Но всё ж не ясно к сожаленью до конца…!

Вдова в свой сад гуляла часто,
с тех пор, как муж её уснул.
Цветочный мир манил как сказка,
он снова в жизнь её вернул!

Зимою, летом, осенью, весною,
всё тот же путь, в свой сад цветов.
Ухаживать за родственной душою,
так проявляя вечную любовь!

Пять Лордов, четыре офицера,
ещё с десяток разных душ.
Ставали пред нею на колено,
но сердце её было холоднее сотни стуж!

Закат бардовый растелился в небосклоне,
туман расплавился по улицам дождя.
И свет зажегся в каждом доме,
в свой сад пришла опять вдова.

Но вид был скверный, злые взгляды,
из уст её звучала брань.
‘ Вы на мои желанья посягали,
вам время отдавала словно – Дань!’

 


Оскал звериный и свирепый,
её как будто кто-то подменил.
И первый шаг такой нелепый,
её как зверя кто-то приручил.

Погибли первые, все алые гвоздики,
сорвались лепестки от белых роз.
Синий нарцисс погас, утихли блики,
И это всё под море сухих слёз.

В безумстве, мысли замирают,
и прячется в испуге трезвый здрав.
И голоса, приказом донимают,
и кажется – Да я всё время прав!

Вот так не повезло вдове, печально,
но вспышка гнева была вовсе неспроста.
Произошло всё так банально,
но всё ж не ясно к сожаленью до конца…..!


2013 г.

 



“Четыре сердца”
‘ хрустальное сердце’ 1


Разбилось сердце как хрусталь,
раздался звон под нежной кожей.
Кому то больше стёкла жаль,
в цене сравнимы, внешне тоже.

Осколки блики отражают,
пленяя собственный покой.
Вокруг всё миром замирает,
лишь дождь шумит над головой.

Лишенный сердца не способен,
укрыться от суровых глаз.
Но совершено, бесподобен,
такой вот человек, у вас.

А звон его, поманит слёзы,
родит он сотню жалких слов.
Утешьте сердце красной розой,
и подарите горстку снов.

Такое сердце жить достойно,
таких сердец здесь миллион.
Разбить – заклеить - это можно!
Но ты, не делай всё как он.


Ведь знай - хрусталь не может греть теплом,
хрусталь не может вовсе что-то.
И дождь что шел вчера кругом,
вмещал в себе зелёное болото.
май 2013 г.
**************************************************************
‘Титановое сердце’ 2

Расплавил жар, титановое сердце,
своею крепостью он дважды огорчил.
Ты должен жить, кричал он – смейся!
Но он непотопляемого - потопил.

Такому сердцу подрожать желает каждый,
такое сердце можно брать с собой везде.
Такое сердце открывает путь им очень важный,
паршивый путь, сидящий в голове.

Ни боль, ни радость, ни состраданье,
пронзить его, нет сил у них.
Включая что-то вроде подсознанья,
такое сердце тихнет в миг.

Ведь быть в оковах злых морозов -
Не истязать себя добром.
Не пеленать души, атласно–розов,
и не растаять подо льдом.


Под грудой северных металлов,
забьётся сердце только раз.
Сомлеть при сотнях разных взглядов,
ему титан никак не даст.
июль 2013 г.
**************************************************************
‘Холодное сердце’ 3

Застыло сердце от холодных слов,
уснуло бешеным потоком снега.
Приподымая правую лишь бровь,
и не скрывая злого смеха.

Окутал холод и мечты,
что так растил он долго.
С ума они его свели,
с ума сходил он очень стойко.

Где синий лёд там много пепла,
оставленных от их и вас.
Глаза, закрытые от ветра,
не замечают простых фраз.

Но ведь за холодом идёт покой,
идёт всё то, что нас погубит.
И будь ты даже – золотой,
в тебе ни грамма грязи не убудет.
август 2013 г.

 

Доброе сердце’ 4

Задели честь при добром сердце,
поступком скверным, без преград.
Словно пред носом хлопнув дверцей,
ну а за ней так скверно говорят.

Пустилось сердце в ритм печали,
освоило оно невидимый успех.
Всех, кто за дверью, ругань создавали,
сразил ударом добрый смех.

 

Чернила, краска, даже кровь,
ты можешь смыть с ладоней.
Но брошенную кучу больных слов,
Ты не вернёшь в неволю.

Так быть мне тем, кого желают?
При этом стать не лучше вас?
Я не смогу быть тем, кто грязью промышляет,
я не смогу таким быть даже час.

 

сентябрь 2013 г.


Ещё не время…..

