Интегральная социология Питирима Сорокина 3 страница

15. Сорокин П. Эмиль Дюркгейм о религии // Новые идеи в
социологии. СПб., 1914. Сб. 4.

16. Сорокин П. Социологическая теория религии //Заветы. 1914.
№3.

. 17. Сорокин Л. Проблема социального равенства. Пг., 1917.

18. Сорокин. П. Система социологии. Пг., 1920. Т. 1—2.

19. Coser L. A. Masters of sociological thought: Ideas in historical
and social context. N.Y., 1977.

20. Cowell F. R. History, civilization and culture. An introduction
to the historical and social philosophy of P.A. Sorokin. L., 1952.

21. Cowell F. R. Values in human society. The contributions of
Pitirim A. Sorokin to sociology. N.Y., 1970.

22. Essays in honor of Pitirim Sorokin: Sociological theory, val
ues and sociocultural change / Ed. E. A. Tiryakian. N.Y., 1963.


Литература________________________________________________ 487

23. КгоеЪег A. L. Style and Civilization. Ithaca, 1957.

24. Loomis Ch. Z. Modern social theories. N.Y., 1961.

25. Martindale D. The nature and types of sociological theory.
Boston, 1960.

26. Sorokin P. A. Leaves from a Russia diary. N.Y., 1924.

27. Sorokin P. A. Sociology of revolution. Philadelphia, 1925.

28. Sorokin P. A. Social mobility. N.Y., 1927.

29. Sorokin P. A. Contemporary sociological theories. N.Y., 1928.

30. Sorokin P. A.,Zimmerman С. С. Principles of rural-urban
, sociology. N.Y., 1929.

31. Sorokin P. A., Zimmerman C. C., Galpin C. J. A systematic
source book in rural sociology. Minnesota, 1930—1932. Vol. 1—3.

32. Sorokin P. A. Social and cultural dynamics. N.Y., 1937—1941.
Vol. 1—4.

33. Sorokin P. A. The crisis of our age: The social and cultural
outlook. N.Y., 1941.

34. Sorokin P. A. Man and society and calamity. N.Y., 1942.

35. Sorokin P. A. Society, culture and personality: Ъе1г struc
ture and dynamics: A system of general sociology, N.Y., 1947.

36. Sorokin P. A. Thirty years later. N.Y., 1950.

 

37. Sorokin P. A. Altruistic love: A study of American good
neighbors and Christian saints. Boston, 1950.

38. Sorokin P. A. Social philosophies in an age of crisis. Boston,
1950.

39. Sorokin P. A. SOS: The meaning of our crisis. Boston, 1951.

40. Sorokin P. A. The ways and power of love. Boston, 1954.

41. Sorokin P. A. Fads and foibles in modern sociology and
related sciences. Chicago, 1957.

42. Sorokin P. A. Power and morality: Who shall guard the
guardians? Boston, 1959.

43. Sorokin P. A. Social and cultural mobility. N.Y., 1959.

44. Sorokin P. A. Mutual convergence of the United States and
the U.S.S.R, to the mixed sociocultural type // Intern. J. Сотр. Soci-
ol. 1960. № 1.

45. Sorokin P. A. Sociology of my mental life // Sorokin P. A. in
review / Ed. Ph. J. Allen. Durham, 1963.

46. Sorokin P. A. Long journey. New Haven, 1963.

47. Sorokin P. A. The basic trends of our time. New Haven, 1964.

48. Sorokin P. A. Sociology of yesterday, today and tomorrow //
Amer. Sociol. Rev. 1965. № 30.



Глава 20. Интегральная социология Питирима Сорокина


49. Sorokin P. A. Sociological theories of today. N.Y., 1966.

50. Sorokin P. A. in review / Ed. Ph. J. Allen. Durham, 1963.

51. Spier H. The ideas of Pitirim A. Sorokin's Integralist sociolo
gy // An introduction to the history of sociology / Ed. H. E, Barnes.
Chicago, 1948.

