Контекстуальные способы убеждения

Аргумент к традиции

Логическое обоснование и обращение к опыту представляют собой универсальные способы убеждения и могут использоваться в любой аудитории.

Контекстуальная (ситуативная) аргументация не является универсальной и эффективна лишь в некоторых ситуациях, для определенной аудитории. К контекстуальным способам аргументации относят ссылки на традицию, авторитет, интуицию, веру, здравый смысл, вкус и т.д. Наиболее часто применяется аргумент к традиции.

Традиция – это анонимная, стихийно сложившаяся или давно сознательно сформированная система образцов, норм, правил поведения и деятельности, которой на протяжении длительного времени (иногда многих поколений, даже тысячелетий) руководствуется достаточно обширная и устойчивая группа людей.

Традиции имеют двойственный характер. С одной стороны, они аккумулируют успешный предшествующий опыт, а с другой – представляют своего рода проект или предписание будущего поведения.

И в социально-гуманитарных, и в естественных науках существующие традиции оказывают значительное влияние на успешность процессов обоснования научного знания (каких-либо научных положений, теорий, гипотез и т.п.). Дело в том, что традиция закрепляет те наиболее общие представления, те допущения, на основании которых оценивается степень правдоподобности аргументов, и отношение аудитории к приводимым аргументам часто определяется не рациональными доводами, а теми традициями, которые она разделяет.

Как отмечал австрийский философ и методолог науки Пол (Пауль) Фейерабендт (1924-1994), один и тот же аргумент в одно время может быть принят и даже прославляться, а в другое – не произвести никакого впечатления. Фейерабендт был убежден, что аргумент становится эффективным только в том случае, если он подкреплен соответствующей предварительной установкой, т.е. традицией.

Причем речь идет как о традициях, существующих в культуре, религии, политике, семье, обыденной жизни и т.д., так и о традициях в самой науке.

Что же понимается под научной традицией?

Одно из наиболее серьезных исследований проблематики научных традиций принадлежит американскому историку и философу Томасу Куну (1922-1996). Кун рассматривал традиции как основной фактор, обеспечивающий саму возможность научного развития, как необходимое условие такого развития.

Для обозначения научных традиций Т. Кун использует термин «парадигма». Научная парадигма – это совокупность знаний, методов, ценностей и образцов решения конкретных задач, признанных большинством членов научного сообщества. Научная парадигма всегда базируется на прошлых научных достижениях, к числу которых относят созданные ранее теории, которые по тем или иным причинам начинают интерпретироваться как теоретические и методологические основания науки.

Вся история науки, по мнению Т. Куна, может быть представлена как смена научных парадигм, происходящая в результате научных революций. При этом периоды господства той или иной научной парадигмы он называет периодами нормальной науки.

В периоды нормальной науки ученые работают в рамках определенных научных традиций и не ставят себе целью создание новых теорий, не вписывающихся в контекст общепризнанной парадигмы. Нормальная наука – это этап систематизации уже известных фактов и их более детального объяснения в рамках существующей парадигмы; открытия новых фактов на основе предсказаний господствующей теории; совершенствования опыта решения научных задач, возникших в контексте этой теории.

Однако Кун не смог пояснить сам механизм перехода научной традиции в новацию, перетекания периода нормальной науки в научную революцию. Если нормальная наука не ставит себе целью нахождение принципиально новых эмпирических фактов и создание радикально новых теорий, то каким образом происходит смена традиций и возникают новые парадигмы?

Усовершенствовать концепцию Куна попыталась последующая философия науки. В частности, отечественные философы В.С. Степин, В.Г. Горохов и М.А. Розов выделили два основных момента, объясняющих, по их мнению, наблюдаемые изменения парадигм:

· Во-первых, даже в периоды нормальной науки имеет место многообразие научных традиций, благодаря взаимодействию которых и возникает новое знание.

· Во-вторых, научная парадигма не является замкнутой системой. Напротив, она представляет собой открытую систему, тесно взаимодействующую с другими сферами человеческой культуры и получающую из этих сфер новую информацию (новые знания).

Влияние научных и вненаучных традиций на процессы обоснования нового знания имеет как положительные, так и отрицательные стороны. Традиции могут значительно тормозить развитие науки, препятствовать устранению распространенных заблуждений, мешать признанию новых теорий, внедрению открытий, появлению новых направлений исследований. Чаще всего так бывает в традиционных обществах[26], где традиции ценятся больше нового знания или, по меньшей мере, наравне с ним. Это справедливо и по отношению к периодам нормальной науки, развивающей определенную научную традицию.