Ещё не время, погоди, ещё не все смогли понять.
Какой великой хитрой силой, наш мир людей стал соединять.

Ночей, пожалуй, будит много.
И для плакатов и для драк.
Когда пойдёт народ толпою,
и вместо нынешнего света,
оденут улицы во мрак.

Там раздадут тебе что надо,
оденут, сыт отменно будишь ты.
И даже выпить чёрной, сможешь,
ты лишь погромче всех кричи.
Звучи как барабан, ори во всю глотку,
народ запоет с тобой.
Кто с собой принёс грош на водку,
знает совет городской.

Постоял я один и подумал,
всё ж мне надо идти вперёд.
Лишь успел я ступить два шага,
слышу сзади кто-то орёт.
Дорогой мой! Мой милый дружище!
Ни ты сторону выбрал мой друг.
Надо так и идти, неуклюжа,
тихо это, сказал он вдруг.

Слышишь шум позади нас?
Это шум цепного народа.
А иль не секрет мой друг,
ты, какого мой друг будишь рода?
Я простой гражданин Украины,
хоть родился под красной звездой.
Лишь успел я пожить три года,
под красной этой ордой.

Лишь слова. Лишь слова, повсюду.
Хватит парень, идём со мной.
Покажу я тебе с начала,
что в жизни моей было той.
Вот идём мы обратно с дороги,
вижу улицу, флаг висит.
Золотой серб и молот,
на флаге этом горит.

 

Вижу толпы людей и их лица, наполнены серой тоской.
А за ней есть такое желание, узнать, что ж за этой стеной.

Ну, увидел я этих безумцев,
ну, испробовал их ней я страх.
‘Всё же это - слабости вялость’ -
так написано в чьих-то стихах.
Даже цвет моей памяти важен,
красный всюду горит в глазах.
Этот цвет всех цветов коварен,
но его лелеют в руках.
Спутник мой в этот час, зябко замер,
головой в мою сторону смотря.
Вот гляжу на тебя ну … дурило,
я ж сначала сказал, любя!
Ни флаг и не символ флага,
важны в этой части пути.
Здесь томится мая отрада,
здесь красива мой друг, скажи?
Красный цвет – ну и пусть его сделали чёрным ,
ну и пусть его сделали злом.
Если думать мыслью смело - проворной,
для меня он будит добром!

2006г. (2014г.)


Посмотри на луну.

Не кричи,
не буди, всех кто спит.
Посмотри,
посмотри, на луну.
Ведь она,
ведь она так томно горит.
И молчит,
и молчит по дню.
Не плачь,
не рыдай в сожаленьях.
Взгляни,
взгляни на детей.
Ведь они,
они не в сомненье.
Живут,
и хватает им дней.
Так и ты,
так и ты словно свеча.
Гори,
гори без потерь.
И не знай,
и не знай от слов - меча,
И рассвету,
и рассвету – верь!

17 апреля 2016 г.
‘От чего вы мне стали снится’
Заскрипели последние листья -
в холод первого зимнего дня.
От чего вы мне стали снится,
ведь я вас не любил не когда.

Ведь я вас и не помню вовсе,
я не помню ваш серый дом.
Не заглядывал я в ваши окна,
ни утром, ни ночью, ни днём.

Так с чего вы так дерзко ворвались,
в тот мир – где хозяин в не дома сего.
И так смело мне в чём-то признались,
не прося от меня, взамен ничего.

Я проснулся от вашего крика,
небо ночи томилась лунной.
Вот, опять, лишь уснув, вы тихо,
начали говорить со мной.

Но теперь, ваши зубы сильнее,
стали в слове скрипеть чем тогда.
И взгляд ваш теперь стал жуть острее,
а улыбка лукава и зла.

Начали вдруг с того: что вы юной,
в годы счастья и тихой зари.
Когда были вы знать – изумрудной,
признавались себе – мне в любви.
Через лес, через поля и реки,
ваша длинная, ранимая стать.
Думали обо мне как о Человеке,
с которым жизнь свою можно связать.

Но нет, вы упрямы, упрямы и слепы,
всюду были как трактирщик – не один.
Я как тень была и уж как-то сзади нелепо,
а вы смотрели вперёд – как марка лучших вин.

Так извольте сказать, что уж время,
как и сердце игриво – само.
И если постель для вас стелют,
то не значит, что вам – лечь в неё.

Ты не гость, ты недруг, и не призрак -
глупый сон, проходящий как день.
И всплеск твоих сплетен оконных, низок,
за которым цветёт сирень.

