В такой ситуации, вероятно, временное предпочтение следует отдать Т2 3 страница

14. «Эра подозрения»________________________________________ 162

Они универсализировали марксистскую критику и распространили ее с конкретной классовой ситуации на всю историю человечества. Так появилась гипотеза об «инструментальном разуме», согласно которой дело не в том, кому (или даже какому классу и с каким законодательством) принадлежит контроль над средствами производства. Еще более важно то, что с древнейших времен предпочтение отдается тем формам мышления, которые ориентированы на контроль -над природой и другими людьми. В области экономики и теории эта установка начинает решительно господствовать над всеми остальными в эпоху Просвещения. В книге-манифесте Хоркхаймера и Адорно «Диалектика Просвещения» (год выхода - 1947) утверждается, что именно с этого времени «одержимость» интеллекта идеями и возможностями «прогресса», «технологии», «предсказания», «управления», «рационализации», «контроля» и т.п. становится все сильнее и сильнее. В конечном счете вместо освобождения человечества это устремление приводит к таким радикальным и бесчеловечным попыткам создания единственно правильного общества, как фашизм.

Отказываясь от простых и традиционных марксистских аксиом, франкфуртцы встали перед задачей пересмотреть рациональность вообще. Одну из таких попыток предпринял Г. Маркузе, создавший теорию о грандиозной роли люмпенов как носителей неангажированного знания, а также о возможной деидеологизации знания, которая произойдет, если человек снимет с себя наиболее тесные основополагающие путы, сковывающие его сексуальную жизнь. К этому можно добавить, что сексуальная революция, назвавшая Маркузе своим основным теоретиком, в культурном смысле оказалась одной из несомненных опор современного капиталистического потребительского общества. Другое направление западного марксизма двигалось, скорее, в сторону повышения уровня абстракции рассуждений: исследование принципиальных зазоров между мышлением и языком, отождествление философии с критикой. Характерным является близкое социологии знания (но, в отличие от нее, имеющее политическую проекцию) утверждение Адорно о том, что, поскольку аппарат социологии не ней-

кивается от их позиций, с не меньшим основанием может считаться самостоятельным социальным и моральным философом.

14. «Эра подозрения»________________________________________ 163

трален относительно познаваемых структур, критика теории всегда есть критика общества¹. Однако кажется возможным признать, что в целом франкфуртский марксизм вернулся в корпус знания, претендующего на нейтральность и - хотя бы частично возможную - общезначимость. Творчество последнего представителя (или уже преемника) франкфуртской школы Ю. Хабермаса (р. 1929), находящегося в конструктивном диалоге и с герменевтикой, и с постмодернизмом, показывает, насколько далеко он удалился от неомарксизма исходных позиций своих учителей.

Фридрих Ницше: проект переоценки морали

Рассуждения Ницше, конечно же, скорее принадлежат поэтическому, чем научному или методологическому дискурсу. Однако роль Ницше и его экспрессивного и яркого способа изложения чрезвычайно важна для складывания представления о том, что за порядком, который может видеть всякий, прячется на самом деле нечто иное. Мы оставим за скобками дебаты о том, следует ли считать проект Ницше «демоническим», а также разъяснение вопросов об уникальности его воззрений и мере влияния на него Байрона, Вагнера или Шопенгауэра. В любом случае следует признать, что именно Ницше сумел первым (после софистов) задать, чтобы его услышали, один очень простой, но и очень важный вопрос. Обобщая, его можно сформулировать так: «А кто, собственно, решил, что «хорошо» и «плохо» обозначают именно то, с чего мы начинаем об этом думать, и кому это представление о «хорошо» и «плохо» выгодно?».

Столь радикальное сомнение в морали, в принятых способах мышления, причем именно в тех зонах, которые казались очевидными и разделяемыми абсолютно всеми людьми — именно это делает Ницше любимым автором первокурсников и начинающих поэтов. Ницше разоблачает то, что он считает христианством, как последовательный способ смотреть на историю, будущее и культуру с позиции «болыпинст-

¹ Дискуссия Поппера и Адорно о логике социальных наук // Вопросы философии. № 10. 1992. С. 81.

