НАПРАВЛЕННОСТЬ И СПОСОБНОСТИ ЛИЧНОСТИ 2 страница


20 21

Старшие считают, что у меня есть способности к ра-ббте с техникой Результаты моего худо­жественного творчества одобряют и совершенно незнакомые люди Старшие считают, что у меня есть способности к работе с растениями или животными

Обычно, как считают, мне удается подробно и ясно для других излагать мысли в письменной форме Я почти никогда не ссорюсь Вещи, сделанные мною, одобряют незнакомые люди Без особого труда усваиваю ранее незнакомые или ино­странные слова Мне часто случается помо­гать незнакомым людям Подолгу, не уставая, могу заниматься любимой ху­дожественной работой (му­зыкой, рисованием и т. п.) С большим интересом читаю об охране окружающей сре­ды, леса, животных Люблю разбираться в устройстве механизмов, ма­шин, приборов Мне обычно удается убе­дить, сверстников или млад­ших в том, что нужно делать так, а не иначе Охотно наблюдаю за живот­ными или рассматриваю растения

Охотно читаю научно-по­пулярную, литературно-кри­тическую литературу, пуб­лицистику

Пробую свои силы в живо писи, музыке, поэзии и т. д. Без особых усилий и охотно разбираюсь в географиче­ских картах, схемах, графи­ках, чертежах, таблицах

О

О 1 0

0 1

0 0

0 0

О о

О ' 0

О

О

О о о

О

1 0

0 0

О о

О

психики — компенсации. О ней шла речь в главе об ощущениях и восприятиях.

Заметиь, что при очень большом желании и сильной воле че­ловек может преодолеть даже недостаточное развитие некоторых способностей... Выводы, как говорится, напрашиваются сами собой.

Итак, мы ответили на два главных вопроса о личности: «чего хочет личность» и «что она может». Вы, наверное, заметили глу­бокую внутреннюю связь между ними: очень часто мы можем тогда, когда хотим, и хотим —• когда можем. Это единство раскрывается при ответе на третий вопрос о личности: «что она есть»— о харак­тере, воле, темпераменте, к которому мы перейдем после того, как расскажем о мире человеческих эмоций и чувств.


Глава 11 ЭМОЦИОНАЛЬНЫЙ МИР ЛИЧНОСТИ

Ничто ни слова, ни мысли, ни даже по­ступки наши, не выражают так ясно и верно нас самих, как наши чувствования; в них слышен характер не отдельной мысли, не от­дельного решения, а всего содерокания души нашей...

К- Д. У шин с кий

О, если бы я только мог

Хотя отчасти,

Я написал бы восемь строк

О свойствах страсти.

Я вывел бы ее закон.

Ее начало,

И повторял ее имен

Инициалы.

Б. Пастернак

Понятие об эмоциях и чувствах. Разговор об эмоциях и чувствах мы начнем с вопроса, который кажется странным и не­ожиданным на первый взгляд: зачем нужны чувства, зачем нужны эмоции? На самом деле, мы уже знаем, что благодаря познаватель­ным процессам осуществляется отражение окружающей действи­тельности. При этом каждый из изученных процессов вносит свой вклад: ощущения доставляют информацию об отдельных свойствах и признаках предметов и явлений, восприятия дают их целостные образы, память хранит воспринятое, мышление и фантазия перерабатывают этот материал в мысли и новые образы. Благодаря воле и активной деятельности, человек осуществляет свои планы и т. д. Может, легко было бы обойтись без радости и страда­ния, удовольствия и досады, наконец, без любви и ненави­сти?

В то же время из собственного опыта мы знаем, что вся наша познавательная и предметная деятельность, вообще, вся наша жизнь немыслима без эмоций, без чувств. Для того чтобы убедиться в этом, достаточно представить себе человека, лишенного эмоциональ­ной жизни... В. Солоухин предложил на основе этого фантастическо­го предположения оригинальный тест для решения задачи А. Тьюрин­га на различение кибернетического устройства и человека.

Представим себе,- что двое ведут беседу, не видя друг друга. Если человек не может распознать в своем собеседнике робота, значит, у человека перед компьютером нет, в сущности, никаких преимуществ.

