Проблема значения в семантике
В семиотике язык рассматривается в трех аспектах: синтаксическом, семантическом и прагматическом. Он определяется как система знаков, где аспект значения определяет другие функции. Между тем проблема значения содержит своеобразный логический круг: затруднения в понимании истины как соответствия заставили философов обратиться к анализу значения, однако трудности его определения снова отсылают к истине. Таким образом, тема "истина и значение" остается слепым пятном семантики.
Можно сказать, что значение – это то, о чем мы говорим, например вещи или события. Однако очевидно и то, что мы приписываем тот или иной смысл чувственным данным. Стало быть, язык не просто метка предмета, его заменитель в сознании и общении, а нечто самостоятельное. Он является источником понятий, которые, как и обозначаемая им вещь или иной феномен, могут входить в значение слова. Так вопрос о значении слова переходит в вопрос о значении понятия. Разумеется, и в этом случае можно отсылать к предметам, точнее, к их множествам, определяющим объем тех или иных понятий. Как правило, понятия соотносятся с классами предметов. Слово-понятие (например, "стол" или "ворона") означают не единичный предмет, а их множество, или класс. При этом возникает вопрос: сами предметы образуют классы и для них придумываются понятия как имена классов или, наоборот, системы понятий навязывают классификации? Кроме объема (количественного параметра) понятия имеют ОГЛАВЛЕНИЕ (качественную составляющую), куда входят признаки, определяющие его принадлежность к определенному классу или множеству. Поэтому в семантике предлагается различать два аспекта значения – предметное и смысловое.
В вопросе, что такое значение, нет единства, поэтому некоторые современные авторы предлагают отказаться от концепции значения, которое превратилось в своеобразный "миф". Значение – это тень знака. В семантике знаки, хотя и считаются материальными, однако остаются "прозрачными", "невидимыми", "нейтральными" носителями значений. Конечно, полностью отказаться от гой или иной концепции значения невозможно, ведь мышление представляется нам в виде операций с понятиями, и поскольку оно протекает как главное стимулирующее действо языка, то все остальные его функции рассматриваются в качестве побочных. Мышление как нечто происходящее "в голове", внутри тела, в сокровенной его глубине, называемой духом (интеллектом), стремится воплотиться в слове. Но само слово – аналог тела, внутри которого живет дух – понятие, задающее значение. Механизм воздействия языка на поведение человека строится следующим образом: мы предъявляем знаки, но в отличие от причин, они не прямо вызывают определенные реакции, а соотносятся в мышлении с закрепленными за ними значениями (образами). То, что видится на поверхности как последовательность знаков, определяется глубинным процессом мышления, оперирующим значениями. Мышление – это "дух в машине", или, говоря современным языком, нечто вроде компьютерной программы, которая отдает команды и таким образом управляет телом. Концепция значения как образа (чувственного или понятийного) сталкивается с серьезными трудностями, которые обнаружились в теоретико-истинностной семантике.
Представители аналитической философии критиковали допущение особых ментальных состояний, актов сознания, конституирующего значение как ментальные сущности, которые управляют и контролируют правильное использование языка. Мы можем понимать слова и предложения, соотнося их не с размышлениями, а напрямую с привычными положениями дел и повседневными ситуациями, в которых мы разбираемся. Например, участвуя в работе, в ответ на возглас: "Молоток!" мы приносим нужный инструмент, а не погружаемся в размышления о сущности молотка. Если раньше значение соотносили с реальным положением дел в объективном мире или идеальными сущностями и оценивали высказывания как истинные либо ложные, то теперь употребление языка определяется правилами, которые принимаются внутри сообщества. Эти правила регулируют игровую деятельность. Людвиг Витгенштейн предложил понимать язык не как познание, а как игру, что привело к новой трактовке значения в качестве того или иного способа употребления понятий.
Это новое понимание значения состоит в опоре не только на теоретические понятия, но и на правила и коды социума (значение как образец, языковая норма сообщества) и на свойства реальности, постигаемой практическим путем (значение как индекс пространственно-временных отношений, причинно-следственных связей и других структур). Аналитическая философия предлагает вместо предметного обсуждения научных или политических проблем заняться их синтаксической и семантической значимостью. Иногда это расценивают как уход от существа дела, но в процессе обсуждения той или иной политической или научной программы целесообразно установить смысл и значение употребляемых понятий. Необходимо добиться консенсуса относительно постулируемых утверждений, без чего невозможно строить логически обоснованные выводы.
Положительная функция скептицизма как раз состоит в том, что он подвергает проверке на прочность наиболее фундаментальные предпосылки познания. Правда, скептики иногда "перегибают палку", считая, что недоказуемые утверждения следует отбросить. Это заставило заняться вопросом о том, правильно ли сформулирована та или иная теория, не содержит ли она непроверяемых опытным путем философских допущений. В результате кроме экспериментаторов, осуществляющих проверку истинности знания, появилась потребность в специалистах по анализу смысла и значения терминов и высказываний. Эту новую нишу и заняли представители аналитической философии. Перед ними открылись две возможности:
► во-первых, опереться на лингвистику и логику. Язык содержит явные (грамматические) и неявные (глубинные) структуры, разрушение которых приводит к бессмыслице и непониманию. Типичным примером такого рода ошибок является фраза "Она приехала в машине и в слезах". Условием правильных умозаключений являются правила логики, несоблюдение которых ведет к противоречиям;
► во-вторых, использовать правила семантики. Кроме логико-грамматических есть и другие, явно не записанные правила, управляющие построением осмысленных выражений. Например, неправильно говорить "Эта рыба пахнет голубым". Регулирующие построение осмысленных выражений правила называются семантическими.
Обычно мы утверждаем то, что воспринимаем, и именно эти прямые утверждения легче всего проверить: "За окном идет дождь", "Этот потолок белый", "Температура тела равна 36 градусам". Данные высказывания являются истинными, если они соответствуют тому, о чем идет речь, т.е. действительному положению дел. Однако при внимательном рассмотрении теория соответствия сталкивается с определенной трудностью, ведь, строго говоря, мы не можем сравнить высказывания с действительностью. На это возражает наш здравый смысл: разве предметы не воздействуют на наши органы чувств? Высказывание "Потолок белый" может подтвердить или опровергнуть любой человек – для этого достаточно поднять голову.
Специалисты по языку и психологи еще долго будут решать вопросы о механизмах, благодаря которым мы выстраиваем образы и высказываемся о мире. Однако, не зная правил грамматики и логики, мы можем правильно и изящно выражать свои мысли. Точно так же, не зная физиологических и психологических механизмов формирования наших представлений, мы доверяем своим органам чувств. Язык, мышление, опыт, объективная реальность, наконец, каким-то образом скоординированы друг с другом. Стало быть, повседневный язык может рассматриваться не как предмет критики, а как основа языка науки и метафизики. В естественном языке нет универсальных стандартов истины, предписывающих некие обязательные действия, которые на практике все равно не выполняются. Нечеткость, бессистемность, многозначность, зависимость от контекста и другие характеристики обыденного языка, расцениваемые прежде как недостатки, на самом деле оказываются важнейшими свойствами, обеспечивающими его продуктивность. Отказ от строгих, заранее и как бы независимо от речевых практик установленных абсолютных критериев значения в пользу контекстуально переплетенных взаимозависимых дискурсивных и недискурсивных жизненных практик открыл совершенно новые перспективы для философии языка XX столетия.