52. Timasheff N. S. Sociological theory. N.Y., 1955.

53. Tiryakian Ed. A. Sociology's Dostoyevski: Pitirim A. Sorokin //
World and I. 1988. № 9.

54. Zimmerrman C. C., Ford J. B. Sorokin's historische und
sociologische Arbeiten // Saeculum. 1965. Bd. 16.

55. Zimmerman C. C. Sorokin — the world's greatest sociologist.
Saskatoon, 1968.

56. Zimmerman С. С. Sociological theories of Pitirim A. Sorokin.
N.Y., 1974.

 

 

Глава 21

Карл Маркс и неомарксизм

Огромное влияние Маркса на историю социологии бесспорно и общепризнанно. Тем не менее между его наследием и западной социологической теорией отношения складывались непросто. Одни социологи приняли его основные положения с безусловным доверием. Другие строят свои социологические теории, полемизируя с Марксом, оттачивая свою мысль о гранитную скалу его «Капитала». Но, пожалуй, нет таких, кто совсем не считался бы с ним. То затухая, то разгораясь с новой силой, в течение многих десятилетий ведется полемика вокруг основных его социоисторических концепций. Эпицентром ее является проблема соотношения научной объективности и ценностно-идеологического подхода к социальному факту.

В США до 50-х годов нашего столетия большинство теоретиков отвергали ценность социологического наследия Маркса, причисляя его в основном к идеологам, которые не внесли сколько-нибудь значительного вклада в развитие научной социологической теории.

Начиная же с 60-х, ситуация изменилась. Необходимость исследования проблем социологии политики, включая марксистские модели общества, диктовалась самой логикой развития социальной практики США. Новые поколения социологов относятся к марксовым идеям все более серьезно.

Так, известный американский автор Дж. Ритцер в фундаментальном труде «Социологическая теория» [20] утверждает, что нельзя игнорировать вклад Маркса в социологию, на основании его идеологической ориентированности, ибо любая социологическая теория имеет идеологическую основу. Это так же верно для Маркса, пишет Ритцер, как для Дюркгейма и Вебера. Нет и не может быть социологической теории, полностью свободной от идеологических оценок. «Теоретизируя по поводу социальных явлений, социологи независимо от того, признают они этот факт или нет, не могут быть абсолютно идеологически нейтральны» [20, с. 38]. Различие между теорией Маркса и другими социологическими концепциями заключается в том, что Маркс не скрывал политической ориентации и классового подхода в своих работах. Идеология была органически вплетена в структуру его теоретизирования. Но именно в этом и состояла научная ценность его концепции, выразившей


490_______________________ Глава 21. Карл Маркс и неомарксизм

существенную особенность капиталистического общества, которое породило отчетливо выраженный классовый антагонизм [20, с. 38].

Маркс был первым мыслителем, рассматривавшим общество как самостоятельную и объективную реальность, пишет другой американский ученый Л. Козер [5]. Структура трактовки марксовой социоисторической концепции Козером, характерная для ряда современных западных марксологов «академической» ориентации, заслуживает изложения в своих основных пунктах. Козер отмечает, в частности, что общество рассматривается в учении Маркса как подвижное равновесие противостоящих сил, порождающих социальное напряжение и борьбу. Причем классовая борьба в большей степени, чем мирное развитие, выступает источником прогресса, а социальный конфликт — сердцевина исторического процесса [5, с. 43]. Общество, зарождаясь из мира природы, занимает свое особое место в ней. Движущая сила истории — это тот способ отношений, в которые люди вступают в борьбе за добывание из природы средств существования. Активное отношение человека к природе выражается в феномене технического прогресса, обеспечивающего расширенное воспроизводство его жизни. Первичные биологические потребности человека, обусловленные обменом веществ, — необходимая предпосылка существования любого организма — были основными целями homo sapiens на заре человечества. Но борьба человека с природой не прекращается с удовлетворением этих потребностей. Человек — постоянно неудовлетворенное животное. Удовлетворение жизненных потребностей ведет к появлению новых. Это порождение новых потребностей является, с точки зрения Маркса, первым историческим актом, который собственно и превращает человека в субъекта своего исторического процесса, преобразующего природную среду, в отличие от животного, лишь приспосабливающегося к окружающей среде. По мнению Козера, без этого основательного теоретического фундамента, заложенного Марксом, современная социологическая теория вряд ли была бы возможной.

