Сколько стоит постоянство? 6 страница

Так что, пожалуй, не слишком удивительно, что самки млекопитающих в целом «застенчивее», чем самцы, и делают выбор более осмотрительно. Они крайне редко красуются перед противоположным полом, подобно павлинам или самцам антилоп, которые демонстрируют свои физические достоинства и приглашают самок выбрать лучшего. Выбор для человеческой особи еще более важен в силу особой значимости обоих родителей для детей. В отличие от большинства оленей и антилоп, чьи малыши самостоятельны чуть ли не с самого рождения, детеныши человекообразных обезьян и человеческие младенцы требуют неустанной заботы и опеки в течение длительного периода: вначале – грудного вскармливания, потом – воспитания социальных навыков и защиты. Мы, люди, продолжаем опекать и всячески поддерживать своих детей по крайней мере до тех пор, пока они не займут прочное место во взрослом мире, то есть лет двадцать-тридцать, а то и пожизненно. Тем важнее чувствовать уверенность, что партнерское соглашение будет иметь долговременную силу, потому что уход одного из родителей может сильно повлиять на возможности, открывающиеся перед ребенком, даже если тому идет уже второй или даже третий десяток лет. Неполные семьи составляют непропорционально большую долю среди беднейших слоев населения в любых обществах – даже в «государстве всеобщего благосостояния», каким является сегодняшняя Британия.

С чисто биологической точки зрения существует два типа отцовских инвестиций в потомство, способных заинтересовать женщин. Первый – качество генов самца, второй – верность его брачным узам наряду с умением добывать корм и создавать благоприятные условия для жизни потомства в стае, а также готовность заботиться о семье. Как только у людей появилось наследуемое имущество, к двум изначальным критериям прибавился третий, не менее важный: обеспеченность потенциального мужа или его семьи. Достаток важен для выживания потомства и ухода за ним, потому что позволяет матери производить или приобретать больше пищи или иных ресурсов для детей. Множество исследований, охватывающих как современные скотоводческие и земледельческие общины, так и исторические аграрные сообщества вроде Крумхёрна, показывает, что женщинам, выходившим замуж за более состоятельных мужчин (неважно, в чем измеряется их богатство – в количестве верблюдов или в акрах земли), удавалось вырастить больше выживших детей, чем женам более бедных людей, даже если считать, что в каждой семье рождалось равное число детей. Уровень жизни до сих пор остается важным фактором, когда речь идет о заболеваемости или уровне физического развития детей, а также об успехах в учебе, причем даже в современном индустриальном обществе. Люди, занимающие низшие ступени на общественно-экономической лестнице, в среднем имеют более хилое потомство, их дети чаще болеют и умирают, а также хуже учатся (главным образом потому, что родители не в состоянии обеспечить им такое же хорошее образование, такое же здоровье и такие же жизненные возможности, как богатые родители).

Таким образом, женщины учитывают по меньшей мере три разных критерия и пытаются найти между ними баланс, потому что вовсе не обязательно партнер удовлетворит всем трем. Мужчины с лучшими генами могут оказаться далеко не самыми богатыми, а самые богатые – далеко не самыми заботливыми и преданными. В итоге для женщины любой выбор всегда оборачивается компромиссом по принципу «лучшее из худшего». То, как именно женщина взвешивает различные факторы, наверняка отчасти зависит от конкретных экономических и социальных обстоятельств, но в общем виде перед ней оказывается уравнение с тремя неизвестными, которое поневоле приходится решать. Мужчины, напротив, в основном руководствуются логикой единственного интереса – плодовитости (по крайней мере судя по брачным объявлениям). В результате мужские предпочтения в выборе пары относительно просты, и, ориентируясь на них, найти себе спутницу совсем несложно. А предпочтения у женщин – более комплексные, и удовлетворить их полностью вряд ли возможно. Поэтому в итоге приходится идти на уступки.

