Вторая Мировая — некоторые итоги 1 страница

Размышляя над итогами Второй мировой, хочется еще раз сопоставить два режима-"близнеца" — нацизм в Германии и большевизм в России. Но теперь сопоставить с несколько иной точки зрения. В Германии гитлеровцы пришли к власти законным путем, коммунисты в России — путем заговора и вооруженного путча. Нередко это обстоятельство рассматривают в пользу нацистов — вот, мол, все же более «цивилизованными» оказались. Но, пожалуй, на те же факты стоит взглянуть и иначе. В Германии подобный режим смог прийти к власти законным путем, а в России — не смог, хотя и пытался. Не сумел. И пришлось разгонять Учредительное Собрание, пусть даже выборы в него проходили уже при Советской власти и под давлением, не меньшим, чем нацистское при выборах в Рейхстаг в 33-м. Пришлось громить и разгонять конкурентов в Советах, утверждаться силой, политическими маневрами и интригами.

Каждый шаг к упрочению власти Гитлера подкреплялся голосованиями парламента, референдумами и плебисцитами, дававшими ему массовое одобрение. А каждый шаг к упрочению власти коммунистов подкреплялся карательными акциями и кампаниями террора, подавлявшего вспышки стихийного сопротивления. Чтобы безоговорочно подчинить себе страну, большевикам потребовалось вести страшную гражданскую войну, бороться с восстаниями, перестрелять и выморить 19 млн. человек. Да и то отступить и предпринять повторный штурм в 1929-33 гг. — уничтожив еще десяток миллионов. Так спрашивается, где же моральные устои народа были крепче — в России или в Германии? И в какой цивилизации, российской или западной, сформировалась более рабская психология?

Возьмем хотя бы офицерство. В Германии для противоборства с нацизмом не возникло ничего, хотя бы отдаленно напоминающего Белое Движение. Наоборот, стоило поманить военных перспективами усиления армии, повышения ее роли, грядущими захватами, потешить производством в новые чины — и они стали самыми верными слугами фюрера. А злодеяния его режима нисколько их не смущали. Так, 22. 8. 39 г. перед вторжением в Польшу Гитлер предупредил своих генералов, что там начнут твориться дела, которые им могут не понравиться — но приказал не вмешиваться. И дисциплинированно подчинились, не вмешивались. Когда начались массовые казни, выдвинули лишь одно условие, записанное в дневнике Гальдера от 19. 9: "Требование армии: «чистку» начать после вывода войск и передачи управления постоянной гражданской администрации, то есть в начале декабря".

Словом, делайте, что хотите, но не у нас на глазах. Да и не требование это было, а скромное пожелание — не пожелал фюрер прислушаться, ну и ладно.

Впрочем, очень быстро и сами привыкли. Выше приводились выдержки из приказов Кейтеля о расстрелах пленных, комиссаров и евреев, утверждении системы тотального террора в России — они никого не возмущали и принимались к исполнению. Генарал-фельдмаршал Манштейн, оперировавший на юге Украины, договаривался с группенфюрером Олендорфом, действовавшим в полосе его войск, чтобы массовые казни производились не слишком уж близко от его ставки, а заодно просил присылать часы расстрелянных для награждения своих офицеров. Если нужно, то и солдат для карательных акций предоставляли, и сами их проводили, и "полезную инициативу" порой проявляли. Скажем, командование группы армий «Центр» 12. 6. 44 г. направило меморандум Розенбергу, что по предложению, выдвинутому 9-й армией, собирается захватить 40–50 тыс. подростков 10–14 лет и направить в Рейх для работы учениками и подмастерьями. И пояснялось — мол, "эта мера направлена не только на предотвращение прямого пополнения численности армий противника, но и на сокращение его биологического потенциала".

Ну а теперь сделайте поправочку, что это были не сталинские генералы, выдвинувшиеся "из грязи в князи", чьи души уже два десятилетия калечились гнетом террора и пропагандой. Большинство гитлеровских военачальников начинали службу еще при кайзере, получили отличное воспитание и образование, считали себя религиозными. Вот и прикиньте, смогли бы так себя вести генералы и офицеры царской армии с их обостренным понятием чести, человеческого достоинства, с русским Богом в душе?