Весьма позитивно оценивается и значение марксова материалистического понимания истории. Так, Козер детальнейшим образом прослеживает структуру рассуждений Маркса, развивающих теорию исторического материализма: если материализм объясняет сознание из материи, то материализм в применении к общественной жизни объясняет общественное сознание из общественного бытия; люди, развивая независимо от субъективных мотивов реальное производство и другие общественные отношения, сами изменяются в процессе этой деятельности. Соответственно меняются и формы мышления. Не сознание определяет бытие, а бытие определяет сознание.

Козер указывает как на преемственность, так и на существенное различие между социальной философией Гегеля и Маркса.


Глава 21. Карл Маркс и неомарксизм 491

В отличие от Гегеля, для которого эволюция человечества зависит От эволюции идей или человеческого духа, Маркс отправной точкой считает эволюцию материальных условий. Обращаясь к «Нищете философии», Козер выделяет мысль Маркса о том, что правовые отношения, так же как и формы государства, не возникают ни сами по себе, ни из некоего общего уровня развития человеческого разума, но коренятся в материальных условиях жизни. Изменение социальной системы не может быть объяснено внесоциальными факторами, такими, например, как география или климат, поскольку эти факторы остаются относительно постоянными перед лицом исторических трансформаций. Нельзя также объяснить эти изменения появлением новых идей. Возникновение и принятие идей зависит не от самих идей. Идеи не первотолчок, а отражение, прямое или опосредованное, материальных интересов.

Маркс, по мнению Козера, воспринял от Гегеля системный подход, согласно которому общество рассматривается как структурно взаимосвязанное целое. Любой аспект этого целого — будь то правовые нормы, система образования, религия или искусство — не может рассматриваться обособленно. Кроме того, общества представляют собой не только структурные целостности, но и развивающиеся совокупности.

Но, пишет Козер, вклад Маркса в социологическую теорию заключается в выявлении той независимой переменной, которая играла самую незначительную роль в гегелевской системе, а именно способа материального производства. Хотя исторические явления суть результат взаимодействия многих компонентов, все они, за исключением экономического фактора, изменчивы и зависимы. Политическое, правовое, философское и культурное развитие опирается на экономику. Это не означает, что экономическая сторона — единственный активный фактор социальной динамики, а все остальное — пассивная результирующая. Скорее речь идет о взаимодействии всех сфер между собой, с преобладанием в конечном счете экономической необходимости.

Без каких бы то ни было трансформаций Козер воспринимает и другой аспект марксовой социально-исторической теории, а именно его концепцию базиса и надстройки. Экономическая структура общества, признает он, — это те отношения, в которые люди вступают в процессе материально-производственной деятельности (базис общества). Он составляет реальное основание, на котором зиждется вся «культурная суперструктура» общества — надстройка. Производственные отношения независимы от желания и воли людей, но соответствуют определенному уровню развития производительных сил. Тип производства материальной жизни определяет общий характер социальных, политических и духовных процессов. Важной, с точки зрения Козера, является мысль Маркса о том, что люди рождаются в обществах, в которых отношения собственное-



Глава 21. Карл Маркс и неомарксизм


ти уже определены. Эти отношения собственности приводят к возникновению различных классов. Как человек не может выбрать себе отца по своему желанию, так он не может выбрать классовую принадлежность.