Может быть,— замечал В. Солоухин,— и правда нельзя распознать живого собеседника от кибернетического, если обсуждать математические закономерности или литературные произведения, несущие в себе только информационную функцию)

Для того, чтобы, так сказать, вывести замаскированного робота на чистую воду, надо задать таинственному собеседнику следующие вопросы: «Когда он последний раз плакал или смеялся? По какому случаю? Жалко ли ему Грушницкого, Каренину? Симпатизирует ли он Раскольникову? За какой идеал он способен

пожертвовать собой? На что он готов ради любви? Ради матери? Болит ли за что-нибудь у него душа?»

— Мне кажется,— справедливо замечает автор,— при таком разговоре изобли­чить механического собеседника не так уж трудно.

Недаром издавна возникло представление о трехчленной струк­туре психической жизни: ум, воля и чувство; о противополож­ности ума и сердца — «ум с сердцем не в ладу» и т. д. При этом, как отмечали историки психологии, наибольшее внимание всегда уделялось изучению познавательных и волевых процессов, тогда как исследование эмоциональной жизни оставалось уделом поэзии и музыки. Однако в наши дни проблемой эмоций и чувств занимаются многие ученые и целые научные коллективы. И одним из главных вопросов остается тот, с которого мы на­чали наш разговор: зачем нужны чувства? Иными словами, каковы их функции, какую роль играют они в психической жизни чело­века?

Оказалось, что ответить на этот вопрос односложно нельзя. Дело в том, что эмоции и чувства имеют не одну определенную функцию, а несколько. Прежде всего, эмоции и чувства, как и все остальные психические процессы, представляют собой отражение реальной действительности, но только в форме переживания. При этом понятия «эмоции» и «чувства», которые мы до сих пор использовали как равноценные, на самом деле обозначают различные психи­ческие явления, которые, конечно, самым тесным образом связаны между собой. И в эмоциях и в чувствах отражаются потреб­ности человека, вернее, то, как эти потребности удовлетворя­ются.

В эмоциональных переживаниях отражается жизнен­ная значимость действующих на человека явлений и си­туаций. Иначе говоря, эмоции — это отражение в форме пристрастного переживания жизненного смысла явлений и ситуаций. В общем, можно сказать, что все способствую­щее или облегчающее удовлетворение потребностей вы­зывает положительные эмоциональные переживания, и, наоборот, все, что этому препятствует,— отрицательные. «Особен­ность эмоций,-— отмечал в своей книге «Деятельность. Сознание. Личность» замечательный советский психолог А. Н. Леонтьев,— состоит в том, что они отражают отношения между мотивами (пот­ребностями) и успехом или возможностью успешной реализации от­вечающей им деятельности субъекта». Здесь нам полезно вспомнить три основных вопроса, на которые, по словам С. Л. Рубинштейна, мы стремимся получить ответ, когда хотим узнать, что представляет со­бой тот или иной человек: чего хочет человек? что он может? и что он есть? На первые два из них мы уже ответили, когда речь шла о направленности и способностях. Наверное, в эмоциях и чувствах как раз и отражается соотношение между тем, «чего хочет» человек, и тем, «что он может». А в результате во многом возникает то, «что он есть»...


Важное отличие чувств от эмоций заключается в том, что чувства обладают относительной устойчивостью и постоянством, а эмоции возникают в ответ на конкретную ситуацию. Глубокая связь чувства с эмоциями проявляется прежде всего в том, что чувство переживается и обнаруживается именно в конкретных эмоциях. Так, чувство любви к близкому человеку может переживаться в за­висимости от ситуации как эмоция радости за него, удовольствия от общения, тревоги в случае, если ему что-либо угрожает, досады, если он не оправдал наших надежд, гордости за его успехи, стыда в случае, если он совершил что-либо недостойное, и т. д. В структуру чувства входит не только эмоция, непосредственное переживание, но и более обобщенное отношение, связанное со знани­ем, пониманием, понятием. Так, наша любовь к Родине включает не только непосредственное удовольствие, связанное с восприятием родной природы, общением с соотечественниками и т. д., но и гордость за нее, основанную на знании истории, на глубоком понимании всемирно-исторического значения коммунистического строительства в нашей стране и т. д.

