Вознаграждение в конце пути 3 страница
112. Гимн Основных Заповедей Великого Святого и Боддхисаттвы Миларепы (ок. 1051 – 1135 н.э. См.: Tibet’s Great Yogi Milarepa (Oxford University Press, 1928), p.285.
113. Гимн Заповедей Йоги Миларепы, ibid., p.273. «Пустота Всех Вещей» (санскрит: ‘sunyafa, «опустошенность») означает, с одной стороны, иллюзорность природы ощущаемого мира, с другой стороны, неправомерность отнесения тех свойств, что могут быть известны нам из нашего восприятия мира ощущаемого, к миру Вечному.
В Небесном Сиянии Пустоты
Не существует даже тени вещи или идеи,
И все ж она наполняет все известные предметы;
Почтение Неизменной Пустоте.
(Гимн Миларепы в восхваление своего учителя, ibid., p. 137.)
114. Avalokita (санскрит) означает «смотрящий вниз», но также «видимый»; isvara – «Бог»; отсюда «Бог.Взирающий Вниз [с Состраданием]», есть и «Бог, Видимый [Внутри]» (в санскрите а и i объединяются в е; отсюда Avalokites – vara). См.: W.Y.Evans – Wentz, Tibetan Yoga and Secret Doctrine (Oxford University Press, 1935), p.233, note 2.
115. Эта же идея часто выражается в Упанишадах; то есть «это я отдает себя тому я, то я отдает себя этому я. Таким образом они обретают друг друга. В этой форме оно познает тот мир, в той форме оно воспринимает этот мир» (Aitareya Aranyaka, 2. 3. 7). Мистикам ислама это также известно: «Тридцать лет всевышний Бог был моим зеркалом, теперь я – сам себе зеркало; то есть тем, кем я был, я уже не являюсь, всевышний Бог – его собственное зеркало. Я говорю, что я – свое собственное зеркало; ибо моими устами говорит Бог, я исчез» (Bayazid, cit. in The Legacy of Islam, T.W.Arnold and A.Guillaume, editors, Oxford Press, 1931, p.216).
116. «Я вышел из пребывания Байазидом, как змея выходит из своей кожи. Затем я посмотрел. Я увидел, что любящий, любимый и любовь – одно и то же, ибо в мире единства все может быть одним» (Bayazid, loc. cit.).
117. Осия, 6:1 – 3.
118. Брихадараньяка упанишада, 1.4.3.
119. Глагол nirva (санскрит) буквально означает «гаснуть» в значении огня, который перестает разгораться... Лишенный источника огонь жизни «умиротворяется», то есть гасится с обузданием разума, человек достигает «покоя Нирваны», «деспирации в Боге»... Прекращая питать огонь, мы достигаем покоя, о котором в другом предании сказано, что «он дает понимание» (Ananda Coomaraswamy, Hinduism and Buddhism; New York: The Philosophical Library, no date, p.63). Слово «де – спирация» образовано как буквальный латинизм санскритского «нирвана»; nir – «прочь, наружу, из, из чего – то, от, от чего – то»; vana – «выдутый»; nirvana – «выдутый, ушедший, угасший».
120. См.: Зигмунд Фрейд, По ту сторону принципа удовольствия. См. также: Karl Menninger, Love against Hate, p.262.
121. Vajracchedika, 32; «Sacred Books of the East», op.cit., p. 144.
122. The smaller Prajna – Paramita – Hridaya; ibid., p. 153.
123. Nagarjuna, Madhyamika Shastra.
«To, что бессмертно, и то, что смертно, гармонично слито, ибо они ни едины, ни раздельны» (Ашвагхоша).
«Этот взгляд, – пишет доктор Кумарасвами, цитируя эти тексты, – с драматической силой выражен в афоризме: Yas klesas so bodhi, yas samsaras tat nirvanam – «To, что есть грех, есть также и мудрость, сфера Становления также является Нирваной» (Ananda К.Coomaraswamy, Buddha and the Gospel of Buddhism; New York: G.P.Putnam’s Sons, 1916, p.245).
124. Бхагавад – гита, 6:29, 31 (Москва – Ленинград – Калькутта – Бомбей – Нью – Дели, 1986), ее.325,327.