В то же время, если бы наука не опиралась на традиции (прежде всего, научные традиции – парадигму), она давно бы исчезла «благодаря» многочисленным псевдоноваторам и недобросовестным исследователям.

Кроме того, обращение к традиции – обычный способ аргументации в сфере морали. Существующие нравы и этические принципы в значительной степени определяются традицией. Наука неоднократно пыталась сформировать «рационально обоснованную» систему морали, независимую от традиций, но все эти попытки не имели никаких практических последствий.

Повседневная жизнь во многом опирается на традицию, и апелляция к ней – стандартный прием практической аргументации.

Сама рациональность может рассматриваться как одна из традиций или элемент некоторой традиции, существующей в Западной культуре. Не случайно именно для Запада оказалась столь характерной и понятной известная формула Декарта: «мыслю, следовательно, существую». Для сравнения, мировосприятие восточного человека, скорее, соответствует тезису: «чувствую, следовательно, существую»; а для буддиста сущность бытия выражена в формуле: «страдаю, следовательно, существую».

Следует иметь в виду, что хотя традиция и влияет на выбор аргументов, усиливает или ослабляет степень их убедительности для соответствующей аудитории, она не способна полностью отменить воздействие универсальной аргументации.

Аргумент к авторитету

Рассматривая ошибки в аргументации и выделяя группу некорректных аргументов «ad hominin», мы включили в нее аргумент к авторитету (см. п. 9.6). Однако в реальных процессах обоснования данный аргумент не всегда следует столь категорично оценивать как недопустимый. Более того, обойтись без аргумента к авторитету и в науке, и в обыденной аргументации подчас очень сложно, а главное, всегда избегать его нет никакой необходимости. Нужно только применять его правильно.

Аргумент к авторитету – это ссылка на мнение или действия лица, хорошо зарекомендовавшего себя в соответствующей области своими суждениями или поступками.

Аргумент к авторитету тесно связан с аргументами к традиции. Хотя традиции, как принято считать, складываются стихийно, все же на их формирование и сохранение в немалой степени влияют авторитетные личности.

Те или иные авторитеты существуют в любом обществе, и ссылки на них используются во всех областях познавательной деятельности, в том числе в науке. Осознаем мы этот факт или нет, но в той или иной степени любое наше рассуждение, любое мышление опирается не только на собственный опыт, но и на прошлый опыт других людей, на авторитеты.

Всякое рассуждение исходит из некоторых предпосылок. Обладая огромными массивами информации, мы просто не в состоянии всю ее проанализировать и перепроверить самостоятельно и часто вынуждены полагаться на компетентность представивших нам эту информацию специалистов, т.е. на их авторитетные мнения и суждения.

Однако не следует смешивать понятия «предпосылочность» и «авторитарность». Они далеко не тождественны друг другу. Авторитарность если и можно связывать с предпосылочностью мышления, то только рассматривая ее как крайний, предельный случай.

Принимать мнение другого человека следует не потому, что он считается авторитетным специалистом, а потому, что его мнение представляется правильным, имеющим под собой объективные основания. Некритичность мышления, слепая вера в правоту авторитета несовместимы с поиском истины, чреваты серьезными ошибками и заблуждениями.

Примером такого трагического заблуждения оказывается один из героев Д.С. Мережковского – бывший моряк Берарди. Дело в том, что Колумб утверждал, будто бы «на сосце» грушевидной (как он полагал) Земли находится рай. Эта мысль воодушевляла многих последователей Колумба, веривших в его авторитет. Эта же мысль согревает безрадостное существование старого моряка, становится последним смыслом его жизни. И когда Леонардо да Винчи, как говорится, «с цифрами в руках» доказывает ему нелепость мнения Колумба, Берарди испытывает глубочайшее, непоправимое разочарование. Жизнь его лишается согревающего света иллюзии. И Леонардо даже жалеет, что своей истиной он разрушил мечту, пусть нелепую, но необходимую, пусть иллюзорную, но придававшую жизни смысл. «Не истина нужна ему <…>, а чудо», – слишком поздно понимает художник [20, с. 302-303].

