Курсивъ самого гр. Толстого.
23) Напечатано въ книжкѣ подъ общимъ заглавіемъ: «Четыре Очерка».
фа, M. И. Драгомировъ наглядно показываетъ это разительное противорѣчіе присущее творчеству Толстого. Въ особенности ярко выявляется это внутреннее противорѣчіе «Войны и Мира» въ описаніи Шенграбенскаго боя. Описаніе Бородинскаго сраженія полно такихъ же противорѣчій между Толстымъ художникомъ и Толстымъ философомъ. Для того, чтобы увидѣть это, достаточно вспомнить заключительную картину Бородинскаго сраженія, которая изображаетъ штабъ Кутузова 24.
«Кутузовъ сидѣлъ, понуривъ сѣдую голову и опустившись тяжелымъ тѣломъ, на покрытой ковромъ лавкѣ.... Онъ выслушивалъ привозимыя донесенія, отдавалъ приказанія, когда это требовалось подчиненными, но выслушивая донесенія, онъ, казалось, не интересовался смысломъ словъ того, что ему говорили, а что то другое въ выраженіи лицъ, въ тонѣ рѣчи доносившихъ интересовало его. Долголѣтнимъ военнымъ опытомъ онъ зналъ и старческимъ умомъ понималъ, что руководить сотнями тысячъ человѣкъ, борящихся со смертью, нельзя одному человѣку, и зналъ, что рѣшаютъ участь сраженія не распоряженія главнокомандующаго, не мѣсто, на которомъ стоять войска, не количество пушекъ и убитыхъ людей, а та неуловимая сила, называ-
Тамъ же, стр. 386-392. 78
емая духомъ войска, и онъ слѣдилъ за этой силой и руководилъ ею, насколько это было въ его власти».
Не видитъ ли самъ читатель сколько въ этой выдержкѣ противорѣчій? Начинается она съ указанія на то, что Кутузовъ исполнялъ совѣты однихъ и отклонялъ совѣты другихъ, что показываетъ уже какую-то степень руководства войсками. Въ серединѣ — указывается на полную невозможность руководства войсками въ бою. Кончается она признаніемъ руководства Кутузовымъ «духомъ войска», что представляетъ собою высшую степень руководства войсками: « la partie sublime de Fart ».
в. — Пренебрежете Военной Исторіей «внутренней
стороною» войны, привело къ отрыву теоретическаго
представленія о войнѣ отъ дѣйствительности.
Такъ называемый парадоксъ Стендаля, а, въ особенности, парадоксъ Толстого, чрезвычайно показательны. Они вскрываютъ тотъ разрывъ, который образовался между установленными вѣковой традиціей представленіями о боѣ и тѣми впечатлѣніями, которыя выноситъ боецъ при первомъ же соприкосновеніи съ реальностями боя.
Свидѣтельство объ этомъ можно встрѣтить почти во всѣхъ мемуарахъ, написанныхъ тѣми, кто непосредственно дрался въ боевыхъ линіяхъ.
Вотъ одинъ изъ такихъ голосовъ:26 «Тотъ, кто захочетъ написать исторію этой войны, не сможетъ этого сдѣлать. Слишкомъ много вещей останутся ему неизвѣстными. Никто не сможетъ узнать все, что происходило вездѣ и каждый день»26. — Такъ думалъ вслухъ, по словамъ капитана Кимпфлинъ, солдатъ-телефонистъ команднаго поста одной изъ ротъ, выдвинутыхъ въ передовые окопы позиціи. Это былъ солдатъ ничѣмъ не отличавшійся отъ тѣхъ милліоновъ французскихъ солдатъ, которые защищали свою родину въ первую зиму войны. «Сказавъ это», продолжаетъ Кимпфлинъ, «онъ сдѣлалъ паузу, какъ будто подводя итоги долгому размышленію, и добавилъ: — «это невозможно или это будетъ неправда».
«...Я едва не поддался соблазну отвѣтить ему: — да нѣтъ, мой другь, нѣтъ, Исторія всетаки будетъ написана; конечно, никто и никогда не сможетъ собрать всѣ подробности этой неимовѣрной по своимъ размѣрамъ драмы, акте-
25) Kimpflin. « Le premier souffle ; un fantassin sur la trouée de Charme ». Ed. Perrin, 1920.
Авторъ: офицеръ военнаго времени; до объявленія войны былъ профессоромъ; по общей мобилизаціи въ Августѣ 1914 г. поступилъ лейтенантомъ во 2-й Зуавскій полкъ, въ рядахъ котораго сражался 25 мѣсяцевъ. 26) Стр. 1.
рами которой являемся мы, сами не зная какъ и почему»27.
