Стенограмма записи 01_0348

Владимир Высоцкий

26 марта 1967 года

Москва, Котельническая наб., д. 1, кв. 62,

На дому у Андрея Андреевича Вознесенского

Присутствовали: Булат Шавлович Окуджава[1], Семен Исаакович Кирсанов[2],

Генриетта Мефодьевна Перьян[3].

Запись и фото – Генриетта Перьян.

Оцифровка - Николай Цанков /Болгария/

Стенограмма - Вера Назарова.

1. Когда внезапно возникает... (исполняет Булат Окуджава)

2. Мне в моем метро... (исполняет Булат Окуджава)

3. Пока земля еще вертится... (исполняет Булат Окуджава)

4. Былое нельзя воротить... (исполняет Булат Окуджава)

5. Синяя крона, малиновый ствол... (исполняет Булат Окуджава)

6. Удар, удар... Еще удар...

7. Десять тысяч - и всего один забег... (дефектная)

8. На Тихорецкую состав отправится...

9. Сыт я по горло, до подбородка...

10. ...если я чего решил, выпью обязательно... (без начала)

11. ...только помню, что стены с обоями ... (без начала)

12. Идет новая мода - брюки галифе... (исполняет Семен Кирсанов)

13. ...брюки галифе... (на идиш) (исполняет Семен Кирсанов)

14. В тот вечер я не пил, не пел...

15. Наверно, я погиб: глаза закрою - вижу... (2 раза начало)

[Разговаривают женщины, неразборчиво]

[Б. Окуджава]: «Песенка о ночной Москве»

Когда внезапно возникает

ещё неясный голос труб,

слова, как ястребы ночные,

срываются с горячих губ,

мелодия, как дождь случайный,

гремит; и бродит меж людьми

надежды маленький оркестрик

под управлением любви.

Надежды маленький оркестрик

под управлением любви.

В года разлук, в года смятений,

когда свинцовые дожди

лупили так по нашим спинам,

что снисхождения не жди,

и командиры все охрипли...

тогда командовал людьми

надежды маленький оркестрик

под управлением любви.

Надежды маленький оркестрик

под управлением любви.

Кларнет пробит, труба помята,

фагот, как старый посох, стёрт,

на барабане швы разлезлись...

Но кларнетист красив, как чёрт!

Флейтист, как юный князь, изящен…

И вечно в сговоре с людьми

надежды маленький оркестрик

под управлением любви.

Надежды маленький оркестрик

под управлением любви.

[Мужской голос. Высоцкий?]: …хорошо спел.

< >

Мне в моём метро никогда не тесно,

потому что с детства оно – как песня,

где вместо припева, вместо припева:

«Стойте справа, проходите слева».

где вместо припева, вместо припева:

«Стойте справа, проходите слева».

Порядок вечен, порядок свят:

те, что справа, стоят, стоят.

Но те, что идут, всегда должны

держаться левой стороны.

Но те, что идут, всегда должны

держаться левой стороны.

[Мужской голос]: Силён…

< >

Пока Земля ещё вертится, пока ещё ярок свет,

Господи, дай же Ты каждому, чего у него нет:

умному дай голову, трусливому дай коня,

дай счастливому денег... И не забудь про меня.

Пока Земля ещё вертится – Господи, Твоя власть! –

дай рвущемуся к власти навластвоваться всласть,

дай передышку щедрому хоть до исхода дня.

Каину дай раскаянье... И не забудь про меня.

Я знаю: Ты всё умеешь, я верую в мудрость Твою,

как верит солдат убитый, что он проживает в раю,

как верит каждое ухо тихим речам Твоим,

как веруем и мы сами, не ведая, что творим!

Господи, мой Боже, зеленоглазый мой,

Пока Земля ещё вертится, и это ей странно самой,

Пока ещё хватает времени и огня,

Дай же Ты всем понемногу... И не забудь про меня.

<…>

Былое нельзя воротить - и печалиться не о чем,

у каждой эпохи свои подрастают леса…

А всё-таки жаль, что нельзя с Александром Сергеичем

поужинать в «Яр» заскочить хоть на четверть часа.

А всё-таки жаль, что нельзя с Александром Сергеичем

поужинать в «Яр» заскочить хоть на четверть часа.

Теперь нам не надо по улицам мыкаться ощупью.

Машины нас ждут и ракеты уносят нас вдаль…

А всё-таки жаль, что в Москве больше нету извозчиков,

хотя б одного, и не будет отныне… А жаль.