Авторитарность означает, что функции исследования и размышления перекладываются на авторитет. В аргументации авторитарность мышления проявляет себя в том, что выдвигаемые положения обосновываются преимущественно с помощью цитирования работ признанных авторов. Причем авторитетные личности превращаются в кумиров, следование которым гарантирует от ошибок.

Аргументы к авторитету, применяемые в авторитарной форме, способны значительно тормозить развитие науки, препятствовать поиску нового знания, новой информации, так как в данном случае на долю «исследователей» остаются лишь интерпретация и комментарии уже сказанного авторитетом.

Ссылка на интуицию

Практика показывает, что для решения многих научных проблем недостаточно одного лишь логического мышления. Процесс получения нового знания не сводится к известным дедуктивным или правдоподобным формам умозаключений. Важное место в этом процессе занимает интуиция.

Луи де Бройль утверждал, что, если бы основы науки были исключительно рациональными, то развитие научного знания вообще оказалось бы невозможным. По его глубокому убеждению, существенную роль в создании науки играют воображение и интуиция – возможности, органически присущие человеческому уму. И хотя сам этот факт представляет собой поразительное противоречие, но рациональная в своих теоретических и методологических основах наука осуществляет наиболее замечательные (и значимые) прорывы (открытия и изобретения) тогда, когда отходит от строгого рассуждения и делает внезапный «скачок ума».

В искусстве и науке существует множество фактов, когда новое достигается именно с помощью интуитивной догадки. Например, Николай Тесла (1856-1943) рассказывал, что идея электромотора на переменном токе пришла к нему как откровение. Однажды, прогуливаясь с приятелем, он шел в сторону заката солнца и читал стихи. В этот момент его осенила идея. Пришедшая мысль была как откровение, как озарившая его вспышка молнии. Он стоял, погруженный в транс. Возникшие в уме образы были совершенно отчетливыми. Принцип вращающегося магнитного поля стал для него совершенно ясным.

Альберт Эйнштейн придавал огромное значение интуиции и утверждал, что мысль об относительности одновременности появилась у него именно в результате внезапной интуитивной догадки. Однажды утром он проснулся и вдруг понял, что события, которые для одного наблюдателя происходят одновременно, могут быть неодновременными для другого. К представлению о том, что скорость света является предельной скоростью распространения сигналов, он также пришел интуитивно.

А. Эйнштейн вообще придерживался той точки зрения, что нет рационального логического пути от опыта к теории. Единственный путь, ведущий от чувственного опыта к теоретическим понятиям, – это интуиция. «Если не согрешишь против логики, – говорил он, – то вообще нельзя ни к чему прийти» [Цит. по: 2, с. 232].

Феномен интуиции весьма широк. Различают техническую, научную, обыденную, художественную интуицию и т.д.

Теория познания и теория аргументации, как правило, рассматривают интеллектуальную интуицию, позволяющую проникать в сущность вещей. Интеллектуальную интуицию определяют как способность постижения истины путем прямого ее усмотрения без обоснования с помощью доказательства.

Можно выделить несколько основных черт интеллектуальной интуиции:

· неожиданность решения задачи;

· неосознанность путей и средств ее решения;

· непосредственность постижения истины на сущностном уровне объектов.

Практика показывает, что интуитивная догадка чаще всего возникает только при определенных условиях, таких как:

– основательная профессиональная подготовка;

– глубокое знание проблемы;

– поисковая ситуация, состояние проблемности;

– действие у субъекта поисковой доминанты на основе непрерывных попыток решить проблему, напряженные усилия по решению проблемы или задачи;

– наличие «подсказки».

По характеру новизны интеллектуальная интуиция бывает стандартизованной (интуиция-редукция) и эвристической (творческая интуиция).

Интуиция-редукция не связана с новыми открытиями, но сокращает путь решения стандартной задачи. Примером здесь может служить врачебная интуиция известного русского врача-терапевта Сергея Петровича Боткина (1832-1889), ставившего предварительный диагноз, пока больной проходил семь метров от двери кабинета до стула.

Эвристическая интуиция позволяет получать принципиально новое знание. Примерами эвристической интуиции являются упомянутые выше случаи интуитивного озарения, произошедшие с Н. Тесла и А. Эйнштейном.

