Глава тридцать восьмая. Чужая стая
Странник
Леона он похоронил на рассвете.
Забросал тело камнями. Получился маленький холмик. «Раскопают, зверюги», — подумал Максимов. Навалился плечом на остаток стены у пролома, в котором и погиб Леон. Глинобитная стенка пластом рухнула на землю, подняв облако пыли. Оно, подхваченное ветром, укатилось вниз по улочке кишлака. Остался торчать только косой скол, похожий на обелиск.
Максимов раскопал в песке уголек. На шершавой, щетинившейся соломой кладке нарисовал факел. Ниже вывел латинскими буквами «Леон». Могила получилась достойной легионера: груда камней, горы, песок, белое от зноя небо.
Юко и Карина наблюдали за его действиями, сидя у остова машины. Там еще сохранилась тень и утренняя прохлада.
Максимов подошел, по очереди всмотрелся в их лица. Девушки успели умыться, но пыль уже снова запудрила щеки, белым инеем лежала на ресницах и бровях.
— Ну, что куксимся? Оружие есть, еда есть, канистру, слава богу, сберегли. Ноги целы — дойдем. Юко подняла голову.
— Максим, я могу узнать, зачем вы пришли в это место?
— Леон знал. А я так, за компанию.
— Все это очень странно, — пробормотала Юко.
— Согласен.
Максимов вспомнил, как она лихо орудовала ножом. Теперь от разъяренной тигрицы не осталось и следа, перед ним сидела прежняя Юко, робкая и застенчивая.
— Пошли, красавицы. До жары надо убраться подальше. Что-то не нравится мне здесь.
— А волки не пойдут по следу? — спросила Карина.
— Нет, не думаю. Хотя и сдается мне, что они обретаются где-то поблизости.
Появление стаи и облучение кишлака лучом, вибрирующим на сверхнизких частотах, он уже связал воедино. Стая как биологическое оружие и луч как техническое могли быть связаны только с одним местом в округе. С Мертвым городом.
Юко встала, опершись на автомат.
Из-за пазухи майки выудила медальон. Сняла и протянула Максимову.
— Возьми. Пусть пока будет у тебя. Миядзаки-сан сказал, что он принадлежал великому воину. А я — всего лишь женщина.
На ладонь Максимова легло золотое кольцо из переплетенных в свастику змей.
Он не успел ничего — ни подумать, ни сказать.
Со стороны восходящего солнца послышался рев двигателей. Докатившись до входа в ущелье, смолк.
Глухой голос, усиленный динамиком, распорол тишину. Человек говорил нараспев, словно взывал к молитве.
— Что он там лопочет? — спросил Максимов. Юко прислушалась, стала бегло вторить голосу, переводя:
— Очистите свои сердца, освободите их от земной суеты. Время веселья и праздности миновало. Судный час приближается, и мы должны просить о прощении. Я молю тебя. Всевышний, простить мне все мои грехи, позволить доказать веру в тебя и прославить тебя любым возможным способом.
— Круто, — оценил Максимов.
— Он говорит по-арабски, — пояснила Юко. — Очень чисто.
Тот же голос произнес по-русски:
— Эй вы, шайтаны безродные! Кто еще жив, выползайте из нор. Предупреждаю, один выстрел в нашу сторону — вырежу всех до одного. Сдавшимся в плен обещаю сохранить жизнь.
Следом, как самый веский аргумент в переговорах, ударил крупнокалиберный пулемет. Рой стальных пчел с воем прошел над кишлаком.
Как по сигналу, на макушке холма слева появились ростовые мишени. Прыгая, покатились вниз.
«Два отделения», — прикинул на глазок Максимов.
— Девчонки, живо в укрытие! — Он указал на низкую землянку с полузаваленным входом. — Лежать без звука, что бы ни случилось, — послал он им вслед.
Прячась в развалинах, пробрался к краю кишлака. На единственной дороге, входящей в ущелье, стояли три БТРа. Десант уже спрыгнул с брони и залег по обе стороны дороги. На головной машине, прямо на башне, сложив ноги по-турецки, восседал человек в светлом камуфляже.
Максимов поднес бинокль к глазам.
Из окуляра прямо на него глянуло ухмыляющееся загорелое лицо. Максимов подкрутил резкость, проверяя, не ошибся ли он. Очень знакомым показалось это лицо. Человек поднес скомканный шлемофон ко рту.
— А я тебя вижу! — раздался над ущельем его голос.
— Я тебя тоже, — прошептал Максимов.
Оглянулся. Фигурки людей, петляя по склону, уже докатились до середины. Скоро они пропадут, чтобы вынырнуть вновь уже на границе кишлака.
Максимов помедлил, набираясь куражу. Нащупал и сжал медальон на груди. Брактеат ощутимо жег пальцы.
Решившись, Максимов оттолкнул автомат. Встал во весь рост.
Приложил ладони рупором ко рту.
— Что-то капает с небес, говорит нам Слава-Бес, — прокричал он.
Человек встал на броне. На солнце блеснули линзы бинокля.
Выхлопная труба БТРа выстрелила черным дымом. Машина медленно покатила к кишлаку. Вслед за бесстрашно восседавшим на броне командиром вперед бросился его отряд.
«Славка-Бес, — усмехнулся Максимов. — Неисповедимы пути господни».