Психология счастья

Каждый человек хочет быть счастливым. Что такое счастье, каждый понимает по-своему, и разброс мнений здесь огромен. Существует обычное, житейское представление о счастье как везении или фортуне, удаче и счастье в смысле радости, восторга, упоения или умиления. В этих значениях счастье не может стать осознанной целью человеческой жизни.

В понимании счастья как психологического феномена ученые четко выделяют два подхода. Первый связан с переживанием удовлетворенности жизнью, рефлективной оценкой своего прошлого и настоящего, второй – с частотой и интенсивностью положительных эмоций. В психологическом понимании счастье едва ли может быть главной целью жизни человека, поскольку состояние интенсивной радости по природе своей быстротечно, мимолетно. Жизнь, даже самая благополучная, имеет свои трудности и недостатки. И эти трудности и проблемы необходимы в жизни, чтобы поднять ее ценность: без голода не ценилась бы пища, без борьбы – радость победы, без мрачных, несчастливых периодов – мгновения светлой радости. Не случайно Л. Н. Толстой утверждал: "И то, что мы называем счастием, и то, что мы называем несчастием, одинаково полезно нам, если мы смотрим на то и на другое как на испытание"^[1].

Гете в беседе со своим личным секретарем И. П. Эккерманом (1824) говорил: "...Вряд ли за свои семьдесят пять лет я провел четыре недели в свое удовольствие". Тем не менее чуть позже (1830) он признался композитору Карлу Цельтеру, что счастлив и хотел бы прожить свою жизнь вторично. И в этих его двух признаниях не было противоречия: ведь те "четыре недели счастья" были для него временем наивысшей, ничем не омраченной радости, а счастье, в котором он признавался Цельтеру, понималось в другом значении слова – как общее удовлетворение жизнью.

Известный польский философ и писатель Владислав Татаркевич (1886–1980) констатирует: имеется по меньшей мере четыре основных значения счастья. Во-первых, счастливым является тот, кому сопутствует счастливая судьба; во-вторых, тот, кто познал самые сильные радости; в-третьих, тот, кто обладал наивысшими благами или, во всяком случае, положительным балансом жизни; в-четвертых, тот, кто доволен жизнью в целом^[2].

Рассмотрим понятие счастья в его четвертом значении, предполагающем удовлетворение жизнью в целом, поскольку оно в немалой степени зависит от самого человека.

Удовлетворенность жизнью – спокойная, уравновешенная рефлективная оценка прошлого и настоящего. К ней можно отнести удовлетворенность работой, проведением досуга, семейной жизнью, здоровьем и т.п. Правда, здоровье как источник счастья воспринимается таковым, когда с ним возникают проблемы, и оно действительно оценивается рефлексивно: когда оно есть, его особенно не замечают, принимают как данность.

Мало что способствует человеческому счастью так, как работа, когда профессия становится образом жизни, когда ремесло превращается в искусство. При этом уровень оплаты играет роль совсем не главную, хотя, конечно, высокая оплата всегда лучше и предпочтительнее оплаты невысокой. Есть основание утверждать, что настоящее удовлетворение приносит сам труд, если он интересен, немонотонен, общественно необходим, требует приложения знаний, умений, реализации творческих потенций.

Майкл Аргайл (1925–2002), одна из самых ярких и примечательных фигур в британской психологии XX в., утверждает, что многие индивиды не способны оценить скрытые преимущества своей работы до тех пор, пока не потеряют ее. По мнению ученого, больше удовлетворения приносит сложная работа, которая предъявляет к человеку высокие требования. Так, большинство менеджеров и дипломированных специалистов получают истинное наслаждение от сложной, ответственной и автономной деятельности.

Аргайл отмечает, что исследования, посвященные проблеме безработицы, выявили множество скрытых источников удовлетворенности работой, которым мы практически не придаем значения, пока имеем работу, и начинаем задумываться о них, когда ее теряем. Это, к примеру, такие источники удовлетворенности работой, как организация времени; предоставление статуса и личной идентичности; дальние, перспективные жизненные цели; разделяемая с другими людьми общность деятельности, вынужденная активность, от которой невозможно уклониться.

