Статья 16 Закона о защите прав потребителей и феномен "полуимперативности" норм потребительского законодательства.
Отечественное законодательство содержит еще один механизм контроля справедливости договорных условий. Речь идет о норме, предусмотренной Законом РФ от 7 февраля 1992 г. N 2300-1 "О защите прав потребителей" <1> (далее - Закон о защите прав потребителей, Закон). Сфера действия Закона распространяется на договоры, заключенные между потребителями и изготовителями, исполнителями, продавцами при продаже товаров (выполнении работ, оказании услуг).
--------------------------------
<1> Ведомости СНД и ВС РФ. 1992. N 15. Ст. 766.
Ключевое значение в данном случае имеет зафиксированное во введении к Закону определение потребителя, под которым понимается исключительно гражданин, имеющий намерение заказать или приобрести либо заказывающий, приобретающий или использующий товары (работы, услуги) исключительно для личных, семейных, домашних и иных нужд, не связанных с осуществлением предпринимательской деятельности. Как и в Директиве ЕС 1993 г., определение понятия "потребитель" не распространяется на юридических лиц. Так, например, Верховный Суд РФ отмечает, что "суды не вправе руководствоваться законодательством о защите прав потребителей при разрешении споров, вытекающих из отношений, возникающих в связи с приобретением гражданином-предпринимателем товаров, выполнением для него работ или предоставлением услуг не для личных, семейных, домашних и иных нужд, а для осуществления предпринимательской деятельности либо в связи с приобретением товаров, выполнением работ и оказанием услуг в целях удовлетворения потребностей предприятий, учреждений, организаций" <1>.
--------------------------------
<1> См.: п. 1 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 29 сентября 1994 г. N 7 "О практике рассмотрения судами дел о защите прав потребителей".
В соответствии со ст. 16 Закона условия договора, ущемляющие права потребителя по сравнению с правилами, установленными законами или иными правовыми актами Российской Федерации в области защиты прав потребителей, признаются недействительными. Из приведенного текста вытекает, что речь идет не об оспоримости, а о ничтожности данного условия <1>.
--------------------------------
<1> Это прямо закреплено в Определении Верховного Суда РФ от 17 мая 2011 г. по делу N 53-В10-15. См. также: Шерстобитов А.Е. Юридические гарантии охраны прав потребителей в договорных отношениях // Сфера услуг. Гражданско-правовое регулирование: Сборник статей. М., 2011. С. 46.
Ключевое значение для применения ст. 16 Закона имеет толкование понятия "ущемление прав потребителей". Как отмечает Ю.Б. Фогельсон, в этом вопросе имеется определенная неясность <1>. Из буквального смысла формулировки указанной нормы вытекает, что ничтожными являются те договорные условия, которые ухудшают положение потребителя по сравнению с тем, как они зафиксированы в нормах потребительского законодательства.
--------------------------------
<1> См.: Фогельсон Ю.Б. Несправедливые (недобросовестные) условия договоров // Хозяйство и право. 2010. N 10.
Достаточно очевидно, что буквальная интерпретация нормы ст. 16 Закона состоит в том, что данная норма устанавливает презумпцию "полуимперативности" норм самого Закона и других законодательных норм, специально регулирующих права потребителя и прямо не оговаривающих возможность согласовать иное в договоре. Иначе говоря, если эти нормы законодательства о защите прав потребителей не являются прямо диспозитивными, они в силу ст. 16 должны считаться императивными в той их части, в которой они предоставляют потребителям те или иные права, и запрещающими ухудшение положения потребителя. Полуимперативный характер таких норм проявляется в том, что договор может вполне легально такое положение улучшать по сравнению с тем, что предусмотрено в таких нормах.
Соответственно, в случаях, в которых договор ограничивает права потребителя, предусмотренные специальными нормами законодательства о защите прав потребителей, эти условия считаются ничтожными как противоречащие ex ante императивным нормам. Не нужно доказывать ни их явную обременительность, ни наличие иных оснований применения ст. 428 ГК. При таком прочтении ст. 16 Закона появляется достаточно четкое основание для отграничения этого режима контроля справедливости договора от того, который вытекает из ст. 428 ГК. Норма ст. 16 Закона при ее буквальном прочтении не устанавливает инструмент судебного ex post контроля, а определяет модель ex ante контроля содержания потребительских договоров.
Но судебная практика знает и иные интерпретации данной статьи. Здесь следует прежде всего выделить позицию Президиума ВАС РФ, выраженную в информационном письме N 146 (п. 3). Согласно данной правовой позиции в договорах с потребителями недействительными являются любые условия, ограничивающие права потребителя, которые предусмотрены диспозитивными нормами российского законодательства. Такой вывод ВАС РФ мотивировал ссылкой на ст. 16 Закона о защите прав потребителей.
По сути, ВАС РФ, судя по тексту п. 3 информационного письма N 146, вывел из ст. 16 Закона идею о том, что не только нормы потребительского законодательства, а в принципе все нормы договорного права (в том числе общие нормы об обязательствах и договорах) являются в отношении потребительского договора "полуимперативными", причем даже тогда, когда сама норма прямо допускает согласование сторонами иного. Как мы показали выше, схожее решение нами поддерживается применительно к нормам договорного права, прямо не указывающим ни на свою императивность, ни на диспозитивность. Такие нормы должны презюмироваться полуимперативными применительно к потребительским договорам, оттеняя обратную презумпцию диспозитивности всех норм договорного права с неопределенным статусом в отношении сугубо коммерческих контрактов. Но ВАС РФ здесь пошел намного дальше и зафиксировал, что в отношении потребительских договоров полуимперативными являются даже те нормы, которые прямо предусматривают право сторон оговорить иное.