«...Не останавливая своего вниманія на безконечно малыхъ величинахъ, пред став ляющихъ собою пыль, она откинетъ ихъ для того, чтобы удержать лишь большія событія, изъ которыхъ она и выведетъ главныя линіи ихъ развитія20».
«...Но я молчалъ, увѣренный въ томъ, что моя рѣчь не убѣдитъ моего молодца и въ томъ, что, вѣроятно онъ уклонится отъ дальнѣйшаго спора, сказавъ: — Такъ точно, господинъ капитанъ».
Нѣсколько далѣе, капитанъ Кимпфлинъ подводитъ итоги своихъ личныхъ впечатлѣній. «06щія идеи», пишетъ онъ, «нравятся нашему уму любящему упрощенія. Короткія и сжатыя фразы, законченныя и сухія, какъ формулы позволяющая безъ излишней работы казаться знающимъ человѣкомъ, въ большомъ почетѣ у нашихъ современниковъ, большинство которыхъ не особенно любить упорную умственную работу».
«...Удержать въ памяти общій видъ кривой гораздо легче, чѣмъ продѣлать математическое вычисленіе точно опредѣляющее начертаніе кривой. Но какова цѣнность этой кривой, если въ основѣ ея лежитъ ошибочное исчисленіе? Нельзя дѣйствительно узнать результаты, если не
Стр. 2.
28) Стр.' 3.
а
знать какъ они получены и на чемъ они основаны»29.
«...Что представляютъ собой тѣ общіе принципы, которые находятъ и формулируютъ князья науки? Что представляютъ собой общія идеи, составляющая гордость умныхъ людей? Ихъ можно уподобить костямъ, ракушкамъ, скелетамъ, извлекаемымъ изъ земли геологами; эти ископаемыя лишены снаружи тѣла, и изнутри — жизни. Безъ реальныхъ фактовъ событія мертвы. Реальность это тѣло исторіи...»30.
«...Пѣхотинецъ шествуетъ слишкомъ близко къ землѣ; послѣдняя крѣпко прилипаетъ къ его ногамъ и потому онъ не можетъ высоко подняться надъ нею...»31.
«...Боецъ близорукъ. Едва зная что — онъ дѣлаетъ, и никогда не знаетъ куда идетъ; поэтому, общая картина отъ него ускользаетъ. Вниманіе его всецѣло приковано къ тому, что онъ долженъ сдѣлать, и къ мѣсту на которомъ онъ обязанъ находиться; онъ дѣйствуетъ въ шорахъ и эти наглазники тѣмъ болѣе ограничиваютъ его кругозоръ, чѣмъ ниже его положеніе на лѣстницѣ военной іерархіи».
«...Но именно потому, что его кругозоръ ограниченъ, то, что онъ видитъ, онъ видитъ вбли-
Стр. 4.
Стр. 12.
Стр. 13.
зи и отчетливо 8*. Видя немногое, онъ видитъ хорошо. А такъ какъ все это видятъ его собственные глаза, а не глаза доносящаго, то онъ воспринимаете дѣйствительность непосредственно».
«Телефонисте, мой другъ, не это ли ты хотѣлъ сказать? Слѣдуя по разнымъ дорогамъ не придемъ ли мы къ той же истинѣ? Мы къ ней приближаемся. Но твой путь единственно хорошій, ибо онъ основанъ на реальномъ опытѣ».
Капитанъ Кимпфлинъ правильно понялъ Стендаля. Вопросы, поставленные этимъ замѣчательнымъ писателемъ, вовсе не являлись отрицаніемъ пониманія бойцомъ событія, въ которомъ онъ участвуетъ, а лишь чрезвычайно красочнымъ изображеніемъ различія, существующаго между внѣшней и внутренней сторонами боя и вмѣстѣ съ тѣмъ указакіемъ на то, что наука грѣшащая одностороннимъ разсмотрѣніемъ одной лишь внѣшней стороны боя, создаетъ невѣрное представленіе о самомъ существѣ этого явленія.
Насколько такое указаніе правильно, мнѣ пришлось убѣдиться на самомъ себѣ и на моихъ коллегахъ, профессорахъ нашей Военной Академіи, попавшихъ осенью 1914 г. съ кафедръ въ ряды сражающихся войскъ. Помню, какъ возвращаясь съ моимъ полкомъ изъ первыхъ боевъ я встрѣтился съ бригадой 37-й пѣхотной дивизіи,
Стр. 14.
S
въ рядахъ которой находился нашъ профессоръ по военной исторіи — H. Л. Юнаковъ 83.
