От суверенитета к сообществу

Активное брожение идей наблюдается и в международ­ной жизни; здесь на смену концепции независимости при­ходит подход, основанный на признании многосторонней взаимозависимости между всеми отдельными элементами международной системы. Это лишь первый, пусть скром­ный, но совершенно необходимый шаг в сторону от ны­нешнего анархического и неуправляемого состояния в мире, в основе которого лежит так называемый «сувере­нитет» хаотического множества конкурирующих и ссоря-

щцхся между собой государств, в сторону сначала вынуж1-денного, а потом и вполне сознательного сотрудничества. Конечной целью такой эволюции станет истинное «сооб­щество» людей, объединенных взаимным уважением и общностью интересов. Вряд ли есть необходимость вновь подчеркивать, что национальный суверенитет представля­ет собой в век глобальной империи человека главное пре­пятствие на пути к его спасению. И тот факт, что он упор­но сохраняет свое значение как руководящий принцип государственного устройства человечества, представляет собой типичный синдром нашего ненормального культур­ного развития, а следовательно, и всех наших затрудне­ний.

В этой связи позволю себе более детально коснуться некоторых вопросов, которые я уже обсуждал ранее. До начала второй мировой войны в мире было около шести­десяти суверенных государств, некоторые из них — с об­ширными колониальными владениями. Сейчас их около 150, причем 144 страны входят в Организацию Объединен­ных Наций. И все они: большие и малые, старые и моло­дые, одни — весьма монолитные и однородные, другие — в высшей степени гетерогенные по структуре, одни — представляющие рациональный единый организм, дру­гие— носящие па себе отпечатки различного рода истори­ческих, расовых, географических и культурных обстоя­тельств, оправдывающих их существование, — все они в высшей степени эгоцентричны и чрезвычайно ревностно относятся к своим прерогативам суверенитета. Границы одних многократно передвигались на протяжении сто­летий, неустойчивые и переменчивые, как ртуть, многие из них и сейчас еще служат предметом оживленных дис­куссий. Другие упорно хранят традиции древних династи­ческих браков и альковных союзов или прихоти картогра­фов, перенесших на чертежную доску сферы влияния ко­лониальных империй. И все-таки каждая из стран, даже замышляя планы захвата чужих территорий, провозгла­шает незыблемость п священную неприкосновенность сво­их собственных границ.

Если говорить о практической стороне дела, то для большинства относительно маленьких и слабых государств суверенитет остается в значительной степени номиналь­ным, не говоря уже о введенной недавно концепции огра­ниченного суверенитета. По сути дела, перед лицом сверх-

15 Заказ № 2069 225

 

держав и других крупных государстЁ я даже могугцестЁен-ных корпораций положение маленьких стран представ­ляется в наше время довольно-таки безнадежным. Однако даже и они, на собственном опыте испытав, что значит быть слабым перед лицом сильных, не уступают послед­ним в жестокости, отказываясь признать за теми этниче­скими и культурными меньшинствами, которые по капри­зу истории оказались в пределах их территорий, те же са­мые права на самоопределение и независимость, которых они требуют для себя на мировой арене. И все-таки, при всей своей этической, политической и функциональной неприемлемости и нелепости, суверенитет национального государства по-прежнему остается краеугольным камнем нынешнего мирового порядка. Более того, совершенно оче­видно, что в последнее время наблюдается даже опреде­ленное возрождение культа суверенности, культа, который осудил Арнольд Дж. Тойнби, назвав его «главной религией человечества, избравшей в качестве объекта поклонения кровавого бога Молоха, который требует от людей прино­сить в жертву своих детей, самих себя и всех своих ближ­них— представителей рода человеческого»1. Стоит ли удивляться, что структура нынешнего международного здания оказывается столь нестабильной и шаткой, если оно построено из старых негодных кирпичей — суверен­ных национальных государств.

Ничто, наверное, не показалось бы более странным и диким наблюдающему со стороны нашу Землю умному инопланетянину, чем этот калейдоскоп всевозможных стран, разделивших на части ее континенты — кусочек тебе, кусочек мне, — а теперь стремящихся поделить меж­ду собой и моря. Инопланетянин еще более удивится, ког­да, приблизившись, увидит, какую изобретательность умудряются проявлять земляне для того, чтобы оправдать существование этой немыслимой структуры и управлять ею.

Чудовищный военный нарост, ежегодно поглощающий 6—8% общего продукта человеческого труда для разру­шительных целей, далеко не единственный абсурдный по­бочный продукт этого бессмысленного разделения. К нему можно добавить и разросшуюся до неимоверных размеров систему дипломатических служб, пользы от которой сей-

' Toynb ее A. J. The Reluctant Death of Sovereignty. — In: "The Center Magazine", July 1970.