Интуиция подсказывает интересные идеи, помогает делать открытия, которые невозможно осуществить только посредством строгого рассуждения, но нередко вводит в заблуждение. Интуиция имеет вероятностный характер и не гарантирует истинности получаемого с ее помощью знания. М. Фарадей писал, что огромное количество догадок и теорий, интуитивно возникающих в голове исследователя, уничтожается его собственной критикой, и едва ли одна десятая часть всех его предположений осуществляется.

Поэтому ссылка на интуицию не может служить твердым и тем более окончательным основанием для принятия каких-то утверждений. Интуитивные догадки нуждаются в логическом обосновании.

Особую проблему, с точки зрения аргументации, представляют результаты творческой интуиции. Прежде всего, это объясняется тем, что творческие интуитивные озарения обычно касаются коренных положений или принципов науки, изменение которых особенно затруднено в силу сложившихся (научных) традиций, установок или привычных научных представлений аудитории. Как свидетельствует практика, быстрое убеждение оппонентов в результатах собственных творческих интуитивных озарений практически исключено. Всегда требуется рациональное (логическое) доказательство интуитивных аргументов.

Таким образом, наука нуждается как в интуиции, так и в логике: они с необходимостью дополняют друг друга и в научном исследовании, и в процессах обоснования, и каждая из них выполняет свою важную функцию.

Аргумент к вере

Рассматривая вопросы веры в теории и практике аргументации, имеют в виду не религиозную веру, а веру как состояние сознания, не испытывающего сомнения, принимающего информацию без доказательства и проверки.

Вера – это глубокое убеждение в справедливости некоторого положения или концепции. По смыслу понятие «вера» здесь приближается к понятию «доверие» (доверие к новой информации и ее источнику). Принимать на веру – значит соглашаться с истинностью какого-либо положения, не проверяя его и не требуя обоснования.

Пытаясь выяснить природу веры, известный испанский философ и культуролог Хосе Ортега-и-Гассет (1883-1955) противопоставлял ее идеям как результатам интеллектуальной деятельности. Идеи принадлежат сфере интеллектуального. В отличие от этого верования не являются плодом размышления. Верования – это все то, что безоговорочно принимают в расчет, не размышляя об этом.

Вера и верования составляют один из наиболее значимых элементов нашего сознания. И хотя, в основном, мы не осознаем этого факта, но в жизни руководствуемся огромным количеством верований и всегда считаемся с ними, принимая какие-либо решения или планируя какие-либо действия.

Без веры, доверия, принятия, по крайней мере, некоторого знания как достоверного невозможно было бы не только познание, но и вообще человеческая жизнь. Л. Витгенштейн замечал, что уже первые представления ребенка о мире, строго говоря, не являются знаниями, а представляют собой верования, основанные на доверии к взрослым. Наша первая «картина мира» возникает не в результате процесса познания, а формируется благодаря уверенности в истинности того, что нам говорят взрослые. Причем какие-то из этих первоначальных верований закрепляются в сознании незыблемо, а какие-то оказываются более или менее «подвижными».

Вера органически присутствует в структуре научного знания. Это факт, который сегодня практически никем не отрицается. В науке, как правило, полностью доверяют уже проверенным устоявшимся знаниям и представлениям прошлых эпох и ищут обоснования только новым предположениям и гипотезам. Без принятия на веру хотя бы некоторых утверждений науки ее прогресс был бы вообще невозможен (ученые бесконечно тратили бы время на то, чтобы снова и снова проверять и перепроверять уже сформулированные до них положения).

Предметом веры в науке становятся не только отдельные утверждения, но и целые теории или концепции. Как ни парадоксально это звучит, но в основе всей науки в целом лежит определенная система верований. Значительная их часть носит характер так называемого неявного знания[27]. В этом заключается одна из основных причин того, что иногда научное знание достаточно трудно отграничить от ненаучного.

Проблема разграничения научного и ненаучного наиболее остро проявляется в периоды научных революций, при смене парадигм, т.е. в ситуациях выбора между старыми (общепризнанными ранее) и новыми теоретическими представлениями. Некоторые исследователи отмечают, что переход от признания одной теории к признанию другой, по существу, аналогичен «акту обращения» в новую веру и не может быть осуществлен на основе одной только логики или эмпирической проверки.

Более того, как показывает история науки, «научные верования» иногда оказываются столь прочно укорененными в сознании ученых (всего научного сообщества), что признание новой теории происходит уже только в следующем поколении.

