Список частных лиц можно значительно расширить; он не один раз приводился в печати43.
Герои романа упоминают и цитируют различные литературные произведения, и почти всегда это служит дополнительным штрихом характера персонажа. Любимое Толстым стихотворение Пушкина «Воспоминание», с полного текста которого Толстой спустя тридцать лет начал свои «Воспоминания»44, цитирует Левин в беседе с Облонским: «с отвращением читая жизнь мою, я трепещу и проклинаю, и горько жалуюсь...» (стр. 39).
При первой встрече с Левиным, приехавшим сделать предложение Кити Щербацкой, Облонский продекламировал не точно стих Пушкина «Из Анакреона»: «Узнаю коней ретивых...» (стр. 37).
Услышав признание Облонского о его измене жене, Левин говорит: «Я прелестных падших созданий не видал и не увижу» (стр. 41), имея здесь в виду слова Вальсингама из «Пира во время чумы» Пушкина. «Прелестное, но падшее созданье».
Облонский в беседе с Левиным, признав, что его дело «очень плохо, и все от женщин», — цитирует, однако, тонко улыбаясь, стих Г. Гейне вошедший в измененном виде в оперетту Иоганна Штрауса «Die Fledermaus (1873 г.):
Himmlisch ist’s, wenn ich bezwungen...45
Рассуждения Левина Облонский сравнивает с «диккенсовским господином, который перебрасывает левою рукой через правое плечо все затруднительные вопросы» (стр. 41). Имеется в виду мистер Подснеп из романа Диккенса «Наш общий друг».
В той же беседе Левин напоминает Облонскому книгу Платона «Пир», в которой Платон излагает учение о двух родах любви: любви чувственой,
Земной и любви небесной, утверждая, что «обе любви служат пробным камнем для людей» (стр. 41).
Петрицкий в разговоре с Вронским говорит о своей любовнице: «чудо, прелесть, в восточном строгом стиле» и сравнивает ее с типом «прекрасной Ребекки» (стр. 101), героиней романа Вальтер Скотта «Айвенго».
В салоне Бетси Тверской французский дипломат произносит, перефразируя, афоризм французского философа Ларошфуко: «Никто не доволен своим умом...» (стр. 119) (точный текст: «Все жалуются на свою память, но никто не жалуется на свой разум»). Толстой, по-видимому, намеревался ввести в свой роман афоризмы Ларошфуко; на листе одной из рукописей «Анны Карениной» выписаны Толстым несколько его афоризмов на французском языке (см. т. 20, стр. 11).
Во время обсуждения с Левиным продажи леса Облонский в ответ на раздраженный вопрос Левина — «счел ли он деревья» — цитирует строки из оды Державина «Бог»: «Сочесть пески, лучи планет, хотя и мог бы ум высокий...» (стр. 144).
В другой беседе с Левиным же, Облонский цитирует, перефразируя, строку из стихотворения А. А. Фета «Из Гафиза»: «Не будь, о моралист, так строг!..» (стр. 319).
Находясь в восторженном состоянии после объяснения с Кити, Левин прерывает высказывания своего брата о Кити словами Поприщина из «Записок сумасшедшего» Н. В. Гоголя: «Ничего, ничего, молчание!» (стр. 339).
Во время обеда холостяков у Левина в день свадьбы вспоминают чувство Подколесина из «Женитьбы» Гоголя: «в окошко хочется выпрыгнуть» (стр. 375).
Действие романа «Анна Каренина» происходит в ту пору, когда в России, по словам К. Левина, «все это переворотилось и только укладывается». Эта формулировка Константина Левина помогает верному анализу общественных явлений, обрисованных в «Анне Карениной»46. В статье «Л. Н. Толстой и его эпоха» В. И. Ленин, повторив слова Левина, продолжил их рассуждениями: «„...У нас теперь все это переворотилось и только укладывается“, — трудно себе представить более меткую характеристику периода 1861—1905 годов. То, что „переворотилось“, хорошо известно, или, по крайней мере, вполне знакомо всякому русскому. Это — крепостное право и весь „старый порядок“, ему соответствующий. То, что „только укладывается“, совершенно незнакомо, чуждо, непонятно самой широкой массе населения. Для Толстого этот „только укладывающийся“ буржуазный строй рисуется смутно в виде пугала — Англии»47.