Многим, наверное, доводилось слышать о том, что счастье – привилегия юности. Так это или нет, все же есть основания утверждать, что в юношеском возрасте счастье – не просто гармония между внешним и внутренним, между средой и индивидом, свойственная и другим возрастам, а гармония идеального внутреннего, связанного со стремлением к высокому, романтичному, общественно полезному, ощущением себя необходимой частью общего дела, – с внешним, дающим возможность реализовать эти стремления. И если в юности человек познал счастье в удовлетворении высших человеческих потребностей, осмыслил и пережил общественную значимость своего труда, можно надеяться, что в личности сформировано устойчивое идейно-нравственное ядро, способное определять и направлять все ее поведение. В этой связи невозможно не согласиться с В. А. Сухомлинским, утверждавшим, что правильность выбора жизненного пути каждым воспитанником зависит в конце концов от того, в чем в годы отрочества и ранней юности человек познал счастье.

Названные два подхода к пониманию счастья не противостоят друг другу, а скорее взаимопроникают. В самом деле, разве рефлективное переживание удовлетворенности жизнью не может включать переживание положительных эмоций, ощущений катарсиса, чувства глубокого удовлетворения от оценки своих поступков? И разброс в этих ощущениях счастья может быть сколь угодно большим. Скажем, от такого: "Усталость видит счастье и в борще, / Придя со сплава и лесоповала. / А что такое счастье вообще? / Страдание, которое устало" (Евгений Евтушенко). И до такого: "На свете счастья нет, / А есть покой и воля" (А. С. Пушкин). Или его же: "Привычка свыше нам дана, / Замена счастия она".

Л. Н. Толстой включил в "Круг чтения" высказывание американского философа и писателя XIX в. Ральфа Эмерсона (1803–1882), которое он, несомненно, разделял: "Человек счастлив только тогда, когда он может сказать, что исполнил свою собственную работу, что вложил душу в труд свой и довел его до конца, насколько мог лучше. Если же он поступит иначе, то и покончив с трудом, он не почувствует ни отрады, ни облегчения".

Здесь счастье понимается как отрада и облегчение. Охватывая мысленно свою жизнь, человек может испытывать удовлетворение от самых различных обстоятельств: верных и преданных друзей, любимой супруги (супруга), детей, интересных встреч, путешествий, коллекционирования редкостей, работы и много другого. Источников счастья может быть множество, однако они действуют не всегда и нс для всех, потому что постоянных и одинаковых для всех источников счастья просто не бывает.

Есть люди, которые отличаются свойством быть постоянно счастливыми, несмотря на изменения настроения, происходящие в силу разных событий и ситуаций. А есть такие, кто в подобных же условиях остается постоянно в депрессивном состоянии. Счастье является частью целого комплекса личных проявлений, который включает выбор благоприятных ситуаций, умение видеть лучшую сторону действительности и высокую самооценку. Несчастливые люди склонны к одиночеству и чаще других впадают в невротическое состояние. Таким образом, счастье ассоциируется, и при этом весьма значительно, с другими аспектами личности: экстраверсией, способностью к саморегуляции и самоуправлению, отсутствием внутренних конфликтов, хорошей коммуникативностью и наличием человеческих связей, вовлеченностью в целенаправленную трудовую деятельность и осмысленный досуг, умением планировать и организовывать время. Слабее прослеживается связь счастья с некоторыми личностными особенностями, например с интеллектом и привлекательностью^[3].

И, может быть, самое существенное в этой теме – зависимость переживания счастья от осмысленности своего существования. Люди, у которых нет ощущения осмысленности жизни, обычно менее счастливы во всех жизненных аспектах и более подвержены стрессам и депрессивным состояниям. Стало быть, счастье внутри человека, и мысль Л. Н. Толстого о том, что "человек обязан быть счастлив, если он несчастлив, то он виноват", не кажется парадоксальной.