ний» Г. Павского110. Здесь глубже осознаны национально-русские своеобразия катего­рии вида. Виды по аналогии со степенями сравнения прилагательных названы степе­нями. Они сделаны грамматическим центром системы русского глагола. Особенно выдвинут количественный момент в видовых различиях глаголов. «Наш язык... взял на себя обязанность изображать самое количество времени, употребленного на дей-ствование, и большую или меньшую величину пространства... В глаголах степенями означается мера продолжительности и объем действия. Когда отмечается в глаголе самое определенное и тесное пространство или наималейшее продолжение действия и мгновенное явление, тогда я называю это первою степенью глагола (например: мелькнуть, кончить, уйти, прочитать и т. п.— В. В.). Когда же отмечается неопреде­ленный, однако ж обширный круг действия и явления, тогда я называю это среднею степенью глагола (например: мелькать, почитывать, поглядывать, летать, ска­кать.—В. В.); и, наконец, более обширный и более неопределенный круг действия, где оно по своей неопределенности как бы теряется из виду, я называю последнею сте­пенью глагола (например: читывать, видывать, хаживать, скакивать.— В. В.). Гла­голы первой степени иначе у нас называются однократными, глаголы второй степе­ни — многократными, глаголы третьей степени я называю многократными дальними (а не давнопрошедшими)»"1*.

Подчеркивая количественные различия между видами, Павский очень тонко опи­сал технику видового словообразования (суффиксального и префиксального). В книге Павского даны списки основ простых глаголов с распределением их по степеням и с указанием приемов предложного производства глаголов. «Знающему степени про­стых глаголов весьма легко определить и степень предложных. Всякий предлог.стес­няет пространство. И потому, если он будет приложен к простому глаголу последней степени, то переведет его на среднюю; а если будет приложен к глаголу средней сте­пени, то переведет его на первую степень, т. е. теснейшую. Поэтому всяк узнать мо­жет, что предложные глаголы проживать, перечитывать, происшедшие от живать, читывать (3-й степени), принадлежат к средней степени и что глаголы сделать, срабо­тать, происшедшие от второстепенных делать, работать, стоят на первой степе­ни»115. Павский считал соотносительные глаголы разных степеней разными словами. «Глаголы всех трех степеней гораздо удобнее расставлять в словарях отдельно, пото­му что они состоят в зависимости только от корня, а сами между собою не всегда подчинены друг другу»116. Считая различия степеней основой русской глагольной си­стемы, Павский упростил сложную ломоносово-востоковскую теорию времен. Он ста­вил формы времени в полную зависимость от видовых различий. Павский находил

* Почти те же количественные отношения лежат в основе характеристики видов русского i лагола у акад. Давыдова в «Опыте общесравнительной грамматики русского языка». Разли­чаются по видам три категории глаголов: однократные (тронуть, решить), много­кратные и неопределенно-кратные. Но в систему неопределенно-кратных глаголов И. И. Давыдовым механически, без разбору вмещаются начинательные (краснеть, ле­теть), длительные (летать, писать), окончательные (покраснеть, написать) "2. И. И. Давыдов пытается примирить точки зрения Греча, Востокова и Павского. А. А. Потебня пре­красно показал внутренние противоречия этой попытки. В самом деле, глаголы неопределенно-кратные вовсе не соотносительны с глаголами однократными и многократными. Чаще всего они «никаких крат не выражают» (ср. колоть и отношение этой формы к кольнуть и калывать). «Отождествление продолжительности и кратности оказывается ошибочным: остается разделить эти понятия»111 Между тем в описании вида неопределенно-кратного у Давыдова «заключены поразительные противоречия»"4. «Если вид неопределенно-кратный не определяет ни начала, ни конца действия, то каким же образом он может заключать в себе глаголы начинательные и окончательные?» Кроме того, к неопределенно-кратным глаголам отнесены глаголы как со­вершенного, так и несовершенного вида.