Конечно, тут мне могут указать на офицерский заговор против Гитлера. И впрямь, ему в литературе уделяется огромное внимание, особенно в западной. Его возводят до уровня "антинацистского подполья", а то и "немецкого Движения Сопротивления". И причина такого повышенного внимания вполне понятна. В период холодной войны, когда ФРГ стала членом НАТО, требовалось в общественном сознании отработать переход от образа Германии-врага к образу Германии-друга, а значит, отделить ее от гитлеризма. Вот и преувеличивалось значение "немецкого Сопротивления" — точно так же, как в СССР, чьей союзницей стала ГДР, преувеличивалось значение немецкого коммунистического подполья. Но стоит изучить конкретные дела этих противников фюрера, как становится очевидно, что никакой серьезной оппозиции, собственно, и не было.

В число квази-заговорщиков входили те, кто оказался обижен лично Гитлером, был недоволен ущемлением самостоятельности военных с его стороны, считал безграмотным военачальником, был не согласен с теми или иными политическими решениями — например, войной на два фронта. А основная их «деятельность» в течение долгих лет заключалась в частных разговорах друг с дружкой — дескать, а вот хорошо бы, если бы каким-нибудь образом — и без Гитлера… Простите, но по такому признаку чуть ли не всю Россию можно отнести к «заговорщикам». Обсуждались за чаем или за рюмочкой гипотетические варианты — а вот если бы вдруг монархия возродилась? И кого из сыновей Вильгельма II стоило бы в этом случае сделать кайзером? Большинство участников "офицерской оппозиции" выступали отнюдь не против нацизма и даже не против политики Гитлера, а только персонально против него. Поэтому в качестве будущего вождя Германии рассматривалась, в частности, и кандидатура Гиммлера. А отставной генерал Бек, считавшийся признанным "лидером оппозиции" прямо говорил: "Плохо не то, что делает Гитлер, а то, как он это делает".

Существовал и "кружок Крейсау" во главе с Мольтке, где вариант свержения фюрера вообще не рассматривался, поскольку члены кружка были принципиальными противниками насилия. Там только теоретизировали о неопределенном будущем Германии и обсуждали радужные модели идеального государственного устройства, что-то вроде христианского социализма.

А некоторые оппозиционеры — в основном, связанные с Абвером, сосредоточились на поиске контактов с Западом. В ходе которых только и делали, что торговались с второразрядными представителями Англии и США, на каких условиях может быть заключен "мир без Гитлера". Мол, прежде чем развернуть борьбу против фюрера, надо получить твердые гарантии, что за Германией останутся ее завоевания. Тут уж, конечно, признаки заговора были налицо — но только не "Движения Сопротивления". А в мае 1944 г. Бек направил меморандум А. Даллесу, что западным странам надо бы оказать заговорщикам маленькую помощь — высадить 2–3 десантных дивизии в Берлине, крупные десанты в Гамбурге и Бремене, осуществить высадку во Франции, а уж тогда «оппозиция» сделает основную работу — арестует Гитлера. Словом, сами можете судить, насколько серьезным было такое "подполье".

В массе материалов о делах заговорщиков встречается и откровенная липа — причем попавшая в историческую литературу из воспоминаний уцелевших «оппозиционеров», которые после войны принялись изображать из себя героических борцов с нацизмом. Взять, скажем, случай, как генерал фон Тресков с тремя молодыми единомышленниками в августе 41-го собирался арестовать Гитлера в Борисове, когда тот прилетит в группу армий «Центр» хотел, якобы, захватить по пути с аэродрома в штаб. Но от попытки пришлось отказаться, потому что… вдруг обнаружилось, что у фюрера есть охрана. Да вот так вот — ни больше, ни меньше. Оказывается, не знали, что главу государства охраняют.

О другом «покушении» поведал историкам полковник Гернсдорф, также оставшийся в живых, в отличие от других участников описанных им событий. Дескать, он, Гернсдорф, вызвался пожертвовать собой. Фон Тресков дал ему две бомбы замедленного действия, он положил их в карманы шинели и 21. 3. 43 г. на выставке трофейной техники должен был подойти поближе к фюреру и взорвать его вместе с собой. Но взрыватель по своей конструкции мог сработать минимум через 15–20 мин., а Гитлер сократил осмотр выставки до 8-10 мин., и покушение оказалось невозможным. Извините — и такую лапшу навешал на уши военный человек? И историки ей верят? Раз уж офицер действительно решился пожертвовать собой и мог положить в карманы две мины, то не проще ли было воспользоваться обычной гранатой? Или пистолетом? Известны еще несколько "попыток покушения" — вроде неразорвавшейся бомбы в самолете. Но достоверность этих событий проверить уже никак нельзя, а после двух примеров, приведенных выше, признаюсь, у меня и реальность других попыток вызывает сомнение.