Например, кинетическая теория теплоты Д.К. Максвелла и Л. Больцмана долго не принималась многими учеными, так как для сторонников классической термодинамики XIX века признание вечного движения (броуновского) было невозможно. Окончательно точка зрения Максвелла и Больцмана победила только в начале ХХ века. Неевклидова геометрия, созданная Н.И. Лобачевским в 20-е годы XIX века и оказавшая позже огромное влияние на развитие математики и смежных с нею наук, также очень долго не признавалась современниками. Уже в начале ХХ века К.Э. Циолковский продолжает пользоваться в своих научных рассуждениях понятием эфира. А. Эйнштейн не согласился со зрелой квантовой механикой и т.д.

Немецкий физик-теоретик, основатель квантовой физики Макс Планк (1858-1947) замечал, что новая научная истина прокладывает себе дорогу, скорее, не посредством убеждения оппонентов, а потому, что эти оппоненты рано или поздно умирают и вырастает новое, привыкшее к ней поколение.

Как полагал известный русский философ Иван Александрович Ильин (1883-1954), понимание того, что многие научные положения не являются абсолютно обоснованными, а представляют собой лишь предметы рациональной веры, как раз и отличает настоящего ученого от догматика. Настоящий ученый знает границы своего знания и прекрасно осознает, что многое из принимаемого за истинное, на самом деле не имеет окончательного обоснования и полной достоверности, а истина – только «трудное задание и далекая цель».

Феномен веры тесно связан с традициями, авторитетами, здравым смыслом. Часто верования наследуются именно как традиции. Например, одной из наиболее значимых традиций в западноевропейской культуре и науке является вера в человеческий разум. И хотя отношение к разуму человека и оценки его реальных возможностей менялись в различные исторические эпохи, на Западе все равно в той или иной степени всегда сохранялась и продолжает сохраняться вера, что каждый из нас своим интеллектом способен активно воздействовать на собственную жизнь, осознанно планировать ее.

В контексте теории и практики аргументации наиболее существенное значение имеет решение вопроса о соотношении веры и истины.

Здесь необходимо учитывать, что в зависимости от способа, каким оправдывается вера, она бывает рациональной и нерациональной.

Рациональная вера, как и знание, имеет объективные основания, хотя основания веры и знания принципиально различаются. Для знания таковыми являются логическое обоснование, доказательство, опытная проверка. Вера же основывается на социокультурной апробации, т.е. оказывается следствием исторического или жизненного опыта. Важно, что рациональная вера всегда предполагает критическое отношение к принимаемым аргументам (хотя бы на уровне их подсознательного отбора).

Нерациональная (или «слепая») вера нередко является результатом обычной интеллектуальной лени (лености ума), когда человек, не желающий приложить усилия для изучения и понимания обсуждаемого предмета, готов поверить во что угодно. Именно такие люди, как правило, становятся объектами манипуляций, так как в их сознании легко сформировать любые, в том числе заведомо ложные, представления.

Однако ни рациональная, ни тем более нерациональная вера не гарантируют истины. С точки зрения научного познания даже рациональная вера должна рассматриваться не более чем своего рода «рабочая гипотеза».

Поэтому ссылку на твердую веру или решительную убежденность в правильности какого-либо положения допускается использовать в качестве аргумента только среди единомышленников, к тому же глубоко разбирающихся в обсуждаемой проблеме. В другой аудитории аргумент к вере, скорее всего, покажется неубедительным. И это вполне объяснимо и оправдано, так как иногда верят в самые нелепые вещи и в разные эпохи предметом веры оказывались противоположные утверждения.

С известной долей юмора этот факт продемонстрировал Н.С. Лесков в своем знаменитом рассказе «Несмертельный Голован». Приятель Голована медник Антон необыкновенно увлекся наблюдениями за звездами, которые он практически каждую ночь производил с крыши собственного дома. К этому предосудительному, с точки зрения окружающих обывателей, занятию пристрастил Антон и любознательного Голована. Однако остальным жителям тогдашнего Орла увлечения астронома-любителя казались, по меньшей мере, странными. «Был он человек тихий и очень честный, – пишет Лесков об Антоне, – но вольнодумец: уверял, что земля вертится и что мы бываем на ней вниз головами. За эту последнюю очевидную несообразность Антон был бит и признан дурачком, а потом, как дурачок, стал пользоваться свободою мышления, составляющею привилегию этого выгодного у нас звания…» [18, с. 169-170].

