Процесс и причины революции

Функциональный подход представляет революцию как нечто из ряда вон выходящее, как событие драматическое в жизни общества. По аналогии с ним и причины, вызвавшие революцию, должны считаться экстраординарными. Революция видится как нарушение нормального функционирования общества, неожиданный и резкий выход из состояния равновесия.

Рис. 10.3. Правительственные войска открывают огонь по демонстрации рабочих в Петрограде, июль 1917 г.

Но мнению Ч. Джонсона, социолог, приступающий к изучению данной проблемы, обязан сравнить законы нормального и законы "ненормального" функционирования общества. Отсюда делается вывод: социология функционирования обществ логически предшествует социологии революции^[1].

Равновесие в обществе достигается при трех следующих условиях:

1) конфликт в трех базисных системах стратификации остается существенно ниже критической черты;

2) технологические, культурные и общесоциальные изменения в обществе находятся в гармонии. В неуравновешенном обществе подобных качеств нет;

3) силы, выступающие за стабилизацию, не уравновешивают силы, выступающие против нее, – и это самое главное условие.

Для более глубокого анализа причин революции надо разграничить два понятия: событие и процесс.

Событие – это единичное проявление чего-либо, символизирующее уникальный исторический момент, конкретизированный во времени и пространстве[2].

Процесс, напротив, продолжается во времени и не требует проявления себя в чем-то ином – в каком-либо событии или серии событий[3].

Таким образом, это два противоположных понятия. Паника на бирже США в "черную пятницу" в октябре 1929 г. – это событие. Однако последовавшая за ней Великая депрессия, поразившая всю экономику Америки, – это уже процесс. Точно так же и революцию в одном случае мы можем трактовать как единичное событие, указав дату его возникновения, а в другом – говорить о революционном процессе. Только во втором случае мы способны отождествить с революцией все множество социальных и политических изменений, которые предшествовали, возникли в ходе или последовали за революцией.

М. Хагопьян склоняется к мысли, что революцию невозможно описать одним термином и предлагает подходить к ней как к макрособытию. Такого рода терминология позволяет учесть тот факт, что у революций есть своя траектория, которая где-то и когда-то начинается и заканчивается (хотя конец и начало трудно точно установить), а кроме того, есть свои фазы, которые представляют единство процесса и события. Однако есть ученые, полагающие, что двумя терминами при объяснении причин возникновения революций не обойтись. Нужен третий термин – состояние, который описывает специфическую конфигурацию или стечение факторов, условий и диспозиций. Правда, состояние может внешним образом проявлять себя через события, а те – объединяться в процесс.

По мнению С. Хантингтона, два типа революций – восточная и западная, различаются не только составом и характером, но и процессом революционного движения. У западных революций отмечается симметрия, у восточных – отсутствие симметрии фаз революционного процесса.

В западной революции обычно обнаруживают три фазы: 1) внезапный кризис традиционной политической системы; 2) мобилизация новых политических групп; 3) создание новых политических институтов. В восточной модели, считает М. Хагопьян, правительственный кризис происходит не вначале, а в конце. В западном варианте падение старого режима создает вакуум власти, которые заполняют радикалы и умеренные, вступающие между собой в политическую борьбу. В восточной революции старое правительство крепко держится на ногах, поэтому сразу же необходимы радикальные меры с подключением широких масс из аграрной периферии. Успех революции обеспечивается здесь лишь тогда, когда с самого начала создается новое и очень крепкое правительство, держащее курс на радикальные реформы.

Революцию нельзя объяснить одной-единственной причиной. Выражение "причина возникновения Октябрьской революции" означает, что ученый выделил главную причину, а обо всех других умолчал либо уже рассмотрел. Кроме того, монистический подход опасен и с методологической точки зрения: у читателя всегда остается опасение в том, что ученый субъективно выбрал именно эту причину в качестве решающей. Отсюда следует, что привлечение одной социологической концепции, скажем К. Маркса или В. Парето, к объяснению причин революции равносильно упрощению или схематизации событий^[4]. Часто случается, что историки, несогласные с единственным обоснованием революции, начинают его критиковать и в ходе дополнительного анализа выявляют целый ряд событий и причин. Революция из события превращается в процесс.