«Война на дѣлѣ произносится не такъ, какъ она пишется», были его первыя слова при нашей встрѣчѣ; и эти слова передаютъ впечатлѣнія отъ перваго боя. Не могу не обратить вниманія на слѣдующее, крайне показательное, совпадете. Изучая послѣ войны мемуары непосредственныхъ участниковъ боевъ, я прочелъ въ книіѣ капитана Рембо34 слѣдующія строки: «О боѣ мы знали только то, что было написано въ книгах ь и разсказывалось въ легендахъ... Мало кто шіѢль гражданское мужество генерала Модьюи, который въ концѣ 1914 г. громогласно признался: «Нѣтъ, я не зналъ войны». Генералъ Модьюи былъ однимъ изъ самыхъ талантливыхъ профессоровъ Французской Высшей Военной Школы. Я имвлъ возможность лично оцѣнить его въ эпоху моего прикомандированія къ кадру профессоровъ этой Школы въ 1909-1910 г. г. Такимъ образомъ, раздѣленные между собой тысячами километровъ, совершенно не зная другъ друга, два военныхъ профессора — Русскій и Фран-
33) Работа Н. Л. Юнакова по Исторіи Сѣверной Войны была удостоена преміи Академіи Наукъ.
34) Capitaine Rimbault : « Propos d'un marmite ». Ed. L. Fournier. Paris. 1920. Стр. 111-117. Капитанъ Рембо пробылъ на боевомъ фронѣ болѣс 24 мѣсяцевъ. См. болѣе подробную справку у Ж. Н. Крю, « Témoins », етр. 462-465.
цузъ, почти въ однихъ и тѣхъ же выраженіяхъ произнесли приговоръ надъ военной исторіей пренебрегавшей изученіемъ внутренней стороны войны.
Это вполнѣ совпадало и съ моими личными впечатлѣніями, въ доказательство чего приведу мою запись, сдѣланную сейчасъ же послѣ одного изъ первыхъ боевъ 35.
«До войны каждому изъ насъ приходилось читать описанія различныхъ боевъ. Изъ нихъ то и составлялось наше до-военное представленіе о боѣ».
«Дѣйствительность оказалась совершенно не такою, какою ее изображало большинство литераторовъ, особенно же военныхъ писателей».
«Въ теченіе первыхъ боевъ, я наблюдалъ, какъ всѣ офицеры переживали какъ бы разочарованіе. Впрочемъ, слово разочарованіе не вполнѣ точно передаетъ тѣ ощущенія, которыя мы испытывали. Когда Вы подходите къ какому бы то ни было крупному явленію или событію, оно всегда въ действительности оказывается инымъ, чѣмъ Вы предполагали. Это вызываетъ нѣкоторое чувство досады. Вы ожидали, что все проще, а передъ вами разворачивается полотно громаднѣй-
35) Впервые эта запись появилась въ печати въ 1920 г., въ октябрьской книжкѣ Американскаго журнала (Вашингтонъ) « The Cavalry Journal » въ статьѣ озаглавленной « A cavalry charge ».
шей картины; вы получаете такую гамму новыхъвпечатлѣній, мыслей, что на нѣкоторое время растеряны».
«Самая большая ошибка всѣхъ разсказовъ и описаній боевъ это то, что — авторы изображают^ своихъ дѣйствующихъ лицъ героями совершенно не боящимися снарядовъ и пуль, хладнокровно обдумывающими въ самомъ бою сложнѣйшія комбинаціи, которыя выполняются затѣмъ такими же спокойными подчиненными».
«Первыя же столкновенія разрушаютъ иллю:ію».«Вы не видите такихъ героевъ... а, заглянувъ въ себя, вы пугаетесь...».
«Потомъ, когда вы присмотритесь, вы научаетесь находить истинныхъ героевъ и нѣкоторую управляемость событій. Такъ, глазъ человѣка, попавшаго изъ яркаго свѣта въ полумракъ, требуетъ нѣкотораго времени, чтобы научиться различать дѣйствительные контуры окружающихъ предметовъ».
«Но только герои, которыхъ вы находите, не похожи на героевъ романовъ и реляцій — это люди, часто мало замѣтные въ будничной жизни».
«Линія, раздѣляющая васъ отъ непріятеля — это линія смерти. Къ этой линіи никто не любитъ подходить, а услужливый разумъ подыскиваетъ тысячи удобныхъ предлоговъ, чтобы избѣжать дальнѣйшаго сближенія».
Если мы вдумаемся во все вышесказанное,
то мы увидимъ, что истинное представл^ніе о боѣ возможно только тогда, когда оно явится синтезомъ внѣшней и внутренней сторонъ этого явленія. Внутренняя же сторона требуетъ, прежде всего, д€тальнаго изученія психическихъ ф* "• торовъ боя.