Глава 2 Второе сентября. Новенькая

(переводчик: Ирина Ийка Маликова)

 

Восемь улиц. Именно столько нам надо проехать, чтобы добраться от Хлопкового поворота до Джексон Хай. Казалось, что я смогу промотать всю свою жизнь назад, катаясь туда-обратно через восемь улиц. И этих восьми улиц оказалось достаточно, чтобы стереть из моей памяти черный катафалк. Может, именно поэтому я не сказал о нем Линку.

Мы проехали мимо «Стоп энд Шоп», который больше был известен как «Стоп энд Стил»№. Это был единственный продуктовый магазин в городе, имевший наибольшее сходство с 12-часовым универмагом. Так что каждый раз, когда вы зависаете с друзьями на парковке возле него, вам приходится молиться о том, чтобы не столкнуться здесь нос к носу с чьей-нибудь мамой или, того хуже, Аммой.

Я заметил припаркованный Гранд Прикс:

— Ой-ёй, Фэтти уже успел тут обосноваться.

Он сидел в машине на водительском сиденье и читал газету Минобороны «Старз энд Страйпс».

— Может быть он нас не видел, — Линк напряженно вглядывался в зеркало заднего вида.

— Может быть мы уже вляпались.

Фэтти был школьным надзирателем в школе Стоунвол Джексон Хай, а также он был почетным членом полиции Гатлина. Его девушка, Аманда, работала в «Стоп энд Стил», и Фэтти почти каждое утро проводил на парковке магазина, ожидая свежей выпечки. Что было досадным неудобством, когда вы постоянно опаздываете в школу, как мы с Линком.

Вы не сможете ходить в Джексон Хай, не зная каждодневных планов Фэтти так же досконально, как свое собственное расписание. Сегодня Фэтти дал нам отмашку, не отрывая глаз от спортивной колонки. Он нас пропустил:

— Спортивная колонка и булочка с корицей, вы меня поняли?

— У нас пять минут.

 

Мы вкатили Колотушку на школьную парковку на нейтральной, надеясь незаметно просочиться мимо дежурной. Но снаружи все еще лил дождь, мы промокли и наши кроссовки скрипели так громко, что шансов у нас не было.

— Итан Уэйт! Уэсли Линкольн!

Мы, обтекая, остановились возле стойки, в ожидании своих штрафных карточек.

— Опоздать в первый же день. Ваша мама, мистер Линкольн, наверняка найдет для вас несколько нелестных слов. И не надо быть таким самодовольным, мистер Уэйт. Амма вас приведет в чувство.

Мисс Хестер была права. Амма обязательно узнает, что я опоздал на пять минут, если ей еще не донесли. Моя мама раньше говорила, что наш почтальон, Карлтон Этон, читает каждое письмо, которое сочтет хоть немного интересным. Он даже не утруждал себя повторным заклеиванием конверта. В этом не было ничего необычного. В каждом доме были свои секреты, но все на улице знали их. И это тоже не было ни для кого секретом.

— Мисс Хестер, я ехал медленно из-за дождя, — Линк попытался включить свое обаяние. Мисс Хестер чуть опустила очки и взглянула на Линка, вовсе не очарованная. Маленькая цепочка, которая держала очки на ее шее, покачивалась вперед-назад.

— У меня нет времени болтать с вами, мальчики. Я очень занята, я заполняю ваши штрафные карты, чтобы вы знали, где вам провести сегодня день, — сказала она, вручая каждому из нас по голубой карточке.

Она была занята, как же. Запах лака для ногтей почувствовался, когда мы еще не успели повернуть за угол. Добро пожаловать.

 

В Гатлине каждый первый день в школьном году был похож на предыдущий. Учителя, которые знали тебя с рождения, еще в детском саду определяли, кто тупой, а кто умный. Я считался умным, потому что мои родители были профессорами. Линк считался тупым, потому что однажды он изорвал несколько страниц в Библии во время урока религии, и разок его вырвало на праздновании Рождества. Поскольку я был умен, я получал хорошие оценки за свои работы, Линк — плохие. Мне казалось, что наши работы никто не читает. Иногда посередине своих сочинений я писал какую-нибудь чушь, только чтобы узнать, что скажут учителя. Никто ничего не говорил.