Социальная мобильность, отмечает Козер, хоть и признается Марксом, практически не играет роли в его анализе. Человек принадлежит к определенному классу по своему рождению, он становится феодалом или крестьянином, рабочим или капиталистом с предписанным ему образом жизни. Его классовая роль как бы предопределена заранее. Индивиды действуют лишь постольку, поскольку они являются олицетворением экономических категорий, воплощением определенных классовых отношений и классовых интересов.

Марксова теория классов и классовой борьбы анализируется ныне в работах американских социологов самым тщательным образом. И все же она интересует их скорее как достояние истории социально-философской мысли, чем выражение нынешнего положения дел.

По Марксу, пишет Козер, различие классовых интересов проистекает не из классового сознания индивидов или его недостаточности, а из их объективного положения в процессе производства. Люди могут не осознавать своих классовых интересов и тем не менее руководствоваться ими в своих поступках.

Козер скрупулезно и вполне академично, без каких бы то ни было «вольностей», излагает марксову концепцию развития производственных отношений по мере изменения уровня производительных сил, а также его идею неизбежности отторжения старой социальной структуры новыми, развившимися внутри нее классовыми силами.

Нам важно, разумеется, не само по себе воспроизведение позиций Маркса одним из современных американских социологов, но оценка марксизма как значительного, исторически обусловленного этапа социологической мысли. Козер, так же как и многие другие западные марксологи, намекает, что, акцентируя внимание на главном в современный ему период, Маркс оставлял многие вопросы на будущее открытыми или проясненными лишь наполовину.

1. Проблема рационализации общества в «критической теории»

Неомарксизм, или «западный марксизм», зародившийся в Западной Европе и распространившийся несколько позднее в США, представляет собою в первую очередь критическое переосмысление социологических идей Маркса Бернштейном и Каутским, Коршем и Колетти, Лукачем и Грамши и др.


1. Проблема рационализации общества в «критической теории» 493

«Западный марксизм» обладает несомненной эвристической ценностью, хотя до последнего времени он, как известно, с порога отвергался догматически ориентированными «марксистами» сталинской школы. В обход тупиковой, «столбовой дороги» официального марксизма, имевшего сторонников и на Западе, сформировалась критическая позиция как в отношении сталинской ортодоксии, породившей тоталитарные режимы, разные по форме, но мало чем отличающиеся по своей антигуманной сущности. Объектом критики стала и сама марксова теория (за ее «экономический детерминизм», «механистичность» [4; 21]).

Речь шла не об ошибках экономического детерминизма в собственно экономической сфере, а о неправомерности такого подхода в области культуры. «Критическая теория» основывалась на марксовой же традиции, но на работах молодого Маркса, в частности на изданных в 1932 г. «Экономическо-философских рукописях».

Наиболее влиятельной неомарксистской теорией была социологическая критика марксизма в концепциях Франкфуртской школы, сформировавшейся в 30-е годы в рамках Института социальных исследований во Франкфурте-на-Майне. С точки зрения франкфуртцев, социология Маркса не выполнила своих обязательств помочь людям, оказавшимся под прессом современного общества. Когда социологи рассматривают общество как целое, утверждали франкфуртцы, они зачастую игнорируют взаимоотношения индивида и общества. Хотя большинство из них не виновны в этом, но так или иначе они оказались неспособны помыслить политические изменения, которые сделали бы общество более гуманным. Неомарксист Золтан Тар заметил по этому поводу, что социология становится «составной частью существующего общества вместо того, чтобы выработать аппарат для его критики, фермент его обновления» [3, с. 10].

Если марксистская концепция нацелена в первую очередь на экономические проблемы, попадая «в тенета экономического детерминизма», «критическая школа» ориентирована на социокультурные проблемы: на исследование культурных феноменов как отражения реальности современного западного общества. «Критическая школа» концентрирует внимание на подавлении личности окружающей ее и господствующей над ней культурной средой.

