Сцена 3: Невельской Г.И. и Литке Федор Петрович: о загубленном Ученике
Невельской, поздоровавшись кивком: - Федор Петрович! Могу ли я перед отплытием еще поработать с Вашим архивом?
Литке добродушно машет рукой: - Разрешение Вы получили давным-давно, еще когда мичманом экзамены сдавали. Но, Геннадий Иванович, Вы же еще перед первой экспедицией все наизусть выучили. И разве теперь Вы не знаете об Амуре больше, чем Ваши предшественники?
Невельской отвечает легким поклоном и отрицательно качает головой.
Невельской: - Я всего лишь продолжил начатое ими.
Лаперуз говорил, что Сахалин – полуостров и соединяется с материком перешейком, но предупредил нас об уменьшении глубин и изрезанной береговой линии. Броутон подтвердил его позицию, но оставил сведения о ветрах капризных, (жестом указал на сплетниц) как нрав светской дамы. Наставник мой и покровитель, Крузенштерн Иван Федорович, которому я обязан и встречей с Вами, – легкий поклон, - рассказал о туманах, и о том, что в мае Татарский пролив все еще полон льдов – а иначе я не рассчитал бы верное время подхода к Сахалину! И Ваш ученик – Александр Михайлович Гаврилов – если бы не его записи о проливных дождях, о том, что берега заболочены, и найти место для стоянки почти невозможно – разве сумел бы я верно приготовить припасы и снаряжение? Нет, Федор Петрович! А самое главное – все они были честны – и все признали, что не могут твердо утверждать – Амур не судоходен. И потому – всем тем, кто шел до меня - признательность моя безмерна.
Литке кивает одобрительно.
Невельской с жаром: - Уроки Крузенштерна были для нас неоценимы – и его рассказы об изучении Дальнего Востока – бесценны. А Вы, Федор Петрович – разбаловали меня до ужаса – по Вашей протекции я плавал и по Балтийскому морю, и по Черному, и по Азовскому, и по Средиземному… если бы не весь этот опыт – не было бы никакого открытия – и себя бы загубил, и команду.
Литке смеется: - Ну, что Вы, так уж и разбаловал!
Невельской: - Хочу снова просить вас о помощи, Федор Петрович. Представьте меня Александру Михайловичу Гаврилову! Я уверен, что его записи по какой-то причине неполны. Не согласится ли он встретиться со мною?
Пауза.
Литке, мрачнея: - Боюсь, не согласится, Геннадий Иванович.
Невельской с жаром: - Но почему? Не для себя я его потревожу, а для родины нашей! Не верю, что УЧЕНИК ВАШ откажет в помощи и совете!
Пауза. Еще дольше, еще тяжелее.
Литке отрывисто: - Вы правы, Геннадий Иванович – его записи едва начаты. Саша погиб от жесточайшей чахотки… исследовать Дальний Восток он поехал уже больным, и тяготы пути сгубили его окончательно. Ему было двадцать девять! – пауза, - Недавно разобрали архив покойного – и только что письмо мне передали… И строки память жгут, страшней, чем раскаленное железо!! Отчизне отдал жизнь – взамен же – ничего… Читайте! – подает письмо.
Невельской читает: «Воротился – и думал, хоть денег дадут! Нуль! Лез из кожи, по пять дней и ночей кряду не имел другой кровли, кроме неба, - земля была постелью, а дождик покрывалом, - но терпел, кашлял, охал и терпел, к лучшему думаю, а здоровье бог даст воротится, но все к худшему – а за все – ничего и ничего…»…
Пауза.
Невельской очень тихо: - Неужто - ничего?..
Литке горько: - Не то, чтобы совсем… почти: по прибытии, дали ему награду – полторы тысячи рублей серебром. Да после смерти его мы устроили вдове пенсию на воспитание дочери.
Невельской в ярости, резкие быстрые шаги.
Невельской: - Но как же так? Больным – в такой опасный путь! Кто допустил?
Литке: – Положение семьи его было бедственным, Геннадий Иванович… А болезнь свою он скрывал, опасаясь потерять место. Я ничего этого не знал. И я, я лично рекомендовал именно его, когда Российско-Американская компания пожелала снова провести изучение Амура!
Невельской по тигриному оборачивается: - Российско-Американская Компания!! Так вот в чем главная причина! Федор Петрович – не «тяготы пути» ученика Вашего загубили, а дурное снабжение!! Ее подрядчики и перекупщики какую только дрянь морякам не суют – мол, посреди Моря-Окияна и не такое сожрешь… До царя далеко, до Бога высоко, да и до берега далече…
Литке, кладя руку ему на плечо, печально: - Знаю, Геннадий Иванович, знаю. И на счастье наше - в прошлое Ваше путешествие, Александр Сергеевич Меншиков и Николай Николаевич Муравьев руку приложили. И потому снабжали команду Вашу напрямую, да не по бумажкам через канцелярии-инстанции – а по личным их письмам!
Невельской, сжимая его руку на своем плече: - И Вы, Федор Петрович, и Вы тоже «руку приложили».
Литке смущенно отступает: - Ну-ну, совсем уж засмущал...
Невельской: - Но где супруга Ваша?
Литке: - А вот она идет, душа моя…
К Невельскому и Литке приближается Сударыня, жена Литке, в левой руке ее инструкции и роза (белая или нежно-розовая).
Сцена 4: Литке, Невельской, Жена Литке (Сударыня):