Несмотря на вероятностный характер, в науке аргумент к вере используется довольно часто, что вполне допустимо и не нарушает корректности процесса обоснования, если убежденность в соответствующих аргументах не доходит до фанатизма, препятствующего конструктивному диалогу и поиску истины.

Вопросы для повторения

1. Чем контекстуальные способы аргументации отличаются от универсальных?

2. Что такое традиция?

3. В чем проявляется двойственный характер традиций?

4. Каким образом традиции влияют на успешность процессов обоснования научного знания?

5. В чем смысл предложенного Т. Куном понятия «научная парадигма»?

6. Каковы положительные и отрицательные стороны влияния традиций на развитие науки?

7. В каком случае использование аргумента к авторитету не нарушает корректности аргументации?

8. Как можно определить интеллектуальную интуицию?

9. Каковы основные черты интеллектуальной интуиции?

10. При каких условиях возникает интуитивная догадка?

11. Чем стандартизованная интуиция отличается от эвристической?

12. Насколько убедительны ссылки на интуицию в процессах обоснования?

13. В чем состоят особенности интерпретации понятия «вера» в теории и практике аргументации?

14. Каково значение веры в научном познании и в процессах обоснования?

15. В чем особенности рациональной веры?

Литература

1. Абачиев, С.К. Теория и практика аргументации: Логико-гносеологические и внелогические аспекты : учебное пособие / С.К. Абачиев. – 3-е изд., перераб. и доп. – М. : Красанд, 2013. – 344 с.

2. Алексеев, П.В. Философия : учебник / П.В. Алексеев, А.В. Панин. – М. : Проспект, 1998. – 568 с.

3. Арно, А. Логика, или искусство мыслить / А. Арно, П. Николь. – М. : Наука ; Литера Нова, 2009. – 512 с.

4. Асмус, В.Ф. Логика / В.Ф. Асмус. – М. : УРСС, 2001. – 392 с.

5. Брюшинкин, В.Н. Практический курс логики для гуманитариев : учебник / В.Н. Брюшинкин. – М. : Интерпракс, 1994. – 360 с.

6. Введенский, А.И. Логика как часть теории познания / А.И. Введенский. – М. : КомКнига, 2010. – 440 с.

7. Войшвилло, Е.К. Логика : учебник / Е.К. Войшвилло, М.Г. Дегтярев. – М. : Владос, 2010. – 528 с.

8. Войшвилло, Е.К. Логика как часть теории познания и научной методологии (фундаментальный курс) : учебное пособие для студентов философских факультетов и преподавателей логики. Кн. I. / Е.К. Войшвилло, М.Г. Дегтярев. – М. : Наука, 1994. – 312 с.

9. Герасимова, И.А. Введение в теорию и практику аргументации : учебное пособие / И.А. Герасимова. – 2-е изд. – М. : Логос, 2012. – 312 с.

10. Грядовой, Д.Н. Логика : учебный комплекс / Д.Н. Грядовой. – М. : Юнити-Дана, 2010. – 328 с.

11. Грязнов, Б.С. Логика. Рациональность. Творчество / Б.С. Грязнов. – 3-е изд. – М. : Едиториал УРСС, 2010. – 258 с.

12. Демидов, И.В. Логика : методические рекомендации и практические задания студентам для самостоятельной работы. – 2-е изд. – М. : Дашков и К^о, 2010. – 148 с.

13. Ивин, А.А. Логика : учебное пособие для бакалавров / А.А. Ивин. – М. : Юрайт, 2011. – 400 с.

14. Ивин, А.А. Теория и практика аргументации : учебник для бакалавров / А.А. Ивин. – 2-е изд., перерпб. и доп. – М.: Юрайт, 2013. – 300 с.

15. Ительсон, Л.Б. Лекции по общей психологии / Л.Б. Ительсон. – М. : АСТ, 2002. – 896 с.

16. Конверский, А.Е. Логика традиционная и современная : учебное пособие / А.Е. Конверский. – М. : Идея-Пресс, 2010. – 380 с.

17. Кохановский, В.П. Основы философии науки: учебное пособие для аспирантов / В.П. Кохановский, Т.Г. Лешкевич, Т.П. Матяш, Т.Б. Фатхи. – Ростов н/Д : Феникс, 2004. – 608 с.