В этом плане очевидно влияние на критическую школу не только со стороны Маркса, но и Вебера, рассматривавшего рациональность в качестве доминанты развития современного мира. Т. Шройдер, например, заявлял, что человек в современней обществе подавлен скорее «рациональностью», чем экономическим или социальным принуждением [21]. «Критическая теория» исследует веберовское различение между формальной рациональностью и содержательной рациональностью, или разумом. Формальная рациональность ассоциируется с «технократическим мышлением», цель которого


494________________________ Глава 21. Карл Маркс и неомарксизм

далека от освобождения людей. Его задача — найти наиболее действенные средства для осуществления любых целей, важных с точки зрения тех, кто обладает властью. Технократическому мышлению противостоит разум, предполагающий оценку средств с высоты общечеловеческих ценностей: справедливости, мира, счастья и т. д. С точки зрения «критической теории», скажем, нацизм вообще, а концлагеря в особенности, есть пример формальной рациональности в ее смертельной битве с разумом: «Освенцим был сферой рационального, но неразумного» [6, с. 15].

Несмотря на кажущуюся рациональность современной жизни, в действительности она глубоко иррациональна [13]. Разве не иррационально то, что так называемый рациональный мир разрушает индивидуальность человека, его потребности и способности, что только через войны достигается мир, что рядом с богатством и роскошью уживается нищета и эксплуатация? Современная технология также являет собой пример формальной рациональности. Именно технология, по мнению Г. Маркузе, завела современное общество в тупик тоталитаризма. Технология не может быть нейтральной, она скорее выступает как средство установления власти одних людей над другими, служит подавлению индивидуальности.

В результате складывается «одномерное общество», в котором индивиды теряют способность критически оценивать общество и свое собственное положение в нем. Что касается Маркузе, то он имеет в виду не технологию вообще, а технологию в «капиталистическом обществе». Маркузе поддерживает утверждение Маркса, что технология может быть использована и для того, чтобы создать лучшее общество, Марксов анализ капиталистического общества, пишет он, во всяком случае, давал надежду на это лучшее общество, тогда как большинству сторонников «критической теории» она внушила лишь отчаяние.

Проблемы, поставленные неомарксистами, относились не только к западному обществу, но и ко всему современному «рациональному» миру, включая и социалистическое общество. Дефицит позитивного содержания, который ощущали и сами представители «критической теории», затрудняет рассмотрение ее как законченной социологической концепции. Но в ее рамках был высказан ряд идей, вошедших в качестве существенных элементов в структуру современной социологической мысли или заложивших основы новых ее направлений, таких, как современная социология культуры (пребывавшая до того, по сути дела, в эмбриональном состоянии).

Позитивен мощный критический заряд, направленный против «массовой культуры», или, как выражались франкфуртцы, «культурной индивидуальности». Последняя рассматривалась ими как «рационализированная», «бюрокративизированная» структура, контролирующая всю современную культурную жизнь, В сущности, их интерес к культурной индустрии относился к массовому поня-


1. Проблема рационализации общества в «критической теории» 495

тию «надстройки», а не к экономическому базису. Под культурной индустрией подразумевалась «массовая культура», говоря словами Джея, «административная... регламентированная (направленная), вторичная, поддельная, а не реальная культура» [11, с. 216]. «Критические» социологи указывали на изначально фальшивый характер «культурной индустрии» как системы, направленной на массовое оглупление посредством распространения специально препарированной информации. Это обусловливает репрессивный характер массовой культуры.

«Индустрия знания», которая организована в достаточно автономные структуры общества, также играет двойственную роль: помимо просветительской и под личиной просветительства практически осуществляется подавление личности в обществе [21].

Проблема рациональности и рационализации занимает существенное место и в работах представителя современного поколения франкфуртцев — Ю. Хабермаса. В рассуждениях Хабермаса о рационализации также заметно влияние Вебера. Центральным пунктом выступает различие между целерациональным и коммуникативным действием. Прежде, по мнению Хабермаса, внимание концентрировалось на рационализации разумного действия. Однако это привело к росту производительных сил и возрастающему социальному контролю над жизнью [10]. Именно поэтому данная форма рационализации представляет большую проблему для современного общества.

