РАБСТВО И КРИТЕРИИ НОВОЙ ЖЕНСТВЕННОСТИ

АНДЖЕЛА ДЭВИС

ЖЕНЩИНЫ. РАСА, КЛАСС

WOMEN, RACE, CLASS

ANGELA Y. DAVIS

Random House, New York

Перевод с английского.

Общая редакция Д. А. Лисоволика

Москва. Прогресс, 1987

ББК 66.74 (7США) Д94

Переводчики Л. Голден, М. Шкундин,

Редактор А. П. Кандалинцев

Дэвис А.

Д94

Женщины, раса, класс: Пер. с англ./Общ. ред. Д. А. Лисоволика; Предисл. Я.Н. Засурского.— М.: Прогресс, 1987.— 280 с.

Книга посвящена положению женщин в семье, обществе, их борьбе за свои права, истории женского движения в США в целом. Центральное место в ней уделено борьбе черных женщин США за свое освобождение, а после отмены рабства — за полное равенство.

Книга написана популярно и увлекательно. Ее с интересом прочтут не только специалисты-обществоведы, но и широкий круг читателей.

Д 4703000000—207 / 006(01)-87 // 17-86

ББК 66.74 (7США)

ПРЕДИСЛОВИЕ

В предлагаемой советскому читателю работе Анджелы Дэвис привлекает не только новизна и оригинальность темы, но и личность автора — талантливой и смелой женщины, символизирующей упорство и непреклонность прогрессивных сил Америки в борьбе за равноправие женщин, против расизма, апартеида, за мир и прогресс во всем мире.

Анджела Дэвис, являющаяся одним из активных деятелей Коммунистической партии США, пользуется огромной, популярностью в нашей стране, во всем мире. Анджела Дэвис неоднократно приезжала в Советский Союз, она избрана почетным доктором Московского и Ташкентского университетов.

Еще в юности Анджела Дэвис стала интересоваться проблемами развития современного общества. В годы учебы в Университете Брандиса (США) она проявила интерес к французской литературе и, получив специальную стипендию, уехала для продолжения учебы во Францию. Вначале ее увлекали проблемы экзистенциализма, особенно работы Сартра и Камю. Чтобы понять законы общественного развития, она решила глубже изучать философию и продолжила учебу во Франкфурте-на-Майне. Там Анджела Дэвис ближе познакомилась с марксистско-ленинским учением, со многими работами Маркса. Вернувшись в США, она продолжила свои занятия в Университете штата Калифорния в Сан-Диего под руководством известного немецкого философа Герберта Маркузе.

Однако Анджела Дэвис не стала пропагандисткой и проповедницей маркузианства. Она стала коммунисткой. Это был непростой путь. Ей пришлось преодолеть влияние буржуазных теоретиков и сторонников левацких тенденций. Об этом она очень откровенно и подробно рассказывает в своей «Автобиографии» — книге, также переведенной на русский язык. Этот непростой путь, упорное стремление к познанию истинных законов развития современного общества привели Анджелу Дэвис к идеям марксизма-ленинизма, к коммунистическим идеалам. Именно с этих позиций и написана книга.

Анджела Дэвис как ученый занимается также проблемами эстетики, искусства, музыки, той ролью, которую она сыграла в борьбе черных американцев за освобождение. «Со времен рабства музыка помогала нам»,— подчеркивает она.

Силы реакции постоянно подвергают Анджелу Дэвис преследованиям за ее выступления в защиту мира, против милитаризма, бесправия, расовой дискриминации. Наперекор этим репрессиям Анджела Дэвис решительно борется за освобождение трудящихся от гнета монополий и корпораций, завоевывая этим признание у широких слоев населения. Об этом свидетельствует, например, кинофильм «Братья», прототипом главного героя которого является Анджела Дэвис. Она помогала в работе создателям этого фильма, основная мысль которого — единство белых и черных в борьбе за дело трудящихся. «Но этот фильм,— говорит Анджела Дэвис,— не получил широкого распространения: он считался в Америке слишком опасным».

Борьба против расовой дискриминации, как и борьба за права женщин являются частью массового демократического движения в США. В новой редакции Программы КПСС подчеркивается: «В борьбу против засилья монополий, реакционной политики правящих классов все активнее включается интеллигенция, служащие, фермерство, представители городской и мелкой буржуазии, национальных меньшинств, женские организации, молодежь и студенчество».

Изучение борьбы против расизма и дискриминации женщин в тесной связи с борьбой рабочего класса позволяет увидеть новые резервы массового демократического движения в США. В книге Анджелы Дэвис дается марксистско-ленинская трактовка малоисследованной и актуальной проблемы в форме публицистики, что облегчает чтение этой интересной и яркой книги.

А. Дэвис стремится не только выявить корни, причины расизма и дискриминации женщин в капиталистическом обществе, но и показать подлинные пути решения этих сложных вопросов.

Новый труд Анджелы Дэвис «Женщины, раса, класс» — это своеобразное продолжение ее политической, преподавательской и общественной деятельности. Я встречался с Анджелой Дэвис осенью 1984 года в университетском городке Беркли, в Калифорнии, в здании газеты американских коммунистов «Пиплз уорлд». Жизнерадостная и энергичная, Анджела Дэвис вела тогда предвыборную кампанию: она была выдвинута кандидатом в вице-президенты от Коммунистической партии США. В ответ на мой вопрос о том, как была написана книга «Женщины, раса, класс», Анджела Дэвис сказала, что книга буквально выстрадана ею и в известной степени является итогом не только ее кропотливых исследований, но прежде всего — политической общественной борьбы.

Анджела Дэвис сочетает большую политическую и общественную работу с преподавательским трудом в Университете Сан-Франциско и в Институте искусств Сан-Франциско, где она читает лекции по проблемам женского движения, истории афроамериканских женщин и ведет курс «Женщины, раса, класс».

Анджела Дэвис считает, что сегодня в Америке женское движение укрепилось, его главной опорой стал рабочий класс в отличие от 1960-х годов, когда движением, по сути дела, управляли феминистки. В настоящее время особенно активную роль играет организация «Женщины за расовое и экономическое равенство», с которой сотрудничает Анджела Дэвис. Эта организация привлекает женщин всех рас и этнических меньшинств, заметно способствует росту их классового самосознания. «Экономическое наступление монополий сыграло свою роль,— говорит Анджела Дэвис,— заставив людей понять, что женское движение должно выступить против реакции и против нынешней администрации». Она с возмущением цитирует слова президента США: «Если бы столько женщин не просили работы, было бы меньше безработных». В действительности же женщины вынуждены работать, чтобы содержать свои семьи, потому что их мужья не в состоянии этого сделать одни, а рост безработицы

ударяет в первую очередь по более слабым — по черным американцам и женщинам.

Анджела Дэвис в ходе своей кампании во время президентских выборов активно выступала за сокращение военных расходов. «Если бы удалось добиться этого сокращения,— говорит она,— можно было бы перестроить города, построить больницы, ввести бесплатную медицинскую помощь». Гонка вооружений, в которой задают тон США, ведет к сокращению рабочих мест.

«Главным вопросом, вопросом вопросов,— говорит Анджела Дэвис,— является вопрос о мире... На каждом миллиарде военных расходов теряется 1300 рабочих мест».

Анджела Дэвис в книге «Женщины, раса, класс» заостряет внимание прежде всего на одной из самых актуальных социальных проблем США — на положении женщины. Сегодня в Соединенных Штатах Америки женское движение становится все более популярным: теоретики неофеминизма выступают на авансцене американской публицистики. Их призывы к освобождению женщин сочетаются с призывами к борьбе против семьи, против мужского превосходства, за весьма своеобразное понимание равенства. К американскому неофеминистскому движению применимы ленинские оценки, на которые ссылается Клара Цеткин. «Ленин,— писала она,— со всей решительностью отвергал феминистские тенденции, вовлекающие женщин, стремящихся к свободе, на ложный путь борьбы между полами»[1].

