Проблема периодизации
Как мы выяснили выше, сегодня большинство ученых началом литературного процесса XX столетия считают 1890-е гг. Классический реализм последних произведений Л. Н. Толстого, неореалистические поиски А. П. Чехова, А. И. Куприна, И. А. Бунина, пролетарская литература в лице молодого М. Горького, различные направления модернизма - вот неполный перечень тех литературных явлений, которые получили мощное развитие в минувшем веке. По мнению профессора С. А. Венгерова, при всем различии мировоззренческих позиций и художественных стилей общественника М. Горького и индивидуалиста К. Д. Бальмонта, реалиста И. А. Бунина, символистов В. Я. Брюсова, А. А. Блока и А. Белого, экспрессиониста Л. Н. Андреева и натуралиста М. П. Арцыбашева, пессимиста-декадента Ф. К. Сологуба и оптимиста А. И. Куприна объединяющим для них началом был вызов традициям обыденщины, устремление "ввысь, вдаль, вглубь, но только прочь от постылой плоскости старого прозябания". Октябрь 1917 г. и даже эмиграция известных писателей не только не остановили этого многообразия, но породили целый ряд самых различных литературных явлений, борьбу политических и эстетических платформ. Возникло явление, получившее название "противоречивой целостности" литературы (по словам Е. П. Челышева и А. Н. Пиколюкина).
Однако период этот продолжался недолго. Уже в 1922 г. была принята резолюция ЦК РКП(б) "О политике партии в области художественной литературы", где, с одной стороны, декларировалось, что "партия не связывает себя признанием одной какой-нибудь литературной формы", а с другой - предлагалось "безошибочно определять" политическое ОГЛАВЛЕНИЕ литературных произведений и не допускать до читателя антикоммунистическую литературу. Другое дело, что резолюция эта выполнялась медленно, и еще в начале 1920-х гг. в Советской России наряду с произведениями А. А. Блока, В. В. Маяковского, Д. Бедного и многочисленных пролетарских прозаиков и поэтов издавалось собрание сочинений Е. И. Замятина, печатались журналы и альманахи со стихами Д. С. Мережковского, М. А. Волошина, выходили беллетризированные воспоминания "белых" генералов. И даже когда в Берлине сложилась явно антисоветская русская диаспора, в Германии и в России еще продолжали издаваться книги стоящих на разных политических и эстетических позициях писателей. Берлинский Дом искусств переписывался с Петроградским, советские писатели были частыми гостями в Берлине и не боялись выступать на эмигрантских вечерах (В. Маяковский, С. Есенин и многие другие).
Все это дает основания несколько расширить границы, предлагаемые учеными ИМЛИ РАН (1890-е - начало 1920-х гг.)1, и датировать первый период русской литературы XX в. 1890-ми - серединой 1920-х гг., выделив в нем для удобства несколько подпериодов: литература рубежа XIX - начала XX в., несколько революционных лет и 1920-е гг.
В то же время представляется неприемлемым существовавший в советском литературоведении социально-исторический принцип периодизации отечественной литературы. Каждый новый этап должен был демонстрировать связь литературы с борьбой Коммунистической партии за строительство нового общества. С появлением "Краткого курса истории ВКП(б) (в 1950-1970-е гг. замененного "Историей КПСС") в литературном процессе, как и в истории партийной жизни, выделялись следующие этапы:
1) литература революции и Гражданской войны (другими словами, история литературы начиналась с 1917 г.). В этот период, как тогда считалось, писатели размежевались на принявших и не принявших советскую власть. Лучшие из старшего поколения писателей преодолевали свои либеральные заблуждения, некоторые из них начали открыто воспевать революцию, возникла литературная поэтическая молодежь, порой заблуждающаяся, но в целом твердо стоящая на платформе советской власти. Наивысшее развитие получила поэзия как самый оперативный род литературы;
2) литература 1920-х гг. Писатели, не сумевшие "перестроиться", покинули СССР, остальные в различных часто враждующих между собой литературных группировках искали новые формы и новых героев. Преимущественное внимание мастеров слова привлекало героическое осмысление
Гражданской войны и - реже - начавшееся восстановление народного хозяйства. Многообразие художественных форм объяснялось отсутствием некоего единого художественного метода, поисками которого усиленно занимались теоретики литературы и партийные руководители культурного строительства;
3) литература 1930-х гг., когда партия объединила всех художников, стоящих на платформе советской власти, в единый Союз советских писателей (1934), на первом съезде которого ведущим методом был объявлен социалистический реализм; когда, говоря словами М. Горького, "основным героем наших книг мы должны избрать труд" и людей труда. Партия проводит индустриализацию и коллективизацию, и именно в это время появляются романы, повести, поэмы, лирические стихотворения на производственные и колхозные темы. Вся остальная литература в лучшем случае объявляется идущей вне "столбовой дороги", в худшем - вовсе не изучается в литературном процессе;
