Астафьев точно находит глаголы, подчеркивающие бытовые детали: осинник сомлел от жары; капуста уж так опилась, такие вилки закрутила, что больше ей ничего не хочется.

Нередко автор приписывает растениям, животным свойства человеческого сознания — способность к принятию решений, различные чувства, желания.

Луковица, например, терпеливо дожидалась весны, чтоб по­радовать людей надеждами на близкое лето; и всякая травка хотела скорее занять свое место на земле; среди огорода стоит корова и не то дремлет, не то думает, тужась понять, почему люди так изменчивы в обращении с нею; возле лужицы с ла­дошку величиной сидела большая лягуха в скорбном молчании и думала, куда ей теперь деваться.

Туман у Астафьева может уютно дремать, все плотнее прижи­маться к земле, украдчиво ползти, тихо над рекою умирать, Фокинская речка умеет картаво наговаривать, резвость и светлость свою беречь, а Енисей и Мана долго-долго спешили навстречу друг дружке, Енисей поталкивает Ману в бок, заигрывает, при­жимает в угол.

Обычные глаголы, получая в контексте метафорическое зна­чение, придают языку писателя своеобразие и неповторимость.

Особого внимания заслуживают метафоры, вызывающие ас­социации со стихией огня и воды: забытыми кострами бездымно догорают в желтой пене курослепа дикие пионы; все было за­лито разноцветной зеленью густеющих хлебов.

О состоянии, форме и строении цветов говорят следующие индивидуально-авторские метафоры: жеваным горохом рассы­пался набравший цвет курослеп; ромашки приморщили белы« ресницы на желтых зрачках.

Глагол-метафора здесь является центром образности, которая распространяется на более широкий отрезок речи, тем самый вызывая общую метафоризацию.

Приобрести эмоционально-экспрессивную окраску пейзаж может и при помощи видовременной соотносительности гла­гольных форм. В пейзажных описаниях Астафьева представ­лены и глаголы прошедшего времени несовершенного вида, и настоящее историческое время, и глаголы будущего време­ни в форме настоящего. Например, в описании растительного мира длительные действия, продолженные во времени, переда­ют глаголы несовершенного вида: (подорожник) набирался сил; (травка) зеленела, тянулась, плелась; (морковники) силились пойти; (жарки) сорили; (саранки) взнимались; (красоднев) сто­ял, ждал...

При описании летнего дня глаголы времени дают возмож­ность не только представить совершающиеся действия в опреде­ленном временном аспекте, но и указывают на их одновремен­ность.

В целом же складывается единая картина летнего дня. На­стоящее историческое время довольно часто используется писа­телем для более «осязательного» изображения описываемого.

Иногда писатель соединяет в описании пейзажа сразу три времени глагола: прошедшее (описательное), настоящее исто­рическое, будущее в форме настоящего. Например, картина пробуждения весны представлена так, будто все в ней проис­ходит в настоящем времени или вот-вот произойдет.

В пейзажах Астафьева мы встретим глаголы с разной стили­стической окраской: общелитературные, разговорные, просто­речные. Писатель активно использует лексико-семантические и стилистические особенности глагола как важного языкового элемента в создании пейзажа.

Функции русского языка*

Н. В. Гоголь когда-то сказал: «Сам необыкновенный язык наш есть еще тайна. В нем все тоны и оттенки, все переходы, звуков от самых твердых до самых нежных и мягких; он беспределен и может, живой как жизнь, обогащаться ежеминутно..».

Прежде всего богатство языка заключено в количестве слов. В самом известном однотомном Словаре С. И. Ожегова объяснено около пятидесяти тысяч слов. В академическом семнадцатитомном «Словаре современного русского литературного языка» истолковано более ста двадцати тысяч слов, но его составители пишут в предисловии, что в этом словаре можно найти в основ­ном только слова общеупотребительные и нормативные. Целые разряды слов остались за пределами этого труда.

Богатство русского языка заключается и во множестве раз­личных выражений, словесных оборотов, синтаксических кон­струкций и форм слов, которые имеют близкое или одинаковое значение, но различную стилистическую окраску, и мы можем выбирать из них именно те слова, выражения, конструкции, которые лучше подходят в каждом отдельном случае.

У языка два названия, две работы. Служить общению лю­дей и быть средством мысли. Если соберутся несколько человек и начнут общаться, то между ними сразу появится «невидим­ка» — язык. Он объединяет людей, дарит им возможность взаи­мопонимания.

Представьте, что люди лишились языка. Не могут говорить, понимать речь, читать, писать. Они немедленно опустились бы на уровень коров, кошек и зайцев. Человеческое общество пре­кратилось бы, началось стадо. Человеку необходимо общение с другими людьми. Когда говорят об этой важной функции язы­ка — быть средством общения, на первый план выдвигается обо­значающее, то есть то, что мы непосредственно воспринимаем. Оно делает речевое намерение явным, доступным для других.

Язык служит и для мышления. Знаки языка позволяют со­единять значения, строить из них рассуждения, сопоставлять их — мыслить. Даже если я мыслю не вслух, а про себя, все рав­но мои мысли должны быть как-то явлены мне самому, иметь обозначающее, а значит, и здесь нужен язык.

Язык как средство общения — это мышление «на людях», для всех. Язык как средство мышления — это общение с самим собой, внутренний диалог, спор с собой, согласие. Эти назначе­ния языка связаны неразрывно.

Конечно, мысль рождается в голове отдельного человека. Но родившись, она требует жизни, ей нужно существование, достойное мысли. Ею надо действовать, ее надо высказывать, объяснять, истолковывать, уточнять, совершенствовать, дока­зывать и оспаривать, подтверждать и отрицать; нужно приво­дить новые аргументы «за» и «против» нее. Без этой естествен­ной жизни мысль не существует.

Есть у языка и другие назначения. Например, экспрессивная функция. Говорящий выражает не только словами, но и инто­нацией, тембром, темпом речи свое отношение к тому, что со­общается в высказывании, и к ситуации, в которой происходит разговор. Радость при встрече, приветливость, расположение, дружеское участие или, наоборот, недоброжелательность, от­чужденность, раздражение, вражда — это огромное множество оттенков выражается во всех языках, хотя и по-разному. Каж­дый язык выделяет свои особые средства для их выражения.