в глаголах средней степени (несовершенного вида) три времени: настоящее, прошед­шее и будущее описательное, в глаголах первой степени — однократных и совер­шенных — два времени: будущее и прошедшее и в глаголах третьей степени — много­кратных дальних — одно прошедшее117.

Критики Павского упрекали его, что он в понятии степени смешал разные при­знаки. «Степень силы действия нельзя сопоставлять со степенью широты пространственной, а степень продолжительности нельзя сравнивать со сте­пенью близости или дальности проявления действия» 118.

Наиболее глубокая и вместе с тем сочувственная критика учения Г. Павского о видах принадлежит А. А. Потебне119. Потебня доказывает, что «деление на три степени неполно». В пределах одной и той же степени сталкиваются разные типы гла­голов. Так, к первой степени у Павского относятся глаголы непроизводные вроде дать, пасть и моментальные, однократные с суффиксом -ну-: мелькнуть и образо­ванные посредством префиксации: уйти, прочитать. Между тем глаголы «одно­образные» (моторно-определенные) типа лететь, брести, нести и т. п., в сущности, не подходят ни под одну из трех степеней Павского. «Лететь — лечу не может быть гла­голом однократным, подобно мгновенному мелькнуть, и не может принадлежать к пер­вой степени Павского. Но глагол этот не может принадлежать и ни к какой другой степени, потому что он, очевидно, не может быть назван многократ­ным». Павскому поневоле приходится все моторно-определенные глаголы (вроде лететь, плыть, нести и т. п.) причислить ко второй степени. «Таким образом, вторая степень, если оставить в стороне глаголы прерывистые (почитывать), совмещает в себе две не идеальные, а явственно обозначенные языком степени: с одной стороны, плыть, лететь, садить, с другой — произведенные от них плавать, летать, сажать». Отсюда А. А. Потебня делает заключение «о недостаточности тройственного деле­ния». Это заключение подтверждается и тем, что, по Павскому, «во многих глаголах есть по две первые и по две, по три вторые степени, совершенно различные по образо­ванию и значению, между тем как в других вовсе нет третьей степени, хотя есть фор­ма, которая могла бы иметь значение ее». Например, двинуть, сдвинуть и сдвигать относятся Павским к первой степени. «Спрашивается, с какой же стати глаголы, как закинуть и закидать и множество других подобных, различных по форме и по степени длительности, соединяются в одну степень?»120 Ср.: сбросать и сбросить. Необходи­мость втискивать в рамки одной степени глаголы разного морфологического строя и разных количественных значений и оттенков (например, среди глаголов второй сте­пени: ломить, ломать, выламывать; бежать, бегать, выбегать и т. п.) лишает схему Павского единства и цельности.

Кроме того, Потебня подчеркивает, что «в степенях Павского мы не находим ис­торической последовательности». Но «постепенность не историческая, а такая, при ко­торой первая степень названа первою по индивидуально-психологическим побужде­ниям, а в языке оказывается не первою, такая «идеальная» постепенность не имеет для языкознания никакой цены». Между тем в учении Павского нарушена вся пер­спектива формообразования. «Глаголы мгновенные, принадлежа к первой степени (кольнуть), производятся из первообразных (колоть), которые по значению суть многократные неопределенные и принадлежат ко второй степени» (см.: Павский, § 28 и 19). Точно так же глаголы окон­чательные, или решительные, как прочитать, принадлежат к первой степени, а простые, как читать,— ко второй. Глаголы прерывистые (почиты­вать) принадлежат ко второй степени, а простые (продолжительные даль­ние — читывать) — к третьей»121. Таким образом, схема Павского не соответст­вует ни исторической, ни этимологической последовательности явлений. Но она не отражает или во всяком случае отражает очень неполно и односторонне и кар­тину живых морфологических отношений в структуре глагола. Так, Павский допу­скает, что предлоги то «переводят» глагол из одной степени в другую (например, петь — спеть), то не имеют никакого влияния на степень длительности (ср., например, ходить и выходить — в отличие от выходить).

