Штрассера прибирают к рукам

 

Чтобы удержаться на своей позиции, Гитлеру нельзя было выступать арбитром во всех этих неулаженных в лоне партии спорах. Он не в состоянии был истребить оппозицию как таковую, но он мог дать ей в зубы, как только она их покажет. А она не замедлила это сделать. В Германии началось в то время широкое политическое движение – борьба против уплаты так называемых компенсаций бывшим государям. В действительности это была борьба против консервативных сил, не тронутых революцией; с помощью легальных средств, допускаемых новым государством, эта борьба могла бы стать завершением революции: республика находилась тогда на вершине власти, президент маршал Гинденбург салютовал ее флагу, немецкая национальная оппозиция управляла с помощью закона о защите республики и через несколько лет даже торжественно подтвердила изгнание бывшего кайзера. Движение против уплаты «компенсаций» нашло приверженцев также среди национал-социалистов в северной Германии.

Особенно горячился и протестовал против уплаты компенсаций д-р Отто Штрассер. Он требовал, чтобы национал-социалисты тоже приняли участие в плебисците. Это стало той петлей, с помощью которой Гитлер удавил северонемецкую оппозицию.

14 февраля в Бамберге состоялась конференция главарей партии. Из северной Германии приехали только Штрассер и Геббельс – у прочих якобы не хватило денег на дорогу. Руководители областных организаций выполняли тогда свою партийную работу еще безвозмездно; они выезжали в другие места только в том случае, если могли надеяться сколотить себе средства на проезд денежными сборами на собраниях. Гитлер уже мог быть щедрее по отношению к себе, да и не только по отношению к себе; руководители организаций Тюрингии, Саксонии и Баварии легко могли приехать в Бамберг, лежащий между этими тремя провинциями.

Гитлеру не стоило большого труда нанести поражение защитникам экспроприации государей. Это была их ахиллесова пята. Агитация против государей, заявил он, покоится на лжи; экспроприируйте сначала «государей» биржи, денег, торговли. Чтобы прикрыть свою борьбу против экспроприации государей, национал-социалисты внесли в рейхстаг предложение, первый параграф которого гласил: «Безвозмездно отчуждается на благо общества все состояние князей банков и биржи, иммигрировавших в Германию с 1 августа 1914 г., восточных евреев и прочих представителей других национальностей, затем также прирост имущества, последовавший с этого момента в результате наживы на войне, революции, инфляции и дефляции».

Кроме приведенного выше главного возражения у Гитлера было припасено еще несколько пустых, но благозвучных «мотивировок». Мы, заявлял он, не намереваемся давать государям то, что не принадлежит им, но не следует также отнимать у них то, что им принадлежит, «так как мы стоим на почве права». Никто, продолжал он, не в праве заключать из этого о пристрастии нашей партии к монархии; вопрос о форме государственного управления имеет такое же второстепенное значение, как вопрос о цвете солдатских мундиров.

Это было не очень почтительно по отношению к монархам, но фактически помогло Гитлеру справиться с фракцией сторонников экспроприации. Месяц спустя партийное руководство открыто декретировало: «Члены национал-социалистической партии должны воздержаться от участия в инсценированном евреями плебисците».

Надо полагать, в северной Германии вряд ли было известно в то время, что Гитлер 9 ноября намеревался довести до конца свой путч с помощью баварского кронпринца. Там была известна только официозная партийная версия – легенда, будто Гитлер должен был предупредить монархический государственный переворот. Так или иначе отказом от плебисцита Гитлер отстранил свою партию от участия в самом мощном народном движении, имевшем место в Германии со времени революции. В основном это движение было враждебно государям, но в нем отчасти сказалось также возмущение верноподданных, разоренных инфляцией, – таких людей было немало; Гитлер мог бы привлечь их в свою партию, выступая за экспроприацию, но он отказался от этого.

Итак, северонемецкая оппозиция была убита при помощи королевского скипетра. Ганноверское «сотрудничество» было распущено. Однако Гитлеру не удалось заставить Штрассера отречься и по другим пунктам. Штрассер остался при своем тезисе, что не следует смущать умы и сердца национальной молодежи антибольшевизмом, лишенным правильного инстинктивного чутья. Это, заявил он, – можно сказать, классический пример искусной работы капитализма: ему удается запрячь в свою борьбу против антикапиталистического большевизма и такие силы нации, которые не имеют ничего общего с капиталистической эксплуатацией.