А всё-таки жаль, что в Москве больше нету извозчиков,

хотя б одного, и не будет отныне… А жаль.

Я кланяюсь низко познания морю безбрежному,

разумный свой век, многоопытный век свой любя…

А всё-таки жаль, что кумиры нам снятся по-прежнему,

и мы иногда всё холопами числим себя.

А всё-таки жаль, что кумиры нам снятся по-прежнему,

и мы иногда всё холопами числим себя.

Былого нельзя воротить... Выхожу я на улицу.

И вдруг замечаю: у самых Никитских ворот

извозчик стоит, Александр Сергеич прогуливается.

Ах, нынче, наверное, что-нибудь произойдёт!

Извозчик стоит, Александр Сергеич прогуливается.

Ах, нынче, наверное, что-нибудь произойдёт!

[Окуджава]: Но… Наберитесь терпения. Это песенка «Прощание с новогодней ёлкой».

Синяя крона, малиновый ствол,

звяканье шишек зелёных.

Где-то по комнатам ветер прошёл:

Там поздравляли влюблённых.

Где-то он старые струны задел –

тянется их перекличка…

Вот и январь накатил-налетел

бешеный, как электричка.

Мы в пух и прах наряжали тебя,

мы тебе верно служили.

Громко в картонные трубы трубя,

словно на подвиг спешили.

Даже поверилось где-то на миг

(знать, в простодушьи сердечном):

Женщины той очарованный лик

Слит с твоим празднеством вечным.

В миг расставания, в миг платежа,

в день увяданья недели

чем это стала ты нехороша?

Что они все, одурели?!

И, утончённые, как соловьи,

гордые, как гренадёры,

что же надёжные руки свои

прячут твои ухажёры?

Нет бы, собраться им – время унять,

Нет бы, им всем – расстараться…

Но начинают колёса стучать:

Как тяжело расставаться!

Но начинается вновь суета.

Время по-своему судит.

И, как Христа, тебя сняли с креста,

и воскресенья не будет.

Ель, моя ель, уходящий олень,

зря ты, наверно, старалась:

женщины той осторожная тень

в хвое твоей затерялась.

Ель моя, Ель, словно Спас на крови,

твой силуэт отдалённый,

будто бы след удивлённой любви,

вспыхнувшей, неутолённой.

[Высоцкий]: Значит, «Песня о сентиментальном боксёре».

[Женские голоса]: О! Умоляю. О… Где Оля?

Удар, удар... Ещё удар...

Опять удар – и вот

Борис Буткеев (Краснодар)

Проводит апперкот.

Вот он прижал меня в углу,

Вот я едва ушёл...

Вот апперкот – я на полу,

И мне нехорошо!

И думал Буткеев, мне челюсть кроша:

И жить хорошо, и жизнь хороша!

При счёте семь я всё лежу –

Рыдают землячки.

Встаю, ныряю, ухожу –

И мне идут очки.

Неправда, будто бы к концу

Я силы берегу, –

Бить человека по лицу

Я с детства не могу.

Но думал Буткеев, мне рёбра круша:

И жить хорошо, и жизнь хороша!

В трибунах свист, в трибунах вой:

«Ату его, он трус!»

Буткеев лезет в ближний бой –

А я к канатам жмусь.

Но он пролез – он сибиряк,

Настырные они, -

И я сказал ему: «Чудак!

Устал ведь – отдохни!»

Но он не услышал - он думал, дыша:

Что жить хорошо, и жизнь хороша.

А он все бьёт – здоровый, чёрт! -

Я вижу – быть беде.

Ведь бокс не драка – это спорт

Отважных и т. д.

Вот он… Вот он ударил – раз, два, три –

И сам лишился сил, -

Мне руку поднял рефери,

Которой я не бил.

Лежал он и думал, что жизнь хороша,

Кому хороша, а кому - ни шиша!

Де<…> тысяч – и всего один забег остался.

В это время наш Бескудников Олег зазнался:

Я, говорит, болен, бюллетеню, нету сил – и сгинул.

Вот наш тренер мне тогда и предложил: беги, мол.

Я ж на длинной на дистанции помру - <…>

Пробегу, быть может, только первый круг – и сдохну!

Но сурово эдак тренер мне: мол, надо, Федя, -

Главно дело – чтобы воля, говорить, была к победе.

Воля волей, если сил невпроворот, - а я увлёкся:

Я на десять тыщ рванул, как на пятьсот - и спёкся!

Подвела меня - ведь я предупреждал! - дыхалка:

Пробежал всего два круга - и упал, - а жалко!