18. Лесков, Н.С. Сочинения. В 3 т. Т.2. Повести и рассказы 1875-1887 / Н.С. Лесков; сост. В. Туниманова. – М. : Худож. лит., 1988. – 719 с.

19. Лобанов, В.И. Лекции по русской логике / В.И. Лобанов. – М. : Спутник+, 2013. – 53 с.

20. Мережковский, Д.С. Христос и Антихрист : в 3 т. Т. 2. / Д.С. Мережковский. – М. : Книга, 1990. – 395 с.

21. Поварнин, С.И. Спор: о теории и практике спора / С.И. Поварнин. – М. : Флинта : Наука, 2009. – 116 с.

22. Поппер, К. Логика и рост научного знания / К. Поппер. – М. : Прогресс, 1983. – 605 с.

23. Светлов, В.А. Логика : учебное пособие / В.А. Светлов. – СПб. : Питер, 2010. – 320 с.

24. Хоменко, И.В. Логика. Теория и практика аргументации : учебник / И.В. Хоменко. – М. : Юрайт, 2011. – 320 с.

Учебное издание

Ларина Лада Юрьевна

Логика

Учебное пособие для бакалавров

Редактор Т.Д. Васильева

Технический редактор М.А. Шевченко

ФГБОУ ВПО «Государственный университет - учебно-научно-производственный комплекс»

Подписано к печати. Формат 60х84 1/16.

Печать офсетная. Усл. печ. л. __. Тираж 300 экз.

Заказ №______

Отпечатано с готового оригинал-макета

на полиграфической базе ФГБОУ ВПО «Госуниверситет - УНПК»,

302030, г. Орел, ул. Московская, 65.

[1] Дефиниция (лат. definitio) – определение.

[2] Выделение уровней познания является условным, поскольку даже в самом процессе чувственного отражения существенную роль играют результаты нашей мыслительной деятельности, уже имеющиеся знания. Например, чувственные восприятия весьма подвержены влиянию профессии. Так, если люди разных профессий приходят в лес, то их восприятия этого леса оказываются различными: лесник, ботаник, охотник, художник или инженер по-разному увидят его. Художник отметит те детали, на которые не обратит внимания инженер или охотник, охотник увидит то, что останется незамеченным художником и т.д. С другой стороны, в процессе мышления, включая и самые высокие его уровни, человек постоянно опирается на чувственные образы, создаваемые нередко посредством воображения.

[3] Посылками в логике называют суждения, из которых выводится заключение.

[4] Денота́т (от лат. denotatum – обозначенное) – обозначаемый объект.

[5] Из этого камня в свое время строилась Москва белокаменная.

[6] Простым называют умозаключение, неразложимое на какие-то другие умозаключения.

[7] Кондотьеры – предводители военных наемных отрядов в XIV – XV вв. в Италии. В условиях постоянных войн между итальянскими государствами приобрели большое значение. Некоторые кондотьеры захватывали власть и становились основателями династий, например, Сфорца в Милане.

[8] В данном виде индукции наличие у некоторого предмета (а), принадлежащего изучаемому множеству, интересующего нас признака (Р) часто называют примером. Соответственно, контрпример – это отсутствие у предмета (а) интересующего нас признака (Р).

[9] Индуктивным обобщением называется суждение о наличии признака (Р) у всех элементов изучаемого множества.

[10] Фридрих Конрад Эдуард Вильгельм Людвиг Клагес (1872-1956) – немецкий философ и психолог, один из основателей графологии и характерологии, основоположник характерологического исследования семантики языка.

[11] Диалектику Аристотель понимал в двух смыслах: 1) как искусство познавательного спора; 2) как дисциплину, изучающую правдоподобные умозаключения из правдоподобных посылок (в противовес доказательствам – умозаключениям из истинных посылок).

[12] Принципиальная проверяемость означает, что предположение может быть проверено, если и не в ближайшее время, то хотя бы когда-нибудь.

[13] Абстрактный – отвлеченный, умозрительный; чисто мысленный, отвлеченный от конкретного опыта; не прикладной; данный в понятиях; не связанный с практикой.