Гитлер резко возражал: тот, кто, совершенно не понимая нынешней России, высказывается сегодня в пользу германо-русского союза, упускает из виду, что подобный союз означает немедленную большевизацию Германии. Гитлер высказывался за союз с Италией; вообще, по его мнению, на первый план во всей внешней политике должен стать вопрос о союзах. Южный Тироль не должен играть никакой роли, вопрос о нем не должен мешать возможности соглашения с Италией. Все равно, отвоевание южного Тироля силой – утопия, так как слишком много пришлось бы поставить на карту для этой цели. Никаких сентиментальностей! Кроме того Муссолини – железный человек, свергнувший демократический режим и заслуживший этим ненависть масонов всего мира.

 

Дезертирство Геббельса

 

Мы видим: все это – чисто академические споры. Правда, для Гитлера это были вопросы величайшей важности, но в то время они не могли иметь другого практического значения кроме того, что приукрашивали склоку на бамбергской конференции. В конце концов главной целью Гитлера было разбить северогерманскую оппозицию. Это было достигнуто не только формальным роспуском ганноверского «сотрудничества»; еще важнее было то, как это произошло. Дело в том, что Геббельс перешел на сторону Гитлера. Он примкнул к Гитлеру, Федеру, Штрейхеру; Штрассер остался совершенно один. Геббельс, извлеченный на свет божий Штрассером, поступил с последним точно так же, как сам Штрассер год назад поступил с Грефе. С тех пор Геббельс и Штрассер ненавидят друг друга. Господство Гитлера в партии до осени 1932 г. – впрочем, с течением времени оно становилось все более шатким – покоилось на вызванных им раздорах между Штрассером и Геббельсом.

В Бамберге ликвидирована была партия заговорщиков, замышлявших дворцовый переворот в национал-социалистической партии. Но Штрассер продолжал борьбу. Если Гитлер употребляет теперь все силы, чтобы упрочить финансовое положение своего партийного центра, то оба Штрассера пытаются наверстать упущенное и создают с этой целью свое собственное издательство. Со времени ганноверской конференции имелось предложение руководителя померанской окружной организации, профессора грейфсвальдского университета Валена, которому принадлежал ряд газет «фелькише» в северной Германии. Братья Штрассеры оба обладали некоторыми средствами, они купили у Валена его задолжавшееся издательство и основали 1 марта 1926 г. в Берлине «Кампф-Ферлаг» (издательство «Борьба»), в котором с течением времени стало выходить пять национал-социалистических газет. Главной из них была еженедельная «Берлинская рабочая газета», она редактировалась Отто Штрассером и отличалась несколько тяжелым стилем. Вопреки названию издательства, эта газета скорее поучала читателя и вызывала его на размышления, чем звала к борьбе; разносторонностью своего содержания и своей порядочностью она, однако, была на голову выше, чем «Фелькишер беобахтер».

Создание этой публицистической цитадели Штрассеров несколько запоздало. А может быть, нападение ганноверцев и плебисцит против государей последовали слишком рано. Братьям Штрассерам удалось создать себе в Северной Германии политическую базу, из которой Гитлер не мог их вытеснить, но пока и им пришлось отказаться от мечты окружить мюнхенского вождя и обезвредить его на посту почетного председателя. Переход Геббельса – «неслыханная измена своим друзьям», как назвал этот поступок руководитель штурмовых отрядов капитан фон Пфеффер, – был вызван, надо думать, тем простым соображением, что в условиях, когда влияние ограничивалось только северной Германией, у Гитлера было больше шансов сохранить свою власть. Так или иначе Геббельсу отныне был закрыт доступ в ряд мест на севере; Гитлер использовал его для агитации в Баварии и Вюртемберге, где руководитель местной организации Мундер оказался не на высоте своей задачи.

 

Падение Эссера

 

Новая карьера Геббельса в партии началась как раз тогда, когда окончилась карьера другого вожака, кое в чем сходного с ним. Мы имеем в виду Германа Эссера. Этот невозможный молодой человек вызвал своими интимными связями нарекания в нюрнбергских партийных кругах. Когда к нему обратились с упреками, он огорошил своих обвинителей следующим ответом: благодаря своей связи с той нюрнбергской дамой, о которой идет речь, он в плохие времена добывал у ее мужа деньги для партии, Гитлер же до сих пор не вернул этих денег.