Одна из главных функций эмоций состоит в том, что они помогают ориентироваться в окружающей действительности, оценить предметы и явления с точки зрения их желательности или нежелательности, полезности или вредности. Об этой информационной, можно было бы даже сказать, прединформационной, роли эмоций у нас фак­тически уже шла речь, когда мы анализировали эмоциональный

тон ощущений.

По мнению советского психофизиолога П. В. Симонова, эмо­ция возникает тогда, когда появляется рассогласование между тем, что необходимо знать и для того, чтобы удовлетворить потребность (необходимая информация), и тем, что на самом деле известно. На этой основе создана своеобразная формула эмоций: Э=П (Н—С), где Э — эмоция, П — потребность (в формуле она берется с отрицательным знаком « — »), Н — информация, необходимая для удовлетворения потребности, С — информация, которую можно ис­пользовать, то, что известно.

Из этой формулы вытекают четыре следствия: 1) Если П = О, т. е. если нет потребности, Э также равно 0. 2) Э = 0, т. е. эмоция не возникает и тогда, когда Н=С. Это тот случай, когда человек, испытывающий потребность, обладает полной возможностью для ее реализации. 3) Э максимальна, если С = 0. Это значит, что наибольшей силы эмоция достигает тогда, когда потребность су­ществует, но совершенно нет информации о том, как ее удовлетво­рить. Здесь эмоция как бы компенсирует информационный дефицит. Недаром говорят, что пугает не само событие, а неизвестность. 4) Наконец, согласно формуле, в случае, когда С>Н, должна возникнуть положительная эмоция.

П. В. Симонов в книге «Что такое эмоция?» приводит такую си­туацию: «Томимый жаждой путник движется по раскаленным пескам. Он знает, что только через три дня пути может встретиться с источником. Удастся ли пройти

этот путь? Не занесло ли ручей песками? И вдруг, завернув За выступ скалы, человек видит колодец, не отмеченный на картах. Бурная радость охватывает усталого путника. В тот момент, когда перед ним блеснуло зеркало колодца, путник стал обладателем исчерпы­вающих сведений о возможности утолить жажду. И это в ситуации, когда прогноз в лучшем случае предсказывал три дня тяжелейших скитаний».

Полезно было бы поработать с «формулой эмоций» самостоятель­но. Подставляя различные житейские ситуации, вы сможете объяснить и радостную реакцию на сюрприз (не в этом ли психо­логическая разгадка всяких приятных неожиданностей?), и тревож­ность и опасение перед уроком (спросят — не спросят?) или экзаменом (какой билет попадется?) и многое другое. В то же время обнаружится, что многие явления эмоциональной жизни никак в формулу не укладываются. И это не удивительно: жизнь всегда богаче формул. Тем более эмоциональная!

Велико значение эмоций и для регуляции поведения в тех случаях, когда требуется мгновенная мобилизация всех сил и возможностей организма. Не здесь ли следует искать разгадку удиви­тельных на первый взгляд явлений, когда под влиянием сильной эмоции человек совершает невозможное? При этом иногда говорят: действовал в состоянии стресса. Но что это такое?

Стресс и фрустрация.Вы, наверное, слышали это корот­кое и даже по своему звучанию какое-то волнующее слово: стресс. Как многие другие научные понятия из психологии и фи­зиологии, оно давно перешло со страниц специальных изда­ний и дискуссий специалистов в живую речь. Правда, ис­пользуются такие, в прошлом только научные, понятия не слишком строго. В психологии, как мы уже говорили, таких понятий особенно много. Теперь я могу открыть одну тайную мысль, которая была у меня, когда я писал эту книгу: вернуть психоло­гическим понятиям, уже живущим в сознании читателей, их на­учный смысл.