14. «Эра подозрения»________________________________________ 164

ва», «слабых», «заурядных». В своей реконструкции он демонстрирует, как тесно оказываются связаны «мораль» (христианская) и «истина», соответственно, насколько неистинной - если встать на позиции другой (моральной) системы - истина может быть. Понимание заведомой парадоксальности этих мыслей подталкивает Ницше, в условиях относительности и незначимости доказательства, обращаться к другим ресурсам убедительности (например, к стилю, экспрессии, сантиментам). Именно благодаря убедительности и страстности Ницше методология XX века поняла, насколько зыбкими могут быть основания даже, казалось бы, самых незыблемых впечатлений и очевидных способов концептуализации.

Можно не соглашаться с Ницше, Фрейдом или Марксом и принять, что у нас есть право отталкиваться от определенных оснований (например, буржуазных и христианских или, наоборот, пролетарских и атеистических). Однако несомненной заслугой представителей «эры подозрения» все равно остается то, что они с обезоруживающей четкостью поставили исследователей перед необходимостью осваивать — будь то в целях обороны или наступления — интеллектуальные и риторические фигуры исторической критики и проблематизации оснований собственной культуры¹.

Фрейдистская конструкция бессознательного и ее использование при анализе индивида и культуры

Конкретный пример того, как работает методология подозрения, мне хотелось бы привести из области психоанализа. Возьмем в качестве отправной точки известную всем конструкцию Эдипова комплекса. Согласно этой гипотезе, каждый сын на самом деле вожделеет своей матери и находится под психическим прессингом более успешного кон-

Собственно, то, что я предпочел говорить здесь про «интеллектуальные и риторические фигуры», а не про «аргументы» или «идеи», также восходит к мировоззрению «эры подозрения».

14. «Эра подозрения»________________________________________ 165

курента — отца¹; у девочек симметричный невроз («комплекс Электры») тоже есть, хотя проявляется значительно слабее. В очень известной работе Фрейда «Анализ фобии пятилетнего мальчика»² рассказывается история о том, как Фрейд излечил маленького Ганса, боявшегося выходить на улицу. Фрейд догадался связать ненормальный страх пациента перед лошадьми с тем, что детали упряжи ассоциировались у него с очками и усами отца, т.е. признаками взрослого мужчины, что, в свою очередь, было травматичным из-за подсознательной ревности ребенка к отцу. Соответственно, Гансу было представлено приемлемое объяснение, и его страх перестал быть бессознательным и стал контролируемым. Еще более принципиально то, что для взрослого терапевтический эффект мог бы быть еще выше, поскольку какие-то черты его характера или поведения ему убедительно объяснили бы отсылками на весьма далекое детство.

Попробуем посмотреть, как работает такого рода способ рассуждений. Самое принципиальное - это представление о бессознательном; о том, что существуют неизвестные ни ребенку, ни взрослому образцы смыслоконструирования. Хотя людьми эти модели и стереотипы не осознаются, они способны оказывать чрезвычайное влияние на поведение, на процессы восприятия и осмысления, которые человек осуществляет сознательно. Ребенок (или выросший из него взрослый) ничего не знает ни о том, кто такой Эдип, ни о том, что он испытывает чувство страха перед своим отцом и ощущает в сравнении с ним свою неполноценность. За то время, которое нужно индивиду, чтобы осознанно овладеть навыками культурной и социальной жизни, он незаметно для себя приобретет и массу компенсирующих механизмов, которые совершенно не позволят ему признать: «Я не могу работать с этим начальником, потому что он напоминает мне моего отца, которого я еще якобы и боюсь!». Для самого Фрейда становление взрослого человека выглядит как переход от ребенка, живущего по «принципу удовольст-

Подробнее см., например, статью «Эдипов комплекс» по адресу: http://www.-psychoanalyse.ru/predmet/idea4.html#chl6.