час не многим оолыпе, чем от столь же разоухшей системы секретных разведывательных служб. Очевидно, что в наш век — век, когда системы телефонной, телеграфной и те­левизионной связи, телексы, радио, пресса и охватываю­щие буквально весь мир авиалинии приносят в каждый дом все свежие новости, когда информация сама по себе, без посторонней помощи путешествует по свету, когда журналисты не пропускают ни одного более или менее интересного происшествия, не осветив его на полосах га­зет, а спутники постоянно следят за тем, что делается на всей поверхности планеты, — значительная часть всех этих в высшей степени громоздких, манерных и безнадежно устаревших служб, оставшихся нам от времен рыцарей меча и шпаги, отказывается совершенно лишней и не­уместной.

Кроме явных, осязаемых и режущих глаз результатов деятельности всех этих служб и организаций, в частности военных, изобретено множество всяких мелких ухищре­ний, усложняющих и запутывающих современную жизнь. Чудовищно раздувая бюрократический аппарат, чиновни­ки этих служб рассылают во все концы орды зашифрован­ных сообщений, кодированных инструкций, вводящих в заблуждение докладов, перекрывающих друг друга и аб­солютно друг другу противоречащих договоров, протоко­лов, составленных во изменение ранее подписанных про­токолов, которые в свою очередь были предназначены для внесения поправок в прежние законы — также и в законы, которых вообще никогда не должно было бы существовать в природе. Создаются искусственные альянсы, о которых обычно тут же и забывают, разрабатываются междуна­родные законы, допускающие множество самых различ­ных интерпретаций — впрочем, это не так уж и важно, по­скольку их все равно никто никогда не соблюдает.

И это все — общая картина, так как в массе своей зем­ляне, к счастью, не так уж безнадежно глупы, как это могло бы показаться наблюдающему гипотетическому инопланетянину. Люди уже начинают сознавать не только всю бесполезность и бессмысленность, но и ту непомерную цену — в самых различных смыслах, — которую им прихо­дится платить за все эти паразитические механизмы. Более того, сейчас широко распространяется убеждение в правоте Тойнби, отмечавшего, что «сила поклонения куль­ту национального государства вовсе не свидетельствует о

15*

 

том, что национальный суверенитет действительно пред­ставляет собой удовлетворительную основу политической организации человечества в атомный век. Истина как раз в прямо противоположном... в нашу эпоху национальный суверенитет, по сути дела, равносилен массовому само­убийству».

То обстоятельство, что сегодня множество людей про­должает упорно отстаивать национальный суверенитет, вовсе не служит, по моему мнению, доказательством его целесообразности. Ведь до того момента, как мир получил возможность убедиться в ложности и коварстве мифа об экономическом росте, и он пользовался точно таким же единодушным поклонением. И, так же как этот миф верно служил интересам мирового 'истэблишмента, помогая ему прикрывать свои огрехи и промахи, принцип национально­го суверенитета оказывается в первую очередь весьма вы­годным его самым ревностным защитникам — правящим классам. Ведь суверенное государство — их вотчина. Вся помпезность и внешний блеск, все пышные слова и витие­ватые украшения, скрывающие за собой узкий эгоцент­ризм, вкупе со связанными с этим имущественными инте­ресами — все это как нельзя лучше служит их корыстным целям; ведь суверенное государство позволяет им, прикры­ваясь громкими фразами об отечестве и традициях, или отечестве и революции, или о чем-нибудь еще, защищать прежде всего свои собственные позиции. Более того, оно дает им все новые и новые средства, предлоги и поводы оказывать психологическое и политическое давление на своих сограждан, не останавливаясь перед тем, чтобы в нужный момент призвать на помощь старую испытанную уловку — разжечь в стране национализм и шовинизм. Вот почему еще пи один государственный деятель ни одной из стран ни разу не встал и не провозгласил открыто и во всеуслышание, что ортодоксальная приверженность прин­ципу государственного суверенитета в условиях современ­ного мира становится не только опасной, но и попросту нелепой и абсолютно неуместной.