Сегодня многим кажется, что знать слово — это зна­чит владеть содержанием понятия, которое этим сло­вом обозначается. Именно об этом писал знаменитый ка­надский ученый Ганс Сельб, основатель теории стресса в своей книге «Стресс без дистресса», вышедшей в 1979 го­ду на русском языке: «Каждый человек испытывал его, все говорят о нем, но почти никто не берет на себя труд выяс­нить, что же такое стресс. Многие слова становятся модны­ми, когда научное исследование приводит к возникновению но­вого понятия, влияющего на повседневное поведение или на образ наших мыслей по коренным жизненным вопросам».

В переводе с английского стресс — это давление, нажим, напря­жение, а дистресс — горе, несчастье, недомогание, нужда. По сло­вам Г. Селье, стресс есть неспецифический (т. е. один и тот же на


различные воздействия) ответ организма на любое предъявленное ему требование, который помогает ему приспособиться к возник­шей трудности, справиться с ней. Всякая неожиданность, которая нарушает привычное течение жизни, может быть причиной стресса. При этом, как отмечает Г. Селье, не имеет значения, приятна или неприятна ситуация, с которой мы столкнулись. Имеет значение лишь интенсивность потребности в перестройке или в адаптации. В качестве примера ученый приводит волнующую ситуацию: мать, которой сообщили о гибели в бою ее единственного сына, испы­тывает страшное душевное потрясение. Если много лет спустя ока­жется, что сообщение было ложным и сын неожиданно войдет в комнату целым и невредимым, она почувствует сильнейшую радость. Специфические результаты двух событий — горе и радость — совершенно различны, даже противоположны, но их стрессовое действие — неспецифическое требование приспособления к новой ситуации — может быть одинаковым... Так, «разные домаш­ние предметы — обогреватель, холодильник, звонок и лампа, даю­щие соответственно тепло, холод, звук и свет, — зависят от общего фактора — электроэнергии. Первобытному человеку, никогда не слышавшему об электричестве, трудно было бы поверить, что эти столь непохожие явления нуждаются в одном источнике энергии» —

пишет Селье.

Деятельность, связанная со стрессом, может быть приятной или неприятной. Любое событие, факт или сообщение может вызвать стресс, т. е. стать стрессором. При этом, говоря житейским языком, взволнует человека та или иная ситуацрашное оставит равнодушние. Еслии словами, выступит причиной стресса или нет, зависит не только от самой ситуации, но и от личности, ее опыта, ожиданий, уверенности в себе и т. д. Особенно большое значение имеет, ко­нечно, оценка угрозы, ожидание опасных последствий, которую содержит в себе ситуация.

Это влияние проверялось в специальных экспериментах. Испытуемым демон­стрировался один и тот же кинофильм, показывающий несчастные случаи на ле­сопильне. В первом варианте опытов будущим кинозрителям говорили только то, что в фильме будут показаны несчастные случаи на лесопильне, во втором — что события не являются реальными. Наконец, в третьем случае экспериментаторы стремились отвлечь внимание испытуемых от тяжелых эпизодов: зрителей про­сили беспристрастно проследить, например, насколько ясно и убедительно, мастер излагает правила техники безопасности рабочим.

На основе полученных данных были сделаны выводы о том, что в первом случае у большинства зрителей наблюдались ясно выраженные стрессовые реакции. Запомним: стресс может воз­никнуть не только тогда, когда опасность угрожает тебе лично, но и тогда, когда ты видишь, что плохо другому. Во втором слу-ъ чае, когда события в фильме воспринимались зрителями как неопас­ные, стресс у них не возникал. Что касается третьего варианта, то здесь стрессовое состояние возникало в тех случаях, когда зри­тели-испытуемые все же воспринимали ситуацию как опасную.

Одни и те же ситуации могут по-разному воздействовать на человека и в силу его психологических особенностей. Это можно проиллюстрировать результатами одного жестокого эксперимен­та, который проводился американскими психологами.