Конечно, в современном феминистском движении есть и положительные начала. Это движение ведет борьбу за права женщин, за ликвидацию их неравноправного положения. Ведь в Соединенных Штатах Америки женщины не имеют даже юридического равенства с мужчинами. Однако советы, которые предлагают феминистки, часто наивны: они рассматривают женское движение в отрыве от классовой борьбы в американском обществе. Анджела Дэвис, критически анализируя такие формы женского движения, указывает на их недостатки.

Каково же положение женщин в сегодняшних Соединенных Штатах Америки? Обратимся к американскому справочнику «Мировой альманах», который ежегодно издается американской ассоциацией газетных предприятий. В 1981 году в разделе, посвященном женщинам, говорилось, что «самым шокирующим статистическим показателем является отсутствие изменений в заработной плате женщин: женщины все еще зарабатывают только 59 центов на каждый доллар, который за ту же работу получают мужчины»[2], По данным того же ежегодника за 1982 год, 67%, из лиц, находящихся ниже черты бедности, составляют женщины[3].

В США женщины до сих пор рассматриваются при найме на работу как неполноценная рабочая сила. Несколько лет назад в США была предпринята попытка добиться принятия закона о равных с мужчинами правах женщин. После длительных и острых дебатов американский сенат 22 марта 1972 года 84 голосами против 8 одобрил 27-ю поправку к конституции США, запрещающую дискриминацию женщин. Этот законопроект получил название Акта о равных правах. Для того чтобы стать законом, войти в действие, требовалась его ратификация законодательными органами штатов. Но этого не было сделано. Власти необходимого большинства штатов не поддержали Акт о равных правах, против которого выступили представители крайне правых сил.

В США, таким образом, и сегодня нет ни юридического, ни фактического равенства женщин.

Еще острее стоит на повестке дня проблема расовой дискриминации. Акт о гражданских правах 1964 года предусматривал устранение этого позорного явления, но это было лишь на бумаге. На деле в Соединенных Штатах Америки против черных американцев предпринимаются самые суровые дискриминационные меры. Возьмем, к примеру, безработицу. Летом 1983 года в США 15% всего трудоспособного населения были лишены работы. А среди черных американцев безработица превысила 20%. В особенно тяжелом положении оказались молодые черные американцы. Безработица среди них достигла 75% при показателе 35% для всей молодежи.

Высок уровень безработицы и среди женщин. Это особенно ощутимо, когда дело касается беднейших слоев как черного, так и белого населения США. Именно поэтому в книге А. Дэвис борьба против дискриминации женщин и расовой дискриминации рассматривается в тесной связи с борьбой против капиталистической эксплуатации. Анджела Дэвис затрагивает эти проблемы, важные и для всего международного коммунистического движения. В связи с этим уместно напомнить Основной документ, принятый на международном Совещании коммунистических и рабочих партий в Москве 17 июня 1969 года. В нем говорилось:

«Важной чертой нашей эпохи является массовое участие женщин в классовой борьбе, в антиимпериалистическом движении, в частности, в борьбе за мир... увеличивается число женщин, занятых в производство и других сферах деятельности, растет их политическое сознание, усиливается их борьба за экономические и социальные права. Трудящиеся женщины требуют покончить со всякой дискриминацией в оплате их труда, полного равенства в гражданских правах, мер в защиту материнства и т. д. Они все активнее участвуют в боях рабочих и демократических сил, все большее их число вступает в профсоюзы. Коммунистические партии, в деятельности которых на равных правах участвуют женщины, решительно поддерживают их требования и рассматривают дело эмансипации женщин как важный элемент общего демократического движения»[4]

Анджела Дэвис опирается в своем исследовании на груды основоположников марксизма-ленинизма, на работы историка-коммуниста Герберта Аптекера, на книги Фредерика Дугласа и Уильяма Дюбуа, одновременно выступая против тех «теоретиков», которые искажают реальное положение дел в американском обществе. Она критикует и сторонников современного феминизма, отвергая их экстравагантность и неэффективность тех форм социальной борьбы, которые они предлагают.

Еще более непримиримо Анджела Дэвис выступает против фальсификаторов. Она подвергает острой критике труды Дэниела Мойнихена, ныне сенатора, занимающего крайне правые и расистские позиции. Именно он отстаивает теорию матриархата, который-де господствовал в семьях черных американцев. Анджела Дэвис доказательно отвергает эти домыслы, противопоставляя им документы, факты, показывающие жизнеспособность черной семьи, которую ее члены пытались сохранить даже в бесчеловечных условиях рабства.

Обращаясь к истории борьбы черных американцев за свободу, она рассказывает, какой трудной и тяжелой была судьба черной женщины-рабыни в Америке. Когда было принято, например, решение, запрещавшее ввоз африканцев в США, в южных штатах были приняты декреты, которые лишали рабынь прав на своих детей.

В бесчеловечных условиях рабства и наперекор им формировался характер черной женщины, способной бороться и преодолевать самые большие трудности. Рабыни передали в наследство своим потомкам, свободным черным женщинам, упорство, настойчивость и уверенность в себе, стойкость в борьбе за права женщин — те духовные качества, которые стали критериями новой женственности.

Обращаясь к истории аболиционистского движения, А. Дэвис показывает, что оно сопровождалось развитием и ростом движения за равноправие женщин. Одновременно с созданием американской антирабовладельческой организации возникали женские антирабовладельческие общества (в 1832 году — в Сейлеме, штат Массачусетс, в 1833 году — в Филадельфии). Объединяясь в антирабовладельческой борьбе, женщины одновременно начинали движение и за свои права.

А. Дэвис отмечает особо важную роль рабочего класса в борьбе за права женщин, против расовой дискриминации. Она подчеркивает, что среди рабочих уже на ранних этапах развития американского капитализма было много женщин. Жестокая эксплуатация работниц, которые должны были ежедневно трудиться по 12—18 часов, вынуждала этих американок бастовать. Женские организации выступали одновременно и против дискриминации женщин, их сверхэксплуатации на фабриках, и против рабства черных американцев — в этом была тесная связь рабочего движения трудящихся с движением против рабовладения и за эмансипацию женщин.

Рассматривая историю аболиционистского движения, Анджела Дэвис видит и его социальную ограниченность: белые аболиционисты, выступая против рабства черных и поддерживая движение за равенство женщин, не осуждали эксплуатации белых рабочих на Севере. А. Дэвис указывает и на ограниченность действий суфражисток, которые, выступая за эмансипацию женщин, противопоставляли эту борьбу стремлению добиться освобождения черных от рабства. Элементы расизма в суфражистском движении критикуются Анджелой Дэвис убедительно и бескомпромиссно. В США и по сей день широко распространены расистские идеи, оправдывающие дискриминацию черных американцев. Они открыто либо в завуалированной форме распространяются и навязываются средствами массовой информации — печатью, телевидением, радио — и лежат в основе расхожих шовинистических пропагандистских штампов, внедряемых в массовое сознание. Эти стереотипы пронизывают буржуазную пропаганду и влияют на расовые отношения в США. Как справедливо подчеркивает Анджела Дэвис, они способствуют подрыву единства рабочего класса.

Особое внимание Анджела Дэвис уделяет созданному расистами мифу о «черном насильнике». Этому посвящены специальные главы, которые особенно важны и интересны в свете того, что сейчас в США и ряде стран Запада искусственно распространяется лозунг борьбы против изнасилований. Ему посвящаются многочисленные «научные» труды, в которых наряду с банальными призывами бороться против преступлений на сексуальной почве встречается много материалов, рассчитанных на дурной вкус, сенсационность я коммерческий успех. Анджела Дэвис, критикуя такое отношение к острой проблеме, показывает, что насилия, которым подвергаются женщины, являются одной из форм классового угнетения. А миф о «черном насильнике», который занимает особое место в концепциях расистов США, оправдывал не только расовую дискриминацию, но и самые дикие расправы, чинимые над черными американцами.