Сказанное представляет совершенное достижение того, что мисс Эвелин Андерхилл назвала «целью Мистического Пути: Жизнью Истинного Единения: состоянием Божественного Плодородия: Обожествлением» (op.cit., passim). Однако мисс Андерхилл, подобно профессору Тойнби совершает распространенную ошибку, полагая, что этот идеал является отличительной чертой христианства. «Можно с уверенностью сказать, – пишет профессор Салмони, – что вплоть до настоящего времени западная мысль всегда искажалась необходимостью самоутверждения» (Alfred Salmo – ny, «Die Rassenfrage in der Indienforschung», Sozialistische Monatshefte 8, Berlin, 1926, p.534).
125. Coomaraswamy, Hinduism and Buddhism, p.74.
126. Это стена Рая, описанная выше. Но теперь мы внутри. Хси Ванг My – это женский аспект Бога, который гуляет по Саду, который сотворил человека по образу своему, мужчину и женщину (Бытие, 1:27).
127. Ср.: Е.Т.С.Werner, A Dictionary of Chinese Mythology (Shanghai 1932), p.163.
128. См.: Okakura Kakuzo, The Book of Tea (New York, 1966). См. также: Daisetz Teitaro Suzuki, Essays in Zen Buddhism (London, 1927), Lafcadio Hearn, Japan (New York, 1904).
129. Morris Edward Opler, Myths and Tales of the Jicarilla Apache Indians (Memoirs of the American Folklore Society, Vol.XXXI, 1938), p.110.
130. Cp с индусской богиней Кали, которая изображается попирающей ногами распростертое тело бога Шивы, своего супруга. Меч смерти в ее руке является знаком духовной дисциплины. Истекающая кровью человеческая голова говорит верующему, что если он потеряет свою жизнь ради нее, то найдет ее. Жесты «не бойся» и «дарение благ» учат, что она защищает своих детей, что пары противоположностей вселенской агонии – отнюдь не то, чем кажутся, и что для человека, сосредоточившегося на вечности, фантасмагория равно преходящих «добра» и «зла» является лишь умозрительным построением – как и сама богиня; хотя по видимости она попирает ногами бога, в действительности она есть его блаженное видение.
Богиня Острова Драгоценных Камней также представляет два аспекта бога: первый – лицо, обращенное вверх – неразрывно слит с нею и является созидательным, радующимся миру аспектом; но второй – лицо, обращенное в сторону – является deus absconditus, божественной сущностью самой в себе и самой по себе, вне происходящего и вне перемены, пассивной, дремлющей, пустой, стоящей даже выше чуда таинства двуполости. (См.: Zimmer, Myths and Symbols in Indian Art and Civilization, pp.210 – 214.)
131. Сравните с барабаном сотворения в руке индусского Танцующего Шивы.
132. «И Слово стало плотью», стих молитвы к пресвятой богородице, прославляющий зачатие Иисуса в лоне Марии. См. также: Иоанн 1:14.
133. В этом разделе просматривался следующий ряд отождествлений
| Пустота | Мир |
| Вечность | Время |
| Нирвана | Сансара |
| Истина | Иллюзорность |
| Просветление | Сострадание |
| Бог | Богиня |
| Враг | Друг |
| Смерть | Рождение |
| Молния | Колокол |
| Драгоценный Камень | Лотос |
| Субъект | Объект |
| Яб | Юм |
| Ян | Инь |
| |
| Дао | |
| Высший Будда | |
| Боддхисаттва | |
| Дживан Мука | |
| Слово, Ставшее Плотью |
Сравните с героем Упанишад (Каушитаки упанишада, 1:4), который достиг мира Брахмы: «Точно так же как человек, управляющий колесницей, смотрит вниз на два ее колеса, так и он смотрит на день и ночь, поступки добрые и злые и на всякую пару противоположностей. Ему неведомы ни добрые свершения, ни злые, он познал Бога и идет прямо к Богу».
134. Curtin, op.cit, pp 106 – 107.
135. См.: Melanie Klein, The Psychoanalysis of Children, The International Psycho – Analytical Library, No.27 (1937).
136. Roheim, War, Crime and the Covenant, pp. 137 – 138.
137. Roheim, The Origin and Function of Culture, p.50.
138. Ibid., pp.45 – 50.
139. Ibid., p.50. Сравните с защитным механизмом сибирского шамана, вытаскивающего голыми руками горящие угли из костра и бьющего по своим ногам топором, оставаясь невредимым.