Исследование проводилось с солдатами-новобранцами. Имитировались ситуа­ции «крушения» и вынужденной посадки самолета. Перед подъемом на борт каждому участнику эксперимента была вручена для десятиминутного изучения бро­шюра с инструкцией о необходимых действиях при возможной катастрофе. Каж­дый участник полета под контролем командира самолета надел спасательный пояс и парашют. Неожиданности начались где-то на высоте пяти тысяч футов: самолет, набирая высоту, стал крениться. Все испытуемые увидели, что один из пропеллеров перестал вращаться, а через наушники узнали и о других неполадках в самолете. Затем им прямо сообщили, что сложилась критическая ситуация. При этом до­стоверность всего происходящего для испытуемых увеличивалась тем, что они как бы случайно слышали через наушники тревожный разговор пилота с назем­ным наблюдательным пунктом. Поскольку самолет летел вблизи аэродрома, то испытуемые могли видеть, как на взлетную полосу съезжаются грузовики и сани­тарные машины, т. е. что на земле явно предполагают крушение самолета и гото­вятся к оказанию помощи. Сомнений в реальности грозящей опасности как будто не оставалось. Через несколько минут последовал приказ приготовиться к приводнению в открытом океане, поскольку посадочное устройство отказало... Спустя некоторое время самолет благополучно приземлился на аэродроме. Как же реагировали испы­туемые на катастрофическую ситуацию? У многих возникли сильные эмоциональ­ные переживания, связанные со страхом смерти или увечий, некоторые «онемели от ужаса». Но этого, как говорится, и следовало ожидать. Удивительно другое: у части испытуемых этих явлений не отмечалось — одни из них имели большой лет­ный опыт и смогли разгадать инсценировку, другие были уверены в своей спо­собности выжить.

Значит, само возникновение и переживание стресса зависит не столько от объективных, сколько от субъективных факторов, от особенностей самого человека: оценки им ситуации, сопоставления своих сил и способностей с тем, что от него требуется, и т. д.

К понятию и состоянию стресса близко и понятие фрустрация. Сам термин в переводе с латинского означает — обман, тщетное ожидание. Фрустрация переживается как напряжение, тревога, отчаяние, гнев, которые охватывают человека, когда на пути к достижению цели он встречается с неожиданными помехами, ко­торые мешают удовлетворению потребности. О том, как по-разному реагируют люди на помехи, можно судить по такому, казалось бы, несложному опыту. Мы можем осуществить его прямо здесь и

Представьте себе следующую ситуацию: мимо вас по проезжей части улицы проезжает машина, брызги из-под ее колес забрызгали ваш костюм. Водитель выходит из машины и говорит: «Мне очень жаль, что мы забрызгали ваш костюм, хотя так старались объехать лужу...» Что бы вы ему ответили? А что сказали бы в такой ситуации неко­торые ваши знакомые?

Оказывается, все многообразие реакций можно будет условно раз­делить на несколько типов. Наверное, найдутся такие, которые встре­тят водителя в штыки и скажут примерно следующее: «А к чему мне теперь ваши извинения. Не умеете ездить, не садитесь за руль. Оплатите химчист­ку!» Другие отреагируют примерно так: «Что ж теперь делать... Дорога скользкая, полно луж. Случается». Третьи скажут: «Да ведь я сам виноват — слишком близко

сейчас.


к проезжей части подошел». А возможно, найдутся и такие: «А знаете, даже хо­рошо, что костюм мой окончательно испачкан. Я давно собираюсь сдать его в хим­чистку, да все не соберусь. Теперь уж придется обязательно».

