Грамматические учения о залоге до половины XIX в

В современном русском глаголе категории наклонения, времени и вида очень тесно связаны. Категория вида является семантической базой форм времени и наклонения. Она определяет объем глагольного слова, круг его форм. Категория вида сплетается и с категорией залога*, которая, в свою очередь, лежит уже на самой пограничной черте между грамматикой, лексико­логией и фразеологией, а в области грамматики — ближе к синтаксису предло­жения, чем к морфологии слова. Самый термин $ а л о г (перевод греческого diathesis) употребляется уже в древнейших грамматиках церковнославянского,

* О связи категории вида с категорией залога писалось не раз. Например, А. С. Будилович замечал: «Видовая начинательность совпадает со средним залогом, т.е. с действиями без­объектными и инерционными, а потому как бы безрезультатнь ми»412. В. Вундт сближал Aktions-arten с залогами, рассматривая их как «залоговую форму с каким-либо побочным временным представлением» (Genusform mit irgend einer zeitlichen Neber vorstellung)433.


а затем и русского языка*. Будучи калькой, точным морфологическим слеп­ком греческого слова 435, этот термин издавна не удовлетворял русских грам­матистов (даже тех, кто признавал категорию залога живым и существенным элементом грамматической системы русского глагола). В понятие залога вкладывалось и вкладывается крайне разнообразное и противоречивое лекси-ко-грамматическое содержание.

Учение о залогах до сих пор содержит очень много неясностей.

Оно наметилось еще в грамматике Мелетия Смотрицкого, а в русской граммати­ке Ломоносова уже вырисовываются ясные контуры традиционных школьных шести залогов русского глагола (действительного, страдательного, возвратного, взаимного, среднего и общего)**. Ломоносов же обратил внимание на связь залоговых форм с различиями реальных значений глаголов и с различиями их синтаксического употре­бления. Но уже с самого начала XIX в. стали возникать сомнения, пригодно ли вооб­ще учение о залогах для русской грамматики, соответствует ли оно природе русского глагола 436. Вместе с тем разные грамматисты по-разному понимали объем и грамма­тическое содержание категории залога; одни видели в залоге лишь отражение отноше­ний действия к объекту, другие включали в круг залоговых значений, сверх объектных отношений, и разные отношения действия к субъекту, третьи стремились ограничить понятие залога выражением отношения к субъекту. Вопрос о категории залога связы­вался и с общим синтаксическим вопросом о развитии субъектно-объектного строя предложения. По мнению многих лингвистов, залоговое значение глагола устанавли­вается и определяется лишь в контексте предложения. В грамматиках первой поло­вины XIX в. учение о залоге сводилось к лексико-синтаксической классификации гла­голов по характеру отношения действия к объекту. Выстраивались те же шесть ломоносовских залогов: 1) действительный, или переходящий, т. е. управляю­щий винительным падежом прямого объекта; 2) возвратный и 3) взаимный (оба образуются посредством присоединения -ся); 4) средний (или непереходя-ший); 5) страдательный (противоположный действительному) и, наконец, 6) общий. К общему залогу причислялись глаголы на ^ся (например: бояться, наде­яться, стараться, смеяться, резвиться), не имевшие парных соотносительных глаго­лов без -ся. Они назывались общими потому, что они «имеют свойства, общие дей­ствительному и возвратному залогам»437.

Эта ломоносовская схема шести залогов с разными вариациями дожила до «Об­щего курса русской грамматики» проф. В. А. Богородицкого. Изменялось лишь пони­мание состава и содержания «среднего» и «общего >> залогов и несколько колебалось определение разных значений возвратного залога. Кроме того, возвратные образова­ния на -ся рассматривались то как самостоятельный грамматический тип, то как раз­новидность глаголов среднего залога.

Так, Востоков среди глаголов на -ся кроме страдательных, возвратных, взаимных выделял еще «глаголы внутреннего чувства, обращенного только на самого действо­вателя» (под именем «общего залога», например: лениться, резвиться). Он же отме-

* Во всех многочисленных попытках наших грамматик дать определение залогов сказа­лось влияние греко-латинских грамматик. Древние грамматики руководствовались при различе­нии залогов главным образом лексическим значением глаголов. Недаром в латинских грамма­тиках наряду с названием залогов genera было другое — significationes. Само же греческое название залога diathesis значило собственно «расположение», «состояние» (т. е. положение субъекта, его отношение к действию — В. В.). В греческой грамматике различались три залога: energetike", pathetike, udetera (mese), т.е. действительный, страдательный, сред­ний; последний залог назывался и общим, когда совмещались значения действительного и страдательного... Стоики различали еще глаголы возвратные antipeponthota, относя их к стра­дательным. У римских грамматиков введены были еще djponentia, т. е. глаголы с формой стра­дательного залога, но со значением действительного (как бы отложившие действитель­ную форму)434.