140. Смотрите обсуждение Фрейзером внешней души (Frazer, op.cit., pp.667 – 991).
141. Ibid, p.671.
142. Pierce, Dreams and Personality (D.Appleton and Co.), p.298.
143. «The Descent of the Sun», in F.W.Bain, A Digit of the Moon (New York: G P.PutnanV’s Sons, 1910), pp.213 – 325.
144. Roheim, The Eternal Ones of the Dream, p.237. Этот талисман является так называемой чурингой тотемного предка юноши. Другую чурингу, представляющую материнского тотемного предка, юноша получил во время обрезания Еще раньше, при рождении, в его колыбель была помещена оберегающая чуринга. Трещотка является разновидностью чуринги. «Чуринга, – пишет доктор Рохейм, – считается физическим двойником, и некоторые сверхъестественные существа, наиболее близко связанные с чурингой, в центрально – австралийских верованиях являются невидимыми двойниками туземцев. Подобно чуринге, эти сверхъестественные существа называются агрипа mborka (другое тело) реальных людей, которых они защищают» (ibid., p.98).
145. Исайя, 66:10 – 12.
146. Ginzberg, op.cit., Vol.1, pp.20, 26 – 30. Подробные заметки относительно Мессианского пира смотрите в: Ginzberg, Vol.V, pp.43 – 46.
147. Данте, «Рай», II, 1 – 9, цит.пр., с.379 – 380.
148. В опубликованной литературе по психоанализу рассматриваются источники символов в сновидениях, а также их скрытое значение для бессознательного и следствия их действия на психику; но другой факт – что великие учителя использовали их сознательно в качестве метафор – остается без внимания: молчаливо предполагается, что великие учителя прошлого были невротиками (за исключением, конечно, некоторых из греков и римлян), ошибочно некритично принимавшими свои фантазии за откровение. В таком же духе и откровения психоанализа многими неспециалистами рассматриваются как продукт «извращенного ума» доктора Фрейда.
149. Брахма, Вишну и Шива, соответственно Создатель, Хранитель и Разрушитель, составляют троицу в индуизме, как три аспекта действия одной созидающей субстанции. После VII столетия до Р.Х. статус Брахмы претерпел изменение, и он стал просто созидающим посредником Вишну. Таким образом, индуизм сегодня разделен на два основных лагеря: в одном, главным образом, поклоняются созидателю – хранителю Вишну, в другом – Шиве, разрушителю мира, который соединяет душу с вечным. Но эти двое, в конечном итоге, суть одно. В данном мифе именно благодаря их единому действию добывается эликсир жизни.
150. См . Ramayana, I, 45; Mahabharata I, 18; Matsya Purana, 249 – 251 и многие другие тексты См также.: Zimmer, Myths and Symbols in Indian Art and Civilization, pp 105 ff.
151. Marco Palhs, Peaks and Lamas (4th edition, London: Cassel and Co., 1946), p324
152. Shn – Chakra – Sambhara Tantra, Volume VII «Tantric Texts» (London, 1919), p 41 «Когда возникает сомнение относительно божественности этих мысленно представляемых богов, – гласит дальше текст, – следует сказать: ‘Эта Богиня – всего лишь воспоминание тела’, – и помнить, что Боги составляют собой Путь»(/ос.с(7.)
153. Ср., например. C.G Jung, «Archetypes of the Collective Unconscious» (orig. 1934; Collected Works, vol.9, part I; New York and London, 1959). «Наверное, существуют многие, – пишет доктор J.C.Fliigel, – кто до сих пор хотел бы сохранить представление о квазиантропоморфном Боге – Отце как об экстраментальной реальности, даже несмотря на то, что чисто психическое происхождение такого Бога стало очевидным» (The Psychoanalytic Study of the Family, p.236).
154. «Рай», XXXIII, 82 и далее.
155. См выше, с. 168.
156. J F Stimson, The Legends of Maul and Tahaki (Bernice P.Bishop Museum Bulletin, No.127; Honolulu, 1934), pp.19 – 21.
157. Этот отрывок, отсутствующий в стандартном ассирийском варианте этой легенды, встречается в намного более раннем вавилонском фрагментарном тексте (см.: Bruno Meissner, «Ein altbabylonisches Fragment des Gilgamose – pos», Mttteilungen der Vorderasiatischen Gesellschaft, VII, I; Berlin, 1902, p.9). Часто отмечалось, что совет пророчицы чисто гедонистический, но следует также заметить, что в этом отрывке представлено испытание инициации, а не моральная философия древних вавилонян. Так и в Индии, столетия спустя, когда ученик подходил к своему учителю с просьбой открыть тайну бессмертной жизни, то вначале учитель отговаривал его, описывая прелести смертной жизни (Катха упанишада, 1:21, 23 – 25). И только если ученик продолжал настаивать, то допускался к следующей инициации.