И все-таки, несмотря на все усилия его защитников, «сосуд суверенитета», по выражению гарвардского полито­лога Стэнли Хоффмана, «дал течь», и через его некогда совершенно водонепроницаемые стенки непрерывно и без­удержно струится поток технологических инноваций. И вместе с ним медленно, но верно растет и ширится убеж-

 

дение, что такое положение вещей ведет нас по неверному пути. А отсюда — уверенность в необходимости поисков и изучения новых транснациональных форм организации и способов сосуществования. Уже сейчас в тех кругах обще­ства, которые наиболее чувствительны к новым требова­ниям нынешней эпохи, предпринимаются конкретные ис­следования, направленные на выявление структуры нового политического порядка на планете, свободного от импера­тивов национального суверенитета. Так некогда шаг за шагом развеивался миф о росте и отмирала роль золота как единого денежного эквивалента. Теперь так же посте­пенно вызревает и обретает реальные черты идея необхо­димости отказа от принципа суверенности национального государства.

Инициатива первых шагов в этом направлении должна исходить от более старых и более сильных стран. Создан­ные в результате деколонизации и освободительного дви­жения новые страны — это случай существенно иного рода. Для них — в силу логики сложившегося сейчас миро­вого порядка — возможность создания независимого госу­дарства является неизбежным доказательством самоопре­деления, средством самоутверждения и национального единства, это возможность сказать свое слово при решении международных проблем, развиваться, опираясь на соб­ственные силы, воспитывать свой собственный класс поли­тических деятелей, способных управлять государственны­ми делами. Наконец, это позволяет им оптимально приспо­собить друг к другу — не жертвуя при этом слишком ни тем, ни другим — свою традиционную культуру и совре­менные методы управления. И, как бы ни были нелепы те ошибки, которые они уже сделали и еще не раз сделают в течение этого периода обучения и приспособления, в ка­кую бы наивность и в какие бы излишества они ни впада­ли — этот опыт самоуправления совершенно необходим для их дальнейшего развития, и приобрести его они могут только под прикрытием суверенитета.

Что же касается стран, принадлежащих к так называе­мому Первому, развитому капиталистическому миру, то они-то как раз могут и должны проявить инициативу коллективно и добровольно отказаться от части своих суверенных прав, показав тем самым миру, что это не со­пряжено ни с какими трагическими последствиями для развития страны. И ведь эта идея не так уж нова, как

может показаться на первый взгляд. Подобные попытки были еще 40 лет назад впервые предприняты в Европе, а ведь именно она считается колыбелью принципов суве­ренитета. В 1934 году решение об отказе от части своих суверенных прав н передаче их Лиге Наций приняло пра­вительство Испанской республики, однако вскоре после этого в «трапе разгорелась гражданская война, к власти при поддержке военных пришли националисты — и этой романтической инициативе так и не суждено было осуще­ствиться. Если не считать этой попытки, то европейцам понадобилось пережить еще одну, вторую мировую войну (которая, так же как и первая, протекала главным обра­зом на их территории, безжалостно калеча Европу и ее народ), чтобы осознать наконец бессмысленность всех тех страданий, разрушений, моральных и финансовых жертв, которые принесли им склоки между обособленны­ми национальными государствами. И вот в 1945 году, устав от этой войны, от тех, кто ее разжег, они наконец созрели до мысли, что пора объединить усилия и попыта­лись создать новую, небывалую транснациональную и над­национальную организацию.

Понадобилось еще двенадцать лет, прежде чем были заложены реальные основы нынешнего Европейского сооб­щества. Весьма примечательно, что подавляющее боль­шинство западноевропейских стран изъявили тогда пол­ную готовность к интеграции в экономической области, рассматривая ее как прелюдию к дальнейшему политиче­скому объединению. Однако это логически неизбежное развитие процесса было нарушено и приостановлено из-за отсутствия сильного единого руководства, из-за возрожде­ния волны национализма — наиболее ярким, но не единст­венным примером которого является голлизм, — а также из-за местнических, узкоэгоистических интересов и дейст­вий представителей политических кругов. Определенные трудности возникли также и в связи с позициями, которые заняли по этому вопросу Соединенные Штаты и Советский Союз, озабоченные — хоть и по различным мотивам — перспективой появления нового экономического гиганта и конкурента и возможным перераспределением политиче­ской власти и влияния.

Конечно, столь медленное развитие процесса интегра­ции и бесчисленные проволочки, непрерывно возникав­шие на пути к его конкретному осуществлению, не могли

не вызвать определенного разочарования и охлаждения К самой идее. Этому способствует также и переживаемое ныне этими странами состояние общего кризиса, которое отнюдь не располагает к реализации крупных проектов, если они не обещают в скором будущем откровенно по­ложительных результатов. Объединение разобщенного и разделенного на части континента — а именно такой была некогда Европа — было и остается чрезвычайно сложной задачей, и решение ее сопряжено с неимоверными трудно­стями; однако сейчас уже можно сказать, что ключ к ней найден, и сама логика вещей вынуждает Европу к объеди­нению. В нынешнем десятилетии создались, на мой взгляд, очень благоприятные условия для осуществления многих не реализованных еще замыслов. Именно в этом направлении развиваются сейчас настроения большинства европейцев. Если эта идея и дальше будет обретать силу и поддержку — а я веру, что именно так оно и случится, — мы станем свидетелями решающего события для судеб все­го мирового развития —создания первого истинного регио­нального союза или сообщества.