Если же брать строгие факты, то они говорят о следующем. Во-первых, заговор смог реализоваться только после высадки англо-американцев в Нормандии. Когда стала ясна полная бесперспективность дальнейшей борьбы. И когда появились те, перед кем можно капитулировать (не перед русскими же, которым столько зла натворили!). Поэтому «заговорщик» Роммель 15. 7. 44 г. направил Гитлеру послание, что война неотвратимо идет к концу, и срочно требуются политические решения. После чего сказал приближенным: "Я дал ему последний шанс. Если он не воспользуется им, мы начнем действовать". Т. е. тут уж речь шла не то что о нацизме, а даже не о фигуре Гитлера — речь шла только о его упрямстве и нежелании трезво оценить ситуацию.

Ну а во-вторых, по сути весь путч 20 июля был осуществлен усилиями одного-единственного человека, полковника фон Штауфенберга. Он и мину лично закладывал, и в Берлине оказался единственной движущей силой заговора — за 3 часа, пока он летел из Растенбурга в Берлин и еще час, пока добирался до штаба Резервной армии, остальные путчисты вообще ничего не предпринимали. И, между прочим, кое-какой опыт Штауфенберг приобрел у русских. (Будучи на Восточном фронте, он участвовал в создании добровольческих частей, после чего стал вынашивать утопический проект совместной борьбы — немецкие оппозиционеры свергают гитлеровскую тиранию, а русские — сталинскую). Что же касается остальных «заговорщиков», то многие из них в этот день просто не пришли на службу. Другие выжидали, и едва выяснилось, что Гитлер жив, дали отбой. А третьи при этом известии сами стали активно подавлять выступление в надежде выслужиться, (что не спасло ни одних, ни других, ни третьих). В Париже генерал Штюльпнагель по звонку Шуленбурга кое-что предпринял — арестовал 1200 гестаповцев и СС-овцев. Но узнав, что покушение не удалось, местные путчисты их выпустили, и мало того, устроили с ними совместную гулянку в отеле «Рафаэль» и назюзюкавшись, братались с ними и пили на брудершафт. О каком уж тут антинацизме говорить?

"Заговорщик" фон Клюге, приняв яд, писал Гитлеру письмо о необходимости кончить войну в следующих выражениях: "Я всегда восхищался Вашим величием… Если судьба сильнее Вашей воли и Вашего гения, значит, такова воля провидения… Покажите себя столь же великим и в понимании необходимости положить конец безнадежной борьбе, раз уж это стало неизбежно".

Ну уж, знаете ли, в таком случае «заговорщиком» и «антикоммунистом» можно считать и Якира, который перед расстрелом обращался к Сталину: "Я умираю со словами любви к Вам, партии, стране, с горячей верой в победу коммунизма" (На что были наложены резолюции Сталина — "Подлец и проститутка", Молотова — "Совершенно точное определение" и Кагановича "Мерзавцу, сволочи и бляди одна кара").

Фельдмаршал Рунштедт, тоже считавшийся «заговорщиком», когда запахло жареным, добровольно принял на себя обязанности председателя "офицерского суда чести", который изгонял из армии всех, причастных к оппозиции и передавал на расправу Народному суду. Членом "суда чести" стал и Гудериан, в мемуарах выставляющий себя ярым оппозиционером. Но назначенный после путча начальником Генштаба, он первым делом потребовал от подчиненных публично поклясться в приверженности нацизму. Находящиеся в опале Браухич и Редер, чтобы не быть заподозренными в соучастии, выступили в печати с гневными осуждениями заговорщиков и с изъявлениями верности фюреру. То бишь вели себя германские военачальники с "кайзеровской закалкой" ничуть не лучше советских коллег в 1937-39 гг. Да, после событий 20 июля было казнено около 5 тыс. чел. Но надо учитывать, что рассвирепевший фюрер приказал уничтожать всех подряд, "с корнем", так что в это число входят и «заговорщики» указанных выше категорий, и те, кто просто знал, но не донес, и члены семей, и заподозренные знакомые. Словом, немецкая "офицерская оппозиция" по охвату и воле к борьбе даже до "власовского движения" далеко-далеко не дотягивала, не говоря уж о сопротивлении русского офицерства в 1917-23 гг.