Здесь ВАС РФ явно допустил некорректное цитирование закона. Так, он указал на то, что "возможность сторон договором изменять положения диспозитивных норм закона в договорных отношениях с участием потребителя ограничена пунктом 1 статьи 16 Закона о защите прав потребителей, запрещающим ухудшение положения потребителя по сравнению с правилами, установленными законами или иными правовыми актами Российской Федерации" (выделено мной. Авт.). В реальности же данная статья указывает на недопустимость противоречия правилам, установленным законами или иными правовыми актами Российской Федерации в области защиты прав потребителей. В результате того, что ВАС РФ упустил из виду эту последнюю фразу, его толкование ст. 16 Закона о защите прав потребителей привело к значительному расширению ее смысла. В принципе само по себе столь вольное обращение с буквой закона не есть нечто недопустимое. Главное наше возражение состоит в том, что для столь широкого понимания ст. 16 Закона нет достаточных политико-правовых оснований.
Во-первых, с точки зрения политики права очевидно, что далеко не всякое отступление от диспозитивной нормы договорного права приводит к включению в договор явно несправедливых условий. Неужели ВАС РФ уверен в том, что применительно к значительному числу диспозитивных общих положений об обязательствах и договорах ГК РФ стороны никогда не вправе установить в договоре иное регулирование, возможно, и несколько ухудшающее положение потребителя, но при этом несущественно? Ведь то, что законодатель установил некую общую норму в качестве диспозитивной, означает, что он признает, что с учетом специфики конкретного договора отступление от этого правила может быть не только возможным, но и просто необходимым. Столь жестко блокировать свободу договора просто неразумно. По крайней мере ни в одной зарубежной юрисдикции таких примеров мы не встречали. Например, в Германии диспозитивный статус нормы договорного права не дает возможности существенно отклоняться от основной идеи соответствующего правила и серьезно ограничивать права потребителя. Как мы показали выше, немецкие суды исходят из того, что, чем дальше условие потребительского договора отступает от содержания диспозитивной нормы, тем очевиднее основания для применения инструментов ex post контроля справедливости таких договоров. Но из этого никто не делает вывод о том, что контрагенты в принципе не могут скорректировать прямо диспозитивную норму в пользу предпринимателя, если такая коррекция не приводит к явной несправедливости содержания договора.
Например, диспозитивная норма ст. 711 ГК РФ предусматривает, что заказчик обязан оплачивать услуги по факту их оказания, если иное не предусмотрено договором. Допустим, что спорный потребительский договор подряда предусматривает частичное авансирование. Такое договорное условие несколько менее выгодно потребителю, чем то решение, которое зафиксировано в диспозитивной норме. Но неужели это может означать автоматическую ничтожность такого условия независимо от того, что в контексте конкретного договора авансирование ни в коей мере не является признаком несправедливости договора? Неужели в потребительском договоре не может быть установлен размер процентов годовых, превышающий на пару процентных пунктов ставку рефинансирования ЦБ РФ (ухудшение положения потребителя по отношению к диспозитивной норме ст. 395 ГК)? И таких вопросов очень много. Очевидно, что на такого рода грубейшее попрание принципов свободы договора современный правопорядок пойти не может.
Во-вторых, еще более очевидна нелогичность закрепленного Президиумом ВАС РФ подхода в случае явно выраженных диспозитивных норм, содержащихся в потребительском законодательстве. Если нормы, непосредственно регулирующие потребительские договоры, прямо предусматривают право сторон оговорить иное, это вряд ли может означать безусловную ничтожность любого договорного условия, отступающего от нее в пользу предпринимателя.
В-третьих, необходимо иметь в виду, что справедливость договора должна определяться с учетом всего содержания договора в целом. Некоторое отступление от определенной диспозитивной нормы в пользу предпринимателя может оказаться вполне оправданным с учетом конкретной специфики структуры прав и обязанностей спорного договора, обычаев оборота и "компенсироваться" предоставлением потребителю преимуществ в части иных договорных условий.
Иначе говоря, неверно пытаться в случае с потребительскими договорами подменить необходимость анализа содержательной справедливости договора жесткой ничтожностью любых условий потребительского договора, изменяющих диспозитивные нормы гражданского законодательства в пользу предпринимателя. Такое решение носит слишком грубый характер и будет приводить к множеству "ошибок первого типа". В этой связи стоит предвидеть, что судебная практика в скором времени представит нам множество тому примеров, и тогда Президиуму ВАС РФ придется вернуться к данному вопросу и уточнить, что в п. 3 информационного письма N 146 он не имел в виду столь жесткий подход. Скорее всего, суд действительно вряд ли имел его в виду при разработке письма, и в данном случае мы имеем дело лишь с чисто редакторским упущением. Так что остается надеяться на то, что у закрепленной в п. 3 информационного письма N 146 и отвергнутой нами интерпретации ст. 16 Закона о защите прав потребителей будет не очень долгая судьба и здравый смысл в скором времени возобладает.