Наконец, Павский совсем упускает из виду основные понятия -совершенно­сти и несовершенности. «Совершенность и несовершенность не исключает степеней длительности». Глагол каждой из трех степеней Павского может быть несо­вершенным (идти, ходить, хаживать). Но, по мнению Потебни, глагол каждой из трех степеней может быть также совершенным {пойти, заходить — начать ходить, за-


похаживать — начать похаживать; ср.: понавыталкивить, повыто.тать и вытолк­нуть).

Мысли Павского послужили отправной точкой для новой теории видов, изложен­ной К. С. Аксаковым в брошюре «О русских глаголах» (1855). К. С. Аксаков воспри­нял учение Павского о трех степенях, но придал понятию степени более качественную окраску. «Здесь определяется самое действие в его существенных проявлениях, в его моментах...»122 «Русский глагол имеет три степени, выражающие различные опреде­ления (моменты) самого действия в его существенном значении: степень неопределен­ная, степень однократная, степень многократная. Изменение глагола по этим трем степеням в лице и числе — есть спряжение» 123. Категооия вида кладется Аксаковым в основу всей системы спряжения. Видовые изменения глагола — центр спряжения. Естественно, что К. С. Аксаков признает разные видовые варианты одной и той же основы формами одного и того же глагола. «Все эти формы — формы одного и того же глагола, но формы не времени, а качества действия: понятие же о времени... есть выводное из качества действия»124*.

Теория К. С. Аксакова была углублена проф. Н. П. Некрасовым**. Проф. Некра­сов старался устранить двойственность признаков — количественных и качественных в определении категории вида. «В русском глаголе качественность формы бросается в глаза с первого взгляда... Качественность действия заключается в свойстве его про­являться кратко или быстро и медленно или продолжительно. Краткость и продолжи­тельность проявления действия соответствуют сжатости и растяжению формы»128***. «Будучи свойством, продолжительность действия может проявляться в различной степени, т. е. она может быть меньшею и большею продолжительностью. Наимень­шая продолжительность будет, конечно, та, в которой начало действия совпадает в сознании с концом его... Напротив, наибольшая продолжительность будет, конечно, та, в которой конец действия представляется для сознания наиболее удаляющимся от его начала»132. В этих случаях «сама продолжительность представляется сознанию

* Выдвигание вида на первый план в системе спряжения русского глагола исторически обусловлено потребностью подчеркнуть национальные особенности русского языка, его отличия от западноевропейских языков. Показательно единодушие в этом вопросе между такими разны­ми грамматистами пятидесятых годов, как К. С. Аксаков и С. Шафранов. Характерен протест Шафранова против отнесения разных форм вида (колоть, кольнуть, калывать) к разным сло­вам: «...между формами колоть, кольнуть, калывать разница и значении не лексикографическая, а только синтаксическая» ] 25. По Шафранову, образования с суффиксом -ну- для обозначения однократности и мгновенности действия не составляют самостоятельных слов, а являются лишь формами основного глагола (двинуть — двигать и т. п.). Точно так же производные формы на -ывать, -ивать относятся к числу форм основного глагола, а не образуют самостоятельного спряжения. «Приученные латинской грамматикою видеть в темах venire, venisse. venturum esse различие времени... и находя у себя... в каждой простой форме неопределенного наклонения особый, самостоятельный глагол, иностранцы... приступили к разъятию нашего спряжения: так, например, глагол колоть раскололи на три глагола: колоть, кольнуть, калывать и стали спря­гать каждый из них отдельно»126.

** Аксаковскую теорию видов разделял А. Гильфердинг |26а, но подчеркивал ту мысль, что славянская категория вида — это категория качества (в отличие от литовского языка, в котором видовые различия выражают категорию количества).