158. Вавилонский прототип библейского Ноя.
159. Хотя на пути сюда героя предостерегли о том, что воды касаться нельзя, теперь он может безо всякого вреда для себя входить в нее. Это мерило той силы, которую он обрел, посетив древних хозяев Вечного Острова. Утнапишти – Ной, герой потопа, является архетипным образом отца; его остров, Центр Мира, является прообразом последующего греко – римского Острова Благословенных.
160. Представленный выше пересказ основан на: P.Jensen, Assyrisch – babylonische Mythen und Epen (Keilinschnftliche Bibliothek, VI, I; Berlin, 1900), pp.116 – 273. Вариант Йенсена является подстрочным переводом основного сохранившегося текста, ассирийской версии из библиотеки Царя Ашурбанипала (668 – 626 до Р X.). Также были найдены и расшифрованы отрывки намного более древнего вавилонского варианта и еще более древнего шумерского оригинала ( III тысячелетие до Р.Х.).
161. Ко Hung, Net Pien, Chapter VII (Obed Simon Johnson, A Study of Chinese Alchemy Shanghai, 1928, p 63).
Ко Хун разработал несколько других, очень интересных рецептов, один – делающий тело «бодрым и роскошным», другой – дающий способность ходить по воде Относительно обсуждения места Ко Хуна в китайской философии см Alfred Forke, «Ко Hung, der Philosoph und Alchimist», Archtv fur Geschic – hte der Philosophw, XLI, 1 – 2 (Berlin, 1932), pp 115 – 126.
162. Herbert A Giles, A Chinese Biographical Dictionary (London and Shanghai, 1898), p372.
163. 165 Афоризм в духе тантризма.
164. Лао Цзы, Дао дэ цзин 16.
165. Данте, «Рай», XXXIII 49 – 57 цит пр , сс. 379 – 380.
166. Кена упанишада, 1 3.
167. Старшая Эдда, «Речи Высокого», 138 {цит пр ), с 202
168. Jataka, Introduction, 1, 75 (см Henry Clarke Warren, Buddhism in Translati ons (Harvard Oriental Series, 3) Cambridge, Mass Harvard University Press, 1896, pp 82 – 83).
ГЛАВА III
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Отказ от возвращения
Когда герой завершает свои искания, проникнув к источнику силы или снискав благосклонность некоего мужского или женского, человеческого или животного ее воплощения, искателю приключений еще предстоит возвращение со своим обретенным жизнепреобразующим трофеем Полный круг, правило мономифа, требует, чтобы герой приступил теперь к выполнению следующей своей задачи – доставил руны мудрости, Золотое Руно или спящую принцессу в царство людей, откуда он вышел и где это благо может помочь возрождению общины, нации, планеты или десяти тысяч миров.
Но нередко герой отказывается исполнить свой долг Даже Будда после своего триумфа сомневался, можно ли донести до других откровение осознанного им Рассказывают и о святых, что так и ушли из мира, пребывая в божественном экстазе Таких героев, о которых повествуется, что они навечно избрали своей обителью благословенный остров не ведающей старения Богини Бессмертного Бытия, действительно немало.
Существует трогательная сказка о древнем индусском царе – воителе по имени Мучукунда Он родился от левой половины своего отца, так как отец по ошибке проглотил детородную настойку, приготовленную браминами для его жены1; и как подтверждение многообещающего символизма этого чуда, рожденное без матери диво, плод мужского лона, выросло таким царем среди царей, что когда однажды боги потерпели поражение в своей вечной борьбе с демонами, они обратились к нему за помощью Он помог им одержать великую победу, и они со своего божественного соизволения обещали ему исполнение его самого большого желания. Но что может пожелать тот царь, что сам почти всемогущ? Какое величайшее благо из благ мог бы представить себе такой господин среди людей? Сказание гласит, что царь Мучукунда очень устал после битвы: все, что он попросил, – это чтобы ему даровали сон без конца и чтобы любой человек, случись ему нарушить сей сон, был бы сожжен дотла, как только царь откроет глаза.