Рассматривая историю возникновения этого мифа, Анджела Дэвис показывает, что его появление относится к периоду после Гражданской войны, и видит в этом определенную логику.

А. Дэвис подчеркивает, что во времена рабства черных мужчин не считали насильниками. На протяжении всей Гражданской войны, когда многие белые мужчины были в армии, ни одного черного мужчину не обвинили публично в изнасиловании белой женщины. Ссылаясь на Фредерика Дугласа, Анджела Дэвис пишет, что, если бы черный мужчина и впрямь обладал врожденным стремлением к изнасилованиям, этот инстинкт должен был бы особенно активизироваться в период, когда белые женщины оставались дома беззащитными, без мужчин, сражавшихся в армии рабовладельцев Юга. Однако этого не произошло.

Надуманный образ «черного насильника» возник после Гражданской войны. Линчевания, которые во времена рабства применялись для расправы с белыми аболиционистами, теперь стали использоваться как политическое оружие против черных, а миф о «черном насильнике» служил лучшим предлогом для расправы. В связи с этим Анджела Дэвис резко критикует и суфражисток конца XIX века, и современных феминисток, которые поддерживали эти стереотипы. Она цитирует высказывание Френсис Уиллард, которая возглавляла Христианский союз умеренных женщин: «Кабак для негра — источник силы. Виски, и побольше — характерный вопль большинства черномазых. Цветная раса множится, как саранча в Египте, алкоголь — источник ее силы. Безопасность женщин, детей, семей оказывается под угрозой в тысячах районов — белые люди не смеют ни на шаг отойти от своего дома».

Анджела Дэвис решительно критикует абсурдные утверждения Э. Кливера, который называл изнасилование проявлением «мятежного акта» черных против белого общества. В своей «Автобиографии» А. Дэвис резко отвергала подобные расовые «аргументы», показывая, что они широко использовались расистами и привлекались для оправдания расистских тезисов, направленных против освободительного движения черных.

Анализ существующих в США стереотипов черных американцев, проведенный Анджелой Дэвис в предлагаемой книге, особенно важен для нас сегодня, когда во всем мире ведется активнейшая борьба против расистской пропаганды. В 1978 году ЮНЕСКО приняла Декларацию об основных принципах, касающихся вклада средств массовой информации в укрепление мира и международного взаимопонимания, в развитие прав человека в борьбу против расизма, апартеида и подстрекательства к войне. Эта Декларация предусматривает решительную борьбу против расизма. Характерно, что американские буржуазные средства массовой информации приняли эту Декларацию в штыки.

Большое внимание уделяет Анджела Дэвис женщинам, посвятившим свою жизнь классовой борьбе. Одна из наиболее ярких глав ее книги посвящена коммунисткам. Анджела Дэвис пишет о людях, которые ей особенно дороги. Это героические женщины, которые в рядах Коммунистической партии США боролись за социальное и расовое освобождение, за права женщин. Люси Парсонс, черная американка, муж которой участвовал в знаменитых чикагских событиях в мае 1886 года, за что был казнен, посвятила свою жизнь борьбе за освобождение черных американок, став членом Коммунистической партии США. «Матушка» Блур, Анита Уитни, Клаудиа Джонс, Элизабет Герли Флинн — имена этих коммунисток широко известны благодаря их мужеству и воле в борьбе против реакции, против всех форм несправедливости.

В работе А. Дэвис выделены еще три важных аспекта в современном женском движении: контроль над рождаемостью, положение женщины — домашней хозяйки и перспективы борьбы за права женщин.

Анализируя вопрос о контроле над рождаемостью, Анджела Дэвис останавливается на случаях, когда такой контроль государства оборачивается геноцидом против представительниц национальных меньшинств и бедных трудящихся женщин. В связи с этим автор отмечает, что эти обстоятельства современные феминистки не всегда учитывают в своей борьбе за право па аборт и за контроль над рождаемостью.

Анджела Дэвис подвергает резкой критике теории мальтузианства, неомальтузианства и евгеники, которые в условиях США не раз использовались для того, чтобы попытаться если уж не лишить, то, по крайней мере, ограничить развитие рода черных американцев. В связи с падением рождаемости среди белых американцев в начале XX века президент Теодор Рузвельт в 1905 году заявил, что должна быть достигнута «чистота расы». Такого рода высказывания, подчеркивает Анджела Дэвис, питали и питают расистскую идеологию. Нужно сказать, что Т. Рузвельта поддержали некоторые деятельницы феминистского движения, которые отделяли себя от черных женщин и женщин-работниц.

Оправдывая принудительные формы контроля над рождаемостью среди черных американцев, Американская федерация контроля над рождаемостью цинично заявила: «Негритянские массы, особенно на Юге, до сих пор живут беззаботно... В результате численность негров катастрофически быстро растет (по сравнению с белым населением). Так как черные менее «приспособлены», они реже могут правильно воспитывать детей». Такого рода тезисы буржуазной пропаганды всегда были оправданием расизма и геноцида.

Анджела Дэвис подчеркивает, что движение за контроль над рождаемостью в конечном счете превратилось в средство поддержки империалистической и расистской демографической политики правительства США. В ее книге приводятся ужасающие факторы насилия над черными женщинами, совершаемого американскими врачами в наше время. Речь идет о принудительной стерилизации черных женщин в США в 70-е годы. Все это стало возможным потому, что «идеи» расистов тесно переплетаются с политикой правящих кругов США.

Книга Анджелы Дэвис многопланова, она охватывает многие проблемы, которые еще недостаточно глубоко изучены марксистско-ленинской наукой. В определенной мере А. Дэвис идет дорогой первопроходца, поэтому естественно, что не все ее заключения бесспорны.

Особое место в книге занимает вопрос о судьбах современных американок. Анджела Дэвис говорит, что сегодня женщина в Соединенных Штатах Америки лишена прав, которые позволили бы ей проявить себя как личность. А. Дэвис подчеркивает, что в борьбе за свои права американским женщинам необходимо изучать ценный опыт решения проблемы женщин в Советском Союзе.

Написанная на большом научном материале, эта остро публицистическая книга помогает глубже понять особенности борьбы против расизма и борьбы за подлинное освобождение женщин в США.

Я. Н. Засурский

Моей матери Салли Дэвис посвящается

Я хочу выразить благодарность за помощь в работе над книгой:

Кендре Александер; Стефани Аллен; Розалин Баксандол; Хилтон Брэйтуайт;

Алве Буксенбаум; Фанни Дэвис; Кипп Харви; Джеймсу Джексону;

Филиппу Макджи, декану факультета этнографии Университета Сан-Франциско;

Салли Макджи, Виктории Меркадо; Чарлин Митчел; Тони Моррисон;

Эйлин Эйхарн; кафедре женских проблем Университета в Сан-Франциско.

Анджела Дэвис

От автора

Период (1976—1986), объявленный ООН Десятилетием женщины, наглядно показал, что женское движение в современном мире — это политическая сила, которую уже нельзя больше игнорировать. Женщины Советского Союза и других социалистических стран показывают своим сестрам, что объединенными усилиями они могут организовать серьезное мирное наступление. Женщины Южной Африки, Никарагуа и женщины-палестинки внесли существенный и неоспоримый вклад в борьбу за свободу и национальную независимость. Возросшая сознательность женщин США и других капиталистических стран настоятельно диктует необходимость добиваться радикальных социально-экономических перемен, гарантий обеспечения полного равенства женщин с мужчинами.