Известный славянофил И. В. Киреевский писал К. С. Аксакову по поводу его брошюры «О русских глаголах»: «Формы спряжения русского глагола выражают не одно время, но еще и другие качества действия, и потому вы правы против Ломоносова и его последователей, сме­шавших эти другие качества с категориею времени,— и против Фатера и Боппа, раздробивших один глагол на многие разные, смотря по различному его выражению различных качеств того же действия» ш.

*** Эта мысль о звуковом «символизме» видов русского глагола, о соответствии между рас­ширенной формой глагола и «расширенным кругом самого действия» восходит к Каткову 129. «Действие ощутимое (определенное) любит форму краткую, спряжение быстрое, и потому гла­гол для его означения сокращает свою этимологическую форму; наоборот, для означения дей­ствия мысленного (неопределенного) глагол расширяет свою форму и переходит в класс, где образовательный характер сильнее»130. «Для выражения отдаленности или давности действия язык прибегает к характеру а... глагол дать, распространяясь, принимает а — выходит даять и давать (эвфонич. вместо да-ать); расширяясь далее, для означения действия давнего, он при­нимает снова характер о, и выходит форма давывал (= дававал); был, бывал, бывывал... В подобных формах новый вес сообщается глаголу продолжением коренного слога, т. е. переходом ударения с конца к началу. Указанный нами символизм глагольных форм существовал с неменьшей силой и в древнем языке церковнославянском»131.


повторяющеюся от времени до времени»133. Эта «кратность, будучи степенью про­должительности, главным образом имеет качественное значение, выражая особую си­лу, энергию действия в его проявлении» 134. Однако «таким пониманием кратности действия мы не хотим и не может отрицать безусловно количественности ее значения для действия, но желаем лишь сохранить ее существенное значение, значение каче­ственное, которое может легко переходить и в количественное»135. «Качественность русского глагола представляет три главных степени своего проявления:

1) краткую (двинуть, махнуть.— В. В.),

2) продолженную (двигать, махать.— В. В.),

3) кратную (двигивать, махивать.— В. В.)»1Ъ6.

Основой видовых изменений глагола является «продолженная степень» (т. е. не­совершенный вид). В форме продолженной степени «продолжительность действия представляется сознанию независимою от проявления действия на самом деле»137, т. е. как свойство, которое может проявляться (например: двигать, катать). «Форма продолженной степени (т. е. несовершенного вида.— В. В.) существует у всех глаголов. Остальные две формы могут быть и не быть, смотря по смыслу действия, выражаемо­го продолженною степенью... Но вообще продолжительность легче может быть уси­лена, чем сокращена; ибо усиленная продолжительность есть все-таки не что иное, как та же продолжительность, а краткость есть как бы уничтожение, отрицание продол­жительности...» 138. Поэтому, по мнению Некрасова, «в русском языке встречается го­раздо менее форм краткой степени (т. е. совершенного вида), чем форм кратной сте­пени» 1W. Этот упор на «многократный» вид, свойственный по преимуществу устной речи и народной словесности, обличает народническую основу грамматических по­строений Н. П. Некрасова. И все же эти грамматические построения не находили под­держки в живых фактах русского литературного языка XIX века. Н. П. Некрасов, так же как и Аксаков, считал все соотносительные видовые варианты формами одного и того же глагола.

Теория трех степеней представляет собой оригинальную попытку осмыслить виды русского глагола как разные формы выражения степеней качества. Понятие степени раскрывалось или как сочетание количественно-временных и простран­ственных признаков действия (Павский), или как сочетание количественно-временных и качественно-временных признаков (Аксаков), илк как сочетание качественно-вре­менных признаков с признаками силы, энергии действия (Некрасов). Несмотря на ряд отдельных глубоких наблюдений, теории Павского, Аксакова, Некрасова не охватыва­ли всех явлений видового соотношения и явно смешивали кратные значения и оттенки с качественно-видовыми.