Хабермас рассматривает вопрос о рационализации в другом аспекте. С его точки зрения, решение многих социальных проблем состоит в рационализации коммуникативного действия. «Это ведет к освобождению от господства, к свободному и открытому общению, к устранению ограничений коммуникации» [10, р. 118; 7].

В нормативном плане такая рационализация повлекла бы к снижению репрессивности и жестокости. Следствием было бы возрождение индивидуальной гибкости и рефлексивности. Развитие этой новой, менее суженной или даже полностью свободной от ограничений формы рационализации составляет основу теории социальной эволюции Хабермаса. Рационализация, предлагаемая им, ведет не к новому способу производства, как у Маркса, а к новой нормативной системе человеческих отношений, свободных от извращения. Сам Хабермас оценивает свою позицию несколько иначе, однако многие авторы усматривают его вклад в социологию и в критическую переоценку марксизма именно в смещении акцента с производительной на нормативную или коммуникативную сторону.

Итог социальный эволюции, по Хабермасу, — рациональная социальная организация, т. е. свободно коммуницирующее общество. Это означает, что идеи открыто выдвигаются, отстаиваются, критикуются, развитие мысли регулируют свободные соглашения.


496______________________ Глава 21. Карл Маркс и неомарксизм

Хабермас, поставив перед собой задачу реконструкции исторического материализма в «критическом стиле», опирается на многие исходные понятия, употребленные Марксом: «человеческие способности», «форма бытия», «чувственная человеческая деятельность» и др. Однако он доказывает, что Марксу не удалось провести различие между компонентами бытия —- трудом, или целенаправленной деятельностью и социальным коммуникативным действием. По мнению Хабермаса, Маркс свел последнее к первому, т. е. к труду [8, р. 42]. Противопоставляя свою концепцию марксовой, он пишет, к примеру: «В качестве исходной посылки, я начинал с фундаментального различия между трудом и интеракцией» [10, р. 91].

Таким образом, на передний план в концепции Хабермаса выдвигается понятие «коммуникативного действия». Целенаправленное действие направлено на достижение цели, указывает Хабермас, задача же коммуникативного действия — достичь понимания в общении. По его мнению, поступки действующих лиц определяются не эгоцентрическим подсчетом успеха, а актами достижения понимания. В коммуникативном действии участники ориентированы прежде всего не на свои собственные успехи; они преследуют собственные цели при условии, что могут гармонизировать свои планы действий на основе определения общей ситуации [9, с. 286].

Хабермас считает принципиально важным доказать в противовес марксизму, что «коммуникативное действие» (в отличие от целерационального, т. е труда) — это первостепенный аспект человеческого бытия, это основа всей социокультурной жизни, а также гуманитарных наук.

Если Маркс исследует труд как всеобщую социоэкономическую категорию, то Хабермас утверждает, что труду как целерациональному действию должен быть противопоставлен труд как коммуникативная деятельность, т. е. труд свободный и творческий. В нем кроется залог подлинно человеческого общения, свободного от принуждения. Маркс исследует превращенные формы труда, Хабермас — искаженные формы коммуникации.

Западные исследователи усматривают еще одну параллель между «осевыми линиями» в концепциях Хабермаса и Маркса: их политические позиции. Цель Маркса — коммунистическое общество, тогда как идеал Хабермаса — общество, свободное от извращенных коммуникативных форм. В данном пункте Хабермас, как и другие сторонники «критической теории», соприкасается не только с Марксом, но и с Фрейдом, перенося психоаналитические методы с индивидуального на социальный уровень.

Психоаналитик через общение пытается помочь преодолеть репрессивные блоки в коммуникациях. Подобным же образом посредством терапевтической критики «аргументации, которая служит выяснению систематического самообмана» [21], сторонник «критической теории» пытается помочь людям преодолеть социальные барьеры.