Женское движение в Соединенных Штатах — основная тема этой книги — имеет сложную историю, из печальных ошибок и замечательных достижений которой можно извлечь много полезного. Порой это движение сбивалось с пути, ведущего к подлинному равенству всех женщин, что было зачастую результатом пагубного влияния расизма и идей, чуждых интересам рабочего класса. Попытки изолировать движение за права женщин от борьбы против расового и национального угнетения, от движения рабочего класса в целом проявлялись на протяжении всей истории женского движения. Поэтому стремление афроамериканских женщин, женщин из рабочего класса и особенно коммунисток, участвовать в выработке требований движения за равноправие женщин часто игнорировалось.

После того как пост президента в январе 1981 года занял Рональд Рейган, женскому движению были нанесены серьезные удары. Администрация Рейгана одновременно повела наступление на рабочее движение, на права афроамериканцев, выходцев из стран Латинской Америки, коренных американцев — индейцев, а также иммигрантов из стран Азии и Тихого океана. Все это происходит на фоне растущей милитаризации экономики США, что чревато огромной опасностью, особенно в свете недавно принятых планов вывода ядерного оружия в космос. Администрация Рейгана вновь и вновь использует лживый тезис о «советской угрозе», пытаясь оправдать эту беспрецедентную гонку ядерных вооружений. Она также использует антисоветскую пропаганду, чтобы представить в более привлекательном свете свою враждебную политику в отношении борьбы народов Центральной Америки, Южной Африки и Ближнего Востока. Реакционная политика администрации Рейгана, направленная на свертывание завоеваний трудящихся, привела к тому, что огромная масса безработных и бездомных стала «привычной» к созданию социальных условий, способствующих росту расистского насилия и дискриминации женщин. Однако такая политика объективно породила массовые выступления против Рейгана. Растет понимание — в частности, и в женском движении,— что дискриминация по признаку пола и расы тесно взаимосвязана с эксплуатацией рабочих. И, пожалуй, самое важное заключается в том, что все больше и больше людей осознают взаимосвязь между проблемами женского движения и стремлением к миру.

В документе, представленном Коалицией женщин за встречу в Найроби Конференции ООН* и форуму неправительственных организаций в конце Десятилетия женщины, говорится: «Положение женщин в Соединенных Штатах не улучшается: наше положение ухудшается. Пропаганда и политика расизма, «холодной войны», дискриминации по признаку пола, антирабочего курса используются для того, чтобы узаконить милитаризацию и эксплуатацию, для того, чтобы разъединить и ослабить нас. Дискриминация по признаку расы и пола, возведенная в ранг государственной политики, негативно сказывается на общественных отношениях и подрывает нашу борьбу за экономическое и политическое равенство. Нельзя достичь ни экономического, ни социального прогресса, ни равенства женщин, пока наше общество несет бремя колоссальных военных расходов, пока нашим детям, нашим семьям и нашей собственной жизни угрожает ядерное уничтожение.

Коалиция женщин за встречу в Найроби считает, что объединение усилий на интернациональной основе, невзирая па расовые и другие различия, необходимо для обеспечения требований всех женщин. Мы, американские женщины, боремся за предоставление нам равенства, за экономическое развитие и, прежде всего за мир во всем мире».

Конечно, эта позиция была прямым вызовом делегации, посланной Рейганом и возглавлявшейся его^: дочерью — Морин. Эта делегация пыталась изолировать вопросы женского движения от таких глобальных проблем, как апартеид в Южной Африке, израильский сионизм и угроза, созданная стремлением США распространить гонку ядерных вооружений в космос.

Сейчас, как никогда раньше, насущной необходимостью стало изучение американскими женщинами ценного опыта решения проблем женщин в Советском Союзе. Беспрецедентные успехи в деле социального, экономического и политического равенства женщин были достигнуты именно благодаря революционному преобразованию общества в соответствии с потребностями и чаяниями рабочего класса. Дискриминация женщин, равно как и дискриминация по расовому и национальному признаку, несовместима с природой социалистического общества. Советские женщины, которые никогда не забудут ужасы войны Гитлера против их народа, служат нам постоянным напоминанием о том, что борьба за равенство женщин должна быть неразрывно связана с борьбой за мир.

А. Дэвис

Глава 1

РАБСТВО И КРИТЕРИИ НОВОЙ ЖЕНСТВЕННОСТИ

Заявление видного американского ученого Ульриха Б. Филлипса в 1918 году о том, что рабство на старом Юге в огромной степени цивилизовало африканских дикарей и их родившихся уже в США потомков[1], положило начало длительной и страстной дискуссии. Шли десятилетия, страсти накалялись, историки один за другим объявляли, что именно ему удалось объяснить подлинное значение этого «особого института». Но при всей этой научной активности никто не затрагивал особого статуса женщины-рабыни. Бесконечные попытки доказать ее склонность к «половой распущенности» и тяготение к «матриархату» скорее затемняли, чем проясняли положение, в котором находились черные женщины во времена рабства. Герберт Аптекер является одним из немногих ученых, попытавшихся выработать более реалистический подход к пониманию доли женщины-рабыни[2].

В 70-е годы XX века дискуссия о рабстве вспыхнула с новой силой. Юджин Дженовезе опубликовал книгу «Теки, Иордан, теки. Мир, созданный рабами»[3]. Появились книги Джона Блэссингейма «Община рабов»[4], Р. Фогеля и С. Энгермана «Время на кресте»[5], монументальное исследование Герберта Гутмэна «Порабощенная и свободная черная семья»[6], В связи с возобновившейся дискуссией Стэнли Элкинс решил опубликовать дополненное издание своего труда «Рабство»[7], впервые увидевшего свет в 1959 году. В этом потоке публикаций особенно заметно ощущалась необходимость книги, специально посвященной положению рабынь. Те, кто ожидал серьезного исследования о черной женщине во времена рабства, остались разочарованными. Традиционно обсуждались вопросы о соотношении распущенности и брачных отношений, насильственных и добровольных связей с белыми мужчинами, а положению черных женщин уделялось совершенно недостаточное внимание.

Из всех этих исследований наиболее содержательным является труд Герберта Гутмэна, посвященный изучению черной семьи. Г. Гутмэн на документальной основе убедительно доказал, что жизненная сила такой семьи оказалась прочнее, чем бесчеловечные оковы рабства, опровергнув тем самым концепцию Дэниэла Мойнихэна и его единомышленников[8] о черном матриархате, выдвинутую ими в 1965 году. Основные положения исследования Г. Гутмэна о положении рабынь подтверждают их склонность к семейной жизни, однако легко можно сделать и такой вывод: черные рабыни отличались от белых женщин лишь тем, что их стремление к домашнему очагу было ограничено системой рабовладения. Г. Гутмэн показывает, что, хотя институты, созданные нормами рабовладельческого общества, предоставляли черным женщинам большую свободу добрачных отношений, рабыни охотно вступали в брак и создавали семейный очаг. Хорошо документированные доказательства Г. Гутмэна, опровергающие тезис о матриархате, чрезвычайно важны. Но его книга значительно бы выиграла, если бы он всесторонне рассмотрел роль, которую черные женщины играли как в семье, так и внутри общины рабов.

Такое исследование принесло бы неоценимую пользу. Оно необходимо не только для воссоздания исторической правды. Полезные уроки можно извлечь из изучения периода рабства и для продолжающейся борьбы черных женщин и всех- женщин вообще за свое освобождение. Я же лишь попытаюсь предложить некоторые рабочие гипотезы, которые, возможно, позволят переосмыслить историю черных женщин во времена рабства.