Так поступили в свое время с французской революцией. Вначале ее пытались объяснить узким кругом обстоятельств: зарождением нового класса буржуазии, происками масонов или ухудшением жизненного уровня населения. Но когда признали правомерность всех факторов, монистический подход превратился в плюралистический, а за этим последовало превращение революции из события в процесс. Французская революция предстала цепочкой микрореволюций: движение Фронды и борьба за учреждение парламента, революция третьего сословия, крестьянское движение и республиканский мятеж, восстание санкюлотов, разгул термидора и череда переворотов в период директории, закончившиеся переворотом 18 брюмера^[5]. То же самое можно сказать о любой другой революции: она есть совокупность движений, переворотов, восстаний, за которыми стоят блоки и группировки политических и социальных сил. Эти силы включают множество общественных групп, слоев, партий и формирований, преследующих различные, иногда противоположные, цели и ищущих разную выгоду^[6].

Таким образом, панорама революции – это пересечение различных и часто несовпадающих мотивов, желаний, целей, идеалов и средств. Разные социальные группы подключаются и выходят из революции в разное время – тогда, когда они, по их мнению, добились своего. Крестьяне могут выйти из коалиции революционных сил, как только получили землю, а буржуазия должна продолжать вплоть до изменения конституционного строя.

Поскольку в революции задействовано множество различных сил, то поводом или причиной ее возникновения может послужить даже самое незаметное на первый взгляд событие, например недовольство одной из сторон своим положением. Историки уверены: для революции всегда найдется повод. И всякий раз конфигурация причин уникальна для каждой революции. Возможны ли вообще какие-либо научные обобщения о законах возникновения революций? М. Хагопьян полагает, что выход можно обнаружить, определив революцию как специфический тип социальных изменений, порожденный, в свою очередь, различными типами социальных изменений^[4].

Теория J-кривой Дж. Дэвиса

В свое время Алексис де Токвиль утверждал, что вероятность революции наиболее высока в те моменты, когда длительный период политической и экономической стагнации сменяется фазой резкого увеличения шансов и возможностей для каждого человека, особенно социальных низов. Вслед за этим были выдвинуты другие законы политической и социальной революции. Таков, например, сформулированный американским социологом Джеймсом Дэвисом закон, утверждающий, что вероятность революций высока в том случае, если период постоянного роста резко сменяется периодом стагнации: в ситуациях подобного рода индивиды склонны к опережению событий, выражению иллюзорных мечтаний, обреченных на неудачу. Непосредственным предшественником революции, по мнению Дж. Дэвиса, является экономическая депрессия – затухающие колебания деловой активности, характеризующиеся повышением цен, безработицей, инфляцией и бедностью.

Обычно революция наступает после долгого экономического подъема, заканчивающегося резким падением и попятным движением. Это объясняется тем, что на предшествующей стадии экономический рост порождал рост ожиданий у населения. Люди привыкли удовлетворять все большее число потребностей. Неожиданный кризис вызывает панику, затем фрустрацию и тревогу. Разрыв между провозглашенными правительством большими целями и их реальным невыполнением вызывает крушение надежд сразу у очень многих людей. Все дело в том, какой характер имеет сползание вниз.

При медленном процессе люди успевают приспособиться и вырабатывают особую тактику выживания: ограничивают перечень потребностей, устраиваются на дополнительную работу, успевают обзавестись второй профессией, заменить дорогие товары на дешевые, завести подсобное хозяйство или огород.

Если сползание носит характер резкого скачка, то вызванный им психологический шок вынуждает людей поступать нерационально, они легко поддаются панике и слушают пламенных агитаторов, призывающих все свергнуть. Доверие к правящему режиму, не сумевшему спасти страну, окончательно подрывается.

В первом случае революции может и не быть, во втором она очень вероятна. Объяснивший это явление Джеймс Дэвис, построил модель, названную "/-кривой" (рис. 10.4). Он определил "точку кипения", где раздражение властью становится далее нетерпимым и порождает либо активный протест, либо полную подавленность народа. Возможным выходом из создавшейся ситуации могут быть не только революции, но также бунт, погромы, забастовки, акции гражданского неповиновения, импичмент или дворцовый переворот.

Позже американский политолог Т. Р. Гарр в книге "Почему люди бунтуют" (1970) предложил структурно более сложный закон, нежели его предшественники. Согласно

Рис. 10.4. Теория J-кривой Дж. Дэвиса

этому закону вероятность коллективного действия является функцией ряда переменных, таких как общественное недовольство, ресурсы противостоящих сил, возможное превосходство ресурсов одной из сторон над ресурсами другой, и т.д.