И наш тренер, экс- и вице-чемпион ОРУДа,

Не пускать меня велел на стадион - иуда!

Ведь вчера мы только брали с ним с тоски по банке -

А сегодня он кричит: «Меняй коньки, говорит, на санки!»

Жалко тренера - он тренер неплохой, - ну бог с ним!

Я ведь нынче занимаюсь и борьбой, и боксом, -

Не имею больше я на счет на свой сомнений:

Все вдруг стали очень вежливы со мной, и - тренер...

< >

На Тихорецкую состав отправится,

Вагончик тронется, перрон останется.

Стена кирпичная, часы вокзальные,

Платочки белые, платочки белые, платочки белые…

Платочки белые, глаза печальные.

Ты у окошечка стоишь, не грустная,

И только корочка в руке арбузная.

Ну что с девчонкою такою станется?

Вагончик тронется, вагончик тронется, вагончик тронется…

Вагончик тронется, перрон останется.

Начнёт выпытывать купе курящее

Про моё прошлое и настоящее –

Навру с три короба, пусть удивляются:

Кто провожал меня, кто провожал меня, кто провожал меня…

Кто провожал меня, их не касается.

Откроет душу мне матрос в тельняшечке,

Как одиноко жить ему, бедняжечке,

Сойдёт на станции, и не оглянется,

Вагончик тронется, вагончик тронется, вагончик тронется…

Вагончик тронется, а он останется.

[Мужской голос]: неразборчиво

[Женский голос]: Про подводную лодку… он просил

Сыт я по горло, до подбородка –

Даже от песен стал уставать, –

Лечь бы на дно, как подводная лодка,

Чтоб не могли запеленговать!

Друг подавал мне водку в стакане,

Друг говорил, что это пройдёт,

Друг познакомил с Веркой по пьяни:

Мол, Верка поможет, а водка спасёт.

Но не помогли ни Верка, ни водка:

С водки – похмелье, а с Верки – что взять!

Лечь бы на дно, как подводная лодка, -

И позывных не передавать!..

Сыт я по горло, сыт я по глотку –

Ох, надоело петь и играть, -

Лечь бы на дно, как подводная лодка,

Чтоб не могли запеленговать!

<…>

Если я чего решил – выпью обязательно, -

Но к этим шуткам отношусь очень отрицательно!

А оно - зелёное, пахучее, противное -

Прыгало по комнате, ходило ходуном, -

А потом послышалось пенье заунывное -

И виденье оказалось грубым мужиком!

Если я чего решил - выпью обязательно, -

Но к этим шуткам отношусь очень отрицательно!

«Ты, брат, хитрость, - говорю, - брось свою иудину -

Прямо, значит, отвечай: кто тебя послал,

Кто загнал тебя сюда, в винную посудину,

От кого скрывался ты и чего скрывал?»

Тут мужик поклоны бьёт, отвечает вежливо:

«Я не вор и не шпион, я вообще-то - дух, -

За свободу за мою - захотите ежли вы -

Изобью за вас любого, можно даже двух!»

Тут я понял: это - джинн, - он ведь может многое -

Он же может мне сказать: «Враз озолочу!»...

«Ваше предложение, - говорю, - убогое.

Морды будем после бить - я вина хочу!

Ну а после - чудеса по такому случаю:

До небес дворец хочу - ты на то и бес!..»

А он мне: «Мы таким делам вовсе не обучены, -

Кроме мордобития - никаких чудес!»

«Врешь!» - кричу. «Шалишь!» - кричу. Но и бес - в амбицию, -

Стукнул раз - специалист! - видно по нему.

Я, конечно, побежал - позвонил в милицию.

«Убивают, - говорю, - прямо на дому!»

Вот они подъехали - показали аспиду!

Супротив милиции он ничего не смог:

Вывели болезного, руки ему - за спину

И с размаху кинули в чёрный воронок.

...Что с ним стало? Может быть, он в тюряге мается, -

Чем в бутылке, лучше уж в Бутырке посидеть!

Ну а может, он теперь боксом занимается, -

Если будет выступать - я пойду смотреть!

<…>

…Только помню, что стены - с обоями,

Помню - Клавка была, и подруга при ней, -

Целовался на кухне с обоими.

А наутро я встал -

Мне давай сообщать,

Что хозяйку ругал,

Что хотел застращать,

Что я голым ходил,

Что я песни орал,

А отец, говорил,

У меня - генерал!

