Ибо Он спасет людей Своих от грехов их»
Здесь Ангел показывает, что рождающийся есть Сын Божий, ибо, кроме божественного существа, никто другой не может отпускать грехи. Итак, получив такой дар, примем все меры, чтобы не поругать толикого благодеяния. Ежели грехи наши достойны были наказания и прежде сей чести, то тем более после сего неизреченного благодеяния. И это говорю теперь не без причины, но поскольку вижу, что многие после крещения живут небрежнее некрещеных и даже не имеют никакого признака христианской жизни. Поэтому ни на торжище, ни в церкви не скоро различишь, кто верующий и кто неверующий, разве только когда, присутствуя при совершении таинств, увидишь, что одни бывают высылаемы, а другие остаются в храме. Но надлежало бы отличаться не по месту, а по делам, ибо достоинства внешние обыкновенно познаются по внешним признакам, а наши достоинства надобно распознавать по душе. Верующий должен быть виден не только по причащению Святых Тайн, но и по новой жизни и богоугодным делам. Верующий должен быть светильником мира и солью земли. А ежели ты не светишь и себе, не предотвращаешь и собственной гнилости, то по чему нам узнать, что ты истинный христианин и достойно причащаешься Святых Тайн? Но причащаясь только по обычаю, ты уготовляешь душе своей многие муки. Верующий должен блистать не тем одним, что получил от Бога, но и тем, что сам прибавил к тому, надобно, чтобы он по всему был виден: и по поступи, и по взору, и по виду, и по голосу, а более всего по добрым делам. Сказал же я о сем для того, чтобы нам творить добрые дела не для показа, а для пользы тех, кто смотрит на нас, и украшать себя ими для угождения Богу. А теперь, с которой стороны ни стараюсь распознать тебя, везде нахожу тебя в противоположном состоянии. Хочу ли заключить о тебе по месту – я вижу тебя на конских ристалищах и в театрах, вижу, что ты проводишь дни в беззакониях, составляешь злые толки в худых сходбищах и сообщаешься с людьми развратными. Хочу ли заключить о тебе по виду твоего лица – опять вижу, что ты непрестанно смеешься и рассеиваешься подобно развратной блуднице, у которой никогда не закрывается рот. Стану ли судить о тебе по одежде – вижу, что ты наряжен ничем не лучше комедианта. Или по спутникам твоим? Ты водишь за собою тунеядцев и льстецов. По словам? Слышу, что ты не произносишь ничего здравого, дельного, полезного в нашей жизни. По твоему столу? Здесь открывается еще более причин к осуждению. О подобных людях говорит апостол: «Их бог – чрево» (Флп. 3,19).
Итак, скажи мне, по чему могу узнать, что ты верный христианин, когда все исчисленное мною и другое многое уверяет в противном? И что говорю: верный христианин? Даже и того, человек ли ты, не могу узнать подлинно, ибо стучишь ты ногою как осел, скачешь как вол, ржешь на женщин как конь, объедаешься как медведь, насыщаешь тело как лошак, злопамятен как верблюд, хищен как волк, сердит как змея, язвителен как скорпион, пронырлив как лисица, хранишь в себе яд злобы как аспид и ехидна, враждуешь на братьев как демон лукавый. Как я могу счесть тебя за человека, не видя в тебе свойств естества человеческого? Ища образа верного христианина, не могу найти разности даже между человеком и зверем. Чем же назову тебя? Зверем? Но у каждого зверя один какой-нибудь из сих пороков; а ты, совокупив в себе все означенные пороки, далеко превосходишь их своим неразумием. Назову ли тебя демоном? Но демон не служит неистовству чрева и не жаждет денег. А когда в тебе больше пороков, нежели в зверях и демонах, то скажи мне, как могу назвать тебя человеком? Если же нельзя назвать тебя человеком, то как назову тебя верным? А что всего хуже, находясь в столь худом состоянии, мы и не думаем о безобразии своей души, не имеем и понятия о ее гнусности.
Итак, умоляю вас, не оставайтесь зверями! Ежели и раб не входит в дом Отца, то как можешь вступить в двери Его ты, будучи зверем? И что говорю: зверем? Такой человек хуже всякого зверя. Зверь хотя по природе дик, однако часто посредством человеческого искусства делается кротким. А ты изменяешь природное им зверство в не свойственную их природе кротость, а свою природную кротость изменяешь в неестественное тебе зверство! Дикого по природе делаешь смиренным, а себя, кроткого по природе, против природы делаешь диким. Льва укрощаешь и делаешь ручным, а своему телу попускаешь быть неукротимее льва! В отношении к укрощению зверей – два затруднения, препятствующих их укрощению: во-первых, то, что зверь лишен разума, во-вторых, то, что зверство в нем есть природное свойство. Несмотря на это, по избытку данной тебе от Бога мудрости, ты преодолеваешь их природу. Как же ты, преодолевая в зверях природу, в себе самом, по собственной воле, не сохраняешь природного добра, данного тебе от Бога? Если бы Бог заповедал тебе сделать кротким другого человека, ты не почел бы Его заповедь невозможною, хотя и мог бы Ему возразить, что ты не господин чужой воли и что он не зависит от тебя. Но теперь, когда Он убеждает тебя укротить собственного твоего зверя, над которым ты полный господин, то чем можешь оправдаться, не укрощая своей природы? Какое можешь представить извинение, когда из льва делаешь человека, а сам из человека делаешься львом? Диких зверей доводишь до одинакового с человеками благородства, а себя самого низвергаешь с царского престола? Знай, если желаешь, что гнев есть зверь и лев.
Поэтому, возлюбленный, сколько другие усиливались над укрощением львов, столько и ты с усердием старайся соделывать себя тихим и кротким, ибо и гнев имеет страшные зубы и когти. Если не укротишь его, то он погубит все добрые дела твои. Он не только вредит телу, но и еще более расстраивает здравие души, поедая, терзая, растлевая всю силу ее, ибо каждая страсть, оставаясь в душе, немилостиво поедает нас каждый день. Лев, когда насытится, уходит, а страсти никогда не насыщаются и не отступают, доколе не отдадут пойманного ими человека диаволу.
Я говорю это не только о гневе, но и о всех других страстях; кто какою страстью увлекается, тот от нее и погибает. Мы увлекаемся не одною какой-либо страстью, но постоянно служим многим страстям: и похищаем чужое, и обижаем, и собираем неправедное богатство, и презираем нищих и убогих, и ненавидим ближнего, и предаемся тщеславию, желая у всех быть в славе. Но для души нет никакой пользы от этой славы, ибо она тщетна, она поэтому и названа тщеславием, что ничего не приносит. Ежели презришь всю суету мира, будешь драгоценнее целого мира, подобно тем святым, «которых весь мир не был достоин» (Евр. 11, 38). Итак, чтобы тебе соделаться достойным Царства Небесного, презирай настоящее. Тогда и здесь получишь большую славу, и насладишься будущими благами, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава и держава в бесконечные веки. Аминь.
Блаженного Феофилакта,
архиепископа Болгарского