Фрейд 3. Анализ фобии пятилетнего мальчика // Фрейд 3. Психология бессознательного: сборник произведений. М., 1989. С. 39 - 123.

14. «Эра подозрения»________________________________________ 166

вия» («подайте мне все, чего я хочу»), к взрослому, живущему по «принципу реальности». Все механизмы культуры и социума служат средством примирить индивида с этой детской обидой на то, что он не может позволить себе всего, чего хочет.

На этом стоит остановиться чуть поподробнее: допустим, одним из самых сильных для человека является сексуальный инстинкт, и, с этой точки зрения, принципу удовольствия соответствует свобода сексуального удовлетворения. Однако культура содержит разного рода опосредующие механизмы. Во-первых, это стандарт моногамного брака, который предлагает наиболее реалистический сценарий в европейском обществе. Во-вторых, это система социальных репрессивных мер для тех, кто чересчур сильно отклоняется от данного стандарта. В-третьих, это набор произведений искусства и их интерпретаций, от Шекспира до Кафки, который в своей равнодействующей идеализирует предлагаемую социумом наиболее вероятную модель. В-четвертых, культура (и особенно - творчество) позволяет индивиду описать, увидеть во сне некоторые нереализуемые его фантазии; уж во всяком случае остается возможность благополучно истратить на их разработку ту энергию, которая иначе ушла бы на чересчур болезненное столкновение с реальностью: этот феномен переплавки влечений в культурные формы Фрейд стал обозначать при помощи очень удачного слова «сублимация». По Фрейду, все эти механизмы являются шифром, скрывающим действующую в бессознательном игру универсальных принципов удовольствия и реальности, и точно так же они могут быть расшифрованы обратно. Культура, конечно, является способом обуздания индивидуального «Я», давлением на него, однако, с точки зрения Фрейда, это давление необходимо. Дело не только в том, что влечения разных людей к удовольствию должны быть приведены к относительному равновесию в рамках объединяющей универсальной системы. Еще важнее то, что помимо позитивного стремления к наслаждению, у человека есть и столь же сильное негативное влечение: к покою, нирване, Танатосу; в социальном мире эта агрессия против себя нередко оказывается направленной против других, и нужны культурные формы для того, чтобы подавлять это деструктивное влечение.

14. «Эра подозрения»________________________________________ 167

Поясняя фрейдистскую метафизику, целесообразно обратить внимание на то слово, которое только что было несколько раз использовано, - «влечение», «Trieb». Фрейд решительно предпочитает слово «влечение» слову «инстинкт», и это очень понятно. Инстинкт - вполне физиологическая вещь, познаваемая в той мере, в какой мы можем наблюдать его со стороны. Действует он или не действует, связано исключительно с обстоятельствами, но никак не с волей наблюдаемого. В этом смысле влечение не является, разумеется, ни инстинктом, ни также его прямым отрицанием — управляемой разумом волей. Влечение — это вовсе не то, что находится в пространстве сознания, воли, целенаправленного поведения человека. В лучшем случае влечения можно осознавать и соглашаться с их существованием в себе, в худшем — опознавать как то, с чем мы в себе не можем справиться. Концепт «влечения» позволяет психоаналитику работать в зоне между инстинктом и сознанием, исследовать проблему, не решаемую ни внешним наблюдением, ни интроспекцией. Влечение существует в бессознательном, оно обладает смыслом, но смыслом неявным, который надо прояснять, и психоанализ является как раз такого рода искусством по освещению смысловых связей, находящихся в потемках нашей души.