А потом кончил пить -

Потому что устал, -

Начал об пол крушить

Благородный хрусталь,

Лил на стены вино,

А кофейный сервиз,

Растворивши окно,

Просто выбросил вниз.

И еммм… и так… и не … что так … не могли даже слова сказать.

А потом потихоньку оправились, -

Навалились гурьбой, стали руки вязать,

А потом уже – все позабавились.

Кто - плевал мне в лицо,

А кто - водку лил в рот,

А какой-то танцор

Бил ногами в живот...

Молодая вдова,

Верность мужу храня,

Ни с того, ни с сего

Пожалела меня.

И бледнел я на кухне разбитым лицом,

Делал вид, что пошёл на попятную.

Говорил: «Развяжите, и дело с концом!»

Развязали, - но вилки попрятали.

Тут вообще началось -

Не опишешь в словах, -

И откуда взялось

Столько силы в руках! -

Я как раненый зверь

Напоследок чудил:

Выбил окна и дверь

И балкон уронил.

И если правда оно -

Ну, хотя бы на треть, -

Остаётся одно:

Только лечь помереть!

Хорошо, что вдова

Всё смогла пережить,

Пожалела меня -

И взяла к себе жить.

[Кирсанов]: …ну это простят..

[Мужской голос]: пойте, пойте её… кусочек, простите

[Высоцкий]: да не надо, пойте любую мелодию, я вам подыграю.

[Кирсанов]: Значит, это – очень старинная песня. Это песня одесских бандитов восемнадцатого года. Она сохранилась только у меня, это подлинная песня. Никто её не знает, ни Утёсов, никто… Эту песню пели тысяча одесских налётчиков, когда хоронили одесского бандита Мишку Япончика. Да. Беня Крик по Бабелю. Да, да. Очень хорошо. Я сначала… она пелась по-еврейски. Дело в том, что еврейский язык был интернациональным языком всех одесских бандитов и налётчиков. Но сначала я спою перевод.

Идёт новая мода - брюки галифе,

Брюки галифе.

Убили Менашке за что и зачем?

Довольно воровать.

Только брать, Только врать.

Довольно воровать.

Только врать, только врать.

Идет новая мода – кожаные тужурки.

Убили Менашке за что и зачем?

Довольно воровать.

Только врать, Только врать.

Только врать.

Только врать, Только врать.

Идёт новая мода – фаэтон, лошадь.

Такой дурак нам… (…?) Менашке

должен лежать в земле.

Довольно воровать.

Только врать, Только врать.

Только воровать.

Только врать, Только врать.

[Кирсанов]: Теперь по-еврейски как пели.

<…> - брюки галифе,

Брюки галифе.

[поёт на иврите]

[Высоцкий]: Чё же, я даже не знаю, чего спеть-то…

[Женский голос]:…что, кажется тебе тяжело?

[Высоцкий]: «Нинку» нельзя, да?

[Женский голос]: А?

[Высоцкий]:…на голос, да?

[Женский голос]: «Нинка», мне кажется, такая блатная песня…

[Высоцкий]: Просто «Вестсайдская история». На вашу тему.

В тот вечер я не пил, не пел -

Я на неё вовсю глядел,

Как смотрят дети, как смотрят дети.

Но тот, кто раньше с нею был,

Сказал мне, чтоб я уходил,

Что мне не светит.

И тот, кто раньше с нею был,

Сказал мне, чтоб я уходил,

Что мне не светит.

И тот, кто раньше с нею был, -

Он мне грубил, он мне грозил.

А я все помню - я был не пьяный.

Когда ж я уходить решил,

Она сказала: «Не спеши!»

Она сказала: «Не спеши,

Ведь слишком рано!»

Когда ж я уходить решил,

Она сказала: «Не спеши!»

Она сказала: «Не спеши,

Ведь слишком рано!»

Но тот, кто раньше с нею был,

Меня, как видно, не забыл, -

И как-то в осень, и как-то в осень -

Иду с дружком, гляжу - стоят, -

Они стояли молча в ряд,

Они стояли молча в ряд -

Их было восемь.

Иду с дружком, гляжу - стоят, -

Они стояли молча в ряд,

Они стояли молча в ряд -

Их было восемь

Со мною - нож, решил я: что ж,

Меня так просто не возьмёшь, -

Держитесь, гады! Держитесь, гады!

К чему задаром пропадать,

Ударил первым я тогда,

Ударил первым я тогда -

Так было надо.

К чему задаром пропадать,

Ударил первым я тогда,

Ударил первым я тогда -

Так было надо.

