Проблема смысла жизни в русской философии

Проблемы смысла жизни получили разностороннюю разработку в русской религиозной философии. В работах Л. Шестова, как в экзистенциализме в целом, обосновывается право конкретного человека на определение смысла уникальной собственной жизни. "Бывает, что человек, — писал Л. Шестов, — со всей силой доступной ему в минуты отчаяния или экстаза страсти разрывает твердыни философских и иных предрассудков".

Стоит ли жить? Обладает ли жизнь положительной ценностью, причем ценностью всеобщей и безусловной, ценностью, обязательной для каждого? Эти вопросы ставит Е. Н. Трубецкой. Философ считал, что тот смысл, которого мы ищем в повседневном опыте, нам не дан и нам не явлен. Будничный опыт свидетельствует о противоположном — о бессмыслице человеческого существования. С тех пор как человек стал размышлять о жизни, она всегда представлялась ему в виде замкнутого в себе порочного круга. Это стремление, не достигающее цели, а потому роковым образом возвращающееся к своей исходной точке и без конца повторяющееся. О таком понимании бессмыслицы красноречиво говорят многочисленные образы ада у древних и у христиан. Царь Иксион, вечно вращающийся в огненном колесе, бочка Данаид, Сизифова работа — вот классические изображения бессмысленной жизни у греков. Аналогичные образы адских мук можно найти и у христиан.

Е. Н. Трубецкой отмечает, что вся жизнь наша есть стремление к цели. От начала и до конца она представляется в виде иерархии целей, из которых одни подчинены другим в качестве средств. Есть цели желательные не сами по себе, а существующие ради чего-нибудь другого: например, нужно работать, чтобы есть и пить. Но имеется и такая цель, которая желательна сама по себе. Всякий сознательно или бессознательно, по мысли философа, предполагает такую цель или ценность, ради которой стоит жить. Эта цель — или, что то же, смысл жизни — есть предположение неустранимое, необходимо связанное с жизнью как таковой. Вот почему никакие неудачи и не могут остановить человечество в искании этого смысла. Полное разочарование выразилось бы даже не в самоубийстве, а в смерти, полной остановке жизни, ибо самоубийство есть все-таки акт волевой энергии, направленный к цели и, стало быть, предполагающий цель. Акт этот свидетельствует не о прекращении стремления к смыслу, а, наоборот, о силе этого стремления и об отчаянии, проистекающем из неудачи в его достижении.

По мысли Н. Ф. Федорова, у людского рода должна быть вдохновляющая глобальная идея. Надо с помощью науки воскресить всех людей, которые когда-либо жили на земле. Когда умирает конкретный человек, это невосполнимая утрата. Но ведь множество людей прошло по Земле. Н. Ф. Федоров демонстрирует радикально-дерзновенный проект всеобщего спасения. Человек живет не для себя. У него в помышлениях благородная идея — вернуть предков. Это "общее дело". Книга Федорова так и называется — "Философия общего дела". Здесь христианская идея воскресения мертвых превращается в идею воскрешения как долга человека. "В идее этой есть гениальное дерзновение, и сознание это — одно из самых высоких, до каких только поднимался человек", — писал Н. А. Бердяев.

С. Л. Франк, обсуждая тему, акцентирует внимание при определении смысла жизни на постановке разумных целей. Он выступил против софизма: жизнь — необходимо-бесмысленна, незаконен даже сам вопрос о смысле жизни. Жизнь, по его мнению, должна быть служением высшему и абсолютному благу. Следуя религиозной традиции, он считал: для того чтобы жизнь имела смысл, необходимы два условия — существование Бога и наша собственная причастность к нему.

По мнению Н. А. Бердяева, жизнь должна иметь смысл, чтобы быть благом и ценностью. Но смысл не может быть почерпнут из самого процесса жизни. Он должен возвышаться над жизнью. Оценка с точки зрения смысла всегда предполагает возвышение над тем, что оценивается. Мы принуждены признать, что есть какая-то истинная жизнь в отличие отложной и падшей жизни. Кроме биологического понимания жизни есть духовное. Оно предполагает не только человеческую, но и божественную жизнь. Жизнь, замечает философ, может стать для нас символом высшей ценности, высшего добра, но и сама ценность, само добро есть символ подлинного бытия, а само бытие есть лишь символ последней тайны.

Развивая эту мысль, Бердяев подчеркивает, что смысл человека всегда лежит в Боге, а не в мире, в духовном, а не в природном. Жизнь в этом мире имеет смысл именно потому, что есть смерть, и если в нашем мире не было смерти, то жизнь лишена была бы смысла. Жизнь, по мнению Бердяева, благородна только потому, что в ней есть смерть, есть конец, свидетельствующий о том, что человек предназначен к другой, высшей, жизни.

Подвергая теоретическому анализу представления массового сознания о смысле жизни, многие философы исходят из некой неизменной "человеческой природы", конструируя на этой основе идеал человека, в достижении которого усматривается смысл жизни, основное назначение человеческой деятельности. Э. Фромм видел в истории человечества два основных модуса существования, два различных вида самоориентации и ориентации в мире, преобладание одной из которых определяет все, что человек думает, чувствует и делает, — иметь или быть. Два модуса человеческого существования предполагают два разных отношения к проблеме смысла жизни и ее реализации.

Личность с ориентацией на бытие стремится к реализации уникального смысла своей жизни. Тенденция быть означает любить, творить, отдавать, жертвовать собой. Такая личность находит свой смысл в служении людям, в любви и создании. Реализуя смысл своей жизни, такая личность реализует себя. Личность, ориентированная на обладание, напротив, видит смысл своей жизни в том, чтобы как можно больше брать и иметь. Фромм утверждает: "Нет другого смысла жизни, кроме того, который человек придает ей, раскрывая свои силы в продуктивной, творческой жизнедеятельности".

В ряде современных социальных теорий смысл жизни по-прежнему усматривается в реализации внеисторических задач либо в достижении определенных потребительских стандартов и индивидуального благополучия. Нередко провозглашается бессмысленность и абсурдность любой деятельности ввиду отсутствия у нее какой-либо объективной направленности. Распространены и теории, отрицающие возможность метафизического или научного ответа на вопрос о смысле жизни.

Когда человек задумывается о тайне своей жизни и о тех связях, которые соединяют его с жизнью, у него неизбежно рождается иное отношение к жизни. Это не может не привести к этическому самоутверждению. Да, жить человеку станет труднее, чем раньше, когда он жил для себя. Но в то же время его жизнь станет богаче, прекраснее и счастливее. Ведь человек будет не просто жить. Он будет по-настоящему чувствовать жизнь.

Для человека действительно нравственного любая жизнь священна. Универсальная этика благоговения перед жизнью рождает сострадание не только к другому человеку, но и к животным, ко всему живому. Жизнеутверждающая позиция в целом неизменно порождает оптимистическую волю и надежду.