Надо сказать, что этот процесс объединения сам по себе не предполагает автоматического отказа от атрибутов суверенности, но он способствует определенному растворе­нию этого принципа, во-первых, распространяя его на зна­чительно более обширные географические территории, а во-вторых — постепенно накладывая па них транснацио­нальные узы и внедряя организации наднационального характера. Весьма интересно, что процессы, протекающие сейчас в Европе, вовлекают в создание новых учреждений и новых механизмов самые различные группы и слои об­щества. Строительство Сообщества осуществляется не по заранее запланированной программе, как это первоначаль­но предполагалось, а главным образом a la carte ', что не может в конечном счете не замедлять его темпов. И все основные 'социальные силы, не имея вопреки своему же­ланию возможности заранее и на достаточно солидной основе готовить и планировать свои действия, вынуждены чертить карты своего продвижения прямо на местах, вы­бирая формы и пути развития и по ходу дела приспосаб­ливая их к изменяющейся действительности. Параллельно с передачей в ведение Сообщества отдоль-

1 A la carte (франц.) — порциями. — Прим. перев.

 

ных функций, находившихся прежде в Компетенции от­дельных государств, развивается и определенный обрат­ный процесс децентрализации, сопровождающийся расши­рением местной автономии и полномочий учреждений локального уровня. Создание такой иерархической коор­динированной системы, агрегирующей на наднациональ­ном уровне интересы и возможности различных групп и слоев населения и обеспечивающей распределение ответ­ственности за принятие решений, оправдано сегодня в на­шем все усложняющемся мире как с политической, так и с функциональной точек зрения. В условиях Европы такая перестройка ведет к созданию Europe des regions l, суще­ственно отличной от Europe des patries2, то есть суверен­ных государств.

Конструктивное влияние опыта Европейского сообще­ства сказывается далеко за пределами континента. Заклю­ченные Сообществом договоры о сотрудничестве с Греци­ей, Кипром, Турцией, Марокко и Тунисом, а также его экономическое партнерство с сорока шестью странами Африки, зоны Карибского бассейна и Тихого океана от­крывают миру путь к новым организационным формам сотрудничества. Под сенью таких договоров между груп­пами суверенных государств устанавливаются многочис­ленные неправительственные связи и контакты в эконо­мической, финансовой, технической и культурной обла­стях. В результате этого тесного и жизнеспособного сплетения транснациональных интересов постепенно вы­тесняются и практически обрекаются на забвение зафик­сированные в различного рода уставах и документах са­краментальные принципы суверенитета.

Глубоко инновационный характер этих процессов дела­ет их объектом активного сопротивления со стороны раз­личных социальных групп и политических сил. Однако я верю, что именно им принадлежит будущее. Думаю, что завтра многие страны, которых ныне связывают с Евро­пейским сообществом узы простого сотрудничества, всту­пят в него как полноправные члены. Будут заключены соглашения с другими странами, и сфера этой новой соли­дарности будет расширяться, подавая хороший пример

перев

2

перев. 232

Europe des regions (франц.) — региональная Европа. — Прим. Europe des patries (франц.) — Европа отечеств. — Прим.

всем странам и народам. В частности, после многолетней паузы получит наконец дальнейшее развитие региональ­ная интеграция стран Латинской Америки. Основой для возобновления действий в этой области послужит опираю­щаяся на прагматический принцип a la carte новая фор­мула Латиноамериканской экономической системы, при­нятая странами зоны Панамского канала в августе 1975 года. Уже упомянутый мною проект, проводимый по инициативе Римского клуба в Венесуэле, поможет латино­американским странам понять, что будущее каждой из них неразрывно связано с судьбой всего континента, зави­сит от их способности действовать сообща, невзирая на разъединяющие их национальные границы.