Но тот, кто раньше с нею был, -

Он эту кашу заварил

Вполне серьёзно, вполне серьёзно.

Мне кто-то на плечи повис, -

Валюха крикнул: «Берегись!»

Валюха крикнул: «Берегись!» -

Но было поздно.

Мне кто-то на плечи повис, -

Валюха крикнул: «Берегись!»

Валюха крикнул: «Берегись!» -

Но было поздно.

За восемь бед - один ответ.

В тюрьме есть тоже лазарет, -

Я там валялся, я там валялся.

Врач резал вдоль и поперёк.

Он мне сказал: «Держись, браток!»

Он мне сказал: «Держись, браток!» -

И я держался.

Врач резал вдоль и поперёк.

Он мне сказал: «Держись, браток!»

Он мне сказал: «Держись, браток!» -

И я держался.

Разлука мигом пронеслась,

Она меня не дождалась,

Но я прощаю, её - прощаю.

Её, конечно, я простил,

Того ж, кто раньше с нею был,

Того, кто раньше с нею был, -

Не извиняю.

Её, конечно, я простил,

Того ж, кто раньше с нею был,

Того, кто раньше с нею был, -

Я повстречаю.

[Мужской голос]: …первым делом…

[Женский голос]: Вон ту надо потушить. Васенька, дунь на вторую, а то она… Песня «Но что ей до меня, она уже в Париже». Но счас забыть(?) посвящается актрисе N. … Да.

[Мужской голос]: Одной актрисе.

[Женский голос]: Одной актрисе посвящается. Мы и не выдаём тайну автора.

Наверно… Наверно, я погиб: глаза закрою - вижу.

Наверно, я погиб: робею, а потом -

Куда мне до неё - она была в Париже,

И я вчера узнал - не только в ём одном!

Блатные песни пел я ей про Север дальний! -

Я думал: вот чуть-чуть - и будем мы на «ты», -

Но я напрасно пел о полосе нейтральной -

Ей глубоко плевать, какие там цветы.

Я спел тогда ещё - я думал, это ближе -

«Про счётчик», «Про того, кто раньше с нею был»...

Но что ей до меня - она была в Париже, -

Ей сам Марсель Марсо чево-то говорил!

Я бросил свой завод – хоть, в общем, был не вправе, -

Засел за словари на совесть и на страх...

Но что ей оттого - она уже в Варшаве, -

Мы снова говорим на разных языках...

Приедет - я скажу по-польски: «Прошу пани,

Прими таким, как есть, не буду больше петь...»

Но что ей до меня - она уже в Иране, -

Я понял: мне за ней, конечно, не успеть!

Ведь она сегодня здесь, а завтра будет в Осле, -

Да, я попал впросак, да, я попал в беду!..

Кто раньше с нею был, и тот, кто будет после, -

Пусть пробуют они - я лучше пережду!

Кто раньше с нею был, и тот, кто будет после, -

Пусть пробуют они - я лучше пережду!

Литература

1. Высоцкий В.С. Сочинения: в 2 т. Т.1: Песни / Владимир Высоцкий; предисл. С.В. Высоцкого; сост., подготовка текста и комм. А.Е. Крылова. – М.: Худ. лит., 1991. – 639 с. (6, 7, 9, 10, 11, 14, 15)

2. Окуджава Б.Ш. Ваше благородие, госпожа удача: [стихотворения, песни, проза] / Булат Окуджава; сост. В.Куллэ. – М.: Эксмо, 2002. – 384 с. (1, 3, 4, 5)

3. Окуджава Б.Ш. Милости судьбы: новая книга стихотворений / Булат Окуджава. – М.: Моск. рабочий, 1993. – 191 с. (2)

4. Сёмин А. «Чужие» песни Владимира Высоцкого /Андрей Сёмин // Владимир Высоцкий. Каталоги и статьи. – 2009. – Режим доступа: http://v-vysotsky.narod.ru/statji/2008/Chuzhie_pesni_VV/text.html (8)

Наверх

[1] Oкуджава Булат Шалвович (9 мая 1924 - 12 июня 1997) – поэт, прозаик, киносценарист. Основоположник направления авторской песни.

[2] Кирсанов Семён Исаакович (настоящая фамилия Кортчик) (1906 - 1972) – русский советский поэт. Для творчества С.И. Кирсанова характерны использование приёмов поэтического авангарда, стиховые эксперименты.

[3] Перьян Генриетта Мефодьевна, закончив операторский факультет ВГИКа, 45 лет проработала оператором на Волгоградском телевидении.