У людей гендерные расхождения в требованиях к партнеру отчасти отражают различия в том, какое значение мужчины и женщины придают каждому из перечисленных выше шести критериев. Сколько бы лет ни было мужчинам, дающим объявления в рубрику знакомств, они всегда ищут женщин примерно одного и того же возраста – если дело происходит в западных странах, то лет под тридцать, то есть находящихся на пике детородного возраста. Это настолько типично, что в проанализированных нами объявлениях женщинам старше двадцати отдавали предпочтение даже мужчины в возрасте от восемнадцати до двадцати, не говоря уже о более зрелых, в том числе от сорока до шестидесяти. Разумеется, такое предпочтение наблюдается далеко не во всем мире. В некоторых странах и культурах – особенно там, где женитьба на несовершеннолетних невестах является нормой, – мужчины предпочитают гораздо более юных девушек, даже подростков. Вероятно, это объясняется тем, что мужчины приспосабливают свои предпочтения к бытующим в их стране брачным нормам и представлениям о том, с какого возраста женщины могут рожать.

Мы с моим польским соавтором, Богуславом Павловским, выяснили, что в Соединенном Королевстве мужские предпочтения в отношении возраста супруги почти в точности совпадали с наиболее фертильным возрастом женщины в Великобритании (то есть статистически наиболее вероятным для рождения первого ребенка). Более того, они соответствовали репродуктивному потенциалу женщин – иными словами, учитывали количество будущих детей, которое средняя женщина данной возрастной группы может теоретически родить за оставшийся период жизни. Вполне возможно, это отражает навязываемую обществом норму моногамии. Ведь если ты женишься на девушке сразу, как только она вошла в детородный возраст, то гипотетически успеешь зачать наибольшее число детей, с учетом того, что в дальнейшем ты навсегда останешься ее супругом. Однако женившись слишком рано, ты лишишься шанса иметь детей от других женщин, детей, которые, быть может, появились бы на свет от случайных связей, до того как ты выйдешь из игры, став моногамным отцом семейства (или, во всяком случае, до того как заводить случайные связи станет гораздо труднее по причинам социально-юридического характера). Однако если прелюбодеяние сурово карается законом (а именно так дело обстоит в исламских странах Африки и Ближнего Востока), то самое благоразумное – это не упускать напрасно время и возможности. Потому-то чем моложе окажется невеста, тем лучше; а значит, средний возраст, в котором девушка в этих странах выходит замуж (и начинает рожать детей), значительно снижается, приближаясь к естественному порогу половой зрелости. В более традиционных обществах – например, у охотников-собирателей или даже в нашем собственном обществе, где преобладающая брачная система тяготеет к последовательной полигинии – возраст для первого брака не настолько критичен, потому что каждый «брак» длится сравнительно недолго, – примерно столько, сколько нужно, чтобы родить одного-двух детей, а затем мужчина берет себе новую жену. Впрочем, даже при таком раскладе будет наблюдаться все та же тяга к женщинам, находящимся на пике репродуктивности. Конкретный возраст зависит от доступности в данной стране средств контрацепции: они поднимают его до тех лет, когда женщина сама предпочитает родить первого ребенка. В таких странах женщины самостоятельно распоряжаются собственной способностью к зачатию, а мужчинам приходится подлаживаться под них, соответственно меняя свои возрастные предпочтения.

Однако при прочих равных плодовитость женщины – это всего лишь функция ее возраста, которая появляется с наступлением половой зрелости, достигает пика между двадцатью и тридцатью годами, затем медленно идет на убыль в течение следующего десятилетия, а потом резко снижается и прекращается с наступлением менопаузы. Таким образом, возраст – надежный показатель, позволяющий определить, способна ли женщина к деторождению. Разумеется, способность к деторождению определяется прежде всего уровнем эстрогена в организма, а эстроген существенно влияет на внешнюю привлекательность: это он отвечает за гладкую красивую кожу, блестящие волосы и фигуру «песочные часы», считающуюся идеальной для женщин между двадцатью и тридцатью годами. Мужская репродуктивная функция не знает таких биологических ограничений: пускай с возрастом либидо и падает, способность становиться отцом остается более или менее неизменной. Если брать возрастной критерий, то почти любой мужчина годится в мужья, и именно поэтому с женской точки зрения на первый план выходят все остальные качества. Как правило, женщины предпочитают мужчин, которые всего на несколько лет старше их.