Если по своему характеру человек всегда или почти всегда реа­гирует на препятствие одинаково, то можно говорить о том, что он относится к определенному типу. Первые — активно обвиняют других людей, требуют, возмущаются и т. д. Не встречались ли среди ваших знакомых люди, склонные в своих промахах и неуда­чах обвинять окружающих? Не кажется ли вам, что у них обнару­живаются черты этого типа? Вторые склонны видеть причину своих неприятностей в неудачном стечении обстоятельств: «Никто не ви­новат. Так уж получилось». Третьи принимают вину на себя, счи­тают, что сами виноваты во всех своих неудачах и промахах. А чет­вертые даже пытаются усмотреть нечто положительное в явно неприятной ситуации: делают «хорошую мину при плохой игре». Эмоция как ценность.Когда заходит речь о типологических различиях людей, неизбежно возникает вопрос: а что лучше? Если попытаться как-то оценить поведение четырех наших знакомых во фрустрирующей ситуации, то придется учесть очень много об­стоятельств. Прежде всего, надо будет выяснить — а для кого, собственно говоря, лучше? Для окружающих или самого чело­века? Далее, придется проанализировать, какая потребность ока­залась неудовлетворенной вследствие того или иного препят­ствия — нравственно оправданная или эгоистическая. И т. д. Итак, отвечая на вопрос: «Зачем нужны эмоции?», мы отметили целый ряд их важных функций в психической жизни: информационную, регулятивную и т. д. Но если бы мы этим и ограничились, могло бы возникнуть мнение о том, что эмоции только сопровождают другие психические явления, представляют собой как бы фон или аккомпане­мент. На самом деле эмоции и чувства обладают са­мостоятельной ценностью для личности, они важны для человека сами по себе. Недаром советский психолог Б. И. До-донов назвал свою Книгу «Эмоция как ценность». Оказывается, у нас есть самостоятельная потребность в эмоциональных пережи­ваниях, в эмоциональном насыщении. Мы уже частично затронули этот вопрос, когда говорили о сенсорной депривации, которая всегда в то же время и эмоциональная депривация.

При этом следует подчеркнуть одно важное обстоятельство: для эмоционального насыщения нужны не только положительные эмоции, но и эмоции, связанные со страданием, неудовлетворением. Немало подтверждений этого на первый взгляд странного положения можно найти в художественной литературе.

-О господи, дай жгучего страданья Пошли мне бури и ненастья,

И мертвенность души моей рассей... Даруй мучительные дни,—

ф д Тютчев Но от преступного бесстрастья,

Но от покоя сохрани!

И. А. Аксаков

При этом в нас действует как бы «эмоциональ­ный маятник»: не испытав горечи, не ощутишь и сладости. Случается, что в одном переживании сливаются воедино приятные и неприятные эмоции, положительные и отрицательные (такие пережива­ния называются амбивалентными). Для примера вспомните хотя бы ваши отношения с товарищами, родителями, учителями. Ведь бывает, что ваш любимый друг или подруга вызывает у вас гнев, досаду, стыд, но это не просто гнев и т. д., а переживание, которое сочетается с любовью. Более того, именно любовью, которая диктует стремление гордиться любимым человеком, объясняет­ся та душевная боль, которая возникает в случае, когда любимый человек оказался не «на высоте». Точно такое же поведение человека, к которому вы этого чувства не испытываете, вызывает совсем другие переживания или вообще оставляет равнодушным. •

Физиологические основы эмоций. Нигде, пожалуй, так ярко не обнаруживается взаимосвязь физиологических и психических яв­лений, тела и души, как в психологии эмоций. Эмоциональ­ные переживания всегда сопровождаются более или менее глубокими изменениями деятельности нервной системы, сердца, дыхания, желез внутренней секреции, мышечной системы и т. д. Под влиянием эмоций меняется голос, выражение глаз, окраска кожи. Эмоции способны охватывать своим влиянием весь орга­низм человека, дезорганизовать или, напротив, улучшать его дея­тельность.

Как же связаны между собой психологические эмоциональные состояния и соответствующие физиологические изменения? Что от чего зависит? На первый взгляд здесь все ясно: у человека под влиянием какого-либо внешнего воздействия возникает определенная эмоция, которая и вызывает те или иные физиологи­ческие изменения. Однако здесь все обстоит не так просто. В конце XIX века американский психолог У. Джемс и независимо от него голландский физиолог К- Ланге выдвинули теорию эмоций, которая получила название теории Джемса Ланге. «...Принято думать,— писал У. Джемс,— что восприятие неко­торого факта вызывает душевное волнение, называемое эмоцией, и что это психическое состояние приводит к изменениям в организме. Мой тезис, напротив, состоит в том, что телесные изменения следуют непосредственно за восприятием волнующего факта и что наше переживание этих изменений, по мере того как они происходят, и является эмоцией». Следовательно, по мнению Джемса, причиной эмоционального переживания является не то или иное волнующее событие, а определенная система физиологи­ческих, телесных изменений, которые и воспринимаются, пережива­ются и осознаются как эмоция. По словам Джемса, «мы огорчены, потому что плачем, разгневаны, потому что наносим удар, испуганы, потому что дрожим». Традиционное описание типа: «Я увидел медведя, испугался и побежал», с точки зрения Джемса, неправильно отражает последовательность событий. Попробуйте

. 189


перестроить эту формулу «по Джемсу»... Получится: «Я увидел медведя, побежал, испугался».