Можно с уверенностью утверждать, что сознание необ­ходимости находить пути решения ряда проблем, минуя уровень отдельных государств и не делая фетиша из их сакраментального суверенитета, и преодолевать недостат­ки национальной структуры за счет создания региональ­ных и субрегиональных союзов непрерывно развивается, приобретая все новых и новых сторонников. Одним из сви­детельств стремления вырваться из силков суверенитета является формирование добровольных нерегионалъных коалиций. Раньше коалиции такого рода носили, как правило, военный характер. Теперь они стали совершенно необходимы для решения ряда общих для различных стран и регионов мира проблем, требующих отказа от на­ционального престижа и национальных прерогатив в поль­зу совместных, коллективных действий. К числу таких проблем относится, в частности, управление использова­нием некоторых видов природных ресурсов, развитие ряда технологий, отдельные стороны охраны окружающей сре­ды, регулирование валютно-фпнансовых вопросов и т. д.

Наиболее широкоизвестную и лучше всего организо­ванную коалицию подобного типа представляет в настоя­щее время организация стран — экспортеров нефти — ОПЕК. Она имеет явные преимущества перед своим пред­полагаемым двойником и антиподом — Международной энергетической ассоциацией. Другим примером может слу­жить Организация экономического сотрудничества и раз­вития — ОЭСР, обладающая в отличие от упомянутых ранее значительно более обширной базой п существенно иным набором целей и задач: она служит официальным форумом, а иногда и выразителем интересов рыночной

экономики развитых стран. В ноябре 1975 года состоя­лась первая в истории экономическая встреча на высшем уровне. Подписанная шестью участвующими в ней круп­нейшими промышленными странами ОЭСР Декларация Рамбуйе была главным образом посвящена нынешнему тяжелому экономическому кризису и тем совместным дей­ствиям, которые необходимы для его преодоления. Парал­лельно начала выкристаллизовываться и идея постоянно действующего «директората» «капиталистических» стран, полезность и эффективность которого трудно предвидеть заранее: она будет зависеть от того, какие конкретные формы это примет и какие его возглавят силы. На проти­воположном конце спектра находится «Группа-77» — уже упоминавшаяся мною коалиция, в которую входит около 100 наименее развитых стран. По-видимому, будет дальше развиваться и совершенствоваться и региональная экономическая ассоциация Советского Союза и стран со­циализма — Совет Экономической Взаимопомощи, или СЭВ.

Все эти тенденции свидетельствуют о явной неэффек­тивности старой системы двусторонних отношений перед лицом мировой проблематики. С другой стороны, громозд­кие международные организации, насчитывающие поряд­ка 150 государств, просто не в состоянии функциониро­вать, не прибегая к посредничеству коалиций того или иного рода. И здесь вновь реальность оказывается силь­нее устаревших принципов и структур, вынуждая прави­тельственные круги и представителей политических вер­хов идти на создание объединений, игнорирующих госу­дарственные границы, и проводить курс на солидарность между народами. Все эти процессы и тенденции весьма отрадны; однако для того, чтобы все это не вылилось в ко­нечном счете в конфронтацию между отдельными коали­циями, сейчас, как никогда ранее, необходима активная поддержка широкой мировой общественности.

Думаю, что эти региональные сообщества и нерегио­нальные коалиции — различные по природе, масштабам и задачам и существующие наперекор своим и чужим нацио­нальным границам, так жестко разделившим мир на эко­номические, политические и идеологические блоки и груп­пировки, — будут играть в будущем все более и более важ­ную роль. Одно из их преимуществ заключается в том, что они по самой своей форме гораздо менее монолитны,

национальные государства, а следовательно, и более вос­приимчивы к новым возможностям, новому опыту, иннова­ционным и творческим элементам и потребностям, чем официальные бюрократические учреждения типа научных академий, научно-исследовательских институтов, религи­озных и неправительственных организаций. Таким обра­зом, в исторически сложившейся иерархии учреждений и институтов создается новая возможность принятия реше­ний, позволяющая управлять усложняющимся и все более интегрированным миром.

Другая область, где вызревает не менее обильный уро­жай идей, связана с прямо противоположной принципу суверенитета концепцией взаимозависимости. Руководи­тель Международной программы Аспеновского института гуманистических исследований Харлан Кливленд абсолют­но прав, утверждая, что люди мира «взаимозависимы го­раздо в большей степени, чем это отражено в нынешних национальных и международных институтах». Считая, что «гуманистическое управление международной взаимозави­симостью представляет одну из важнейших политических и моральных проблем нашего времени», он приступил к осуществлению крупной программы, цель которой выя­вить, какие международные институты и соглашения могли бы наладить систему многостороннего управления деятельностью, связанной с удовлетворением человеческих потребностей.