Однако стоит коснуться и вопроса воздействия нацизма на другие слои населения. Представление о том, что к гитлеровским зверствам была причастна только ограниченная по составу кучка СС-овцев, и что гитлеровский режим как бы и не оказал влияния на германское общество — пришел и ушел, будто его и не было, а общество осталось таким же добропорядочным и приличным, как прежде, — не выдерживает критики. Скорее, напрашивается аналогия с переключаемой механической системой. Приказали обществу, что это теперь можно, и что нужно поступать вот так-то, жить по таким-то законам — и оно переключилось на нацистские стереотипы поведения и системы ценностей. Переключили обратно, сказали, что теперь это нельзя, и оно дружно осудило преступления нацизма, а само снова стало добропорядочным.

Возьмем, к примеру, германских промышленников — тоже ведь из "хороших семей", воспитание получили соответствующее, солидную репутацию с кайзеровских и демократических времен поддерживали. Но был объявлен конкурс на контракт для строительства крематориев в Освенциме — и поучаствовать в нем нашлась масса желающих. Выиграла его компания "Топф и сыновья", специализирующаяся на поставках отопительной аппаратуры. По этому поводу была потом обнаружена обширная переписка, показывающая, что назначение данных систем отнюдь не скрывалось, не составляя для исполнителей заказов ни малейшей тайны. Так, фирма писала в Освенцим: "Содержание: О строительстве крематориев 2 и 3 для лагеря. Мы подтверждаем получение вашего заказа на 5 тройных печей, включая 2 электрических подъемника для поднятия трупов и 1 запасной подъемник. Заказ включает также установку для загрузки угля и устройство для транспортировки пепла…"

А другие фирмы были рады урвать контракты на строительство и оборудование газовых камер. И вполне добропорядочные гражданские служащие инженеры, технологи, конструкторы, клерки, чертежницы, машинистки, вели разработки орудий умерщвления, отыскивали оптимальные решения, готовили техническую документацию. Специалисты фирм приезжали на место, участвовали в монтаже и отладке, присутствовали при испытаниях, изучая разные особенности — как их техника действует на мужчинах, на женщинах, уточняя режимы эксплуатации, нормы потребления расходных материалов, амортизации. Писали потом акты приемки и свои инженерные отчеты с указанием выявленных недостатков, предложениями по усовершенствованию, вырабатывали на будущее новые технические решения.

А изготовление смертоносного газа «Циклон-В» находилось в ведении концерна "И. Г. Фарбениндустри" (с которым благополучно поддерживала картельные связи американская "Стандарт ойл оф Нью-Джерси"), а патенты на производство получили у него фирмы "Теш и Штабенов" в Гамбурге и «Дегеш» в Дессау. Другие тоже пытались урвать свой кусок от такого «пирога». Скажем, берлинская компания "Заводы Дидье" боролась за контракт на поставку печей для сжигания трупов в Белградском лагере и писала СС-овским заказчикам: "Для подачи трупов в печь мы предлагаем простую металлическую вилку, передвигающуюся с помощью поршней. Каждая печь будет иметь рабочую камеру 24x18 м, поскольку гробы использоваться не будут. Для транспортировки трупов от места их сосредоточения к печам мы предлагаем использовать легкие колесные тележки. Схема работы установки, выполненная в масштабе, прилагается".

С ней соперничала фирма "С. Н. Кори", которая уже построила 4 печи для Дахау и 5 для Люблина и представляла свои предложения: "Ссылаясь на наши устные переговоры относительно поставки оборудования упрощенной конструкции для сжигания трупов, мы настоящим представляем чертеж наших усовершенствованных кремационных печей, действующих на угле, которые до сих пор полностью удовлетворяли заказчиков. Для намечаемого сооружения мы предлагаем две кремационные печи, в то же время рекомендуем вам уточнить свой заказ, чтобы быть в полной уверенности, что для ваших потребностей будет достаточно двух печей. Эффективность действия кремационных печей, равно как и их надежность и долговечность не подлежат сомнению, поскольку гарантируется безупречное исполнение работ и использование наилучших материалов".