4) литература Великий Отечественной войны. Это время, когда литература дружно выступила против фашистского нашествия. В этот период признается закономерность всех жанров и стилей, а писателям возвращается право на трагическое осмысление событий отечественной истории;
5) литература послевоенного десятилетия. Партия занимается восстановлением разрушенного сельского хозяйства страны, в ходе которого предстоит преодолеть серьезные трудности, залечить раны народа, потерявшего, как теперь известно, 27 млн граждан. И если о войне еще порой появляются правдивые (правда, почти исключительно героические) книги, то из публикаций о послевоенной жизни в поле зрения литературоведов и критиков попадает почти исключительно литература, в восторженно-победоносных облегченных красках описывающая растущее, как на дрожжах, благосостояние советского народа. Попытки иного, более трезвого, драматического или сатирического освещения жизни расцениваются как антинародные, буржуазные. Ряд постановлений ЦК ВКП(б) о литературе и искусстве, в первую очередь "О журналах "Звезда" и "Ленинград"" (1946), расцениваются как преодоление партией и писателями тлетворного влияния Запада с его пессимизмом и индивидуализмом. Правда, в более поздних научных и учебных изданиях делается оговорка о "перегибах" в оценке тех или иных явлений искусства и осуждается так называемая теория бесконфликтности, а на Втором съезде писателей СССР проходит весьма нелицеприятный разговор о застое в литературе, который почти совпадает с XX съездом КПСС;
6) литература 1950-1960-х гг. После XX съезда партии литература вновь обретает свою боевую роль. Писатели обращаются к публицистике, чтобы показать имеющиеся в стране недостатки. Происходит частичная реабилитация репрессированных в 1930-е гг. авторов и их произведений. Вместе с тем якобы находятся художники, стремящиеся пересмотреть итоги Октябрьской революции, очернить подвиг советского народа в Великой Отечественной войне. Создаются произведения, выходящие за рамки социалистического реализма, которым "автоматчики партии" (как назвал себя и своих друзей один из ортодоксальных писателей) дают отпор;
7) современная литература (с середины 1960-х гг. до того периода, каким заканчивались та или иная монография либо учебник) описывалась по-разному. Одни критики и литературоведы стремились расширить понятие метода социалистического реализма. В частности, академик Д. Ф. Марков и его последователи ввели понятие социалистического реализма как открытой эстетической системы, что давало возможность вновь появиться разным стилевым направлениям, художественным индивидуальностям. Другая группа критиков вела беспощадную борьбу со все нарастающим многообразием не только стилей, по и политических взглядов художников.
Предлагаемая периодизация не учитывала имманентных закономерностей литературного процесса, в лучшем случае ограничиваясь его тематической характеристикой. Практически мимоходом говорилось о развитии и эволюции жанров в каждом из периодов. Часто при анализе творчества того или иного писателя основное внимание уделялось исключительно сюжету и идейному содержанию. Не говоря уже о том, что при социально-политической периодизации вне поля зрения оставались художники, чье творчество полностью или частично не укладывалось в рамки официального метода. За пределами русской литературы XX в. оказывались десятки писателей Серебряного века, такие выдающиеся мастера культуры, как М. А. Булгаков, А. П. Платонов, Е. И. Замятин, Б. А. Пильняк, И. Э. Бабель, Н. Клюев, П. Н. Васильев, Ю. О. Домбровский и десятки (если не сотни) других замечательных художников.
В 1960-е гг. один из самых смелых партийных критиков Ю. Б. Кузьменко предложил периодизацию, больше соответствующую внутренним закономерностям литературы1. Сохранив в неприкосновенности ее начальный этап (1917 1920-е гг.) ученый поставил во главу угла принцип многообразия направлений, методов и стилей этого периода. Следующий этап (1930-е - середина 1950-х гг.) Кузьменко, опираясь на Гегеля, охарактеризовал для советской литературы как эпический, когда в центре литературного процесса в основном находятся масштабные явления и герои, - то, что Гегель называл "героическим состоянием общества". Правда, при этом ученый делал поспешный вывод о том, что в указанный период естественно исчезло многообразие стилей и форм литературы и победил многообразный, но все же единый метод социалистического реализма.