Наиболее внимательные читатели наверняка уже отметили, что уже на этом этапе в предпочтениях полов наблюдается некое противоречие. Мужчины мечтают о совсем молоденьких женах, а женщинам нужны мужья лишь чуть-чуть постарше их самих. Стороны не могут победить одновременно – разве что в течение короткого жизненного периода, примерно между двадцатью пятью и тридцатью годами, когда эти предпочтения совпадают. С годами запросы расходятся все больше. Согласно эволюционной теории, поскольку женщины рискуют сильнее мужчин, им следует проявлять больше требовательности и настойчивости в достижении своих целей. Именно это мы и наблюдаем на практике: как правило, в супружеских или просто любовных парах между партнерами обычно не очень большая разница в возрасте – она как раз соответствует типичным женским предпочтениям и составляет от трех до пяти лет. Исключения составляют некоторые вторые браки для мужчин: тогда женщина чаще всего младше мужа на десять лет (классическая разница для более молодой второй жены); а если речь идет о браке с очень богатыми мужчинами – когда, например, стареющая рок-звезда женится на юной гламурной красотке, – возрастной разрыв может быть каким угодно. Первое в действительности наблюдается реже, чем можно было бы предположить: большинство вторых жен младше мужей на пять – десять лет, не больше. Впрочем, второе исключение гораздо интереснее, потому что в каком-то смысле подтверждает правило: ведь такие брачные союзы очень редко оказываются долговечными. Стареющим звездам довольно трудно во всем угождать своим молоденьким избранницам, а тем в свою очередь не терпится поскорее сбросить брачное ярмо – и вернуться на волю не с пустыми руками, а с приятной ношей, будь то алименты или наследство (смотря что свалится на них раньше).

 

Час Золушки

 

Примеры, рассмотренные в предыдущем разделе, демонстрируют важную особенность нашей стратегии в выборе партнера: мы готовы идти на компромисс с собственным представлением об идеале, когда того требуют обстоятельства. Ведь перед нами не идеальный мир, а самый настоящий рынок. Причем мы не являемся на нем свободными агентами, покупателями, которые вольны взять с полки супермаркета лучшие фрукты, какие приглянулись (как это заведено у некоторых животных). Например, у павлинов «сватовство» происходит так: самцы выстраиваются в ряд на брачной арене, или токовище, причем у каждого имеется личная маленькая территория для спаривания, всего несколько метров в поперечнике. И вот они рассаживаются там, будто торговцы на восточном базаре, и дожидаются появления «покупательниц». Как только показывается самка, все самцы вскакивают и начинают горделиво расхаживать туда-сюда, показывая товар лицом – поднимая и распуская хвосты с блестящими перьями. Самка осматривает предложенный товар – и, если какой-то «торговец» ей приглянулся, заходит на его территорию и спаривается с ним. После того как самец оплодотворил самку, она уходит и откладывает яйца в гнездо, заранее свитое для этой цели, далеко от токовища. Самцы в дальнейшем не принимают никакого участия в воспитании потомства: они возвращаются к прежней игре и ожидают прихода новой самки. В данном случае и самцы, и самки играют вслепую, они друг для друга – те же «однорукие бандиты».

Люди же играют в две руки. Подобно всем видам, образующим длительные брачные отношения, мы можем, разумеется, иметь собственные предпочтения и идеалы, но ведь они есть и у всех остальных! А это значит, что у нас есть соперники и конкуренты, которые могут выхватить добычу прямо из-под носа. Мы сталкиваемся с реальной перспективой того, что в итоге придется удовольствоваться «вторым сортом». А то и вернуться с бала в одиночестве или с замарашкой, от которой отвернулись все остальные. Но все эти превратности тоже отчасти обусловлены тем, что человеческая стратегия в выборе пары является очень сложной и многомерной – по сравнению с брачными стратегиями большинства других млекопитающих и птиц. Уже одно это вынуждает нас идти на компромисс даже в отсутствие соперников, ибо, как ни печально, невозможно найти ни одного человека, который удовлетворял бы требованиям совершенства хотя бы по какому-либо одному параметру. Поскольку и у мужчин, и у женщин есть соперники на любовном фронте, тоже стремящиеся найти идеальных партнеров, мы неизбежно вынуждены идти на компромисс сразу на двух уровнях (делая выбор между разными требованиями к идеальному партнеру и между соперниками). Если кто-то другой успеет «перехватить» идеального мужа раньше вас, вам придется удовольствоваться «вторым сортом», так что, пожалуй, лучше уж с самого начала выработать принципиальный алгоритм, который поможет вам принять оптимальное компромиссное решение, сфокусироваться на главных для вашего идеала критериях. Экономисты в подобных случаях говорят о «разумной достаточности»: когда у вас слишком много запросов, уровень их удовлетворения будет ниже среднего.