Если это было верно, то это чрезвычайно компрометировало партию. Эссер должен был дать своему шефу, не желавшему портить отношений с нюрнбержцами, обещание, что не будет более показываться в Нюрнберге. Он, однако, не сдержал своего слова, и взбешенный Гитлер заявил: теперь конец моему долготерпению, ради Эссера я уже не раз жертвовал более достойными друзьями. Пусть молодой человек совершит что-нибудь дельное, а до этого не показывается мне на глаза. Конечно, этого не нужно было понимать буквально. Гитлер не мог бросить человека, знавшего многие его тайны; это было бы опасно для него. Однако с тех пор Эссер, самый старый и долгое время самый преданный соратник Гитлера, вынужден был подвизаться в партии на вторых ролях.

 

Новый устав партии

 

Отдавая себе отчет в положении, создавшемся после бамбергской конференции, Гитлер не мог не видеть, что он добился полновластного господства над чем-то вроде пустого места. Партия, несмотря на все свои митинги, фактически сошла с политической арены в Германии. Для любой партии важны не только ее безусловные сторонники, но важно также настроение широкой неорганизованной массы, тех, кто по меньшей мере не является ее противником. Число зарегистрированных приверженцев было в 1923 г. не выше, чем теперь, но тогда многие охотно оказывали поддержку новому движению. В 1926 г. у гитлеровцев было несколько сот тысяч приверженцев, и только; все остальное население Германии не было даже враждебно им, оно просто было к ним совершенно равнодушно. Гитлеровцы шептались по углам о том, что партия умирает. Положение было хуже, чем при новом основании партии в 1925 г. Тогда имелись еще надежды, тогда было еще четырнадцать депутатов в рейхстаге и оставалось большое наследие от движения «фелькише» в стране. Это наследие растаяло теперь под теплыми лучами экономического подъема. Каждый день приносил печальные известия. То и дело от партии отходили ее старые друзья: Крибель купил себе небольшое имение в Каринтии, Брюкнер получил место в «Обществе заграничных немцев», Рем работал на железопрокатном заводе. Все это были не исключения. Все лица с именем и положением, которые прежде наперебой теснились вокруг Гитлера, теперь старательно избегали его. В 1923 г. баварская буржуазия в целом, не только национал-социалистические избиратели, была в душе за Гитлера; теперь она стыдилась своего тогдашнего настроения; бывшие штурмовики приходили в замешательство, когда им напоминали о старом.

Не потерять духа в эту тяжелую годину тоже было немалым делом. Но это было не столько заслугой отдельных лиц, сколько самого движения. Что касается Гитлера, то он охотно пришел бы к соглашению с «фелькише», если бы только они желали этого; братья Штрассеры, возможно, тоже поступили бы так, если бы были хозяевами в партии, но теперь им приходилось опасаться, что при соглашении с «фелькише» они-то первые и будут принесены в жертву. Таким образом раздоры между главарями способствовали тому, что партия сохранила свою жизнеспособность.

Гитлер постарался теперь обеспечить свое руководство в партии всеми мыслимыми гарантиями. На общем собрании членов партии, состоявшемся 22 мая 1936 г. в Мюнхене, он дал партии новый устав, в котором вождю отводилась исключительная, решающая роль. Чтобы раз навсегда положить конец попыткам северян, собрание постановило, что в программе партии не допустимы никакие перемены, а между тем сам Гитлер в своих рефератах давно уже не оставил живого места в этой программе. Из буквы программы сделали теперь частокол, защищающий вождя.

По новому уставу центральной организацией партии являлось теперь «Национал-социалистическое немецкое рабочее общество в Мюнхене». Руководство его является в то же время имперским руководством партии, а также мюнхенской местной группы. Таким образом, за первоначальным мюнхенским союзом признавалось исключительное положение в партии; он остался вотчиной Гитлера. Задача партии – объединение всех трудящихся с целью «создания для нашего народа предварительных условий к достижению политической и экономической самостоятельности»; согласно программе мюнхенского союза, это должно произойти на почве «моральных факторов и усовершенствования как отдельных личностей, так и народа в целом. Партия строится из местных групп; местные группы объединяются в окружные союзы. Для обеспечения твердого руководства движением за все направление отвечает в первую очередь председатель партии».