Доля черных женщин, работающих вне дома, всегда была значительно выше, чем у их белых сестер[9], Бремя тяжелой работы, которое сегодня несет черная женщина, было таким же непосильным еще в начальный период рабства. Принудительный труд определял все стороны жизни рабыни. Поэтому, начиная исследование жизни черных женщин в условиях рабства, следует основываться на их роли тружениц.

В условиях рабовладения черные считались рабочим скотом, приносящим доход, причем женщины — не меньше, чем мужчины, и для рабовладельца их пол был безразличен. Как отмечал Кеннет Стамп, в глазах своего владельца рабыня была прежде всего рабочей силой и лишь после этого женой, матерью и хозяйкой дома[10]. Возникшим в XIX веке представлениям о критериях женственности, подчеркивавшим роль женщины как матери-воспитательницы, кроткой спутницы жизни домохозяйки при муже, черные женщины, как правило, не соответствовали.

Хотя черные женщины и имели некоторые из сомнительных выгод такой оценки роли женщин, иногда утверждают, что типичной же ролью рабыни была роль домашней прислуги — кухарки, горничной или няньки для детей в «большом доме». Дядя Том и Самбо, которые всегда находили преданных спутниц — тетушку Джемиму и Черную маму,— стереотипы, претендовавшие на раскрытие образа черной женщины во времена рабства. Как это часто бывает, действительность прямо противоположна мифу. Как и большинство рабов, большая часть рабынь трудилась на плантациях. Если в «пограничных штатах» значительная часть рабов была домашней прислугой, то рабы на Юге — заповеднике рабовладельцев — работали в основном в сельском хозяйстве. Примерно в середине XIX века семь из восьми рабов, как мужчин, так и женщин, работали на плантациях[11]. И мальчики, и девочки, достигшие определенного возраста, должны были работать в поле, собирать хлопок, резать сахарный тростник, убирать урожай табака. Пожилая негритянка Дженни Проктор в 1930-е годы вспоминала, как ее в детстве принуждали к работам на хлопковой плантации в штате Алабама:

«Мы жили в дырявых хижинах из жердей, щели которых кое-где были залеплены грязью и мхом. Вместо кроватей у нас были нары из жердей с наваленным на них тряпьем. Конечно, спать было неудобно, но даже это давало отдых нашим уставшим мышцам после долгого и тяжелого дня на плантации. Я нянчила детей, когда была совсем маленькой, и старалась убирать в доме, как приказывала мне старая мисс. Как только мне исполнилось десять лет, старый хозяин сказал: «Отправьте эту черномазую в поле»[12]

Детская доля Дженни Проктор, упомянутая выше, была типичной. Для большинства девушек и женщин, так же как и для большинства юношей и мужчин, уделом был тяжелый труд па полях от зари до зари. Все они работали под страхом бича. В этом смысле угнетение женщин не отличалось от угнетения мужчин.

Но женщины-рабыни испытывали и другие страдания: они становились жертвой половых насилий и других варварских истязаний, которые только могут быть причинены женщине. К своим рабыням хозяева относились, исходя лишь из соображений выгоды: когда было прибыльно, эксплуатировать рабынь так же, как и мужчин, на них смотрели в сущности как на бесполые существа; когда же их эксплуатировали, наказывали и угнетали именно как женщин, на их долю выпадали все мучения, которым можно подвергать только женщин.

Когда запрещение международной работорговли стало угрожать расширению молодой хлопкообрабатывающей промышленности, рабовладельцы были вынуждены положиться на естественный прирост рабов как самый надежный способ пополнения и увеличения своей рабочей силы. Поэтому стала высоко оцениваться детородная способность рабыни. С начала XIX века и до Гражданской войны черных женщин во все большей степени стали оценивать, исходя из их способности к деторождению (или ее отсутствия). Рабыня, которая могла стать матерью 10, 12, 14 или более детей, становилась желанным сокровищем. Это, однако, не означало, что черные женщины как матери находились в более привилегированном положении по сравнению с теми, кто работал на плантации. Присущее представлениям о женственности восхищение материнством, столь характерное для XIX века, на рабов не распространялось. Рабовладельцы смотрели на рабынь вовсе не как на матерей. Для них рабыни были просто средством, обеспечивающим прирост рабской рабочей силы; «рабочим скотом», чья цена могла быть точно высчитана по способности воспроизводить себе подобных.

Так как рабыни считались «производительницами», то их детей могли отнять, как телят от коров, и продать. Год спустя после запрещения ввоза рабов из Африки суд Южной Каролины постановил, что рабыни не имеют никаких юридических прав на своих детей. В соответствии с этим решением отобрать и продать детей у черных матерей можно было в любом возрасте, так как «дети рабов... находятся на том же уровне развития, что и другие животные»[13].

Рабыни, уже потому что были женщинами, оказывались уязвимыми для всех форм полового насилия. Если наиболее жестоким наказанием для раба были порка и избиение, то рабынь не только пороли и избивали, но и насиловали. По существу насилие было открытым выражением экономической власти рабовладельца и неограниченного произвола надсмотрщика над черными рабынями.

Крайне жестокое обращение с рабынями обеспечивало, таким образом, беспощадную эксплуатацию их труда, что в свою очередь побуждало рабовладельцев отказываться от своего традиционного отношения к рабыне как женщине, прибегая к насилию в качестве средства наказания. Если черных рабынь едва ли считали женщинами в общепринятом смысле этого слова, то и черные рабы в условиях рабовладельческой системы также лишались чувства мужского достоинства. Мужья и жены, отцы и дочери — рабы — в равной степени находились под ничем не ограниченной властью рабовладельца, и поэтому поощрение чувства мужского достоинства могло вызвать опасный для рабовладельца разрыв цепи подчинения. Более того, если черные рабыни не могли считаться слабым полом или домохозяйками, то и черные рабы не могли рассматриваться как главы семей, и в особенности как кормильцы. В конечном счете все рабы — будь то мужчины, женщины или дети — обеспечивали процветание класса рабовладельцев.

На хлопковых, табачных, кукурузных и сахарных плантациях рабыни трудились наравне с мужчинами, Барбара Вертхеймер в своей книге приводит воспоминания бывшего раба:

«Колокол звонил в четыре утра, и у рабов было полчаса, чтобы приготовиться к работе. Мужчины и женщины начинали работать одновременно, женщины должны были выполнять такой же объем работ, что и мужчины»[14].

Большинство рабовладельцев устанавливало системы подсчетов прибыли от своих рабов, для чего вводилась средняя норма производительности рабского труда. Для детей она зачастую составляла четверть взрослой. От женщин обычно требовали выработку, равную мужской. Если же рабыня выполняла роль «производительницы» или кормилицы, то норма несколько снижалась[15].

Рабовладельцы, конечно, стремились к тому, чтобы их «производительницы» рожали так часто, как это возможно биологически. Но беременные или кормящие рабыни никогда не освобождались от полевых работ. Многих вынуждали оставлять грудных детей на земле, вблизи от места работы, однако некоторые рабыни отказывались оставлять своих детей без присмотра и пытались выполнять свою норму, привязав ребенка за спину. В документальном сборнике «Черные женщины в белой Америке» приводится описание подобного случая: «Одна молодая женщина в отличие от других не оставила своего младенца на краю поля. Она сшила из грубой парусины подобие мешка и, положив в него своего ребенка, носила его на спине весь день, наравне со всеми работая мотыгой»[16].

Работая на плантациях, многие женщины оставляли своих младенцев под присмотром малолетних детей или стариков, уже не способных к тяжелому труду на плантациях. Кормящие матери страдали от избытка грудного молока, так как не могли вовремя кормить своих младенцев. Мозес Грэнди в широко известном автобиографическом повествовании писал о печальной Доле рабынь-матерей:

«В имении, о котором я говорю, матери, имевшие грудных детей, тяжело страдали от излишка молока, когда их младенцы оставались дома. Поэтому они не могли работать наравне с другими. Я видел, как надсмотрщик избивал их кнутом из сырой кожи, и из грудей текло молоко, смешавшись с кровью»[17].