Экспериментальной проверке теории Джемса — Ланге были посвящены опыты многих ученых. Часто в основе этих опытов лежит следующее предположение. Известно, что при эмоциональ­ном возбуждении в кровь выделяется адреналин, под влиянием ко­торого происходят различные телесные изменения: появляется дрожь, меняется ритм работы сердца и т. д. А что, если вызвать искусственно эту внешнюю картину эмоций и выяснить, будет ли человек переживать соответствующее психологическое состояние? Если да, то Джемс был прав и именно эти состояния и переживаются как эмоция. Если нет, то ... впрочем, воздер­жимся от окончательных выводов. Давайте вместе с экспери­ментатором понаблюдаем за поведением испытуемых в одном из та­ких исследований.

Испытуемым сообщалось, что опыт заключается в изучении влияния раствора одного из витаминов на зрение. После инъекции испытуемые должны были пятнад­цать — двадцать минут подождать, пока витамин усвоится. Вместе с настоящими испытуемыми в комнате «ожидал» специально подготовленный помощник экспери­ментатора. При этом для одной половины испытуемых помощник демонстрировал все нарастающее состояние гнева, для другой — все нарастающее состояние эйфо­рии — неудержимой веселости и беспричинной радости. Экспериментатор незаметно ( наблюдал за поведением испытуемых, которые затем заполняли опросник для оценки \ своего эмоционального состояния. Зрение, конечно, так и не проверялось.

На самом деле вместо витамина испытуемые получали два совершенно раз- < личных типа инъекций: две из трех групп получали дозу адреналина, возбу- ' ждающего симпатический отдел вегетативной нервной системы, третья — дозу абсолютно нейтрального раствора. Через некоторое время после инъекции адре­налина испытуемые начинали ощущать специфические изменения состояния: у них учащалось сердцебиение, начали дрожать руки и т. д. Естественно, что испы­туемые, которым вводился нейтральный раствор, никаких симптомов не ощущали. Половине «адреналиновых» испытуемых сообщалось, что после инъекции у них возникнет соответствующее состояние. Другой половине ничего не сообщалось. Таким образом, возникло шесть групп испытуемых, которые отличались, во-первых, по характеру инъекций (адреналин или нейтральный раствор); во-вторых, по характеру информированности (одни знали о том, как должен на них воздейст­вовать адреналин, другие — нет); в-третьих, по характеру эмоционального воздействия («гневного» или «веселого» соседа).

Что же выяснилось? Оказалось, что и в группах испытуемых, которым вводился нейтральный раствор, и у испытуемых, которые знали о том, как должен подействовать андреналин, эмоциональное возбуждение, которого добивался «гневный» и «веселый» сосед, так и не возникло. И это, несмотря на то что все физиоло­гические признаки у тех, кому ввели андреналин, было налицо. Эмоциональные состояния возникли только у тех «адреналиновых» испытуемых, которые не знали, чем вызваны изменения в их организ­ме. При этом у тех, кто находился в обществе «гневного» соседа, развивалось состояние гнева, а у тех, чьим соседом был «весель­чак»,— состояние эйфории. Таким образом, положения теории Джемса — Ланге не оправдались. Автор этих опытов С. Шехтер пришел к выводу, что эмоциональное состояние обусловлено взаимо-

действием познавательных и физиологических факторов: эмоция-по знаниеХ. возбуждение организма. При этом ведущую роль играет интеллектуальная интерпретация внешней и внутренней (оценка своего физиологического состояния) информации. Вспомним, что о роли оценки ситуации в возникновении эмоций мы уже говорили, когда обсуждали условия возникновения стрессовые реакций.