2. Гуманизм и «экономический детерминизм»____________________ 497

Хабермас вслед за Марксом полагает, что базис будущего общества закладывается в современном мире. Однако он имеет в виду не общественное бытие капитализма, а систему коммуникаций, из которой в новом обществе могут возникнуть неизвращенные взаимоотношения между людьми.

2. Гуманизм и «экономический детерминизм»

Одной из центральных тем в социологических воззрениях неомарксизма, особенно в последнее время, является проблема гуманизма. Ее критический пафос связан с негативным отношением к «экономическому детерминизму», который, как уже указывалось, считался основным недостатком марксовой концепции. Вряд ли такие суждения исторически справедливы. Самооценки Маркса и ответы Энгельса критикам в письмах 90-х годов свидетельствуют, что они с Марксом решали задачи, поставленные историей и развитием социальной и философской мысли своего времени, и не могут нести ответственность за то, чего не сделали их последователи. «Гуманистические» теории неомарксистов содержат рациональное зерно в тех случаях, когда исследуются аспекты, которые не охватывала (и не могла охватить) теория Маркса. Как бы то ни было, их суждения в этом плане, безусловно, представляют интерес.

Одной из самых заметных фигур среди неомарксистов 70-х годов был Луи Альтюссер (1918—1984). Лейтмотивом его работ было сравнение «Капитала» с «Экономическо-философскими рукописями» Маркса. Молодой Маркс намечал концепцию активной, творческой и свободной личности. Согласно Альтюссеру, суть зрелой марксовой теории — в анализе структуры общества и законов, которые управляют действием этих структур, а не свободно действующими лицами. С его точки зрения, эта суть проявилась в «Капитале» с особой ясностью. Альтюссер писал: «Если мы всерьез примем то, что Маркс говорил нам о реальной диалектике истории, то следует считать, что не люди делают историю — хотя ее диалектика реализуется в них и их практике, — а массы, вовлеченные в классовую борьбу» [6, с. 168].

Альтюссер доказывал, что есть очевидный эпистемологический разрыв между работами молодого и зрелого Маркса в переходе Маркса от философской субъективности (идеологической позиции) к абстрактной теории (научной позиции). Альтюссер разделил творчество Маркса на два главных периода: до и после 1845 г. До 1845 г. он оценивается главным образом как философ-гуманист. Затем начинается период научной переориентации.

Альтюссер признает, что в 1845 г. Маркс сделал беспрецедентное по значимости научное открытие: «он основал новую науку — науку об истории общественных формаций» [2, с. 13]. Но эта наука,



Глава 21. Карл Маркс и неомарксизм


 


с точки зрения Альтюссера, предполагала решительный отказ от теорий, выводящих историю и политику из сущности человека. Альтгоссер усматривает в этом драматическом решении три главных момента. Во-первых, Маркс развил новую систему понятий, заменяющую гуманистическую терминологию («отчуждение», «формы бытия» и др.) понятиями общественных формаций, надстройки, производственных отношений, производительных сил. Во-вторых, Маркс подверг теоретической критике все формы философского гуманизма. В-третьих, Маркс определил гуманизм как форму идеологии — элитарную и искаженную идею системы. Вывод Альтюссера весьма категоричен: «Этот разрыв со всяким философским... гуманизмом — отнюдь не второразрядная деталь; это и есть научное открытие Маркса» [2, с. 297]. Критический пафос, очевидно, направлен не по адресу: он бьет по тому догматизированному «марксизму», который распространился среди ряда практиков революционного движения конца века. Они восприняли в вульгаризированном виде «Капитал», а «Экономическо-философские рукописи» были утеряны и увидели свет лишь в 1932 г.

Разрабатывая структуралистскую версию марксизма («марксистский структурализм»), Альтюссер трактует труды Маркса как первый структуралистский анализ капиталистического общества. Он принимает позицию Маркса относительно определяющей роли экономического фактора, но определяющей лишь «в конечном счете». При всей важности экономического базиса, убежден он, огромную, если не первостепенную значимость имеют и другие структурные компоненты капиталистического общества.