А беременных женщин не только заставляли выполнять все обычные работы в поле, их так же избивали, как и всех других рабов, за невыполнение своей дневной нормы или за «дерзкие» протесты против бесчеловечного обращения с собой.

Мозес Грэнди вспоминал также, как «беременную женщину, совершившую в поле какой-нибудь проступок, вынуждают лечь в яму, выкопанную по форме ее тела, и избивают кнутом или старой лопатой, при этом от каждого удара лопается кожа. Одну из моих сестер наказали так жестоко, что у нее начались схватки, и ребенок родился прямо в поле. Надсмотрщик Брукс убил так девушку по имени Мэри на глазах у ее родителей, работавших на плантации»[18].

На некоторых плантациях и фермах к беременным женщинам относились не так жестоко. Однако это объяснялось не гуманными соображениями. Просто рабовладельцы дорожили здоровым новорожденным рабом так же, как теленком или жеребенком.

Накануне Гражданской войны, когда на Юге предпринимались робкие попытки индустриализации, рабский труд дополнял, а зачастую и конкурировал с трудом свободных. Рабовладельцы-промышленники эксплуатировали как взрослых, так и детей, и когда плантаторы и фермеры сдавали своих рабов «внаем», то женщины и дети требовались наравне с мужчинами[19]

Роберт С. Старобин в книге «Промышленное рабство на старом Юге» писал:

«Рабы, — женщины и дети — составляли большую часть рабочей силы на текстильных, табачных и конопляных фабриках.

...Иногда они работали и в таких «тяжелых» отраслях промышленности, как рафинирование сахара или помол риса... Труд рабов — женщин и детей — широко применялся и на других тяжелых работах — перевозка грузов, лесозаготовка и т. д.»[20]

Рабыни были недостаточно «женственны», чтобы не работать в шахтах, на сталеплавильных заводах, лесорубами или землекопами. На строительстве канала в Северной Каролине рабыни составляли не менее половины рабочей силы[21]. Труд рабынь широко применялся на строительстве дамб в Луизиане и железных дорог на Юге, до сих пор находящихся в эксплуатации[22].

Рабынь использовали вместо вьючных животных для перевозки вагонеток в шахтах на Юге[23]. Все это напоминает описание ужасающего использования женского труда в Англии, данное К. Марксом в «Капитале». «В Англии для того, чтобы барку тянуть по навалу и т. д., иногда вместо лошадей все еще применяются женщины, потому что труд, необходимый для производства лошадей и машин, представляет собой математически определенную величину, труд же, необходимый для содержания женщин, из избыточного населения ниже всякого расчета»[24].

Подобно британским коллегам, промышленники-южане не делали секрета из причин, побуждавших их использовать на своих предприятиях труд рабынь: их содержание обходилось значительно дешевле, чем рабов-мужчин или свободных рабочих[25].

Черные женщины, от которых владельцы требовали выполнения той же работы, что и от рабов-мужчин, тяжело страдали от бесчеловечных условий своей жизни. Без сомнения, отдельные рабыни были этим сломлены и покорились, однако большинство выдержало и с течением времени приобрело качества, считавшиеся «запретными» по принятым в XIX веке представлениям о женственности. В книге К. Стампа приводятся впечатления Фредерика Олмстеда, путешественника, побывавшего на Юге и увидевшего группу рабынь, возвращавшихся домой с плантации в Миссисипи: «Я увидел впервые таких рослых и сильных женщин-негритянок, их было 40. Все были одеты в одинаковые простые платья голубого цвета; ноги и ступни — голые; у каждой на плече — мотыга; они гордо несли себя, идя свободно, мощно раскачиваясь, как охотники в лесу»[26]. Маловероятно, что эти женщины гордились выполненной под постоянной угрозой кнута работой, но они, должно быть, осознавали свою огромную силу — способность создавать и творить. Как писал об этом К. Маркс, «труд составляет естественное условие человеческого существования, условие обмена веществ между человеком и природой»[27]. Вполне возможно, что этот рассказ путешественника отдает расизмом патерналистского толка, но если это не так, то, возможно, эти женщины в тяжелейших условиях научились черпать жизненную силу для противоборства ежедневному унижению рабства. Осознание огромной способности к тяжелому труду вселяло в них уверенность в возможности бороться за себя, свои семьи и свой народ.

Когда робкие шаги промышленного переворота кануна Гражданской войны сменились бурной индустриализацией, многие белые женщины лишились возможности заниматься производительным трудом. Текстильные фабрики превратили прялки в анахронизм, приспособления для изготовления свечей стали музейной редкостью, как и многое другое, помогавшее белым домохозяйкам производить предметы, необходимые для благосостояния их семей. По мере того как женские журналы и романтическая литература пропагандировали и распространяли новые представления о критериях женственности, белых женщин начали рассматривать вне сферы производительного труда. Промышленный капитализм, приведший к разрыву между семьей и экономикой, обусловил дальнейшее закрепощение женщины. Господствующая пропаганда сделала слово «женщина» синонимом понятий «мать» и «домохозяйка», что подразумевало неполноценность и зависимость. Но на черных рабынь эти понятия не распространялись. Рабовладельческая экономика находилась в противоречии с той системой отношений между мужчиной и женщиной, которая утверждалась буржуазной идеологией. Предпринимались значительные усилия для насаждения рабовладельческих представлений о черной семье как связанной только с матерью биологической ячейке. На многих плантациях в свидетельства о рождении вносились только имена матерей, а имена отцов опускались. По всему Югу законодательные собрания штатов руководствовались принципом, согласно которому ребенок наследовал положение матери. Это было сделано по требованию рабовладельцев, бывших зачастую отцами детей рабынь. Но было ли это также нормами, регулировавшими семейные отношения между рабами? Большинство исторических и социологических исследований о черной семье периода рабства исходит из того, что отказ хозяев признавать институт отцовства среди своих рабов послужил непосредственной причиной возникновения матриархальной семьи.

Получившее печальную известность правительственное исследование 1965 года «Негритянская семья», так называемый «доклад Мойнихэна», прямо связывает современные социальные и экономические проблемы черного населения с вымышленным матриархатом черной семьи. «По существу,— писал Дэниэл Мойнихэн,— негритянской общине насильно навязали матриархат, который, отличаясь от семейного уклада американского общества, серьезно задержал прогресс общины в целом и возложил огромное бремя на негров-мужчин и, как следствие этого, на большинство негритянок» [28].

В докладе утверждалось, что источник угнетения коренился глубже, чем расовая дискриминация, которая порождает безработицу, трущобы, приводит к низкому уровню образования и медицинского обслуживания. Угнетение коренилось в «запутанном клубке патологии», который обусловливался тем, что у черных мужчин не было авторитета главы семьи! Вызывает возражения и заключение «доклада Мойнихэна», в котором автор призывает внедрять в черную семью и общину в целом концепцию «мужчины-хозяина», подразумевая под этим идею мужского превосходства.

Один из «либеральных» сторонников Д. Мойнихэна, социолог Ли Рейнуотер, не поддержал полностью рекомендаций доклада[29]. Вместо них Л. Рейнуотер предложил идею создания новых рабочих мест, повышения заработной платы и другие экономические реформы. Он даже поддержал продолжавшуюся борьбу за гражданские права черных. Но, подобно большинству белых социологов, как, впрочем, и некоторых черных, он солидаризировался с тезисом о том, что рабство фактически разрушило черную семью. Из этого следует голословное утверждение, что для черной общины характерна «семья, где главой является мать, и центральное место в ней занимают ее отношения с детьми, а связи с мужчиной, отцом, слабы»[30]. «Сегодня,— заявил Л. Рейнуотер,— мужчины зачастую не имеют своей крыши над головой, переезжая из одного дома, где у них родственники или любовная связь, в Другой. Они живут в ночлежках или меблированных комнатах, проводя время в общественных местах. Они неявляются «главами семьи» в тех единственных «домах», где они бывают,— домах своих матерей и подруг»[31].