К сожалению, подобная практика не распространялась на тесты. На первом уроке, которым был английский язык, я обнаружил, что наша семидесятилетняя учительница по фамилии ИнглишІ — и это ее настоящая фамилия — задавала нам на лето прочесть «Убить пересмешника», так что первый тест я уже провалил. Отлично. Я читал эту книгу где-то года два назад, она была одной из маминых любимых. Но из-за того, что прошло некоторое время, я уже подзабыл подробности.

Малоизвестный факт обо мне — я постоянно читаю. Книги были тем единственным, что отдаляло меня от Гатлина, хоть и на короткое время. У меня в комнате на стене висела карта, и каждый раз, когда я читал о каком-то месте, куда хотел бы поехать, я помечал это место на карте. Нью-Йорк из «Над пропастью во ржи». «В диких условиях» привели меня на Аляску. Когда я читал «В дороге» я добавил Чикаго, Денвер, Лос-Анжелес и Мехико. Керуак вообще-то мог завести вас куда угодно. Каждые несколько месяцев я рисовал линию, соединяя все пометки. Тонкая зеленая линия, по которой я поеду путешествовать летом перед колледжем, если я когда-нибудь выберусь из этого города. Карту и любовь к чтению я не афишировал. Здесь книги и баскетбол не вяжутся между собой.

На химии было не лучше. Мистер Холенбэк привел меня в отчаяние, сделав напарником по лабораторной с Эмили Убью-Итана, также известной как Эмили Ашер, которая желала моей мучительной смерти с прошлого года, когда я совершил огромную ошибку и надел под смокинг привычную футболку, а вдобавок позволил моему отцу отвезти нас в нашем стареньком Вольво. Одно сломанное и незакрывающееся окно испортило ее идеальную завитую прическу для выпускного бала, и к тому времени, как мы доехали до спортзала, она выглядела как Мария-Антуанетта после сна. Эмили не разговаривала со мной до конца вечера и послала Саванну Сноу, чтобы та бросила меня от ее лица в трех шагах от чаши с пуншем. Собственно, на этом все и закончилось.

Это вызывало бесконечное удивление у парней, которые были уверены, что мы вернемся вдвоем. Они не знали, что Эмили была не в моем вкусе. Она была красива, но на этом все. А простое любование ею никак не помогало вынести того, что вылетало из ее рта. Мне нужен был кто-то другой, кто-то с кем бы я мог поговорить о чем-то еще, кроме вечеринок и назначения королевой на зимнем балу. Девушка, которая была бы умна или забавна, или, хотя бы, была бы постоянным партнером по лабораторным.

Может быть такая девушка была мечтой, но мечта в любом случае лучше кошмара. Даже если кошмар носит юбочку чирлидера.

Я пережил химию, но мой день все еще катился по наклонной в худшую сторону. Несомненно, в этом году у меня опять будет история США, единственный раздел истории, который мы изучали, так что название предмета «история» было явным преувеличением. И весь второй год я проведу, изучая «Агрессию Севера» с мистером Ли, однофамильцем, но, насколько мы могли судить, наш учитель и прославленный генерал Конфедерации были родственными душами. Мистер Ли был чуть ли не единственным учителем, искренне меня ненавидевшем. В прошлом году, с одобрения Линка, я написал сочинение на тему «Агрессии Юга» и получил неуд. Видимо, все-таки, иногда, учителя читают наши работы.

Я уселся на задних рядах рядом с Линком, переписывавшим заметки с прошлого урока, который он благополучно проспал. Линк перестал писать, как только я сел.

— Эй, ты слышал?

— Слышал что?

— В Джексоне новенькая.

— Да тут целая куча новеньких, целый класс первоклашек, придурок.