Борьба крестьянских и помещичьих интересов [...] проходит красной
Нитью через всю пореформенную историю России», — констатирует В. И. Ленин48. И Толстой, хорошо знавший «Россию деревенскую, Россию помещика и крестьянина»49, разносторонне осветил этот вопрос. Например, один из персонажей романа, помещик Михаил Петрович, рассказывает: «Мое хозяйство все, чтобы денежки к осенним податям были готовы. Приходят мужички: батюшка, отец, вызволь! Ну, свои все соседи мужики, жалко. Ну, дашь на первую треть, только скажешь: помнить, ребята, я вам помог, и вы помогите, когда нужда — посев ли овсяный, уборка сена, жнитво, ну и выговоришь, по скольку с тягла» (стр. 282). Положение охарактеризовано кратко и точно.
От столкновения интересов помещика и крестьян Толстой переходит к анализу состояния самого крестьянства. Он не мог не видеть его расслоения на мелкую буржуазию и сельский пролетариат, того самого расслоения, которое, по учению Ленина, «окончательно решает вопрос о капитализме в России»50. В «Анне Карениной» Толстой показал зажиточного хуторянина, которого навестил Левин по дороге к Свияжскому, и крестьян, занятых у помещика и кулака, упомянул «русский народ, имеющий призвание заселять и обрабатывать огромные незанятые пространства» (стр. 291). Заселение незанятых земель — не случайное, напротив, важное явление русской жизни, и на него обратил внимание В. И. Ленин в исследовании «Развитие капитализма в России»51.
Конечно, не обошел писатель и кулака, создав выразительный облик Рябинина, представленного в роли скупщика помещичьих богатств. Толстой показал самое характерное — распродажу Облонским леса. Тема, близкая каждому помещику, в том числе и владельцу Ясной Поляны. В одном из писем к брату, тоже помещику, он разговорился об этих делах и коснулся важной темы: «Дела, как и у всех, были бы очень плохи, если бы не писанье и лес; тем и кормлюсь»52.
Разорение помещичьих владений — одно из самых драматических явлений тех времен. Ему много уделялось места в периодической печати. В «Анне Карениной» оно иллюстрировано имением Облонских Ергушево. Не много оставалось времени до того, как ему предстояло прийти в состояние, описанное публицистом в 1874 г.: «Проезжая по уезду и видя всюду запустение и разрушение, можно было подумать, что тут была война, нашествие неприятеля, если бы не было видно, что это разрушение не насильственное, но постепенное, что все рушится само собою, пропадает измором»53.
К деятельности сановника Алексея Александровича Каренина привлечены государственные дела семидесятых годов. Например, нашумевшее и длившееся вплоть до восьмидесятых годов дело о злоупотреблениях, допущенных при продаже частным лицам башкирских земель в Уфимской и Оренбургской губерниях. Изданные в 1871 г. правила для продажи земель в этих губерниях грубо нарушались. Видимо, это «дело» и упоминается в романе как «дело об устройстве инородцев», которым какое-то время был увлечен Каренин (стр. 244—245). А занимавшее Каренина дело «об орошении полей» — тоже подлинное дело семидесятых годов. После Самарского голода 1873 г. возникали различные проекты орошения степей и, как считал Каренин, «на это дело было потрачено и тратилось очень много денег и совершенно непроизводительно» (стр. 244).
На вечере у Бетси Тверской Каренин увлекся серьезным разговором об общей воинской повинности. 1 января 1874 г. был издан указ, по которому воинская повинность распространялась на все сословия. Каренин «стал защищать» новый указ перед княгиней Бетси, «которая нападала на него» (стр. 122).