Одна из данцигских фирм изобрела и изготовила новинку — котел с электрическим подогревом для производства мыла из человеческого жира. Рецепт был разработан такой — "12 фунтов человеческого жира, 10 кварт воды и от 8 унций до фунта каустической соды… все кипятится в течение 2–3 часов и затем охлаждается". А на заводах Круппа существовал собственный концлагерь, где под охраной эсэсовцев содержались 600 женщин. Согласно показаниям заводского врача Эйгера, они ходили босиком, единственной одеждой им служили мешки с отверстиями для рук и головы, все были истощены и больны, многие умирали. А кроме заключенных тут же трудились "восточные рабочие", и тоже в жутких условиях. По тем же показаниям, "более других страдали татары и киргизы. Они гибли, как мухи, от плохих условий проживания, низкого качества и недостаточного количества пищи, непосильной работы без отдыха". Даже снабжение водой для них иногда прекращалось на срок от 8 до 14 дней…

Вот и спрашивается — смогли бы вести себя подобным образом русские промышленники начала века, разные Третьяковы да Морозовы со своей "широкой душой"? А русские инженеры — цвет тогдашней интеллигенции? А русские рабочие разве стали бы спокойно смотреть, как на их заводе губят и загоняют "рабов"?

Или возьмем жуткие опыты над людьми нацистских врачей — по замораживанию, разным формам отогревания замерзших, воздействию отравляющих веществ, заражению тифом и гепатитом, стерилизации мужчин и женщин. Да, они проводились «специалистами» СС, но тайной не были, о них знали в медицинских кругах Германии, результаты публиковались в специальной литературе, обсуждались на научном уровне — и никаких протестов не вызывали. Наоборот, многие медики считали такие результаты уникальными и очень ценными. Скажем, в мае 1943 г. СС-овские врачи К. Гебхардт и Ф. Фишер прочли в военно-медицинской академии лекцию по провоцированию газовой гангрены у заключенных. Их выслушали с огромным вниманием. А присутствовавший профессор Ф. Зауэрбах, светило немецкой медицины, который впоследствии прослыл антифашистом и даже "участником Сопротивления", сделал единственное замечание — мол, "хирургия лучше сульфаниламида". При Страсбургском университете нацист Хирт решил собрать коллекции черепов и заспиртованных трупов мужчин и женщин, принадлежащих разным народам евреев, славян, «азиатов». Экземпляры, тщательно отобранные в лагерях, доставлялись сюда еще живыми, и хотя умерщвляли их СС-овцы, но последующей обработкой и препарированием тел для такой коллекции занимались обычные научные сотрудники, врачи и лаборанты, в том числе и французы. Это просто была их работа, они ее и делали.

И опять спрашивается — смогли бы так вести себя русские врачи поколения "доктора Живаго"? А ведь им предлагали! Осенью 1918 г., в начале красного террора, московским врачам и научным работникам предложили брать в любом количестве трупы расстрелянных для исследований — не согласился не один. Вспомним и о том, что концлагеря продавали пепел сожженных в качестве сельскохозяйственных удобрений. Раз продавали — значит, было кому покупать. А стали бы покупать такое удобрение русские крестьяне или помещики?

А в Рейхсбанк поступали в огромных количествах вещи казненных золотые часы, серьги, кольца, браслеты, зубные коронки. Приходовались они на счет под шифром "Макс Хейлигер", но это тоже было не ахти какой тайной. Потому что с 1942 г. подобные ценности Рейхсбанк стал закладывать в муниципальные ломбарды, чтобы обратить их в наличные. И операции приняли такой размах, что к началу 1944 г. Берлинский ломбард оказался ими переполнен подобными ценностями, известив Рейхсбанк, что далее он их принимать не в состоянии. И опять сопоставим — могли ли безропотно выполнять аналогичную работу русские банковские служащие — те самые, что в 17-м начали «саботаж», и несмотря на увольнения и угрозы расстрелов, отказывались выполнять распоряжения большевиков? Я нарочно сравниваю с дореволюционными временами. Советские инженеры, советские врачи, советские рабочие и служащие уже могли. Но ведь для этого коммунистам сперва пришлось изломать всю национальную психологию, национальную мораль, культурные традиции, сокрушить церковь, испоганить народную душу.