— Я тебе не о первоклашках говорю. Новенькая в нашем классе.

В любой другой школе новенькая в старших классах школы не будет такой уж новостью. Но это было в Джексоне, где последний раз новенькая у нас появлялась в третьем классе, когда Келли Викс переехала к своим бабушке с дедушкой после того, как ее отца арестовали за незаконное проведение азартных игр в подвале их дома в ЛэйкСити.

— Кто она?

— Не знаю. У меня на втором уроке было гражданское право с ребятами из оркестра, а они только знают, что она играет на скрипке или вроде того. Интересно, она классная?

У Линка все мысли были направлены в одно русло, как и у большинства парней. Разница только в том, что Линк их сразу же озвучивал.

— Так она, значит, тоже горе-исполнитель?

— Нет. Она музыкант. Может быть она сможет разделить мою любовь к классической музыке.

— Классической музыке?

Последний раз Линк слушал классическую музыку в кресле дантиста.

— Ну, ты знаешь, классики. Пинк Флойд, Блэк Саббат, Ролинги.

Я засмеялся.

— Мистер Линкольн, мистер Уэйт. Простите, что прерываю ваш диалог, но мне бы хотелось начать, если вы не против.

Сарказма в голосе мистера Ли по сравнению с прошлым годом не убавилось, и засаленный зачес на лысине с оспинами не стал лучше. Он раздал нам копии того же учебного плана, которым он пользовался уже лет десять. Обязательно участие в Реконструкции Гражданской войны. Кто бы сомневался. Я смогу взять форму кого-нибудь из родственников, кто участвовал в реконструкциях на праздниках. Везет мне.

После звонка мы с Линком шатались возле шкафчиков, надеясь увидеть новенькую. Если его послушать, то выходило, что она уже однозначно будет с ним встречаться, будет играть с ним в группе и еще много чего будет, чего я уже и слышать не хотел. Но единственным зрелищем для нас стала Шарлота Чейз, продемонстрировавшая свои ноги более чем следовало, в джинсовой юбке на два размера меньше. Выходило, что до ланча мы так ничего и не узнаем, потому что нашим следующим уроком был язык жестов, на котором разговаривать было строжайше запрещено. Нашего знания языка жестов не хватало даже на то, чтобы сказать «новенькая», не говоря уже о том, что этот предмет был единственным, который мы изучали вместе с остальными членами нашей баскетбольной команды.

Я был в команде с восьмого класса, с тех пор как за одно лето вымахал на шесть дюймов и остановился только тогда, когда перерос на голову всех своих одноклассников. К тому же надо же было заниматься чем-то обычным, когда оба твоих родителя — профессоры. Как оказалось, я был неплохим игроком. Я будто знал заранее, куда полетит мяч команды противника, и это обеспечивало меня местом в кафетерии. А в Джексоне это значило не мало.

Сегодня это место было особенно ценным, потому что Шон Бишоп, наш первый номер, уже видел новенькую. Линк задал единственный вопрос, который интересовал их всех:

— Ну и как она? Горячая штучка?

— Очень горячая.

— Как Саванна Сноу?

И как специально, Саванна Сноу — стандарт красоты, по которому в Джексоне мерили всех остальных девчонок, — вошла в кафетерий рука об руку с Эмили Убью-Итана, и мы все уставились на нее, потому что она на половину состояла из самых совершенных ног в мире. Эмили и Саванна были неразлучны, даже когда не были одеты в форму чирлидеров. Светлые волосы, легкий загар, шпильки и джинсовые юбки, настолько короткие, что легко бы сошли за ремни. У Саванны были ноги, а Эмили была той, на грудь которой устремлялись взгляды всех парней, когда она была летом на озере в бикини. У них никогда не было с собой учебников, всего лишь по крохотной блестящей сумочке, висящей на руке, в которую едва ли помещался мобильный в те редкие моменты, когда Эмили переставала переписываться по нему.