Ты лишь та, кто кричит неслышно,
ты лишь та, кто терзает без чар.
Ты прости, что так чёрство уж вышло,
Поутру, ты растаешь как пар.
26 апреля 2016 г.

 




В 1926 году, во время своего проезда из Парижа через Киев в Москву, молодой начинающий поэт украинско-русских корней, Михаил Хломин, написавший своё первоё и, к сожалению, последнее произведение, был трагически убит с высказыванием адреса обвинения – Политическая измена и шпионаж с циклом революционных направлений!
Это произведение было написано Татьяне Фраллской, парижской балерины, в виде
ПИЬМА – ОТВЕТА и называлось - “Дорога путника дамой 1926 г. “. Оно было написано от подъезда к Москве и до расстрела (приблизительно в течение пяти часов)
Михаил не был политическим деятелем, и ни каким наималейшем образом не касался к этой части мира. Но всё же, его посчитали угрозой для собственных убеждений и направлений в развития жизни, их мира. На момент смерти, Михаилу было всего 20 лет от 19 октября 1906г.
Ни кто из присутствующих там солдат, ни из других арестованных, не знал об этом письме, и уж точно не знал тот, кому оно было адресовано. Но вскоре, это письмо нашло своего адресата!

Михаил Хломин. Москва - Париж. Татьяна Фраллская.

“Дорога путника дамой 1926 г.
1
Поток белеющего света,
подобно искрам, падал вниз.
В письме я не нашел ответа,
хоть мы с тобою были в близь.

В письме, исписанном строками,
жила весна, как образ, лист.
Ты помнила, что было между нами,
как звон стиха, так был он чист.

Найти в письме я мог, пожалуй, всё,
я даже лето с солнцем отыскал.
Я даже смог узнать как там, в Москве,
но свой ответ я не сыскал.

Темнее ночи, я не видал, нигде,
хотя я был повсюду и далече.
И где луна в её узде,
запряжена была навечно.

Лучами заблистали звёзды, в небе,
расплавленный туман их чуть гасил, едва.
Такой чарующей ночи я не встречал ещё на свете,
и было б всё что надо, кроме ответа, на строках письма.

Извозчик сонною рукою,
пытаясь лелеять и жалеть.
Пришпоривает лошадь, свистовою,
плетью. И надо так терпение иметь!?

Порывы, изношенного ветра,
промчались мимо нас, прижег ноздрю.
Далёким запахом пороха и пепла,
идейную ломая суть твою. К чему?

Едва мгновенье и мы на месте,
знать без тревог подумал я.
Ведь то, что здесь куют без чести,
я позабыл знать, где беда.

Огни далёких,
плененных, одиноких.
Стоя, смотрели вдаль, путаясь убежать.
Дома уставшие,
поникшие, увязшие.
Тепло в себе, храня, тая, пытались удержать.

Блеснул наскальный луч звезды, среди других, миллионных.
И как рожденные мечты, ища на небе среди звёзд, знакомых.
2
О как я рад, о как я счастлив!
Этой ночи и тихому покладистому псу.
Мой миг сейчас такой удачлив!
Лишь я не рад твоему письму.

Извозчик собеседник ненадёжный,
в его уме лишь сто дорог.
Сто первый самый знать тревожный,
что он уснуть так мигом смог.

Встречали нас лишь две собаки,
скуля, хвостом виляли, бес устала.
За кость не избежать им новой драки,
одна другой бока слегка намяла.

Скулистый дядя, ворон зоркий,
последний раз он улыбался в ‘23 –тем.
Он к холодам так и к огням, безумно стойкий,
держа свой мозг, с ближайшем КомСоветом.

‘Какая цель здесь вашего визита?’
Суровей голоса я нынче не слыхал!
Чернила имени моего, размыты,
во мне поэта друг ты часом не признал.

Вы все, как все, будь то поэт будь то Имажинист,
а то и лучше – политический и скрытый Манифест.
Вас всех научит, всех пробьёт ключом вся эта жизнь,
и не сыскать, убежище, поэт, не выдвинуть протест.

Заметно, слово поэт, сказал он, глубоко дыша,
вполне испытывал ко мне он отвращенье.
И грань, свой безграмотности не тая,
скорей даже испытывая невольный миг мученья.

Извольте ждать – сказал он уже суше,
видать, не трезва, его буйна голова.
Ведь на губах его, на белых, злющих,
шепталось жадно – где вода!?

 

Я вышел прочь с кареты, осмотрелся,
в плен взору пала трогательная картина.
Как дед на внука крепка взъелся,
за то, что тот не слушается своего отца, что деда сына.