Впрочем, даже и в сталинские времена вопрос о том, чья психология оставалась более «рабской» — российская или западная, остается спорным. Выше уже отмечалось, какие масштабы приняла стихийная антикоммунистическая борьба в годы войны. Однако в качестве яркого примера можно привести и народную борьбу против оккупантов. И отметить, что из всех европейских государств только в двух возникло массовое партизанское движение — в СССР и Югославии. В Советском Союзе на партизанскую борьбу поднялось около 2 млн. чел. Конечно, тут имела значение и организующая роль компартии — но без народного, стихийного подъема она вряд ли смогла бы осуществить такое, поскольку сперва население оккупированных территорий было настроено против нее самой. Развернув свою программу тотального экономического грабежа, из всех захваченных стран нацисты выкачали материальных ценностей на 104 млрд. марок (26 млрд. долл.). Но из России, которую и рассматривали-то не иначе как гигантскую богатейшую «кормушку», они сумели взять только на 4 млрд. марок (1 млрд. долл.). А. Даллин, произведя соответствующие подсчеты, пришел к выводу, что "Германия, ведя обычную торговлю, могла бы получить гораздо больше".

Разумеется, и в других странах возникали группы Сопротивления, партизанские отряды, но с российским Сопротивлением никак не сопоставимые. Они были весьма ограниченными и по численности, и по своим задачам. И их деятельность, в основном, носила пассивный характер — поддерживать и развивать антинацистские взгляды, распространять пропагандистскую информацию и т. п. А более-менее заметные масштабы и активные формы борьба стала приобретать лишь на заключительном этапе войны — там, где власть нацистов уже шаталась и теряла контроль над захваченными регионами. Наконец, европейское Сопротивление в значительной своей части направлялось и подпитывалось извне, либо из Москвы — по линии местных компартий, либо из Лондона — по линии "правительств в изгнании". Ну а, скажем, в Дании король не эмигрировал, а при вторжении приказал сдаться. Так и прожила Дания под немцами безо всякого Сопротивления.

Или взять историю с французской армией и флотом. При высадке англо-американцев в Северной Африке в ноябре 42-го французы против них упорно оборонялись — поскольку их марионеточное правительство было "в дружбе" с Германией. А когда немцы по поводу данной высадки решили оккупировать и Южную Францию и подступили к военно-морской базе в Тулоне, французские моряки предпочли затопить корабли — вместо того, чтобы уйти в Африку и сражаться против поработителей своей страны. Приказа такого не было. А в сентябре 1943 г., когда Италия, свергнув Муссолини, заключила сепаратное перемирие с Англией и США, как повела себя ее армия? Немцам, находившимся на Апеннинском полуострове в подавляющем меньшинстве, оказалось достаточно цыкнуть, и итальянские дивизии без единого выстрела сложили оружие и послушно зашагали в лагеря военнопленных. Ну а сталинскую практику репрессий и ГУЛАГа после войны очень успешно переняли и чехи, и поляки, и венгры, и восточные немцы, и болгары, и румыны — переняли безо всяких массовых протестов и народных восстаний. Так чья же психология все-таки получается более рабской — у русских или у европейцев?

Анализируя события Второй мировой, можно обнаружить еще одну интересную закономерность — чуть ли не на мистическом уровне. Большинство государств, охваченных ею — по крайней мере, европейских, получили в этой войне точное отражение своих собственных прегрешений, совершенных в Первую мировую! Посудите сами. В 1918 г. Россия заключила сепаратный мир, оставив союзников без второго фронта. Во Второй мировой она сама вынуждена была сражаться без второго фронта. Причем немцы относительно легко смогли захватить именно ту территорию, которая прежде была отдана им по Брестскому договору, и лишь дальше — под Ленинградом, Смоленском, на Дону встретили действительно сильное сопротивление. Зато русским пришлось возвращать эту землю с большими потерями, как бы заново отмывая ее кровью.