Можно понять развивающиеся страны, если, выступая за «селективную» взаимозависимость, они заранее отвер­гают те решения, которые им могут навязать более силь­ные страны. В сущности, они во многом правы. Ведь на­вязываемая насильно взаимозависимость в отношениях между неравными неизбежно превращается в свою проти­воположность, оборачиваясь зависимостью; здесь склады­вается ситуация, аналогичная случаю с котлетой из одного рябчика и одного коня — конечный продукт оказывается состоящим из сплошной конины. В этом ключе, по-моему; следует оценивать и Хартию экономических прав и обя­занностей государств, недвусмысленно подчеркивающую роль национального суверенитета. Гарантией прав малых и молодых государств должна служить не химера незави­симости, а утверждение и коллективные гарантии отсут­ствия зависимости от какого бы то ни было другого госу­дарства. Если подойти к этому условию с более общих

позиций, то оно требует установления более справедливых и равноправных уз взаимности и взаимозависимости меж­ду всеми без исключения странами, кардинального преоб­разования международных законов и международной практики. Только тогда страны будут объединены узамп действительно обоюдной взаимозависимости. И другого пути у нас нет: вся мировая система вступила сейчас в фазу поистине эпохальных преобразований, и именно взаимозависимость представляет одну из ее определяю­щих основ.

Самое парадоксальное, что даже Организация Объеди­ненных Наций — этот форум суверенных государств, по­степенно расшатывает устои принципа суверенитета. Относительно менее могущественные ее члены долгие годы непрерывно сетовали на засилье в ООН больших стран, на то, что иногда имеет место злоупотребление пра­вом вето, что Соединенные Штаты вербуют себе большин­ство с помощью подкупа и других неблаговидных средств. В последнее время ситуация в корне изменилась, и теперь настал черед Соединенных Штатов выражать недовольст­во «тиранией большинства». Однако, каковы бы ни были благоприятные последствия этих сдвигов недовольства, ясно одно: пороки и причины недостаточной эффектив­ности Организации Объединенных Наций связаны не столько с самой этой организацией, сколько с поведением ее членов, больше всего на свете озабоченных соблюдением своих собственных прав и суверенных интересов и не же­лающих замечать ничего другого.

Все единодушны во мнении, что система Объединен­ных Наций нуждается в серьезных реформах, в связи с этим была даже создана специальная комиссия, и ее пред­ложения обсуждались на Специальной сессии в сентябре 1975 года. Но ведь ни одна сколъ-нибудь реальная рефор­ма Объединенных Наций не может не идти вразрез с фи­лософией суверенности. Со старыми структурами часто так бывает, что стоит начать в ппх мини-реформы, как они приводят к необходимости глубоких макси-реформ, затра­гивающих основы. В этой связи мне вспоминается история с одним моим другом, владельцем прекрасного дворца семнадцатого века на одном из венецианских каналов. О таких дворцах говорят, что они держатся только благо­даря тому, что подвязаны кусками электрического прово­да. Так вот, однажды мой друг решил установить ванну

И вызвал водопроводчика. Работы каким-то таинственным образом повлияли на состояние дверных проемов в проти­воположном конце здания, укрепление которых изменило равновесие крыши, а это в свою очередь подействовало на что-то в самом фундаменте дворца. В результате другу пришлось ремонтировать все здание. Я уверен, что нечто похожее может произойти и с Организацией Объединен­ных Наций. Ее перестройка убедит даже самых закосне­лых консерваторов, что корень многих недостатков этой и других подобных организаций лежит именно в принципе и логике суверенитета.

Система Объединенных Наций сыграла важную роль и в выдвижении идеи о превращении мирового сообщества в целом взамен отдельных стран в субъект правового ре­гулирования. Начиная со Всемирной конференции ООН слово «мир» стало наряду со словом «нация» обретать значение ключевого слова в мировой политике. Известно, что основная цель таких конференций направлена на пе­ресмотр в глобальном масштабе наиболее острых проблем человечества, таких, как человек и окружающая среда (Стокгольм, 1973 год), народонаселение (Бухарест, 1974 год), продовольствие (Рим, 1974 год), использование морей и океанов (Каракас — Женева— Нью-Йорк, пред­полагается продолжить в ближайшие годы), человеческие поселения (Ванкувер, 1976 год), занятость (Женева, 1976 год), водные ресурсы (Буэнос-Айрес, 1977 год), нау­ка и техника (1979 год). Список этот, по-видимому, будет продолжен. Примечательно, что, присутствуя на этих кон­ференциях, даже самые консервативные представители официальных правительств, вечно озабоченные своими собственными делами и интересами, не могут не увидеть всеобъемлющего, поистине планетарного, воздействия всех этих проблем, отзвуки которых как эхо разносятся по МИРУ> достигая самых отдаленных его уголков.