[14] Допущение – 1) предположение; гипотеза; условие; 2) упрощенное представление. В данном контексте под исходными допущениями теории подразумевается второе значение термина «допущение». Например, кинетическая теория газов – это, по существу, математическая модель идеального газа, которая основана на определенных упрощающих предположениях: газ состоит из частиц пренебрежительного малого размера; эти частицы находятся в непрерывном беспорядочном движении; частицы газа не притягиваются друг к другу; частицы газа являются идеально упругими, поэтому их столкновения не сопровождаются потерей кинетической энергии; средняя кинетическая энергия частиц газа пропорциональна его абсолютной температуре.

[15] Аристарх Самосский (ок. 310 до н.э. – ок. 230 до н.э.) – древнегреческий астроном, математик и философ, ученик представителя перипатетической школы (философской школы Аристотеля, другое название которой – Ликей), известного философа и физика Стратона из Лампсака. Аристарх впервые предложил гелиоцентрическую систему мира, разработал научный метод определения расстояний до Солнца и Луны и их размеров.

[16] Под научной парадигмой понимается система общепринятых научных представлений, теорий, принципов и т.д.

[17] Лев Борисович Ительсон (1926-1974) – отечественный психолог, один из первых ученых, пытавшихся внедрять методы кибернетики и математики в психологию.

[18] Эристика (от греч. eristikos – спорящий) – искусство спора.

[19] Протагор (ок. 490 – ок. 420 гг. до н.э.) – древнегреческий философ, один из наиболее известных представителей школы софистов.

[20] Непоследователен, сочетает разнородные, несовместимые положения и т.п.

[21] Эристическими называют схоластические споры, т.е. споры чисто словесного характера – один из видов споров «для победы».

[22] Одно из наиболее фундаментальных исследований организационно-процедурных уловок, а также способов нейтрализации уловок недобросовестных оппонентов принадлежит современным российским психологам Георгию Васильевичу Грачеву и Игорю Карповичу Мельнику (см., например: Грачев, Г.В. Манипулирование личностью: организация, способы и технологии информационно-психологического воздействия / Г.В. Грачев, И.К. Мельник. – Изд. 2-е, перераб. и доп. – М. : Алгоритм, 2002).

[23] Начало классического естествознания обычно относят к XVI – XVII вв. Первым его этапом, длившимся примерно до 30-х годов XIX века, был этап механистического естествознания, позднее сменившийся этапом зарождения и формирования эволюционных идей, завершившимся на рубеже XIX – ХХ веков.

[24] Не путать с теорией катастроф как разделом математики, включающим в себя теорию бифуркаций дифференциальных уравнений и теорию особенностей гладких отображений. «Катастрофа» в данном контексте означает резкое качественное изменение объекта при плавном количественном изменении параметров, от которых он зависит.

[25] На этот тезис православной духовной педагогики ссылается, в частности, С.К. Абачиев, рассматривая апелляции к примерам и иллюстрациям в процессе эмпирической аргументации (см.: Абачиев, С.К. Теория и практика аргументации: Логико-гносеологические и внелогические аспекты. Изд. 3-е, перераб. и доп. М.: Красанд, 2013. С. 42)

[26] Термины «традиционное общество» и «техногенная цивилизация» часто используются как синонимы Восточной и Западной культур. Хотя данные аналогии не совсем корректны (прежде всего потому, что многие страны, такие как Япония, Южная Корея, Россия, имеют черты обеих культур), Востоку и Западу действительно присущи различные типы цивилизационного (в том числе научно-технического) прогресса. Восточные страны в своем подавляющем большинстве являют образцы традиционного общества. Запад – это цивилизация техногенного типа.

[27] Термин «неявное знание» был предложен в конце 50-х годов ХХ в. английским физиком и философом Майклом Полани. Неявным принято считать такое знание, которое принципиально не может быть четко и полно выражено с помощью вербального (словесного) языка и передается на уровне образцов от учителя к ученику, от одного поколения ученых к другому и т.д. Феномен неявного знания связан с тем, что размерность любого (естественного или искусственного) языка намного ниже размерности задач, решаемых людьми на подсознательном уровне. Как следствие человек не способен выразить в языке все свои знания. Их возможно передать другому, однако делать это придется на примерах. Так, ребенок безошибочно распознает образ своей матери, но формализовать его (описать словами) он не может; будучи погруженными в языковую среду, мы осваиваем язык, не изучая и не зная (не осознавая) правил грамматики; научиться плавать, можно только наблюдая за другими или под руководством инструктора, но этого невозможно сделать, следуя написанной инструкции, как бы четко она ни была составлена и т.д.