Или обратим внимание на Чехословакию. В Первую мировую она предавала всех и вся. Сначала Австро-Венгрию, потом сибирских белогвардейцев. Во Второй мировой предали ее. И кстати, в последние дни перед Мюнхенским предательством, когда Чехословакия намеревалась защищаться и объявила мобилизацию, там назначили «боевого» премьер-министра, которого торжественно опоясали мечом в соборе св. Витта — им стал генерал Сыровой. Тот самый, который выдал на расправу Колчака, принятого под международную защиту. Символично, правда? То же самое можно сказать об Эстонии и Латвии, купивших мир с Советами ценой предательства своих союзников. Обе изгоняли и депортировали прибалтийских немцев, Латвия обманула и германских добровольцев, и поляков, Эстония нанесла удар в спину белогвардейцам Юденича и переморила тысячи русских беженцев в концлагерях. И получили четкое отражение своих прежних действий в виде пакта Молотова-Риббентропа и того, что за ним последовало. А вот Финляндия вышла из заварухи Второй мировой довольно благополучно, с минимальными людскими и территориальными потерями. — но ведь она и в Первую мировую никому не нагадила, никого не предала, ни за чей счет не наживалась.

Польша была самой сильной союзницей Деникина и Врангеля, но в критических ситуациях из собственных корыстных интересов не пришла им на помощь. Теперь она сама имела сильных союзников — и в критической ситуации они пальцем о палец не ударили, чтобы ей помочь. Франция и Греция своими войсками осуществляли оккупацию побежденных стран — и сами были оккупированы. Англия и Франция, пользуясь войной, опутывали Россию долгами — теперь сами увязли в долгах перед США. Западные державы всячески ограничивали влияние России, даже во время боев Первой мировой продолжали подспудно боролись с возможным усилением своей союзницы и преднамеренно не признали белые правительства, чтобы не включать ее в состав стран-победительниц и не делиться плодами побед. А после Второй мировой вынуждены были сами отдать ей половину Европы.

Румыния вступила в Первую мировую союзницей России, но будучи разгромлена, предпочла переориентироваться на Германию. Во Вторую мировую вступила союзницей Германии — а потерпев поражение, должна была стать союзницей Советской России. Венгрии после Первой мировой захотелось коммунизма, и она взорвалась революцией, провозгласив себя советской республикой. Теперь она получила полную возможность пожить в качестве советской республики — и в результате дошла до антикоммунистической революции.

Германия воспользовалась таким приемом, как внедрение в Россию и финансирование большевиков с их разрушительным учением. Во Второй мировой это учение вернулось к ней обратно — в виде сталинских армий и вместе со сталинскими армиями… Вот уж поистине остается вспомнить слова Евангелия "Итак во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними…" (Матф., 7, 12). "Ибо каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить" (Матф., 7,2).

А для России важно отметить еще один, особый итог войны. Как раз в эти страшные годы она вернула себе национально-государственное самосознание. Народ опять осознал себя «русскими». Не в узком, а в широком смысле — в смысле общности всех российских народов. Война смыла остатки интернационально-классовых мифов в мышлении, потому что "мировой пролетариат" вовсе не поднялся как один на защиту "оплота социализма", и немецкие "братья по классу" вовсе не дезертировали из армии, не поднимали на штыки своих генералов, не объявляли забастовок, а сражались, да еще и как — на первом этапе с изрядным энтузиазмом. А в окопах, плечом к плечу, оказались только свои — «русские», даже если они были украинцами и грузинами — все равно «русские». И только на них оставалось надеяться, только на них можно было положиться. И в других странах встречали не как интернациональных «красных», а как «русских». И вся массированная пропаганда военных лет, хочешь не хочешь, повернула в национально-патриотическое русло.

И если с 1917 г. в России только и делали, что разобщали и разделяли ее население — на белых и красных, на классы и прослойки, на активистов и попутчиков, на уклонистов и сторонников, на социально-близких и социально-чуждых, то как раз Великая Отечественная вернула ему народную общность. Неравномерную, немонолитную, исковерканную, но общность. Потому что если особист-НКВД-шник и остался для солдата сволочью, то он был все же более «своим» по сравнению с теми, кто сидел в окопах по другую сторону фронта. И Сталин был «своим» — по сравнению с врагом-Гитлером, по сравнению с Рузвельтом и Черчиллем, тянущими с открытием Второго фронта. Ведь не коллективизация, не каналы, не репрессии, а как раз Победа вознесла Сталина на роль не только партийного, но и великого общенационального вождя в глазах простонародья.