Таким образом, за фактом страха перед лошадьми оказалась определенная онтология, картина мира. «Эдипова» зависть к отцу — одно из первых и самых сильных ощущений ребенка. Такого рода нерефлек-тируемые ощущения в ходе взросления индивида вытесняются еще глубже — в область и вовсе бессознательного (уже недоступного артикулированным, отчетливым ощущениям). Главным инструментом и этого вытеснения в частности, и примирения индивида с противоречивыми и неразборчивыми влечениями его собственного бессознательного, и согласования поведения различных индивидов друг с другом оказывается культура — сложнейшая (и появившаяся вовсе не в результате чьего-то осознанного намерения) система по называнию одного другим, подкладыванию объяснений туда, где были вопросы, и вопросов — туда, где только что были объяснения. Впрочем, эта система (и ее отдельные участки в сознании самого индивида) доступна хотя бы частичной расшифровке и уж точно — перешифровке, которая нередко производит на индивида / ученого / больного воздействие,

14. «Эра подозрения»________________________________________ 168

аналогичное желаемому раскодированию. Когда пациенту объясняют скрытую механику его сознания, он испытывает чувство очевидности и понимает, почему и когда он боится лошадей, отца или начальника. Такой медицинский результат свидетельствует о том, что правильными были гипотезы, которые привели к улучшению состояния. Собственно, именно этот чисто медицинский показатель и является в психоанализе главным критерием истины. Я советовал бы обратить внимание на сходство этого понимания с прагматистским способом рассуждения и с марксистским положением о том, что критерием истины является практика. С другой стороны, полезно отметить, что психоаналитическое и марксистское направления понимания этого сюжета все-таки весьма различны.

Психоанализ как мировоззрение или инструмент преобразования общества

Постфрейдистский психоанализ представляет собой сосуществование нескольких спорящих друг с другом тенденций. Самым принципиальным является различие между практиками и теоретиками. Существует такое направление, как неофрейдизм, представители которого пренебрегают продумыванием философской стороны психоанализа. Вместо этого они предпочитают поиск — в каждой конкретной ситуации — наиболее эффективного языка, способного помочь пациенту адаптироваться к окружающим его социальным условиям. Напротив, самый известный и яркий ученик Фрейда, К.Г. Юнг, меньше интересовался моментом излечения конкретного индивида и больше заботился о создании концепции, которая бы приближала всех и каждого к какой-то истине, к индивидуальной и, что еще важнее, коллективной гармонии. Юнг предполагал, что и само по себе индивидуальное бессознательное тоже является лишь частной и принципиально не очень важной формой коллективного бессознательного. Поэтому и исследовать надо не частные сны и оговорки, а мифы, которые являются складом, хранилищем т.н. архетипов. Архетипы - это своего рода образцы (как миф об Эдипе у Фрейда), в соответствии с которыми люди только и способны организовывать свое восприятие и свои мысли; индивиду-

14. «Эра подозрения»________________________________________ 169

альное сознание, целая культура или, в самом простом случае, миф -это результат трансформации и перекомбинирования архетипов, исторически сложивше-гося и не очень большого их набора. Естественно, метод Юнга меньше подходит для медицинских целей и больше дает некоторую картину мира; в плане терапии Юнг склонен рекомендовать некоторое подобие упражнений по духовному самосовершенствованию, опирающихся, в частности, на большой интерес к не-западным интеллектуальным и психическим практикам.

Между фрейдизмом в узком смысле слова и юнгианской теорией коллективного бессознательного расположены, в частности, разного рода школы социального психоанализа. Такие авторы, как Э. Фромм или Г. Маркузе, стремились поставить психоанализ на службу социальной критике. Они также обнаруживали за множеством неврозов и депрессий психологические табу; однако, с их точки зрения, эти табу и комплексы вовсе не изначально были присущи коллективному или индивидуальному бессознательному. Наоборот, психологические факторы создаются и воспроизводятся в ходе исторических социальных практик, и, став предметом сознательного личного и общественного изменения, они способны начать оказывать обратное воздействие на направление истории человечества.