Это благо было даровано ему. Глубоко в недрах горы, в пещерном гроте царь Мучукунда лег спать и покоился там, в глубоком сне. Одна эра сменяла другую, люди, народы, цивилизации, мировые эпохи поднимались из небытия и уходили снова, а допотопный царь оставался в своем бессознательном блаженстве. Вне времени, как фрейдовское бессознательное под всеми напластованиями исполненного драматизма и подвластного времени мира колеблющихся восприятий нашего «я», этот древний человек в недрах горы, погруженный в глубокий сон, все жил и жил.
Его пробуждение наступило – но с неожиданным поворотом, который в совершенно новом свете представляет всю проблему завершения героического круга, а также проясняет тайну просьбы могущественного царя о сне как величайшем мыслимом благе.
Вишну, Владыка Мира, воплотился в личность прекрасного юноши по имени Кришна, который после спасения земли Индии от тиранической расы демонов занял в ней престол. Он правил, и ничто не нарушало поистине утопический мир его владений до тех пор, пока с северо-запада неожиданно не вторглась армия варваров. Царь Кришна выступил против них. И, как и подобает его божественной природе, играючи, одержал победу простой хитростью. Без оружия и увешанный лотосами он вышел из своей крепости и когда вражеский царь поддался соблазну погнаться за ним, надеясь поймать его, он неожиданно нырнул в пещеру. Варвар последовал за ним и обнаружил кого – то лежащего спящим в гроте.
«Ага! – подумал он. – Он заманил меня в пещеру, а теперь притворяется безобидно спящим».
Он пнул ногой лежащую перед ним фигуру, и та зашевелилась. Это был царь Мучукунда. Спящий поднялся, и глаза, что были сомкнуты на протяжении бессчисленного множества кругов сотворения, мировой истории и крушения миров, медленно открылись свету. Первый взгляд их поразил вражеского царя, который вспыхнул огненным факелом и тут же превратился в дымящуюся кучку пепла. Мучукунда повернулся, и второй его взгляд упал на увешанного цветами прекрасного юношу, в котором разбуженный царь сразу же узнал по его сиянию воплощение Бога. И Мучукунда преклонился перед своим Спасителем с такими словами:
«Владыка мой, Бог! Когда я жил и трудился как человек, я просто жил и трудился – непрестанно сбиваясь с пути; в течение многих жизней, рождение за рождением, я искал и страдал, не зная, где остановиться или отдохнуть. Горе я ошибочно принимал за радость. Миражи, рожденные над пустыней, я в заблуждении принимал за сулящие свежесть воды. Я гнался за наслажденьями, а получал лишь страдания. Царская власть и земные блага, богатство и могущество, друзья и сыновья, жена и последователи, все, что манит чувства, – я этого хотел, ибо верил, что оно принесет мне блаженство. Но как только что бы то ни было становилось моим, в то же мгновение оно меняло свою природу и оборачивалось обжигающим огнем.
Затем я нашел свою дорогу в общество богов, и они с радостью приняли меня своим товарищем. Так где же можно остановиться? Где покой? Все создания этого мира, включая богов, обмануты игрою твоих уловок, мой Бог, мой Владыка; вот почему они продолжают свой тщетный круг рождений, жизненной агонии, старости и смерти. В промежутке между жизнями они предстают перед владыкой смерти и вынуждены терпеть нещадные муки всех и всяческих преисподних. И все это исходит от тебя!
Мой Бог и Владыка, обманутый хитрой твоей игрою, я также был жертвою мира, блуждая в лабиринте иллюзий, я бился в сетях сознания своего «я». Поэтому теперь я пытаюсь утешиться твоим Присутствием – безграничным, и невыразимым – желая лишь свободы от всего этого».
Когда Мучукунда вышел из своей пещеры, он увидел, что со времени его ухода из мира люди стали меньше ростом. Он был среди них гигантом. И тогда он снова удалился от них, ушел в высочайшие горы и там посвятил себя аскезе, которая в конце концов должна была освободить его от последней привязанности к формам бытия2.
Другими словами, Мучукунда, вместо того чтобы вернуться, решил еще на один шаг удалиться от мира. И кто может с уверенностью сказать, что это решение совсем не имело смысла?