Критика А. А. Потебни в одинаковой мере была направлена против всех этих теорий.

§ 26. Категория вида и ее история в изображении Потебни

А. А. Потебня не создал законченного учения о видах русского глагола. Его взгляды на этот вопрос менялись. Кроме того, черновые записки Потебни, относя­щиеся к учению о видах, перемешаны. Редакторам IV тома «Из записок по русской грамматике» не удалось восстановить последовательную эволюцию взглядов Потебни на- категорию вида. Несомненно лишь одно, что различие в степенях длительности действия, выдвинутое Г. Павским, играло большую роль и в учении Потебни о видах русского глагола. По-видимому, сначала — под влиянием Г. Павского — Потебня именно в различиях степеней длительности действия видел сущность видовых значе­ний. «Вид есть степень продолжительности времени, заполняемого действием или со­стоянием» |4°. «Совершенность или несовершенность глаголов тесно связана с видами, но тем не менее ее следует отличать от вида». Таким образом, хотя в понятии вида признак длительности обычно сочетается с представлениями о совершенности и несо­вершенности ul, но он может быть и независим от них. «Длительность действия не должна быть противопоставляема понятию совершенности». «Совершение как окон-ченность противоположно неоконченности. Та и другая не подходят под понятие ви­да» 142. «Язык находит связь между меньшею длительностью и совершенностью, большею длительностью и несовершенностью, из чего не следует, чтобы вообще эти


две категории (вид совершенный или несовершенны]!) могли быть соединены в од­ну» 143. Глаголы совершенного вида могут выражать разные степени длительности (ср.: вытолкать, вытолкнуть, повыталкивать). С другой стороны, «действие длитель­ное и многократное может представляться оконченным, не переставая вместе с тем представляться длительным и многократным» (ср.: понатаскать, понавывертывать). Впоследствии Потебня, придавая большое значение различию по степени длительно­сти, стал связывать понятие вида с категориями совершенности и несовершенности.

Под видом,— писал А. А. Потебня,—до сих пор разумеют две совершенно раз­личные категории: совершенность и несовершенность — с одной, и степени длительно­сти — с другой. Таким образом, «деля по виду, под покровом этого слова вносят двойственность деления. Во избежание сбивчивости было бы желательно оставить на­звание вида за чем-нибудь одним: за совершенностью и несовершенностью или за степенью длительности, благо самое слово «вид» может быть приложено, по этимо­логическому значению и по прежнему употреблению, и к тому, и к другому, и ко мно­жеству других понятий» 144. Категории совершенности и несовершенности сформиро­вались и обобщились позднее, подчинив себе и различия по степени длительности. Это обстоятельство в конечном счете и заставило Потебню склониться к отождест­влению понятия вида в его современном выражении с катеюрпими совершенности и несовершенности. Дело в том, что, по мнению Потебни, «система видов должна быть не описанием, а историей их происхождения» 14\ «Путаница в понятиях о виде, на которую издавна и до сих пор жалуются, происходит не столько от неполноты на­блюдений современного языка, а от недостатка обыкновенной или, что то же, истори­ческой точки зрения, с которой можно бы было усмотреть постепенность и порядок в наслоении значений, называемых видами» 146. «Различные виды появляются не одно­временно, поэтому непростительно принимать за исходную точку деления такой вид, который по времени происхождения позже других» U7. Образование разных степеней длительности предшествовало возникновению категорий совершенности и несовер­шенности. «Первоначально совершенность и несовершенность вовсе не обознача­лись»148, т. е. не были грамматическими категориями. «Совершенность и несовершен­ность, с одной стороны, и степени длительности — с другой, не составляют одного ряда (continuum), но относятся друг к другу как два различные порядка наслоений в языке» 149. Формирование степеней длительности также следует представлять как сложный процесс развития отвлеченных понятий о действии (понятий о собиратель­ном и множественном действии). Когда-то «вида вовсе не было в языке славянском, как, например, нет его в настоящее время в немецком, в котором видовые оттенки действия или вовсе не существуют для мысли, или выражаются описаниями, так что, например, одно tragen заменяет нам нести, носить, украинское ношати, украинское ношувати — русскому нашивать»150.