Мы уже привыкли, что группы чем-то озабоченных или против чего-то протестующих прогрессивных людей со всех континентов собираются вместе, организуя парал­лельно с межправительственными конференциями откры­тые обсуждения и свободные дебаты по тем или иным воп­росам. Порой от них бывает больше шума, чем смысла, но чаще всего гораздо больше пользы, чем от официальных форумов, с которыми, кстати, они обычно бывают резко не согласны. Диалектика развития такого рода движений

проста и понятна — это все более громкий и неумолимый vox populi'. С этим же связан и непрерывный рост числа неправительственных организаций, изучающих и пытаю­щихся решить беспрецедентные по сложности проблемы нашего времени. Некоторые из них играют лишь вспомо­гательную или стимулирующую роль, восполняя недоста­точную эффективность правительственной деятельности, однако есть среди них и такие, которых можно было бы сравнить с антителами, выделяемыми больным органом в период опасности. Это своеобразная защитная реакция на­шего больного общества па отравление ядами суверенно­сти, национализма, невежества, эгоизма, недальновидно­сти, бюрократизма. К этой категории можно было бы с полным правом отнести и Римский клуб: хотя он и не обла­дает структурой организации, он действительно стремится охватить всю современную проблематику, во всех ее фор­мах и проявлениях. Все подобные полезные и нужные ор­ганизации фокусируют внимание на острых проблемах современности. Из них непрерывным потоком бьет живи­тельная струя свежих, действительно инновационных идей, и все вместе они влияют на официальную структуру правительственных и международных учреждений.

Между тем необходимость согласования в мировом кон­тексте своих долгосрочных национальных и региональных планов начинают понимать -и некоторые правительства. Всего лишь несколько лет назад никто, казалось, и не по­дозревал, что национальные интересы следует реально рассматривать и оценивать только на фоне более широких, всеобщих интересов. В конце 1960-х годов начались работы над «Проектом 2000 года» с целью изучения альтернатив будущего развития Европы и выбора тех тенденций, кото­рые обеспечили бы ей стабильное процветание. У инициа­торов проекта были благородные замыслы и широкие пла­ны, но они рассматривали Европу как обособленную, замкнутую единицу, даже не обсуждая возможного воз­действия на нее (до казавшегося далеким 2000 года) таких факторов, как ситуация в мире в целом и его развитие. В новом проекте Европейского сообщества «Европа через 30 лет» — Европа выступает уже как часть общемировой окружающей среды, к которой она волей-неволей должна как-то приспосабливаться; цель проекта теперь сводится к поискам наилучшего из всех возможных способов соз-

1 Vox populi (лат.) — глас народа. — Прим. перев.

дать себе удобную экологическую нишу в приделах этой внешней среды.

Аналогичная история произошла и в Соединенных Штатах. В 1967 году там был опубликован памятный док­лад авторитетной «Комиссии 2000 года», организованной по инициативе Американской академии искусств и науки. В начале исследования были представлены отдельно для каждой страны прогнозы и выраженные в количественных показателях перспективы экономического развития вплоть до конца текущего столетия. При этом молчаливо предпо­лагалось, что нынешнее разделение мира — это внутрен­не присущая ему черта и так и останется неизменной до скончания веков. Однако начертанные прогнозы — при всех своих исключительных достоинствах — после всех этих великих трудов были немедленно и начисто забыты. В дальнейшем доклад обсуждал будущее Америки, лишь бегло и по ходу дела ссылаясь на остальную часть мира и рассматривая ее как некий придаток, главная функция которого — беспрекословно принимать и поддерживать американскую действительность. Насколько мне известно, вплоть до недавнего времени подобные ошибки при всем своем богатом и длительном опыте планирования допускал даже Советский Союз. Надеюсь, что советским специали­стам уже удалось разработать методику долгосрочного планирования с учетом тенденций мирового развития. Ду­маю, что когда-нибудь в будущем в этом преуспеют и Соединенные Штаты. Но я абсолютно уверен, что в наши дни даже такие огромные и могущественные страны не мо­гут позволить себе роскоши не понимать, что любой такого рода план — если он действительно на что-нибудь годен — должен ориентироваться на ожидаемые тенденции обще­мирового развития и что если по такому пути пойдут две эти гигантские державы, то за ними, безусловно, последу­ют и все другие страны и регионы.