Хотя в традиционных (доиндустриальных) обществах богатство и статус имеют чрезвычайно большое значение, так как от них во многом зависит, сможет ли женщина успешно вырастить потомство, этим параметрам всегда приходится вступать в трехстороннюю борьбу с другими параметрами: качеством генов и способностью быть преданным семье. Тем не менее богатство и статус всегда обычно перевешивают – особенно в неблагоприятных социально-экономических обстоятельствах (в которых на самом деле находится большинство человечества), – просто потому, что богатство дает бо́льшие шансы на выживание потомства, а также на будущие социальные и репродуктивные возможности этого потомства. Такая тенденция довольно ясно просматривается в явлении, которое в эволюционной экологии называется «порогом полигинии». Этот порог означает тот уровень богатства мужчины, когда женщине выгоднее стать его второй женой, чем единственной – у более бедного. Если доходы или активы настолько велики, что мужчина может содержать в достатке двух жен одновременно и каждой при этом будет житься лучше, чем жилось бы в моногамном браке с другим мужчиной, – значит, обстоятельства благоприятствуют многоженству. Оно порождается разительным материальным неравенством мужчин: от одних мужчин (например, от стареющих рок-певцов) требуется быть гораздо богаче среднего, чтобы удача оказалась на их стороне. Там же, где разрыв между богатыми и бедными мужчинами не столь велик, не существует и предпосылок для многоженства. Пускай многоженство – далеко не идеальная форма брака, и женщины при полигинии несут определенные жертвы, но ни в реальной жизни, ни в эволюции ничто не бывает идеальным. Важно другое: полигиния – это разновидность компромисса, причем окончательное решение принимает женщина. Это не столько обычай, навязанный патриархальными традициями, как полагают некоторые, сколько женский выбор. Мужчины, ясное дело, охотно воспользуются любыми возможностями, однако если женщина в чем-то совершенно не заинтересована, то против ее упрямства мужчины окажутся бессильны, рискуя остаться невостребованным павлином.

Главная проблема для нашего брата – в том, что богатство и статус мы обычно приобретаем далеко не в юные годы. Те счастливчики, к которым сказанное не относится – вроде молодого Дарси, – идут нарасхват в первую очередь. Остальным же предстоит долгий процесс накопления достатка. Для женщин главная проблема состоит в том, что чем старше мужчина, тем выше вероятность, что он скоро умрет. Что осложняет дело, если учесть, что родители должны посвятить детям как минимум лет двадцать. Изучая британские частные объявления, мы сумели показать, что женские предпочтения в отношении мужчин разного возраста явно отражают компромисс определенного рода: на одной чаше весов лежит представление о том, что мужчины обретают богатство с возрастом, а на другой – риск, что они умрут или бросят своих жен (все три переменные взяты непосредственно из данных национальной статистики Соединенного Королевства). Наибольшей популярностью пользуются мужчины, которым слегка за сорок. Интерес к следующим возрастным группам вплоть до старцев в ходунках неуклонно снижается. Но как при любом компромиссе, выбор может смещаться: бывает, что мужчина настолько богат, что имеет смысл выйти за него, даже если он умрет преждевременно… Хотя почему «даже»? Может быть, как раз поэтому? Иными словами, исключение, доказывающее правило, таково: если уж вы собрались выйти замуж за старика, убедитесь в том, что он и вправду настолько богат, что если он умрет у вас в объятиях, вы плакать не станете. Таков удел стареющего рок-певца.

Мир брачных объявлений полон таких компромиссов. Одно дело – мечтать; но когда наступает решающий момент, мы, подобно заневестившимся барышням из романов Джейн Остин, соглашаемся на доступные варианты, не желая остаться в одиночестве. Так, мужчины даже не дают себе труда откликаться на брачные объявления женщин постарше (то есть примерно за сорок). Однако реальность такова, что если этим женщинам удастся уговорить их хотя бы назначить встречу, они скорее всего предпочтут пойти на уступку и скорректировать свои идеалы, чем остаться ни с чем. Это типичный случай, когда лучше синица в руках, чем журавль в небе. Поэтому женщинам постарше очень важно не прекращать игру раньше времени и добиваться того, чтобы их объявления не оказались в мусорной корзине еще до того, как представился шанс хоть с кем-то встретиться. Для этого у них имеются особые приемы.