Имперское руководство создает ряд комитетов, как то: комитет пропаганды, комитет молодежи, спорта и гимнастики, организационный и финансовый комитеты. Председателей, а отчасти также членов этих комитетов назначает первый председатель партии, т. е. тот же Гитлер. Имперское руководство партии состоит из президиума, т. е. первого председателя Гитлера, секретаря и казначея (обычно не имеющих влияния), затем из председателей упомянутых комитетов и наконец из секретаря центрального хозяйственного бюро партии, который тоже зависит от Гитлера и не имеет влияния. Президиум несет ответственность только перед общим собранием членов.

Интересен (185) 8: «Чтобы дать председателю партии полнейший простор в его руководстве и сделать его независимым от решений большинства того или иного комитета, а с другой стороны, воспрепятствовать нарушению принципов, предписываемых партийной программой или уставом, десятая часть членов партии имеет право созвать чрезвычайное общее собрание членов, привлечь перед ним к ответственности председателя партии и предпринять новые выборы; упомянутая десятая часть членов должна потребовать созыва чрезвычайного собрания в письменном виде, изложив цель и мотивы этого требования». Воистину, должно произойти нечто ужасное, прежде чем будет реализована подобная гарантия.

Для обеспечения диктатуры Мюнхена в партии были приняты еще три важных решения. Во-первых, постановлено было, что руководители окружных организаций должны назначаться Гитлером; таким образом, положен был конец старому «демократическому слюнтяйству», при котором эти организации сами назначали своих руководителей или же их давал им Штрассер. Во-вторых, решено было построить по-новому штурмовые отряды; с этой целью создан был упомянутый выше комитет спорта и гимнастики. Защитные отряды Берхтольда признаны были не удовлетворяющими своей цели; этот молодой человек, совершенно неизвестный в Германии, не мог зарекомендовать себя в окружных организациях и у руководителей местным групп. Эти руководители хотели собственной властью строить свои местные «защитные группы» и назначать их руководителей. Теперь строительство новых штурмовых отрядов поручено было бывшему начальнику «Фронтбанна» в Эльберфельде, отставному капитану Францу-Феликсу Пфефферу фон Саломону. До сих пор Пфеффер был соглядатаем Гитлера в руководстве рурской окружной организации, главной вотчины Штрассера, и контролировал руководителя ее Карла Кауфмана, назначенного Штрассером и конспирировавшего вместе с ним, а также Геббельса.

Третьей гарантией, предусмотренной Гитлером в партийном аппарате, была следственная и примирительная комиссия, сокращенно УША (по начальным буквам ее немецкого названия). Официальной задачей комиссии был разбор предложений об исключении из партии и о полюбовном улаживании споров, а также контроль над приемом членов в партию. Важное политическое значение этой комиссии заключается в том, что первый председатель партии может по согласованию с ней исключать из партии местные группы; так как по уставу первый председатель назначает не только руководителя комиссии, но и членов ее, то эта комиссия является фактически орудием его безраздельного господства над партией; тем не менее сохранена видимость, будто права членов партии, в известной мере их «права человека», находятся в руках «демократической» корпорации. Первым председателем УША был генерал-лейтенант в отставке Гейнеман, его преемником до конца 1927 г. – отставной майор Вальтер Бух, слепо преданный Гитлеру; членами были старый слуга Гитлера Граф и адвокат д-р Франк 2-й, т. е. тоже, безусловно, преданные Гитлеру люди. УША сделалась в партии чем-то вроде черного кабинета Гитлера. Подобные же следственные и примирительные комиссии были организованы также при руководителях окружных организаций.

(185) 12 содержит важный тактический маневр. Целые группы из других союзов или партий принимаются в партию только под тем условием, что они не будут требовать для себя никакой «компенсации». Дело в том, что теперь уже нежелательно было полностью отказывать, как прежде, в приеме таким группам из разваливающейся партии «фелькише», но они не должны были выговаривать себе никаких привилегий.

30 июля этот устав был внесен в реестр мюнхенских обществ. Таким образом, руководство в партии торжественно перекочевало обратно в Мюнхен. Штрассер был побежден. Правда, он немедленно снова ринулся в бой, неутомимо разъезжая, выступая на собраниях и митингах; за один год он выступил на 180 собраниях. Эта цифра, а также 2 400 массовых митингов, организованных небольшой партией в 1925–1926 гг., могут объяснить много тем изумленным наблюдателям, которые непременно желают добраться до причин успеха национал-социализма. Однако отныне Штрассер работал уже не для себя, а как батрак в вертограде своего господина.