Волшебное бегство
Если герой в своей победе добился благословения богини или бога, а затем был явно уполномочен вернуться в мир с какой – нибудь панацеей для спасения общества, то на конечной стадии приключения его поддерживают все силы его сверхъестественного покровителя. И напротив, если трофей был добыт против воли стражей сокровища, либо желанию героя вернуться в мир противятся боги или демоны, тогда последняя стадия мифологического круга превращается в живую, часто не лишенную комизма погоню. Этот побег обрастает подробностями – всяческими чудесами магических препятствий и уловок
Валлийцы, например, рассказывают о герое Гвион – Бахе, который оказался в Подводной Стране, собственно, на дне Озера Бала, вблизи Мерионетшира, на севере Уэльса. Там, на дне озера жил древний великан Тегид Лысый вместе со своей женой Каридвеной. Последняя в одном из своих обличий была покровительницей пшеницы и щедрых урожаев, а в другом – богиней поэзии и письма. У нее был огромный котел, в котором она хотела сварить напиток вдохновения и науки. С помощью колдовских книг она приготовила черную смесь, которую затем поставила вариться на огонь в течение года. По истечении этого времени у нее должно было получиться три благословенных капли благодати вдохновения.
Она поставила нашего героя помешивать варево в котле, а слепого человека по имени Морда – поддерживать огонь, «и велела им следить за тем, чтобы зелье не переставало кипеть в течение одного года и одного дня. А сама она, по книгам астрономов, каждый день в определенные планетарные часы собирала всевозможные колдовские травы. И однажды, когда год близился к концу, в то время как Каридвена срывала растения и произносила заклинания, случилось так, что три капли волшебной жидкости выплеснулись из котла и упали на палец Гвион Баха. И так как они были обжигающе горячие, он сунул палец в рот, и как только эти чудодейственные капли оказались у него во рту, он тут же увидел все, что свершится в будущем, и постигнул, что главная его забота отныне – остерегаться коварства Каридвены, ибо мастерство ее было непревзойденным. И в великом страхе он бежал к себе домой. А котел раскололся надвое, потому что все содержимое его, за исключением этих трех несущих в себе чары капель, было ядовито, и поэтому все лошади Гвидно Гарангира отравились водой из ручья, в который попало варево из котла, а место слияния этого ручья с тех пор называется Отравой Лошадей Гвидно.
Когда вернулась Каридвена, она увидела, что все труды целого года оказались впустую. Она схватила полено и била бедного слепого по голове до тех пор, пока один его глаз не выскочил на щеку. И он сказал: ‘Несправедливо ты покалечила меня, ибо не я виноват. Твоя потеря произошла не по моей вине’. Ты говоришь правду, – сказала Каридвена, – это Гвион Бах обворовал меня’.
И она пустилась за ним в погоню. Он увидел ее и, обратившись в зайца, метнулся прочь. Но она превратилась в борзую и бросилась за ним. Он побежал к воде и стал рыбой. И она в образе выдры преследовала его под водой до тех пор, пока он не обратился в птицу. Она же ястребом последовала за ним и не отстала от него и в небе. И как раз в тот момент, когда она была готова камнем упасть на него, он, в смертельном страхе, заметил вдруг на полу амбара кучу просеянной пшеницы, упал в зерна и превратился в одно из них. Тогда она стала черной курицей с высоким гребнем и подошла к пшенице и начала разгребать зерно своей лапой, нашла его и проглотила. И, как гласит история, она носила его девять месяцев, а когда разрешилась им, то не смогла убить по причине его красоты. Тогда она положила его в кожаный мешок и бросила в море на милость Бога, двадцать девятого дня, апреля месяца»3.
Побег является излюбленным эпизодом народной сказки, где он развился во множество ярких форм.