Когда мы с Богуславом Павловским просматривали британские странички знакомств, нас очень удивило, что большинство женщин вообще не упоминали о своем возрасте. И это при том, что возраст – главный критерий выбора пары для мужчин! Через некоторое время мы заподозрили, что замалчивают свой возраст только те, кто постарше. Более молодые почти всегда указывали, сколько им лет. Но как же все-таки понять, сколько лет женщинам, которые не сообщают свой возраст? Потом нам пришла в голову одна идея. Поскольку женщины обычно ищут партнера на три-пять лет старше, чем они сами, мы решили исходить из желаемого возраста мужчин. Оказалось, что если из числа женщин на четвертом десятке свой возраст замалчивали всего 4 %, то среди женщин на шестом десятке о нем не упоминали уже 21 %. И даже те, кто указывал свой возраст, чаще делали это приблизительно – скажем, не «57 лет», а «за пятьдесят». Иными словами, информацию о возрасте утаивали или затемняли главным образом женщины на исходе репродуктивного периода. Причину понять нетрудно: женщины, не указавшие свой возраст, располагают большим выбором, чем их ровесницы, имевшие неосторожность сообщить, сколько им лет. По сути, женщины, скрывавшие свои года, были почти так же требовательны, как и двадцатипятилетние, несмотря на разрыв почти в два десятка лет. Утаивание своего возраста позволяло им проявлять бо́льшую разборчивость, при этом не отталкивая потенциальных кандидатов сразу же. Таким образом, они в большей степени контролировали ситуацию и сохраняли право выбора за собой.

Разумеется, к уловкам прибегают не только женщины. Мы заметили, что в мужских объявлениях часто упоминается рост выше шести футов, но никогда – ниже. Мужчины-коротышки просто утаивают свой рост – как выясняется, по той простой причине, что иначе их объявления ждет дискриминация. К этому я еще вернусь в следующей главе.

Наличие детей от прежних браков тоже может представлять проблему – во всяком случае для женщин. Много лет назад мне рассказали в одном из очень известных бюро знакомств, что агенты всегда советуют женщинам не упоминать о детях, если они есть. Конечно же женщины обычно игнорировали этот благонамеренный совет. Ведь для них дети – самое главное в их жизни, предмет их заслуженной гордости, и, разумеется, им хотелось упомянуть о нем в объявлении: ведь дети – часть их личности. И лишь после того, как эти женщины являлись в агентство в слезах оттого, что никто не отозвался на их объявления, сотрудникам удавалось убедить их больше не упоминать о детях. И вот тогда все отлично налаживалось, отклики следовали один за другим. Это далеко не новая проблема. В Крумхёрне в XVIII и XIX веках у молодой вдовы с ребенком неожиданно повышались шансы снова выйти замуж, если ее ребенок умирал. Однако женщины, имевшие не одного ребенка, а больше, обычно смирялись с вдовьей долей и отдавали все свои силы воспитанию детей. У них просто не было биологического стимула заводить новых детей. Мы с Джоном Лайсеттом продемонстрировали, что подобное наблюдается и среди современных британских женщин, хотя в данном случае критерием служит частота абортов. Обратившись к данным Национальной статистической службы Соединенного Королевства, мы выяснили, что для незамужней женщины вероятность сделать аборт напрямую зависит от возраста и связанных с ним шансов выйти замуж и родить «законных» детей. Чем ближе женщина к менопаузе и чем меньше у нее надежд обзавестись детьми в будущем браке, тем чаще она решается рожать.