Их основным различием были их места в команде поддержки. Саванна была капитаном и основой — одной из тех девушек, которые держат двух других чирлидеров на весу в известной пирамиде Диких котов. Эмили была летуном, девушкой на самой вершине пирамиды, взлетавшей в воздух на пять-шесть футов в сальто или еще каком-нибудь чирлидерском трюке, который мог запросто закончиться сломанной шеей. Эмили готова была рискнуть чем угодно, лишь бы удержаться на вершине. У Саванны такой нужды не было. Если Эмили навернется, пирамида устоит и без нее, а если Саванна сдвинется с места хоть на дюйм, вся конструкция рухнет вниз.

Эмили Убью-Итана заметила, что мы смотрим на них, и состроила мне гримасу. Парни засмеялись. Эмори Уоткинс стукнул меня по спине: «Терпи, Уэйт. Ты знаешь Эмили, чем больше она скалится, тем больше ей нравится». Сегодня мне вовсе не хотелось думать об Эмили. Мои мысли были заняты полной ее противоположностью. Как только Линк озвучил это, я попался. Новенькая. Вероятность появления кого-то другого из каких-то других мест. Может быть кто-то, чья жизнь была куда насыщенней, чем наша и чем моя. Может быть даже та самая, что мне снилась. Я понимал, что это всего лишь фантазия, но хотел в это верить.

— Так вы уже слышали про новенькую? — спросила Саванна, усаживаясь на колено Эрла Питти. Эрл был нашим капитаном и то бывшим, то нынешним парнем Саванны. В данный момент он был нынешним. Он обвил руками ее загорелые ноги так высоко, что все остальные не знали, куда глаза девать.

— Шон только что начал рассказывать. Сказал, что она классная. Возьмете ее в команду? — Линк стащил парочку картофельных наггетсові из моей тарелки.

— Вряд ли. Вы бы видели, как она одета, — первый удар.

— И она такая бледная, — второй удар. По мнению Саванны, нельзя было быть слишком худым или слишком загорелым.

Эмили села рядом с Эмори и чуть ли не улеглась грудью на стол:

— А он сказал вам, кто она такая?

— В смысле?

Эмили взяла паузу для пущего эффекта:

— Она племянница Старика Равенвуда.

Для осознания такой новости передышки не потребовалось. Эмили свой фразой словно вытянула весь кислород из помещения. Двое парней рассмеялись, они решили, что она пошутила. Но я был уверен, что это не так. Третий удар. Она в ауте. Настолько далеко за пределами поля, что я и представить не мог. Вероятность того, что она окажется девушкой из моих снов, исчезла еще до того, как я успел вообразить себе наше первое свидание. Еще на три года вперед я был проклят обществом разнообразных Эмили Ашер.

Мэйкон Мельхиседек Равенвуд был местным затворником. Скажем так, я помнил довольно многое из «Убить пересмешника», чтобы сказать, что, по сравнению со Стариком Равенвудом, Страшила Рэдли4 был безобидной букашкой. Он жил в разваливающемся старом доме на территории самой старой и самой печально известной плантации в Гатлине, я не знал никого в городе, кто видел его хоть раз с момента моего рождения, а может и дольше.

— Ты серьезно? — спросил Линк.

— Абсолютно. Карлтон Этон сказал это моей маме вчера, когда принес нам почту.

Саванна кивнула:

— Моя мама слышала то же самое. Она переехала к Старику Равенвуду несколько дней назад то ли из Виржинии, то ли из Мэриленда, я не помню.

Теперь они все говорили о ней: о ее одежде, ее прическе, ее дяде и о том, какой, наверняка, ненормальной она является. Вот именно это я больше всего ненавидел в Гатлине — у всех находилось мнение о том, что ты говоришь, что делаешь, или, в данном случае, носишь. Я просто уставился на лапшу, плававшую в моей тарелке в оранжевой жидкости, мало напоминающей сыр.

Два года, восемь месяцев и обратный отсчет. Я должен выбраться из этого города.

