Деятельность политических партий, течений и общественных организаций в эмигрантской среде

Общественно-политическая жизнь отечественной пореволюционной эмиграции по своей интенсивности и, что еще важнее, по значительности своего воздействия на цивилизационное развитие мирового сообщества существенно уступает тому, что имело место в сфере духовно-культурного прогресса российской диаспоры. По всей вероятности, здесь сказалась серьезная разница в интеллектуальном потенциале культурной и политической элит России, оказавшихся за границей. Кроме того, российская революция 1917 г. и особенно Гражданская война, сопровождавшаяся интервенцией, по-разному повлияли на отечественную интеллигенцию, составившую если не большинство, то весьма существенную часть отечественных эмигрантов.

После великих потрясений 1917–1920 гг. подавляющая масса российских эмигрантов разочаровались в политике и отошла от активного участия в общественно-политической жизни. Судя по откровенным признаниям недавних лидеров антибольшевистских движений, борьба с большевистским режимом, установившимся в России, стала уделом сравнительно небольшой доли российской диаспоры: от 6 до максимум 10% ее численности. К тому же и эта сравнительно небольшая доля по мере того, как становилась все более призрачной надежда эмигрантов на скорое падение власти большевиков в СССР, неумолимо, как шагреневая кожа, сокращалась.

При всем этом политическая история эмиграции имеет определенный интерес, ибо помогает лучше разобраться в малоизвестных и достаточно запутанных в современной литературе вопросах отечественной истории первой трети ХХ в., которая, по словам Н. Устрялова, посвятившего этой эпохе несколько интересных работ, прошла под знаком революции. Вот почему есть необходимость хотя бы вкратце охарактеризовать эту страницу нашего прошлого, акцентируя внимание на ее спорных моментах.

С окончанием Гражданской войны и интервенции основные российские антибольшевистские политические партии, общественные организации и течения (кадеты, эсеры, меньшевики, народные социалисты, союзы земств, городов, молодежные объединения сокольства, бойскаутов и др.) перенесли, одни полностью, другие частично, свои штабы и развернули свою деятельность в зарубежье. Но наряду с ними, в эмигрантской среде со временем стали возникать и разворачивать свою работу новые объединения и течения, такие как Республиканско-демократический союз (РДС), Республиканско-демократическое объединение (РДО), сменовеховство, евразийство, младороссы и др. Все прежние и вновь возникшие политические организации, как правило, не занимались отвлеченным политиканством — междоусобной борьбой за кормило государственной власти, поскольку такового за границей у эмигрантов не было.

Данное обстоятельство предопределило явно гипертрофированный «идеологический градус» политической российской эмиграции. В ее среде причудливо сплетались и противоборствовали совершенно различные, порой противоположные направления общественной мысли: заповеди «Православие. Самодержавие. Народность» противостояли разрушившим монархию либерально-демократическим воззрениям «героев февральского действа» 1917 г.; непреклонная решимость белого генералитета продолжить Кубанский и Ледовый (Сибирский) походы сталкивалась со столь же твердым стремлением сменовеховцев пойти в «советскую Каноссу», а евразийцев начать «исход к востоку»; «первозданную» истинность и стерильную чистоту своих марксистских взглядов отстаивали меньшевики и троцкисты; «потерянное поколение» эмигрантских «детей» конфликтовало с «отцами», отметая дореволюционные программы и идеологии и пытаясь обрести свой, «третий», неизведанный еще путь «пореволюционного синтеза».

Это многоцветье идейно-политического спектра российского зарубежья резко контрастировало с ситуацией в СССР, где митинговые дифирамбы и кухонные анафемы «вождю народов» произносились на различных наречиях одного и того же предельно идеологизированного моноязыка. Подобная свобода выражения политических пристрастий, в свою очередь, порождала свободу и, одновременно, серьезную глубину оценок в эмигрантской политической мысли. Соответственно, обоб-щение и осмысление героического и трагического исторического опыта России первой половины ХХ столетия было выполнено мыслителями русского зарубежья несравненно глубже и многообразнее, нежели в СССР. Иван Ильин и Николай Уст-рялов, Петр Струве и Петр Савицкий, Георгий Федотов и Александр Казем-Бек, Павел Милюков и Иван Солоневич, Борис Бахметев и Федор Степун, Юлий Мартов и Александр Керенский — каждый дали свою версию анализа сущности и перспектив российской революции. При этом познание недавнего прошлого органически связывалось с политической деятельностью, потому что великие потрясения 1917 и последующих годов являлись все еще «злобой дня». Однако в эмигрантской историографии и публицистике «злободневность» не была самодовлеющей, она гармонично сочеталась с масштабным историческим анализом, со всесторонней взвешенностью концептуальных трактовок и обобщений.