С точки зрения биологии все объясняется просто: как правило, мужчины не хотят воспитывать чужих детей и стараются этого избежать. Ведь если им придется это делать, значит, они обделят вниманием собственных детей, а такой альтруизм противоречит смыслу и сущности эволюции. Но если уж их выбор ограничен – тогда мужчины скорее пойдут на уступки, чем останутся в бобылях. Вместе с Дэвидом Уэйнфортом мы убедились в этом, анализируя американские объявления о знакомствах. Мужчины, называвшие себя состоятельными, откровенно писали, что ищут женщину «без детей от прежних браков». Зато мужчины, ограниченные в средствах (во всяком случае, о своем достатке они не упоминали), оказывались покладистей и иногда даже прямо сообщали о своей готовности воспитывать детей от другого брака. Антрополог Барри Хьюлетт заметил сходное явление у пигмеев племени ака, которых он изучал в Конго: мужчины, слывшие хорошими охотниками (а это качество в большой цене у пигмеек), были нерадивыми отцами и предпочитали волочиться за другими женщинами. Зато менее удачливые и популярные охотники компенсировали это усердной заботой о детях.

Все приведенные примеры показывают: брачные игры – штука чрезвычайно сложная. Даже если у нас есть явные предпочтения, мир, в котором мы живем, далек от совершенства, и найти пару, в точности отвечающую нашим запросам, – редкая удача. Куда чаще мы вынуждены идти на компромисс. А жизненный опыт точно подсказывает, чем можно поступиться в первую очередь. Когда мы с Богуславом Павловским анализировали британские брачные объявления, то обнаружили: и мужчины, и женщины всех возрастных групп сообразовывали уровень притязаний (количество требований к партнеру) с тем, какое положение на «любовном рынке», по их мнению, занимают они сами. Представители самых востребованных возрастных категорий (женщины под тридцать и мужчины слегка за сорок) проявляли самую высокую требовательность к потенциальным партнерам, но по мере снижения спроса готовность идти на уступки возрастала. Оба пола на удивление точно соотносили запросы с собственной рыночной ценностью – с одним только исключением: мужчины старше сорока, ближе к пятидесяти, радикально себя переоценивали. И все же, по-видимому, даже мужчины вполне обучаемы: к тому времени, когда им слегка переваливало за пятьдесят, они уже гораздо лучше осознавали свое место.

Люди вообще очень точно регистрируют соотношение спроса и предложения. Эмили Стоун и ее коллеги изучили брачные предпочтения приблизительно 4500 мужчин и 5300 женщин из 36 разных культур в разных частях света. Им удалось выяснить, что мужчины снижают планку в выборе пары, когда в численном соотношении полов заметно преобладают мужчины (то есть между ними возрастает конкуренция), и, наоборот, повышают критерии – по крайней мере, если речь идет о поиске пары на долгий срок, – когда в численном соотношении полов преобладают женщины (то есть выбор расширяется). Еще важнее другое: мужчины, оставаясь в меньшинстве, часто предпочитают случайные связи (женщинам приходится соревноваться за мужчин, а значит, они не могут на них давить). Когда же, наоборот, женщин немного и за них приходится конкурировать, мужчины выказывают бо́льшую готовность вступать в брак. Впрочем, женщины, оказываясь в большинстве, наоборот, становятся разборчивей. По-видимому, это – реакция на повальное мужское легкомыслие, неизбежное при таком соотношении полов, способ урезонить мужчин с помощью завышенных требований. Это наводит на мысль о том, что взаимодействие брачных стратегий обоих полов является динамическим и, видимо, никогда не достигает устойчивой точки равновесия. Что в очередной раз позволяет сделать вывод: конфликт интересов даже в этой сфере чреват войной.

Мой любимый пример, иллюстрирующий нашу способность идти на компромисс, – эксперимент, проведенный Джеймсом Пеннбейкером в барах для холостяков в Балтиморе, штат Мэриленд. Три раза в течение вечера – в девять часов, в десять и в полночь – трезвых посетителей обоего пола просили оценить присутствующих в зале лиц противоположного пола и собственного пола с точки зрения привлекательности. Если оценка представителей собственного пола никак не менялась в течение вечера (если уж на то пошло, они даже становились менее привлекательными по мере того, как вечер переходил в ночь), то представители противоположного пола загадочным образом становились все привлекательнее с приближением «часа Золушки». (Характерно, что эта тенденция наблюдалась у обоих полов.) И какой же из этого следует вывод? Если, конечно, вы не готовы поверить в то, что самые некрасивые посетители бара ушли раньше других, найдя своего принца (или принцессу), мне кажется, это явно свидетельствует о том, что «одинокие сердца» обоего пола просто-напросто понижали планку своих требований по мере того, как приближалась грустная перспектива уйти домой в полном одиночестве. Кто сказал, что романтика умерла?