Теорию о внутреннем вырождении черной семьи в условиях рабства придумали не Д. Мойиихэн или Л. Рейнуотер. Первая работа, в которой содержалась эта точка зрения, появилась в 1930-е годы и называлась «Негритянская семья»[32]. Ее автор, известный черный социолог Е. Франклин Фрезье, драматически описал разлагающее воздействие рабства на черных, но недооценил их способность противостоять грязным вмешательствам рабовладельцев в ту внутреннюю жизнь черной общины, которую она себе выковала. Е. Франклин Фрезье недооценил также и тот дух независимости и опоры на собственные силы, который были вынуждены развить в себе черные женщины, и поэтому констатировал, что «ни экономическая необходимость, ни традиция не привили (черным женщинам) чувства. подчинения мужскому авторитету»[33].

Под влиянием полемики, развернувшейся после опубликования «доклада Мойнихэна», а также собственных сомнений в обоснованности концепции Фрезье к исследованию рабской семьи приступил Герберт Гутмэн. Примерно 10 лет спустя, в 1976 году, он опубликовал примечательную работу «Порабощенная и свободная черная семья»[34]. Исследование Г. Гутмэна дало удивительные доказательства расцвета и развития семьи во времена рабства. Он открыл не пресловутую матриархальную семью, а семью, состоящую из жены, мужа, детей и зачастую других родственников, включая и не кровных.

Отказавшись от сомнительных эконометрических заключений Фогеля и Энгермана, заявивших, что рабство не затронуло большинства негритянских семей, Г. Гутмэн подтверждает, что бесчисленные семьи рабов были насильственно разрушены вследствие беспорядочной продажи мужей, жен и детей. Это позорным клеймом ложится на институт рабства в Северной Америке. Однако, пишет Г. Гутмэн, узы любви и привязанности, культура семейных отношений и страстное стремление сохранить семью выстояли перед разрушительным наступлением рабства[35].

На основе писем и документов, таких, как свидетельства о. рождении, где были обозначены имена как отцов, так и матерей, Г. Гутмэн показывает, что рабы придерживались строгих семейных норм, причем они отличались от норм, регулировавших семейную жизнь белых, живших рядом. Запрет официальных браков, практика выбора имен для детей, формирование нравов, допускающих добрачные половые отношения,— все это отличало рабов от их хозяев[36]. Ведя ежедневную отчаянную борьбу за сохранение семьи, за право на личную жизнь, рабы и рабыни проявили неисчерпаемый талант в сопротивлении всему, что их окружало, где все было направлено на превращение рабов в рабочий скот.

Повседневная жизнь рабов и рабынь — то, что они долгое время проживали вместе, признавали или отказывали в праве на отцовство, вступали в брак с женщиной, имеющей детей от неизвестных мужчин, называли ребенка по отцу или близким родственникам, расторгали неудачные браки — все это на практике, а не в теории находилось в противоречии с господствовавшими представлениями о рабе как вечном «ребенке» или укрощенном «дикаре»... Домашний уклад и родственные связи рабов, выросшие на этой исконной основе общины, сделали для их потомков очевидным тот факт, что рабы отнюдь не были неполноценными мужчинами и женщинами[37].

К сожалению, Г. Гутмэн не попытался определить подлинное положение женщины, в рабской семье. Показывая трудности создания семейной жизни как для рабов, так и для рабынь, Г. Гутмэн категорически выступал против одного из важнейших постулатов, на которых держится концепция матриархата. Однако он не опровергал решительным образом утверждения о доминирующей роли женщины в семье, где были оба супруга. Более того, его собственные исследования подтверждают, что жизнь рабов вне своих лачуг во многом была продолжением их семейной жизни. Следовательно, роль женщины в рабской семье в огромной степени должна была определяться ее социальным статусом в рабской общине в целом.

Большинство научных исследований рассматривает семейную жизнь рабов как институт, возвышающий женщину-мать и умаляющий статус мужчины-отца, даже в семьях, где были и мать, и отец. Так, Стэнли Элкинс пишет о том, что роль матери для ребенка, родившегося в семье рабов, во много раз больше, чем роль отца, так как именно на матери лежали заботы по дому, она готовила пищу, нянчила детей, чем и исчерпывались функции рабской семьи[38].

То, что рабовладельцы постоянно называли мужчин-рабов «мальчиками», отражало, по мнению Элкинса, неспособность рабов выполнять свои отцовские обязанности. Кеннет Стамп, продолжая эту тему, идет еще дальше:

«...Типичная семья рабов была матриархальной по форме, так как роль матери была значительно важней, чем отца. До тех пор пока семья сохраняется, именно женщина выполняет свои традиционные обязанности по уборке дома, приготовлению пищи, шитью одежды, воспитанию детей. Самое большее, чем был муж,— это помощником жены, ее компаньоном и сожителем. Зачастую его воспринимали как собственность жены (как Том при Мэри), такую же, как хижина, где они жили»[39].

Разумеется, семейная жизнь имела огромное значение для определения рабами своего места в общественной жизни, так как только она реально давала им возможность ощутить себя людьми. Поэтому черные женщины, которые к тому же трудились наравне с мужчинами, в отличие от белых женщин не считали домашнюю работу чем-то унизительным. И, кроме того, их никогда нельзя было считать просто домохозяйками. Но переоценивать это и утверждать, что черные женщины, следовательно, властвовали над своими мужьями,— значит существенно искажать реальную жизнь рабов.

В очерке, написанном мною в 1971 году[40], используя те немногие источники, которые были доступны в тюремной камере, я следующим образом охарактеризовала значение домашних функций для рабыни: «Выполняя тяжелую работу для удовлетворения потребностей членов своей семьи, рабыня занималась единственным видом трудовой деятельности, результаты которой в условиях рабовладения угнетатель не мог присвоить непосредственно и немедленно. Бесплатный труд на полях не имел для рабов какого-либо смысла. Для общины рабов как таковой лишь домашний труд имел значение...»

«Именно тяжелая работа долгое время в основном характеризовала зависимое положение женщин, ее социальный статус. Лишь такая работа могла обеспечить ей и ее семье некоторую долю независимости. Даже находясь под особым гнетом как женщина, она оказалась в центре общины рабов, от нее зависело выживание общины».

С тех пор для меня стало очевидно, что особый характер домашнего труда в условиях рабства, его определяющее значение для супружеской пары подразумевали необходимость труда мужчины. Рабы выполняли важные домашние функции и отнюдь не были, вопреки утверждениям Кеннета Стампа, просто помощниками своих жен. В то время как женщины, например, готовили или шили одежду, мужчины занимались огородом или охотились. Ямс, пшеница, различные овощи, так же как и дичь — кролики и опоссумы,— всегда были желанной добавкой к однообразному дневному рациону. Это разделение домашнего труда по половому признаку не представляется иерархическим. Труд мужчины, безусловно, не считался важнее труда женщин и вряд ли был менее значим. Оба были в равной степени необходимы. Более того, судя по всему, разделение труда между полами не было столь строгим: мужчина мог иногда работать по дому, а женщина — в огороде и, возможно, даже участвовать в охоте[41].