** В грамматике Мелетия Смотрицкого (цит. по московск. изд. 1648 г.) выделились, кроме действенного (т.е. действительного), страдательного и среднего, еще два зало­га— отложительный (с окончанием -ся, но «со значением действительного залога», напри­мер: боюся, или среднего, например: труждаюся) и о б щ и й (с окончанием -ся, но со значе­ниями действительного и страдательного) (с. 182). В «Русской грамматике» Г. В. Лудольфа впервые появляется термин взаимный залог.


тил (в составе среднего залога) группу глаголов на -ся, «показывающих способность к действию, также обнаруживание себя каким-либо действием или качеством» (напри­мер: крапива жжется; нитки рвутся, снег белеется; стучится в «Зверь)438.

По мнению Востокова, залоги различаются не по окончаниям, а «по значению», какое глагол получает в употреблении с другими слонами*. Таким образом, для Во­стокова в категории залога резче всего выступает си -1таксическая и лексическая сто­роны глагола в их взаимной связи, в их соотношении. Так, по Востокову, «глагол взаимный, по отнятии вопроса с кем? обращается в глагол средний, например: «Воин сражается за отечество». Уже из этого обзора видно, что Востоков к одному и тому же разряду среднего залога относил и глаголы без -ся, например: плавать, стоять, сохнуть, белеть — и глаголы на -ся, например: бояться, мчаться, стучаться. Для Во­стокова (впрочем, так же как и для Ломоносова) два соотносительных залога — дей­ствительный и средний — являются основными. Действительному залогу противопо­ставлен страдательный. Все остальные залоговые формы так или иначе связаны с этими залогами, особенно с действительным.

Г. Павский выделял в категории залога три общих семантико-грамматических типа — действительный, страдательный и средний залоги (т. е. гла­голы переходного, страдательного и непереходного значений). Он связывал это деле­ние глаголов с «различными состояниями живущих, действующих и страдающих су­ществ»440. По Павскому, основная функция возвратной формы — делать глаголы непереходными. В связи с этим возвратные глаголы зключаются в систему среднего залога (кроме тех, которые имеют страдательное значение). «Действительный глагол, принявший частицу -ся, которая останавливает дейстьие при самом лице и не позво­ляет ему переходить на внешние предметы, принимает вид и значение среднего зало­га, и все возвратные глаголы можно назвать средними».

В этом делении всех глаголов на три типа — действительные, страдательные и средние — сказалось влияние на Павского античных и складывавшихся под их воз­действием западноевропейских грамматик. Так же ка < и Востоков, Павский отмечал среди глаголов «средних возвратных» обособленную группу слов, которые образуют­ся посредством приклейки -ся к формам среднего за.юга: стареться, белеться, чер­неться, краснеться. Павский сопоставлял эти глаголы со словосочетаниями идет себе, живет себе. По мнению Павского, «снег белеется» равносильно: белеет себе. В преде­лах того же класса средних-возвратных глаголов Павский еще различал взаимные глаголы, а также глаголы, в которых «частицею -ся изображается безличность» {не спится, неможется, не сидится и т. п.).

Таким образом, в грамматических трудах Павского было установлено несколько новых значений, свойственных формообразующему суффиксу -ся. Но вместе с тем у Павского получался еще более явно, чем у Востокова, разрыв внешней формы и зна­чения, потому что к области одного и того же залога (среднего) относились глаголы без -ся и с -ся. Точно так же в концепции Павского была затенена синтаксическая точ­ка зрения на залог.

Грамматические противоречия в учении о залогам особенно рельефно выступили в «Исторической грамматике» Ф. И. Буслаева. Признавая те же шесть залогов, что и старая грамматическая традиция, Ф. И. Буслаев, в первую очередь, делил все гла­голы на переходящие (transitiva) и непереходящие (hitransitiva).