3
Как знать, я не признал вас сразу,
услышал за спиной я. Ведь вы поэт к нам из Парижа?
И лишь он бросил эту фразу,
я понял разговор дальнейший знать пойдёт бесстыжей.

Как там Париж, и часом Киев?
Небось, плюются города?
А мы здесь трудимся все в милость,
и ты вот, зря приехал, зря!

‘Каких ты будишь политических влечений?’
Спросил он так, как будто знал ответ.
Да я в таких делах, немой-слепой, не гений,
и впрямь плюю на этот бред!

И впрямь был бред, но только тот, что я, про бред, ответил!

Дядя замер. И левая бровь, черкнула правую.
Да как ты смеешь гниль, такое говорить!?
Да. Я понял, даже за речь другую, бравую,
я б суть иного разговора не способен был бы зародить.

Я всё к тому, что я не тот, кем вы хотите меня видеть,
я не ищу подвоха в важных лицах.
Я проста жил, живу, надеюсь жить,
и я не тку ваш мир на тонких спицах.

Сказать мне жаждалось на ‘лживых спицах’,
но понимал, ответ был глуп.
Я на его увидел злость, ресницах,
но он до смеха был, невероятно туп.

Пойдём со мной! Сказал он снова сухо.
И сам не дожидаясь, мой ответ, пошел вперёд.
Мне не пойти!? Наверно было б глупо!
Я понимал, Москва на сей момент так просто не поймёт.

Извозчик, невдомёк, младенчески храпел.
Его будить, сейчас, случайно не хотелось.
Ему на ухо сам зам совета сладко пел,
и на извозчика закрытых глаз, сонная дуга виднелась.

Приливный сон, моей картины,
оставлен там, в далёком для меня сейчас Париже.
И танец, золотоволосой балерины,
мне память, сердце, образ, рождает в звонком стиле.

Мне голос слышен твой, хрустальный,
мне взгляд твой виден в горизонт, издалека.
Но мир Москвы сейчас как театральный,
им в жизнь, одна политика нужна.

4.
Я помню тот момент, момент, где смог я видеть императора России.
Мне было вроде знать тогда семь лет.
Когда склонившись, он ко мне, сказал
‘ Всё странно в мире’
‘Лишь смелый сможет для себя найти ответ’

Но в 26’- том) ответы находить здесь строго запрещают,
не чувствует здесь даже лошадь, вольность в диком поле.
Всех кто бежал, законно вновь их возвращают,
и знай, ты станешь тем, кто нужен им, поверь, безумно вскоре.

Я был однажды вовлечён в призреный мир,
в каком-то гнусном кабаке, где были политические и поэты.
И столько было вылито на них, на нас, чёрных чернил,
об этой драке не читали лишь ленивые, в газете.

Я даже помнишь, вовлеченности в тебе стирал,
когда ты мне так звонко распевала.
О том, что ваш Париж свободу права воссоздал,
в тот день, когда Москва лишь это обещала!

И вот сейчас ведут меня тревожно,
в какой-то мерзкий, низкий дом.
А на пороге кот, так ласкова, но знать и ложна,
глазами, в тёплый и уютный приглашает дом.

5.
Я написать тебе смогу не так уж много,
и что писать? Ведь это как беззвучные слова!
Скажу, что родилась во мне на миг тревога,
что больше в этой жизни не увижу я тебя.

 

Сказать Париж моё спасенье?!
Сказать что Киев для меня стена?!
Душа споткнулась в изумленье,
дорога в час судьбы, стала одна!

Москва, где я родился, где я напился,
где я узнал и стал умней.
Весь этот мир в меня вцепился,
и нет острее их когтей.

Но мне ведь не Москва дорогу преграждает,
и в плен я взят, ни ей, хоть как не говори.
Всего лишь те, кто ею, так не умело управляет,
всего лишь те, кто мелкий блик, в её судьбе.

Но что мне те, кто тень и призрак,
кто вялый свет иль вовсе уже пар.
Когда есть ты, в судьбе моей,
и это, уже дороже всего их золота и чар.

Сказать тебе, мне есть, что в жизни,
и рассмешить и удивить.
Мои слова,
сейчас будут звучать на первый взгляд невнятно,
но смысл мой,
лишь ты одна способна вразумить......



… Мне образ твой, увы, так скоро будит, безразличен, а ты, храни мой, сколько сердце твое будит биться.
И напиши ответ, и не куда не отсылай, читай его как будто мне, с того тебе наверно я и буду сниться.
В тот миг, что мне оставлен был,
Я вспоминал тебя одну.
Сейчас могу сказать без страха,
Что я тебя одну, люблю!

москва 1926 г.

2013 г.