Центральным вопросом в семейной жизни рабов является равноправие полов. Работа для самих себя, а не для хозяев, делалась и мужчинами, и женщинами поровну. Поэтому в своей семье и общине черные добивались заметных успехов. Они сумели трансформировать то негативное «равенство», которое навязывалось им, невзирая на пол, в позитивный фактор равноправия во внутриобщинных отношениях. Хотя главный тезис книги Юджина Дженовезе «Теки, Иордан, теки» (о том, что черная община приняла якобы патернализм, являющийся следствием ее рабской зависимости) в лучшем случае проблематичен, в книге содержится достоверная, хотя и неполная, картина семейной жизни рабов.

Роль рабыни как жены и хозяйки требует углубленного изучения. Предположение о мужчине как о госте в доме рабыни явно несостоятельно. Положение черной женщины, учитывая действительную роль черных мужей и отцов, было значительно более сложным, чем обычно это представлялось. Ю. Дженовезе считает, что отношение черных рабынь к домашней работе, особенно к приготовлению пищи, и осознание себя как женщины опровергают расхожее утверждение, что они невольно способствовали разрушению личности своих мужей, беря на себя заботу о доме, защите детей и другие, обычно выполняемые мужчинами, обязанности[42].

Хотя в этом описании и присутствует оттенок снисходительного отношения к женщинам и автор исходит из традиционного понимания критериев мужественности и женственности, он, однако, четко признает, что «то, что обычно рассматривалось как ослабление женского достоинства, на самом деле значительно ближе к подлинному равенству мужчин и женщин, чем это было возможно среди белых и, может быть, даже среди черных после Гражданской войны»[43].

Здесь наиболее интересным вопросом, хотя и не разработанным Ю. Дженовезе, является то, что рабыни часто защищали своих мужей от различных унижений рабовладельческой системы. Многие женщины, возможно, подавляющее большинство, пишет автор, понимали, что деградация их мужей отразится и на них. Более того, «рабыни хотели, чтобы их сыновья вырастали настоящими мужчинами, и прекрасно понимали, что для этого необходим пример сильного черного мужчины»[44].

Их сыновьям необходим был высокий авторитет отца так же, как их дочерям — высокий авторитет матери.

Черные женщины несли не только непосильное бремя «равенства» угнетения, не только наравне с мужчинами создавали семью, но и на равных решительно боролись с бесчеловечным институтом рабства. Они давали отпор насилиям белых мужчин, защищали свои семьи и участвовали в забастовках и восстаниях. Так, Герберт Аптекер указывает в своем оригинальном труде «Восстания американских рабов»[45], что рабыни отравляли своих хозяев, совершали различные акты саботажа, вступали, как и мужчины, в общины маронов* и часто бежали на Север, где не было рабства.

Многочисленные описания зверств надсмотрщиков над рабынями свидетельствуют, что пассивное смирение с рабской долей было скорее исключением, чем правилом.

Фредерик Дуглас, вспоминая о безжалостных насилиях рабовладельцев во времена его детства[46], писал об избиениях и пытках многих непокорных рабынь. Его двоюродная сестра, например, за попытку сопротивляться насилию надсмотрщика была чудовищно избита[47]. Рабыню тетушку Эстер жестоко выпороли за неповиновение хозяину, потребовавшему, чтобы она рассталась с любимым[48]. Одно из наиболее ярких описаний Ф. Дугласом безжалостных наказаний, полагавшихся рабам, связано с молодой рабыней Нелли, которую выпороли кнутом за «дерзость». Фредерик Дуглас так рассказывает об этом: «Временами казалось, что она возьмет верх. Но в конечном счета зверь-надсмотрщик одолел, ему удалось привязать Нелли к дереву. Теперь жертва была беззащитна перед безжалостным бичом. Во время ужасной экзекуции стоны беспомощной женщины соединялись с хриплой бранью надсмотрщика и рыданиями ее перепуганных детей. Когда несчастную отвязали, вся ее спина была залита кровью. Ее высекли жестоко, но она не смирилась и продолжала проклинать надсмотрщика, призывая на его голову все возможные кары»[49].

Вряд ли, резюмирует Ф. Дуглас, этот надсмотрщик еще раз осмелился выпороть Нелли.

Множество рабынь, как и Гарриет Табмэн**, бежали с рабовладельческого Юга на Север. Некоторым везло, но большую часть ловили. Одна из наиболее драматичных попыток побега была осуществлена совсем юной рабыней Энн Вуд, которая руководила вооруженной группой молодых рабов, вырвавшихся на свободу. Отправившись в путь в 1855 году накануне рождества, они наткнулись на охотников на рабов. Началась перестрелка, двое рабов было убито, однако остальные, судя по всем данным, прорвались на Север[50].

Аболиционистка Сара Гримке описывает историю женщины, сопротивлявшейся не столь успешно, как Энн Вуд. За многочисленные попытки побега от своего Хозяина в Южной Каролине эту рабыню избивали так, что «на ее теле не осталось живого места»[51]. Однако она не смирялась и использовала любую возможность для побега с плантации. Тогда ее посадили на цепь, прикованную к тяжелому ошейнику, и вырвали передний зуб, чтобы опознать по этой примете в случае нового побега. При этом владельцы рабыни считались примерными христианами и занимались благотворительностью. С. Гримке пишет, что «эта несчастная рабыня, домашняя портниха, занимаясь шитьем пли другой домашней работой, постоянно находилась на виду у своих хозяев, ее спина кровоточила, рот был изуродован, на шее — тяжелый железный ошейник, но это не вызывало у них ни малейшего сострадания»[52].

Рабыни сами боролись и поддерживали сопротивление рабству других, используя любую возможность. При непрекращающихся репрессиях против рабынь неудивительно, пишет Г. Аптекер, что «негритянская женщина так часто участвовала в заговорах рабов»[53]

Далее автор приводит высказывания беглых рабынь: «...Штат Виргиния, 1812 год: Она заявила, что, пo ее мнению, выступление рабов не будет преждевременным, так как она предпочитает скорее оказаться в аду, чем оставаться рабыней. Штат Миссисипи, 1835 год: Она просила у бога, чтобы всему этому пришел конец, так как она устала, надрываясь на работе на белых...»

Теперь можно лучше понять беглую рабыню Маргарет Гарнер. Когда ее поймали около Цинциннати, она убила свою дочь и пыталась покончить с собой. Она радовалась, что ее дочь мертва и уже «никогда не узнает страданий рабыни». М. Гарнер просила, чтобы ее судили за убийство: «Лучше с песней идти на виселицу, чем вернуться в рабство»[54]. С 1642 года и вплоть до 1864 года повсюду на Юге можно было найти общины маронов, созданные беглыми рабами и их потомками. Эти общины были «раем для беглых, служили базой для налетов на близлежащие плантации, а порой мароны возглавляли и восстания рабов»[55]. « В 1816 году была обнаружена большая и процветающая община: 300 беглых рабов — мужчин, женщин и детей — захватили форт во Флориде. Когда они отказались сдаться, армия начала штурм, который длился 10 дней. Было убито свыше 250 осажденных. Женщины сражались плечом к плечу с мужчинами[56]. Во время другого сражения в Мобиле, штат Алабама, в 1827 году мужчины и женщины стояли непоколебимо, «как спартанцы», писали местные газеты[57].

Сопротивление рабству выражалось не только в форме восстаний, побегов и саботажей. Так, например, в Натчезе, штат Луизиана, рабыня организовала «полуночную» школу, действовавшую с одиннадцати вечера до двух часов ночи, где сотни черных выучились грамоте[58]. Без сомнения, многие из них сами выписывали себе пропуска и устремлялись на поиски свободы. В романе Алекса Хейли «Корни»[59], посвященном его предкам-рабам, рассказывается о Белле, жене Кунта Кинте, которая с трудом самостоятельно выучилась грамоте. Тайком читая газеты своего хозяина, она была в курсе всех политических событий и делилась этим с другими рабами.