Так же как когда-то — под влиянием античной грамматической традиции — Меле-тий Смотрицкий, Буслаев слил лексико-синтаксическо<г учение о переходности и непе­реходности глагола с учением о залоге. «Залог, по 1эуслаеву, прежде всего означал деятельность предмета или переходящую на другой предмет... или непереходя­щую»441. Далее, эти два общих и основных класса глаголов, связанных с разными синтаксическими конструкциями,- глаголов переходящих и непереходящих - по зало­говым различиям одинаково распадались на группы действительных, страдательных, средних и возвратных глаголов. Возвратные же, в свою очередь, еще подразделялись на подгруппы взаимных и общих.

Уже в этом делении выступают ошибки и противоречия. Так, по Буслаеву, дей­ствительные глаголы находятся как среди переходящих, так и непереходящих глаго­лов. Между тем «действительный глагол» означает действие предмета, переходящее

* В вопросе о значениях залогов Востоков испытал влияние статьи И. Ф. Калайдовича «О

залогах глаголов русских» 4М.


на другой предмет, которого название ставится в винительном падеже. Точно такова же, по Буслаеву, и участь средних глаголов. «Каким же образом,—спрашивал А. А. Потебня,— действительный глагол, по сущности переходящий, может быть в то же время непереходящим и, наоборот, средний, по сущности непереходящий, может быть в то же время переходящим?» Вся классификация оказывается очень шаткой. По мнению Буслаева, один и тот же глагол даже «как непереходящий может быть и дей­ствительным, т. е. переходящим, и средним, т. е. непереходящим»442.

Буслаев указывал, что формы страдательного залога могут производиться от глаголов не только действительных, но и средних (неугасаемый, сижепо и т. п.). Вме­сте с тем, по Буслаеву, «важнейших форм для выражения страдательного залога... три» (имеются в виду три разные конструкции: книга читаема, книга читается и кни­гу читают). Выходило, что страдательный залог не только производится и от дей­ствительных, и от средних залогов, но и выражается: 1) формой причастия страдательного с вспомогательным глаголом или без него (книга была читаема, книга прочитана); 2) возвратною формой (книга читается) и 3) действительною формой (книгу читают). Точно так же форма возвратного залога может иметь значение и среднего залога (т. е. обозначать непереходное состояние), и страдательного. Взаимный залог, по Буслаеву, может располагать и действительной (например, гово­рить с кем), и возвратной формой (драться, мириться с кем). Получалась невообрази­мая путаница терминов, понятий и определений. «Форма» и значение вступали в самые неожиданные столкновения. Грамматика смешивалась с лексикологией.

Правда, Буслаевым было собрано много материала по истории залоговых значе­ний. Буслаев точнее, чем его предшественники, определил роль разных приставок в процессе образования переходных глаголов от непереходных. Буслаеву была ясна связь залоговых различий с синтаксическими особенностями глаголов и с их лексиче­скими значениями. Но распутать вопрос о залогах русского глагола Буслаеву не уда­лось. Недостатки буслаевского учения о залоге отчасти зависели от двойственности критериев, которые были приняты Буслаевым за основание залоговых различий. С одной стороны, опираясь на лексико-синтаксические особенности глаголов, он вы­двигает принцип переходности. С другой стороны, имея в виду этимологическую фор­му слова, он различает типы глаголов с аффиксом -ся и без него. Вместе с тем оба эти критерия или признака были смешаны.

Последующим лингвистам учение о залоге как о форме выражения отношений действия к объекту казалось совершенно дискредитированным в «Исторической грам­матике» Ф. И. Буслаева443. Н. П. Некрасов иронически изображал бунт глаголов про­тив грамматиков с их теорией залогов. «Со всех сторон слышны шум и крики. «Зачем вы заперли меня,—кричит смелый глагол бить,— между одними действительными? Разве я не могу иметь значения среднего залога? Прочтите басню Крылова «Ручей», там вы найдете следующий стих:

Ручей из берегов бьет мутною полной, Кипит, ревет, крутит нечисту пену в клубы...

Разве здесь, — продолжает кричать глагол бить,— я не имею значения вполне среднего залога? Кроме того, всем известно, что я могу иметь форму на -ся и в ней прохаживаться по всем отделениям. Разве вы никогда не слыхали выражений: Посуда бьется; Я бьюсь с ним об заклад; Бьется как рыба об лед; Сердце бьется и др.? Разве тут нет, по-вашему, ни страдательного, ни возвратного, ни взаимного значений? За­чем же вы запрятали меня в какой-то угол, когда я имею право на все ваше здание?..»444