После школы спортзал был занят тренировками группы поддержки, а дождь наконец-то прекратился, так что наши тренировки по баскетболу были перенесены на наружный двор, с его растрескавшимся бетоном, гнутыми кольцами и лужами от утреннего дождя. Надо была стараться не попасть ногой в трещину, которая тянулась вдоль поля, как Большой Каньон. Но зато со двора было видно парковку, и во время разогрева мы могли в первых рядах наблюдать всю общественную жизнь Джексона Хай.

Сегодня у меня была «горячая рука»5. Со штрафной линии я уже забросил семь мячей из семи, но Эрл не отставал от меня, он шел за мной с тем же результатом.

Восемь. Казалось, что мне достаточно всего лишь смотреть на корзину, и мяч полетит в нее. Иногда бывали такие дни.

Девять. Эрл разозлился. Я мог с уверенностью сказать, что с каждым разом, когда мой мяч летел в корзину, он бил по своему с еще большей силой. Он был нашим вторым центровым. По нашей негласной договоренности я позволял ему лидировать, а он не мешал мне, если у меня не было настроения зависать возле «Стоп энд Стил» после тренировок; что там было делать, только обсуждать все тех же девчонок и объедаться снеками Слим Джим.

 

Десять. Я не мог промахнуться. Возможно, дело было в генетике, может в чем-то еще. Я не пытался это выяснить, после смерти моей мамы, я перестал стараться вообще. Удивительно, что я еще тренировался.

Одиннадцать. Эрл захрипел позади меня, прилагая максимум усилий к броску. Я постарался не улыбнуться и посмотрел на парковку, собираясь бросить очередной мяч. Я увидел движение копны длинных черных волос за рулем длинной черной машины.

Катафалк. Я замер.

А потом она повернулась, и через открытое окно я увидел девушку, смотрящую в мою сторону. По крайней мере, мне так показалось. Баскетбольный мяч ударился о кольцо и выпал за ограду. Позади меня я услышал знакомый звук пролетающего мяча.

Двенадцать. Сегодня Эрл может расслабиться.

Когда машина уехала, я оглянулся на двор. Все остальные парни стояли там с такими лицами, словно увидели приведение.

— Это была…?

Билл Ватс, наш форвард, держась одной рукой за цепную ограду, кивнул:

— Племянница Старика Равенвуда.

Шон кинул ему мяч:

— Да, как они и сказали. За рулем катафалка.

Эмори покачал головой:

— Действительно, классная. Жаль.

Они разошлись, чтобы снова начать играть, но еще до того, как Эрл бросил свой следующий мяч, пошел дождь. Через тридцать секунд, на нас обрушился ливень, самый сильный за этот день. Я стоял там, позволяя каплям дождя молотить по мне. Мои мокрые волосы упали мне на глаза, закрывая от меня школу и команду.

Плохое предзнаменование было не только в катафалке. Оно было в девушке.

На несколько секунд я позволил себе надеяться, что, может быть, этот год будет отличаться от всех предыдущих, что что-то изменится, что я найду кого-нибудь, с кем можно будет поговорить, кто будет действительно важен для меня. Но все, что у меня было, это удачный день во дворе, а этого никогда не будет достаточно.

 

Название магазина «Stop and Shop» жителями города чаще употреблялось, как «Stop and Steal», что переводится, как «Стой и Купи» и «Стой и Стащи» соответственно.

Фамилия учительницы по английскому — English, т. е. Английская.

Tater Tots — переведены как «картофельные наггетсы», по сути это что-то вроде поджаренных маленьких лепешек из картофеля.

Страшила Рэдли — персонаж книги Харпер Ли «Убить пересмешника», местный затворник, которого как чумы боялись все дети, и, как выяснилось, боялись совершенно напрасно.

«Hot hand» или «горячая рука» — в основном баскетбольный термин, означающий невероятную силу и удачливость баскетболиста при бросках мяча в корзину.

Название поместья Равенвуд переводится, как «черный лес» или «вороний лес».



php"; ?>