Такое сочетание делает политическую мысль русского зарубежья не только ценным памятником своего времени, но и достоянием отечественной общественно-политической мысли вообще. Современной исторической науке предстоит еще немало поработать, чтобы взять на вооружение богатейший интеллектуальный потенциал наших зарубежных соотечественников. Вместе с тем важно и то, что российская эмиграция находилась по существу в горниле европейской жизни и испытала на себе едва ли не все идейные веяния Запада тех лет: разнообразные формы немарксистского социализма, фашизм (итальянский и немецкий), солидаризм, теорию и практику масонских движений различной направленности и т.д. Уместно заметить, что научный анализ русско-эмигрантских вариантов названных идеологий был бы существенным дополнением к политическому портрету не только Европы, но и всего мирового сообщества между двумя великими войнами прошлого века.

Что же касается якобы «холостой» результативности политической практики российской эмиграции, то и здесь не все так однозначно. Например, вожди большевистского государства оперативно и остро реагировали на публицистические выступления Н. Устрялова, чьи идеологемы, по мнению некоторых современных исследователей, явились теоретической базой сталинского «национал-большевизма». Те крупномасштабные операции, которые проводили ВЧК и ОГПУ против российских Общевоинского, Торгово-промышленного, Финансового союзов и других эмигрантских организаций, показывают, что последние воспринимались в большевистских верхах совсем не как сборища досужих демагогов, а как реальная политическая сила. Жертвы терактов, совершенных русскими эмигрантами (от советских дипломатов В. Воровского и П. Войкова до президента Франции) — тоже не менее весомое тому подтверждение. Российская эмиграция была если и не первостатейным, то все же действенным фактором реальной политики (как в масштабе нашей страны, так и международном), и иметь о нем объективное и достаточно достоверное представление настоятельно необходимо.

При этом следует обратить внимание на некоторые серьезные изъяны, встречающиеся по данному вопросу не только в современной отечественной, но и западной литературе. Если раньше имела место одна крайность в освещении политической истории русского зарубежья, которая характеризовалась исключительно в негативном ключе — как «клочья разбитого вдребезги», или как «агония белой эмиграции», то и ныне нередко имеют место попытки изобразить ее как что-то малосущественное, не заслуживающее серьезного научного разбора. Так современный западный исследователь М. Раев утверждает, будто политическая жизнь российской эмиграции состояла из бесконечных пререканий, порождаемых использованием непроверенной информации, беспомощностью, озлоблением, тоской по прошлому. Потому, считает исследователь, «распутать сложную и не имевшую практического результата деятельность политических организаций русского зарубежья не представляется… особенно перспективным». Думается, что подобная оценка является чрезмерно категорической и несправедливой.

Не соответствует исторической действительности и сохраняющиеся во многих работах по русскому зарубежью оценки правого и левого лагерей эмиграции, когда позитивные изменения в стратегии и тактике замечаются только внутри левых сил, а правый фланг чаще всего изображается консервативным и статичным. Внимательный анализ документов убеждает в том, что и внутри правого лагеря наблюдался пересмотр политических позиций, как это было на русском зарубежном съезде 1926 г., когда по аграрному вопросу была принята резолюция, в которой подчеркивалось: «Съезд всецело разделяет высказанное мнение Великого князя Николая Николаевича о том, что Земля, которой пользуются крестьяне, не должна быть у них отнята и что взыскивать с крестьян то, что погибло или расхищено во время революции, невозможно». Та же мысль нашла отражение и в обращении зарубежного съезда к русскому народу. «Мы хотим… чтобы земля не отбиралась, — читаем в этом документе, — а принадлежала на правах собственности тому, кто в поте лица своего обрабатывает ее». О динамике, а не о статическом положении внутри правого лагеря эмиграции свидетельствует постепенное усиление в рядах этого лагеря либерально-консервативного течения общественной мысли, которое развивали своими работами такие мыслители, как П. Струве, Н. Тима-шев, С. Франк, С. Булгаков и др.

Бесспорно, что в политической жизни российской эмиграции, где присутствовали и противоборствовали совершенно различные политические силы, было немало проблем, были и бесконечные пререкания, было и взаимное озлобление, но, думается нельзя ее сводить только к этим, трудно устранимым из любой сферы человеческой деятельности, отрицательным явлениям. С таким же основанием можно считать, что политическая история отечественной эмиграции — это история бурных дебатов о путях развития России и мирового сообщества, история дерзких мечтаний о новом устройстве мира и стремления их реализовать, что это история героической и одновременно безнадежной борьбы энтузиастов с гигантской государственной машиной, история выдающихся личностей, готовых пожертвовать и жертвовавших за Россию своей жизнью, которые во имя любви к Родине, во имя ее независимости совершали славные подвиги и страшные преступления. Думается, что именно с таких позиций правильнее рассматривать политическую жизнь русского зарубежья, этого крупного и противоречивого феномена.