Методологические импликации психоанализа как стратегии эры подозрения

Подводя некоторые итоги, следует обозначить основные завоевания психоанализа в методологическом плане. Конечно же, они не сводятся к возможности по-новому интерпретировать творчество того или иного автора, только лишь указывая на особенности его психологического и сексуального опыта.

Во-первых, психоанализ раскрыл перед гуманитарным знанием дотоле не поддававшиеся науке области желания и смерти. При этом не просто оказалась подчеркнутой значимость этих областей для мотивации человеческого поведения. Удалось продемонстрировать функционирование этих сюжетов как арсеналов моделей смыслообра-зования, важных и для индивидов, и для культуры в целом. Идея о том, что содержание мыслей человека зависит от его телесного

14. «Эра подозрения»________________________________________ 170

опыта (или обобщенной истории человеческой телесности), очень популярна в гуманитаристике XX века. В качестве удачного примера можно привести лингвистическое исследование о том, что в индоевропейских языках такой, казалось бы, абстрактный смысл, как «власть», восходит к смыслу «установление порядка», «распространение», «право». Этому соответствуют корни: rectus, rechte, right; можно сделать вывод, что «власть», в конечном счете, воспринимается через тело - «простирание», «распространение» правой руки. Еще более известный пример — слово «фаллогоцентризм», при помощи которого Ж. Деррида (подробнее о нем говорится в лекции 17) обозначает свойственный всей европейской культуре способ видеть в любом мыслимом объекте только его торчащую словесную ось.

Во-вторых, психоанализ не просто научился привлекать для интерпретации культуры очередную (сексуальную, телесную, инстинктивную) систему символов. Не менее важно, что, начав работать с областью бессознательного, психоанализ познакомил гуманитариев с конструкцией «черного ящика»: в этом ящике поступающие в человека телесные требования и общекультурные значения переплавляются в специфику его индивидуального поведения. Существенно то, что психоанализ начал пытаться осознавать это бессознательное -при всех логических трудностях этой процедуры. С одной стороны, оказывается, что ЗА сознанием, даже после проведения всех логических процедур и после достижения вроде бы абсолютной ясности, на самом деле стоят разные чрезвычайно влиятельные факторы: такие, как универсальная и инстинктивная человеческая сексуальность или мифологические архетипы, как у Юнга. Поэтому Фрейд и находится у истоков упоминавшейся в начале лекции «эры подозрения»: даже когда все ясно и логически правильно, надо искать что-нибудь «стоящее за», чему служат и что прикрывают собой ясность и логика. С другой стороны, в психоанализе это «стоящее за» Нечто не имеет отношения к какой-либо мистике; оно поддается контролирующему научному анализу. По крайней мере, можно устанавливать корреляцию того, что у черного ящика на входе и на выходе, — и такой подход вполне оправдывает использование слова «анализ» в названии психоаналитической стратегии. Само употребление конструкции подобного «черного ящика» и представление о нем как о все-таки доступном

14. «Эра подозрения»________________________________________ 171

для исследования объекте заслуживают того, чтобы быть признанными в гуманитарной гносеологии XX века как весьма удачный ход мысли¹.

Психоанализ выдвинул очень любопытную гипотезу о роли знания вообще. В исследовательской практике ХГХ в. познание чаще воспринималось как самоцель. Психоанализ же, как мы помним, — это медицина: благодаря тому, что пациент осознает двигавшие им втайне от него самого силы, он получает возможность излечиться. По аналогии и познание начинает рассматриваться как средство, как терапия, мягкое, нехирургическое лечение человека или общества. Цель исследования состоит не в том, чтобы раз и навсегда установить «правильный» порядок, но в том, чтобы избавиться от конкретного невроза, конкретной проблемы, пока не начнет беспокоить следующая². Подобное понимание знания получило распространение и время от времени воспроизводится даже в некоторых враждебных по отношению к «эре подозрения» методологических стратегиях XX века.