 

Павлин распускает хвост

 

Расхожее мнение гласит, что мужчина идет на охоту ради мяса для жены и детей. Поэтому кажется более чем разумным, что женщины предпочитают мужчин-добытчиков или по крайней мере зажиточных. Однако в 1990-е годы у ученых появились сомнения относительно значения охоты как формы родительской заботы. Да, это верно, что мужчины ходят на охоту и потом приносят на стоянку мясо. Но, может быть, главная цель охоты все-таки – не оно? Изучая охотничье-собирательские общества, американский антрополог Кристен Хокс пришла к выводу: охота на крупную дичь вносит довольно скромный вклад в семейные припасы, если сопоставить его с затрачиваемыми усилиями. Конечно, когда охотник убивает слона, всем достается много мяса. Но это происходит очень нерегулярно, мужчинам приходится тратить много времени и сил и подвергаться большому риску, чтобы выследить и подстеречь слона (или любую другую крупную дичь). На самом деле мужчины обеспечивали бы свои семьи гораздо бо́льшим количеством калорий, если бы ставили ловушки на мелкую дичь или добывали растительную пищу вместе с женщинами, а не охотились на крупных опасных зверей. Кроме всего прочего, они тратили бы на это гораздо меньше времени и энергии и меньше рисковали погибнуть от клыков или когтей или переломать себе ноги и руки. Но в первобытных обществах есть еще одно загадочное обстоятельство: когда мужчины приносят с охоты мясо, они не отдают его целиком собственным семьям. Согласно строгим правилам, они должны поделиться мясом со всеми членами общины, и в итоге семье охотника достается совсем небольшая доля. Поэтому Хокс задалась вопросом: что если смысл охоты на крупную дичь в подобных обществах как раз в том, что дичь – крупная и опасная? Для мужчины это возможность продемонстрировать, что он способен справиться с этими трудностями и вернуться домой с мясом. Ведь это лучшее и неопровержимое доказательство его ловкости, силы, отваги, хитрости – словом, качества его генов. Таким образом, охота на крупную дичь – это способ не только обеспечить семью пищей, но также порисоваться и покрасоваться.

Дарвин, развивая свою теорию эволюции, оказался вынужден объяснить казусы типа павлиньего хвоста. Как столь нелепое украшение, явно мешающее птице летать, могло появиться в результате естественного отбора? В итоге ученый пришел к выводу, что ответ лежит в другой плоскости: ведь естественный отбор сказывается не только на способности отдельной особи выживать, но и на ее способности оставлять потомство. Поэтому главным оказывается компромисс между задачами выживания и размножения: само по себе выживание в течение длительного времени еще не гарантирует возможности оставить потомство. Важно еще и продолжить свой род. Причем важно настолько, что есть смысл умереть молодым, если удастся оставить многочисленное потомство. Хвост павлина, как начал осознавать Дарвин, вполне объясним с точки зрения явления, которое он позже назвал половым отбором – отбором тех качеств, которые увеличивают способность к размножению, потому что делают особь более привлекательной в глазах противоположного пола.

В половом отборе наблюдаются две движущие силы: выбор самок (они выбирают самца с яркими внешними особенностями) и соревнование между самцами (они дерутся, чтобы по праву сильного получить возможность спариться с безразличными самками). Павлиний хвост – наглядный пример первой стратегии. Как выяснилось спустя столетие после смерти Дарвина, именно внешние особенности самца, честно сигнализирующие о высоком качестве особи, становятся главными маркерами, определяющими выбор самок. Концепция гандикапа Захави (названная в честь израильского орнитолога Амоца Захави) сводится к тому, что внешняя особенность, чем-либо мешающая своему обладателю, бесспорно свидетельствует о высоком качестве его генов. Павлин как бы сообщает павам: вы только посмотрите на меня – у меня такие хорошие гены, что я прекрасно уживаюсь с этим громоздким красивым хвостом, который, в сущности, мне только мешает, и все равно не попадаюсь хищникам. Дарвин интуитивно угадал одну из мощнейших движущих сил естественного отбора, способную приводить к быстрым и часто разительным переменам во внешнем облике того или иного вида. Суть этой силы – рисовка.