Гитлер празднует победу: в начале июля он созывает в Веймаре партийный съезд. Впервые новая национал-социалистическая партия выступает перед общественностью как единое целое. Съезд инсценирован «сознательно антипарламентарно». Еще год назад это было бы невозможно: тогда северогерманские партийные работники попросту высмеяли бы Гитлера, если бы он попытался явиться к ним в позе «дуче».

Теперь однако диктатура иссушила и обескровила движение. Никогда еще партия не была такой чахлой, как на этом смотре в Веймаре. Штурмовиков, которых в их пестрых мундирах согнали из всех окружных организаций, было не больше, чем некогда на параде Гитлера 29 января 1923 г. на мюнхенском Марсовом поле; а ведь там были только баварцы. В Веймаре было обронено крылатое слово о «мертвом национал-социализме».

Но Гитлер остался верен себе. Он предпочитал повелевать тремя тысячами, чем договариваться с тремя миллионами; нужды нет, если партия на время захиреет. Национал-социализм был «мертв», но зато здоровье его величества Гитлера никогда не было в лучшем состоянии.

 

Речи к германскому хозяйству[104]

 

В пустынном ландшафте своей партии Гитлер прокладывает теперь сеть дорог и опорных пунктов в надежде, что новые поселенцы так или иначе появятся. Для этого ему первым делом нужны были средства. Вступительный взнос в 1 марку и увеличение членских взносов до 80 пфеннигов давали немного, раз число членов партии оставалось невысоким. Надо было найти другие источники.

Летом 1926 г. Гитлер начал систематически объезжать Рурскую область и выступать в закрытом кругу перед тамошними магнатами промышленности. Так, например, в середине июня он выступил перед таким закрытым кругом в Эссене; в начале декабря – в Эссене и Кенингсвинтере. В апреле 1927 г. на его реферат в зале Крупна в Эссене явилось уже четыреста приглашенных гостей.

В этом кругу произвело приятное впечатление, что вождь национал-социалистической партии не требовал от работодателей ничего невозможного, – так писала «Рейнско-вестфальская газета» о июньском докладе Гитлера. Гитлер и здесь повторял свое: национал-социализм выступает за частную собственность, он будет защищать хозяйство, построенное на конкуренции, как самую целесообразную или, лучше сказать, единственно возможную форму хозяйства. С другой стороны, он требовал от предпринимателей, чтобы они безусловно стояли за народность и государство.

Дух германского хозяйства был в 1925 г. другой, чем в 1895 г.; это надо учесть, для того чтобы настоящим образом понять речи Гитлера к германскому хозяйству.

То обобществление хозяйства, против которого так восстает национал-социализм в своей программе, заставило мысль работать в новом направлении с «социальным» уклоном, заставило разумнее относиться также к человеческому материалу. Взгляды на народное хозяйство, как ни примитивны они еще у многих так называемых лидеров нашего хозяйственного мира, ушли теперь бесконечно далеко от той жалкой политической экономии лавочников, которая царила над умами старого поколения. Часть наших действительно крупных лидеров хозяйства, юридически являющихся служащими, а фактически господами, чувствует свою ответственность не только в области выплаты дивидендов. Да, надо сказать, что обычные теперь жалобы на зажим акционеров со стороны правления часто вызываются той энергией и любовью к делу, которые кое-где должны пойти на пользу и рабочему. Новая роль выросшего слоя служащих нисколько не смягчила резких противоречий, но создала известное расщепление как раз в очень деликатных пунктах; деспотия капитала, которой классический марксизм справедливо предсказывал недолговечное существование, уступила место гибкой иерархии. Лестница Иакова, идущая от капиталистического неба, еще не достигает до низов общества. Пока еще далеко не каждая способная личность попадает хотя бы на нижнюю ступеньку, однако удлинение лестницы донизу остается целью многих просвещенных капиталистов в интересах капитализма и внутреннего мира. По достижении этой цели капитализм согласно этим новейшим взглядам должен будет уже только служить обществу в целом, точно так же как рабочий будет уже не слугой капитала, а общества. Это положение Гитлер назовет впоследствии национальным социализмом; служба личности целому есть национализм, служба целого личности – социализм. Система, в которой осуществляется то и другое, и есть национал-социализм.

Итак, полная гармония небесных сфер. Сохранение капитализма возможно было лишь благодаря тому, что именно Гитлер назвал «социализмом», а осуществление» гитлеровского социализма – только благодаря сохранению капитализма.