«Действие, обозначенное глаголом нести, несу, есть то, которое выделяется мы­слью непосредственно из чувственного воззрения, между тем как формы носить, на­шивать, если устраним различие в их значении, имеют то общее, что обозначают дей­ствие как продукт большого отвлечения. Чтобы употребить выражение ношу в обыкновенном его смысле, нужно обнять несколько моментальных действий, по­рознь добытых из чувственного воззрения, и представлять эти действия одним протя­жением. Из этого уже видно, что язык, прибавляя к формам, как нести, такие, как но­сить, нашивать, между прочим, стремится к своеобразной отвлеченности мысли»151.

Впрочем, предупреждает Потебня, «о конкретности и отвлеченности следует говорить с оговорками. Отвлечение предполагает отрицание известных составных ча­стей мысли, принимаемой за первичную... Содержание внутренних форм глаголов не­сете и носите различается не тем, что количественных признаков в первом больше, чем во втором, а тем, что действие в первом представляется единичным (хотя и не однократным или мгновенным), а во втором — собирательным. В послед­нем единичные действия не сливаются в одно (как, например, все виденные мною дубы в содержании слова дуб), а строятся в непрерывный ряд (как отдельные образы хвойных деревьев в содержании собирательного бор)... Если глаголы первых двух степеней (нести, носить) назовем единично длительны ми и собира­тельными, то глаголы третьей степени могли бы мы назвать множественны­ми по сходству их значения со значением множественного числа существительных единичных, сравниваемых со значением существительных единственного числа собира­тельных» 152. Четвертая степень длительности — это мгновенность или однократность.


Итак, по мнению А. А. Потебни, славянский глагол выражает четыре степени дли­тельности: 1) определенное совершение действия (плывет), иначе, конкретную дли­тельность действия; 2) отвлеченную длительность, продолжающуюся без перерывов (плавает); 3) продолжение действия с промежутками; 4) действие моментальное153. Различие всех четырех степеней действия свойственно не всем глаголам, а лишь «гла­голам вещественного движения, сопряженного с переменою места» (катить, катать, катывать, катнуть).

Обыкновенно формально различаются три или две степени. Употребление так на­зываемых «многократных» форм в литературном языке по сравнению с древнерус­ским языком идет на убыль. «Глагол многократный обнимает больший период вре­мени, чем глагол отвлеченно-длительный, подобно гому как вообще в воспоминании время, заполненное большим количеством впечатлений, кажется нам продолжитель­нее времени, менее обильного впечатлениями, хотя бы объективно первое и второе время были равны. Очевидно, длительность глаголов измеряется не объективно в строгом смысле этого слова, а, так сказать, народно-субъективно, т. е. мерою, дан­ною самим языком, степенью глаголов, принятою за единицу»154.

Значение многократности осложняется оттенками постоянства и всегдашности и частично, особенно в предложных образованиях, вытесняется ими. «Под понятие по­стоянства и всеобщности подходит отрицание, относящееся не к данному моменту со­вершения действия, а к продолжительному периоду времени, занимаемому действием или бытием»155 (ср.: Слыхал?—Не слыхивал.— Видал? — Не видывал).

«Глаголы однократные с внешней стороны обозначаются характером -к-, с лекси­ческой — тем, что это глаголы движения внутри определенного пространства, света, звука. Они не образуются: а) от глаголов движения, сопряженного с видимою переме­ною места: полз-, бег-, шалить, валить, блудить, еолок-, стерег-, ид-, ед-, вез-, нес-, лез-, плыв-, бред-, шед-, гън-\ б) от начинательных (стану, сяду, лягу, сохну); в) от гла­голов, в коих действие представляется вне связи с пространством (петь, говорить, ду­мать, вязать, плести, писать)»156.