«Удачный» в данном случае означает не столько «устанавливающий окончательную истину», сколько «способствующий дальнейшим размышлениям».

См. об этом: Хэлд Д. Интересы, знание и действие (К критической методологии Юргена Хабермаса) // Современная социальная теория. Новосибирск, 1995. С. 102-105.

Лекция 15 СТРУКТУРАЛИЗМ

Общая характеристика структурализма

Структурализм иногда признается доминирующей исследовательской стратегией середины XX века. Но не всегда. Главным образом, против структурализма говорит то, что он уже совершенно официально скончался. Часть бывших структуралистов эволюционировала в постструктуралистов, а другие предпочли заявить, что они и структуралистами-то никогда не были. Собственно, таков еще один аргумент против преувеличения роли структурализма: очень размытые границы направления, из-за которых решительно непонятно, в какой мере человека можно называть структуралистом, а не просто ученым или философом, и в какой мере надо при этой идентификации считаться с его собственным мнением.

Однако, с другой стороны, это же соображение можно повернуть и в пользу структурализма: выходит, что, если определять эту программу лишь в общих чертах, она действительно способна объединить очень многих гуманитариев. Структурализм кажется достаточно репрезентативным для того, чтобы на примере его разных сторон показывать различные ориентации гуманитарной мысли. Позитивистов может привлекать академическая страсть к накоплению материала и открытию закономерностей; философам спекулятивного склада структурализм помогает удовлетворить потребность в обосновании возможности знания и в создании определенной картины мира; наоборот, релятивисты получают право проявлять навязчивое внимание к тому, что делает знание невозможным.

Добавим, что успеху структурализма сопутствовали не только интеллектуальные факторы. Были еще и некоторые обстоятельства социального плана, выгодная политическая конъюнктура: здоровая но-

/5. Структурализм__________________________________________ 173

визна этих взглядов по отношению к более сентиментальным и традиционным позициям. Во Франции к этому добавилось, например, раздражение против косности академической системы, поддерживавшей общественный порядок, которое сыграло свою роль в событиях 1968 года. Попавший в СССР благодаря деятельности Московско-Тартуской семиотической школы во главе с Ю.М. Лотманом, структурализм выглядел как передовое западное новшество.

В содержательном плане можно говорить о трех наиболее характерных чертах структурализма¹. Во-первых, предлагается новый уровень, на котором должно быть сосредоточено гуманитарное исследование: значимы не отдельные элементы, а отношения между ними; предполагается, что эти отношения объединяются в постоянную систему правил. Если спроецировать эту гипотезу на социальный мир, получается: то, что отдельно взятые люди считают проявлением своей воли, является на самом деле результатом воздействия стабильных структур, управляющих общественной коммуникацией. Эти структуры можно исследовать, изучая практику человеческих взаимоотношений и, в первую очередь, язык. Язык является своего рода равнодействующей человеческого опыта: в нем социальные значения уже обрели некоторое статистическое постоянство и стали доступнее для изучения. С другой стороны, нам проще исследовать язык, потому что мы изучаем его средствами самого же языка².

Если трактовать человеческое поведение и творчество как что-то подчиняющееся закономерностям (наподобие естественнонаучных),

Предлагаемый ниже краткий очерк структурализма может быть полезно сопоставить с отрывком «Лингвистическая модель» из работы П. Рикера «Герменевтика и структурализм» (Рикер П. Конфликт интерпретаций. Очерки о герменевтике. М., 1995. С. 44 - 48). Рикер упоминает классиков лингвистического структурализма (Ф. де Соссюра, Н. Трубецкого, Р. Якобсона) и делает акцент на их стремлении к изучению синхронных, освобожденных от времени, состояний. Можно назвать другую полезную вводную статью: Автономова Н.С. Структурализм // Современная западная философия. Словарь. М., 1998. С. 394 - 398, в которой более подробно говорится о структурализме в социальных науках в контексте отношений с другими философскими направлениями.