Буряты из – под Иркутска (Сибирь), например, рассказывают, что Моргон – Кара, их первый шаман, был настолько сведущ, что мог возвращать обратно души умерших. И потому Владыка Мертвых пожаловался Верховному Богу Небес, и Бог решил испытать шамана. Он завладел душой одного человека и поместил ее в сосуд, закрыв отверстие своим большим пальцем. Этот человек заболел и его родственники послали за Моргон – Карой. Шаман искал пропавшую душу повсюду. Он искал ее в лесу, в воде, в горных ущельях, в стране мертвых и, наконец, «сев верхом на свой барабан», поднялся в верхний мир, где ему опять пришлось долго искать ее. В конце концов он заметил, что Верховный Бог Небес держит бутыль, зажав ее большим пальцем. Правильно оценив ситуацию, он понял, что внутри нее и находится та самая душа, что он ищет. Хитрый шаман превратился в осу. Он подлетел к богу и так ужалил его в лоб, что тот отдернул палец от отверстия, и плененная душа вылетела. Следующее, что увидел Бог, – это шаман Моргон – Кара, спускающийся вниз к земле с отвоеванной душой, сидящий верхом на своем барабане. Однако на этот раз его полет был не совсем успешным. Ужасно рассердившись, Бог немедленно и навсегда уменьшил силу шамана, расколов его барабан надвое. Вот почему барабаны шаманов, на которые раньше (согласно этому рассказу бурятов) натягивалось два слоя кожи, с тех пор и поныне имеют только один4.
Популярным вариантом волшебного бегства является бегство, во время которого беглец оставляет за собой различные предметы, которые говорят его голосом и таким образом задерживают погоню. Маори из Новой Зеландии рассказывают о рыбаке, который, придя однажды домой, обнаружил, что его жена проглотила двоих их сыновей. Она лежала на полу и стонала. Рыбак спросил, что случилось, и жена сказала, что заболела. Он спросил, где двое мальчиков, она сказала, что они ушли. Но рыбак знал, что жена лжет. Своей магией он заставил ее отрыгнуть детей: они вышли из нее целыми и невредимыми.
После этого рыбак стал бояться своей жены и решил бежать от нее вместе с мальчиками при первой же возможности.
Когда людоедка вышла за водой, мужчина своей магией заставил воду отступить перед ней, так чтобы ей пришлось уйти как можно дальше. Затем жестами он велел хижинам, деревьям, растущим возле деревни, свалке мусора и храму на вершине холма отвечать за него, когда жена вернется и станет звать. Он бежал с детьми к своему каноэ и поднял парус. Женщина вернулась и, никого не найдя, начала звать их. Первой ответила мусорная куча. Женщина направилась в ее сторону и позвала снова. Ответили дома; затем деревья. Один за другим различные предметы, расположенные поблизости, отвечали ей, и, сбитая с толку, она бросалась в разные стороны. Она ослабела, начала тяжело дышать и всхлипывать, а затем наконец поняла, что ее провели. Она поспешила к храму на вершине холма и вгляделась в море, где каноэ уже превратился в пятнышко на горизонте5.
Другим хорошо известным вариантом волшебного побега является побег, во время которого стремительно убегающий герой бросает за спину ряд предметов, задерживающих погоню. «Маленькие брат и сестра играли у ключа и во время игры неожиданно упали в него. Там была старая водяная колдунья, и эта водяная колдунья сказала: ‘Теперь вы мои! Теперь вы будете работать на меня, не покладая рук!’ И она унесла их с собой. Она дала маленькой девочке спутанный клубок грязного льна для прядения и заставила ее носить воду в бездонную бадью; мальчик должен был рубить дерево тупым топором; а все, что им когда – либо перепадало поесть, – это твердые, как камень, куски засохшего теста. Наконец все это стало для детей настолько невыносимым, что они дождались одного воскресенья, когда старая карга отправилась в церковь и убежали. Когда служба в церкви закончилась, старая колдунья обнаружила, что ее птички улетели, и огромными прыжками отправилась вслед за ними.
Но дети заметили ее издалека, и маленькая девочка бросила за спину щетку для волос, которая тут же превратилась в большую гору, поросшую кустарником с тысячами и тысячами колючек, через который ведьме очень трудно было пробраться; все же в конце концов она вновь стала догонять детей. Как только дети увидели ее, мальчик бросил за спину гребень, который тут же превратился в гребень горы с тысячью тысяч острых выступов; но ведьма знала, как за них ухватиться и в конце концов преодолела и эту преграду. Тогда маленькая девочка бросила за спину зеркало, и оно превратилось в зеркальную гору, такую гладкую, что старуха не смогла перебраться через нее. Она подумала: ‘Поспешу – ка я домой, возьму топор и разрублю эту зеркальную гору надвое’. Но к тому времени, как она вернулась и разбила стекло, детей уже и след простыл, и старой карге не оставалось ничего другого, как поплестись обратно к своему ключу»6.