В разговоре Левина со Свияжским о рабочем вопросе поминается «самое либеральное» Лассалевское направление и «Шульце-Деличевское направление» (стр. 285). В романе названы имена немецких политических и общественных деятелей Фердинанда Лассаля, основателя Всеобщего германского рабочего союза» и полемизировавшего с ним Германа Шульце-Делича, основателя первого кредитного товарищества. В том же разговоре упоминается «Мильгаузенское устройство»* (стр. 285) — речь идет о рабочем городке в городе Мюльгаузене (в Эльзасе), построенном в пятидесятых-шестидесятых годах фабрикантом Дольфусом, основавшим «Общество попечения об улучшении быта рабочих».
В период писания «Анны Карениной» был злободневным вопрос о железных дорогах, что было вызвано опубликованными в апреле 1873 г. новыми правилами для концессионеров, и о проекте новой большой сети железнодорожного полотна. Пресса уделяла этому большое внимание, некоторые статьи могли бы быть своего рода комментарием к роману Толстого. Один публицист, например, писал: «Прежние откупщики воскресли в лице концессионеров железных дорог»54. Не обошел Толстой и этого явления эпохи. Степан Аркадьич Облонский, мечтавший о большом окладе, добивался явно шаржированного Толстым места «члена от комиссии соединенного агентства кредитно-взаимного баланса южно-железных дорог» (стр. 602).
За обедом у Облонских между Карениным, Песцовым и Кознышевым возник спор о классическом и реальном образовании. Эти споры продолжались в доме Облонских, они и в действительности велись в ту пору
Рисунки Л. Н. Толстого
на рукописи романа «Анна Каренина»
По всей стране. В 1871 г. был принят новый гимназический устав, по которому упразднялись реальные и оставлялись только классические гимназии, в которых на 50 процентов увеличивалось количество часов, отводимых для древних языков. 15 мая 1872 г. опубликован закон о реальных училищах. «Дисциплина ума», как ее понимала бюрократия, а не реальные знания, которых она боялась, — вот что стремилось насадить правительство и вот чему сочувствовал Каренин. «Мне кажется, — говорил Каренин в споре, — что нельзя не признать того, что самый процесс изучения форм языков особенно благотворно действует на духовное развитие. Кроме того, нельзя отрицать и того, что влияние классических писателей в высшей степени нравственное, тогда как, к несчастию, с преподаванием естественных наук соединяются те вредные и ложные учения, которые составляют язву нашего времени». Каренин почти дословно привел официальную аргументацию и затем точно разъяснил, что под нравственным он подразумевал «антинигилистическое влияние» (стр. 328).
От обсуждения реформы разговор с Карениным «перескочил на новую тему женского образования», в связи с тем, что «правительство открывает женские курсы и университеты». Проблема женского образования была одной из острейших проблем того времени. Тяга к знаниям, борьба за независимость захватила многих женщин, и прогрессивные круги общества стояли на их стороне. Не имея права на зачисление в университет, некоторые женщины поступали в заграничные университеты и в среде русской эмиграции приобщались к революционной деятельности. Это беспокоило русское правительство, и, чтобы отвлечь женщин от иностранных университетов, оно стало разрешать публичные лекции по университетским программам, а в конце 1872 г. учредило акушерские курсы при Медико-хирургической академии в Петербурге и разрешило открыть первые Высшие женские курсы профессора В. И. Герье в Москве.
Университетский вопрос», затронутый в беседе Левина с московскими профессорами Катавасовым и Метровым, тоже злободневен. «Университетский вопрос был очень важным событием в эту зиму в Москве», — говорится в романе (стр. 570). И действительно, в это самое время широко обсуждался проект изменения университетского устава 1863 г. В 1873—1874 гг. шла острая полемика по этому поводу между газетами и журналами разных направлений. В черновой редакции романа об «университетском вопросе» рассказано подробнее, чем в завершенном романе: «Три старые профессора в совете не приняли мнения молодых, молодые подали особое мнение. Мнение это было, по суждению одних, ужасно, по суждению других, — было самое простое и справедливое мнение, и профессора разделились на две партии» (т. 20, стр. 498). Такое разъяснение дает основание предположить, что первоначально Толстой под «университетским вопросом» разумел историю, разыгравшуюся в Московском университете в 1865—1866 гг., в связи с перевыбором одного из профессоров на новое пятилетие. Об этой истории подробно рассказано в воспоминаниях