Понимание, какие политические и этические последст­вия влечет за собой вступление человека в век своей гло­бальной империи, обязательно предполагает существенный, качественный скачок в этой области. Вполне логично, что в нынешних условиях каждая страна, сообщество или коа­лиция стремятся проводить именно ту политику, которая, по их мнению, соответствует их собственным непосредст­венным интересам. Уже разработаны методики — включая и метод моделирования Месаровича—Пестеля,—которые

позволяют лицам, принимающим решения, более всесто­ронне анализировать возможные перспективы мирового развития, оценивая в глобальном контексте пределы и усло­вия осуществления тех или иных альтернатив националь­ного или регионального развития. Использование таких методик дает возможность воочию увидеть, что планета не настолько велика и щедра, чтобы удовлетворить ожидания всех без исключения групп мирового населения. И если каждая из них будет стремиться урвать как можно больше, то это в конечном счете приведет к катастрофе всю систе­му, обеспечивающую жизнь человека на Земле, и в резуль­тате никто не получит ничего из того, чего хочет и в чем действительно нуждается. Думаю, наиболее могуществен­ным и ответственным группам человеческого сообщества— и в первую очередь Европейскому сообществу, Соединен­ным Штатам, Советскому Союзу, Китаю, Японии и ОПЕК — настало время мобилизовать все свои научно-технические средства и всю имеющуюся информацию на исследование истинного состояния глобальной системы. Оно, бесспорно, покажет, что состояние ее отнюдь не так благополучно, как хотелось бы, что заметна тенденция к еще большему ухудшению и что сохранить, а по мере воз­можностей н улучшить его — в общих интересах всего человечества. Эти ведущие группы должны также пока­зать пример другим — я постоянно подчеркиваю, что при­мер должен исходить именно от наиболее крупных и силь­ных, — взвесив и решив, что они сами, вместе и по отдель­ности, могут сделать для достижения этой цели и какие практические шаги должны предпринять, чтобы поправить сложившееся положение.

Мы приближаемся сейчас к такому периоду, когда при­дется изыскивать более разумные способы удовлетворе­ния своих собственных интересов. И здесь важно понять, что благополучие всего мира в целом является необходи­мым условием благополучия отдельных его частей, в то время как обратное вовсе пе очевидно и должно проверять­ся в каждом конкретном случае. Благополучие человече­ских обществ испокон веков основывалось на этических и моральных принципах. И сейчас один из важнейших та­ких принципов гласит: ни одна — даже самая могущест­венная и процветающая — страна или коалиция не может надеяться не только преуспеть, но даже и просто выжить, если создастся опасная глобальная ситуация, ставящая под

угрозу существование всех остальных групп человечества. А далее из всего этого следует важнейший вывод: чем выше статус или уровень ожиданий, которые данная стра­на связывает с будущим, и, следовательно, чем большую долю она надеется получить от мирового обновления, тем большим должен быть ее собственный вклад в это обнов­ление.

Какое же общее заключение можно сделать в результа­те обзора всех этих, казалось бы, разрозненных, не связан­ных между собой элементов? Насколько можно сейчас себе представить, создание нового общества па глобальпом уровне потребует от нас гораздо большего, чем просто ус­тановление обсуждаемого ныне нового порядка; чтобы этот процесс действительно начался, человечество — освободив­шись, наконец, от мифа роста — должно теперь избавиться и еще от одной ловушки, приманкой к которой служит национальный суверенитет. Именно он мешает человече­ству полностью осознать логику взаимозависимости и го­товиться к тому, чтобы стать глобальным сообществом. Чувствуя сгущающуюся опасность и переживая множа­щиеся трудности, люди мира постепенно сознают необхо­димость н неизбежность каких-то благоприятных перемен в организации общественного развития, способных изме­нить и улучшить их нынешнее положение. Они готовы да­же пойти на значительные жертвы, чтобы содействовать этим переменам, лишь бы иметь шанс растить своих детей, обрести достоинство, радоваться жизни и участвовать в ее дальнейшем улучшении. Если мы сможем способство­вать развитию этих настроений, перед нами откроются широкие горизонты. Но для этого нам необходимо свык­нуться с мыслью, что в центре этих общественных преоб­разований неизбежно окажется суверенное национальное государство. Именно изменение принципов и характера национального государства станет основным условием ус­пехов Человечества.

Преобразование международного порядка и структуры, власти будет во многих случаях происходить путем мир­ной, хотя н трудной, гражданской эволюции; иногда, од­нако, он будет приобретать достаточно бурный характер, порой даже перемещая внутрь самих государств располо­женную ныне на границах между странами основную ли­нию конфликтов. Надеюсь, что эти проблемы станут темой одного из будущих научных проектов Римского клуба, и

16 Заказ № 2009

он, я уверен, покажет, что этот переворот ложно осущест­вить и без насилия — при условии, конечно, что граждане всего мира постепенно научатся реалистически смотреть на -свои проблемы и на свои возможности. И здесь опять решающим элементом станут качества и способности са­мих людей. /,,