² Вспомним тезис об однородности инструмента и предмета анализа, который мы встречали у неопозитивистов.

/5. Структурализм__________________________________________ 174

то среди точных наук следовало выбрать образец. Этим образцом стала лингвистика, добившаяся в первой половине XX века очень больших успехов. Итак, если первый тезис гласил, что человеческое поведение подчиняется не воле и сознанию, но некоторым правилам, то второе положение устанавливало, что лучше всего эти правила отражаются в системе языка. Поэтому какую-либо область социальной жизни удобнее исследовать, предполагая, что она устроена аналогично той модели, которая лежит в основе языка.

Третий тезис касается согласия, хотя бы самого общего, о том, какая именно модель лежит в основе языка. По мнению структуралистов, язык обусловлен своей социальной коммуникативной функцией, обладает внутренней логикой и является сложной системой, которая в конечном счете должна раскладываться на элементарные парные соотношения, на т.н. «бинарные оппозиции». Образцом бинарной оппозиции является, например, отношение «О» и «1» («отсутствия» и «наличия», двух знаков, которых логически достаточно для того, чтобы могли функционировать компьютеры).

В принципе, эта точка зрения как раз той самой структурной лингвистики (точнее, фонологии), от которой отталкивались структуралисты. Фонология предполагала, что язык - это система постоянных отношений между ограниченным количеством фонетических знаков, подчиняющихся требованиям коммуникативной целесообразности. Этих знаков и управляющих ими правил не намного больше того минимума, который позволял бы обмениваться информацией о положении и намерениях. В отличие от речи, которую каждый говорящий человек производит сам, система языка является постоянной и принудительной. Для любого современного субъекта правила уже существуют, и он не в состоянии изменить их усилием воли. Причина прежде всего в том, что именно эти правила определяют систему его мышления, миропонимание и, следовательно, ту же самую волю. Уже в этой модели таится и основной козырь структурализма, и основное будущее возражение против него. Внешняя, наблюдаемая система языка оказывается совершенно независимой от наблюдателя и, более того, сама его формирует и предопределяет. С одной стороны, это гарантирует научность, — наконец-то мы можем исследовать то, что вроде бы не зависит от наших субъективных домыслов. С другой стороны, в ближайшем

/5. Структурализм__________________________________________ 175

будущем, когда выяснится, что мы — не что иное, как продукты структур, снова придется с большим трудом обосновывать претензии на научность. Подробнее об этом пойдет речь в рамках следующих лекций, а сейчас мы посмотрим, как эта лингвистическая модель была спроецирована на территорию других социальных наук.

Распространение структурализма на антропологию. Технология структуралистского исследования

Человеком, который успешно применил модель структурализма в этнографии и подготовил экспансию этого направления в социологию и прочие науки о человеческом поведении, был французский исследователь Клод Леви-Строс. Он последовательно пытался приложить к этнографическим задачам лингвистический способ видеть предмет исследования так, как если бы тот был постоянен и независим от исследователя.

Вместе с другими структуралистами Леви-Строс провозглашает: за теми событиями и явлениями, которые люди в состоянии осознать, необходимо искать руководящие явным человеческим поведением структуры. Леви-Строс последовательно проводил идею о сходстве между языковыми и социальными системами. В речи, например, происходит обмен значениями, в экономике — обмен товарами, а допустим, в системах родства у первобытных народов, которыми и занимался этнолог Леви-Строс, - обмен женщинами¹. Смысл правил этого обмена отнюдь не понятен для его участников: например, скрытой целью системы брачных правил является удаление женщин за пределы клана, дабы не допустить его герметизации, которая приведет к биологическому и культурному вырождению в изоляции от других сообществ и постоянных инцестах. Во всех видах систем действенны некоторые универсальные положения: обмен ценностями, будь то слово, товар или женщина, возможен потому, что ценности приписывается определенное значение. Необходимость стабилизировать и оформить этот об-