Драйвы, аффекты и темперамент при истерии

 

Многие исследователи считают, что истерически организован­ные люди по темпераменту являются напряженными, гиперчув-ствительными и социофилическими личностями. Ребенок, кото­рый брыкается и пронзительно кричит, когда он фрустрирован, но вопит с ликованием, если им занимаются, вполне может иметь конституциональную предрасположенность к истерии. Фрейд (1931) утверждал, что чрезвычайно сильный аппетит может являть­ся чертой человека, который станет истерическим; эти люди жаж­дут орального удовлетворения, любви, внимания и эротической близости. Они требуют стимуляции, но их подавляет слишком большое ее количество, и в результате они переживают мучитель­ный дистресс. Иногда высказывались предположения (Alien, 1977), что исте­рические люди, в силу своей конституции, больше зависят от функционирования правого полушария мозга (Galin, 1974) — в противоположность склонным к обсессиям индивидуумам, кото­рым предположительно свойственно доминирование левого полу­шария. Одним из оснований для подобных размышлений являет­ся тщательная и плодотворная работа Шапиро (Shapiro, 1965) об истерическом когнитивном стиле, некоторые черты которого мо­гут быть врожденными. Истерически организованные люди рази­тельно отличаются от обсессивных качеством своих мыслительных операций. В частности, им свойственна импрессионистичность, глобальность и образность. Некоторые высокообразованные люди с истерической организацией личности являются необыкновенно креативными. Благодаря объединению данных аффективной и чув­ ственной апперцепции с более линейными, логическими подходами к познанию, они порождают прекрасные образцы интегра­ции интеллектуального и художественного способа восприятия. Фрейд (1925,1932) и многие последующие аналитики (напри­мер, Маптюг, 1953; Halleck, 1967; Hollender, 1971) выдвинули предположение о двойной фиксации при истерии — на оральных и эдипальных проблемах. В упрощенном виде это можно сформу­лировать следующим образом: очень чувствительная и голодная маленькая девочка нуждается в особенно отзывчивой материнской заботе. Она разочаровывается в своей матери, которой не удается сделать так, чтобы девочка почувствовала себя адекватно защищен­ной, сытой и ценимой. По мере приближения к эдиповой фазе, она достигает отделения от матери посредством ее обесценивания и обращает свою интенсивную любовь на отца как на наиболее привлекательный объект, в особенности потому, что ее неудовлет­воренные оральные потребности объединяются с более поздними генитальными интересами и заметно усиливают эдипальную дина­мику. Но как девочка может достичь нормального разрешения эди-пового конфликта, идентифицируясь с матерью и одновременно соревнуясь с ней? Она все еще нуждается в матери и в то же время уже обесценила ее. Эта дилемма привязывает ее к эдиповому уровню. В результа­те подобной фиксации она продолжает видеть мужчин как сильных и восхитительных, а женщин — как слабых и незначительных. Поскольку девочка считает силу врожденным мужским атрибутом, она смотрит на мужчин снизу вверх, но также — большей частью бессознательно — ненавидит и завидует им. Она пытается усилить свое ощущение адекватности и самоуважения, привязываясь к мужчинам, в то же время исподволь наказывая их за предполагае­мое превосходство. Она использует свою сексуальность единствен­ную силу, которую, как она считает, имеет ее пол, вместе с иде­ализацией и "женской хитростью" — стратегией субъективно слабых — для того, чтобы достичь мужской силы. Поскольку она использует секс скорее как защиту, а не как самовыражение и боится мужчин и их злоупотребления властью, она с трудом дос­тигает наслаждения от интимной близости с ними и может стра­дать от физических эквивалентов страха и отвержения (боль или бесчувствие при сексе, вагинизм и отсутствие оргазма). Склонность Фрейда видеть в зависти к пенису универсальную женскую проблему берет начало из его работы с женщинами с истерической структурой личности. Когда Фрейд обнаружил, что его пациентки в своих снах, фантазиях и симптомах отождествляют власть мужчин с фаллическими образами, он выдвинул пред­положение, что в ранние годы эти женщины отождествляли бес­помощность — и свою собственную, и беспомощность своих ма­терей — с отсутствием пениса. В патриархальной и все усложня­ющейся урбанизированной культуре, где традиционные достоин­ства женщины имели небольшой престиж, к таким выводам, воз­можно, с легкостью приходили многие молодые девушки. Фрейд (1932) утверждал; "Комплекс кастрации у девушек... начинается с наблюдения гениталий другого пола. Они сразу же замечают разницу и, как следует допустить, ее значимость. Они считают себя существен­но обделенными, часто утверждают, что им также хотелось бы "иметь что-нибудь подобное", и становятся жертвами "зависти к пенису", которая оставит неизгладимые следы в их развитии и формировании характера".