Потебня подчеркивает, что мгновенность или однократность нельзя смешивать с совершенностью. По мнению Потебни, совершенные беспредложные (вроде дать, пасть, решить, женить и т. п.) следует сопоставлять не с однократными глаголами, а с глаголами конкретно-длительной степени (идти, нести и т. п.). «Степень эта ближе всех подходит к мгновенным глаголам, потому что означает наименьшее после мгно­венности продолжение действия»157. Об этом свидетельствует и история языка. «Однократность составляет степень длительности, но не потому, что глаголы одно­кратные суть совершенные, а независимо от этого.. Однократность и совершенность понятия не тождественные, так как последнее гораздо обширнее первого, и есть мно­жество глаголов совершенных, но не однократных; категории эти для пользы разуме­ния языка следует разделять, а не смешивать, так как и по времени происхождения они различны»158.

«Значение производных на -а (большей степени длительности) (подать, -седать, -легать, давать и т. п.— В. В.), имеющих при себе первообразные совершенные, вовсе не предполагает совершенности, а вытекает из значения, не имеющего ничего общего с совершенностью и предшествующего ей. Давать образовано от дать в то время, когда последнее еще не было совершенным, так что совершенность глагола дать (и всякого первообразного) не есть степень длительности по отношению к да-вашь»159. Конечно, есть глаголы, вовсе не различающие степеней, по крайней мере, в общелитературном языке, например: гудеть, шипеть, рябить, сквозить, стараться и т. п. 160.

Образование категорий совершенности и соотносительной с нею категории несо­вершенности связывается Потебней с «влиянием предлогов на виды». «То, что при­нято за влияние предлогов на вид, есть зависимость совершенности и несовершенности, между прочим, от присутствия или отсутствия предлога»161. Это влияние предлога на вид было вызвано внутренними изменениями функций предлогов. В значении предло­гов заметны «два наслоения» (ср.: походить — идти за, после, отсюда: быть похо­жим, и походить — провести некоторое время в ходьбе). Более древнее значение пред­лога — значение пространственное, значение направления; позднейшие значения — зна­чения времени и степени интенсивности. С предлогами вторичных значений глаголы движения «получают значение: пройти до конца, обозначенное временным, а не местным предлогом или известным результатом; двигаться во времени, которое пред-


ставляется средою и предлогом движения» 1б2. Так развивается и выражается значение оконченное™ или совершенности действия. «На те глаголы, которые получили совер­шенное значение независимо от предлога, каковы однократные... предлог обнаружи­вает лишь то влияние, какое он может иметь, например, в немецком, т. е. значение из­вестного пространственного отношения и отношений, от него производных или им представленных, в том числе отношения цели»1б3.

Понятно, что «глаголы наиболее длительные (многократные 3-й степени) от при­соединения одного предлога не становятся совершенными, несмотря на окончатель­ное значение предлога. Это следует понимать так, что окончательный предлог обозна­чает предел каждого из моментов, входящих в значение многократного глагола, но никак не предел целого ряда крат» 1б4.

На основе различия понятий совершенности и несовершенности в глаголах сложных с предлогами возникает сознание тех же различий и в глаголах беспред­ложных, но выражающих разные степени длительности: «Одновременно с появлением при пасть глагола падать (т. е. вообще глаголов, выражающих большую длитель­ность или повторяемость действия. — В. В.) начинается видовое разграничение этих глаголов. Глагол предшествующего, более простого и древнего строения стремится стать совершенным, между тем как последующий становится более или менее дли­тельным и отвлеченным. Первоначально это разграничение не резко» 1б5. С понятием совершенности или совершенного вида А. А. Потебня связывает оттенки результата1б6 и предела действия.