Конечно, сегодня не составит труда упрекнуть исследователя 1980-х гг. в недооценке реабилитированных или не издаваемых писателей, не придерживавшихся социалистического метода. Еще проще обвинить автора рассматриваемой периодизации в замалчивании процесса неестественного нивелирования стилей как результата политики партии, но это было бы внеисторично: ученого надо оценивать по меркам его времени, а не сегодняшнего дня.
Дальнейшему укрупнению Ю. Б. Кузьменко подверг и последний этап периодизации: с середины 1950-х до 1960-х гг. Вслед за Гегелем он назвал этот период аналитическим, имея в виду усиление в литературе философских начал, в частности внимания к личности. С небывалой для своего времени смелостью критик писал о возрождении многообразия художественных форм, жанров, индивидуальных методов.
Конечно, с позиций сегодняшнего дня можно возразить, что философичность, как и многообразие художественных поисков, были присущи и произведениям писателей андеграунда 1930-1950-х гг., отнятым у читателя помимо его, читательской, воли. И все же, если говорить о литературном процессе, то, как справедливо отмечают исследователи, "возвращенная" проза метрополии и проза русского зарубежья, "не представляя современного среза литературы, тем не менее входили составными частями в современный литературный процесс, оказывая значительное влияние и на восприятие литературы, и на ее эстетику и поэтику, и на уровень читательских требований и притязаний... До сих пор в широком читательском восприятии многие произведения воспринимаются как явления литературы конца XX века, хотя были созданы в разные предшествующие годы".
В последние годы появились предложения выделить в особый период постперестроечную литературу, и в этом есть своя логика. Наряду с традиционным гражданственным пониманием роли русской литературы в обществе возникло и существует понятие литературы как исключительно словесного творчества, игры (как писал в одноименном стихотворении Давид Самойлов, "Я сделал вновь поэзию игрой"). Возникло значительное количество ранее, казалось, неизвестных явлений, таких как мифологический роман, концептуализм, метаболизм, авторская песня, рок-поэзия, видиомы и т.д. В учебнике есть глава, посвященная современной литературной ситуации. Читатель сам решит, считать ли ее новым этапом в периодизации или завершением этапа, начатого в 1950-1960-е гг.
Особого внимания заслуживает вопрос о периодизации литературы диаспоры. Здесь вслед за Г. П. Струве наличествует понятие волн эмиграции:
- первой, послеоктябрьской (1920-1940-е гг.), которая закончилась вторжением фашистов в Париж, где жило большинство русских изгнанников;
- второй, послевоенной (1944-1950-е гг.), когда десятки тысяч советских военнопленных, молодежи, угнанной на принудительные работы в Германию, и люди, посвятившие себя борьбе со сталинизмом, предпочли советским концлагерям изгнание.
В каждой из этих волн эмиграции находились творческие личности. В первой - как известные писатели, так и те, кто стал таковыми уже заграницей; во второй - молодежь, только начавшая пробиваться в литературу, чаще всего известная среди своих сверстников, слушавших их на литературных вечерах до войны. Были и те, кто начал писать в лагерях Ди-Пи.
Г. П. Струве не дожил до так называемой третьей волны эмиграции. Впрочем, далеко не все ученые считают эту волну эмигрантской. Не только потому, что свои лучшие произведения писатели этой волны создали на родине, но и потому, что, став эмигрантами, они за редким исключением продолжали то, чем занимались на родине. Они привезли в эмиграцию язык советского общества и связанные с ним жизненные понятия (пусть даже отвергаемые ими). В их книгах многие стилевые традиции советской литературы причудливо соединились с опытом мировой литературы XX в., ставшей известной в СССР в годы хрущевской "оттепели".
Любопытно, что периодизация по волнам с некоторыми оговорками может вписываться в предлагаемую нами ниже общую периодизацию русской литературы XX столетия. Примерно до конца 1920-х гг. в русской эмиграции преобладала та же "противоречивая целостность", что и в литературе метрополии. В 1930-1950-е гг. в основном идет развитие реалистических и неореалистических тенденций; ведущее место занимают произведения писателей первой волны. В 1950-е гг. на первый план выдвигаются художники второй волны эмиграции, многим из которых не чужды поиски новых художественных форм. Что касается третьей волны, то она вся находится в поисках, к сожалению, далеко не всегда плодотворных.
Резюмируя, можно утверждать, что в основе периодизации русской литературы XX в. должны лежать имманентные качества самой литературы, а не любые другие внелитературные принципы. Такому подходу наиболее отвечает выделение четырех основных периодов в развитии литературы:
o 1890-е - середина 1920-х гг.;
o вторая половина 1920-х - середина 1950-х гг.;
o вторая половина 1950-х - начало 1980-х гг.;
o с 1980-х гг. до наших дней.