Проблема кризиса Вестфальской системы международных отношений

Мы живем в переходном историческом периоде в двояком смысле этого слова. Первый связан с формированием постбиполярной структуры миропорядка. Он начался в 1991 г. Второй имеет более широкое ОГЛАВЛЕНИЕ и относится ко всей Вестфальской системе мировой политики, существующей уже более 350 лет и почти 100 .чет пребывающей в состоянии кризиса. Кризис Вестфалии начался с Первой мировой войну)] (кризис политики баланса сил и рост национализма) и продолжается в настоящее время. Впрочем, в отношении последнего тезиса не все так просто и однозначно.

Вестфальская модель — система историческая, у которой есть начало и завершение. В 1990-е гг., когда рухнул железный занавес, прекратилось биполярное противостояние, было очевидно, что Ялтинско-Потсдамская система тоже уходит в прошлое У многих ученых пол влиянием представлений о "переходном возрасте современного мира" возник соблазн провозгласить завершение и Вестфальской модели мира, представить изменение баланса сил в 1990-е гг. не только как конец биполярного противостояния, но и как распад модели мира, основанной на суверенитете, суверенном равенстве и праве межгосударственных договоров. В 1990-е гг. было много событий, которые укладывались в эту схему. И на Западе, и в России появилось много текстов об эрозии Вестфальской модели. Прогнозировались "поствестфальские" формы организации миропорядка.

С другой стороны, следует подчеркнуть: кризис — это далеко не конец функционирования системы, а переломный этап в ее развитии. Медики, экономисты, финансисты, дипломаты, ученые-аграрии, правоведы и многие другие понимают кризис как перелом, переходный момент в течение наблюдаемых ими процессов, но никак не их завершение или окончание. Кризис — это не синоним агонии, не приближение конца. Кризис — состояние, из которого система выходит перерожденной, что вовсе не означает, что она гибнет. Куда труднее представить человечество без суверенных государств, чем живущее, скажем, в 400 государствах. Эти рассуждения не покушаются на идею глобального управления. Человечество придет к реализации идеи глобального регулирования ресурсов, к упорядочению расходов нефти, урана, пресной воды и многого другого. Но это будет глобальное управление при сохранении суверенных государств. Это будет не форма ликвидации суверенитета, а еще одна, новая форма осуществления государствами суверенитета. Изменение содержания или функций суверенитета, передача каких-то компонентов, инструментов при осуществлении суверенитета не означает его уменьшения (Д. М. Фельдман).

Рассмотрим в дихотомическом ключе черты эрозии Вестфальской модели мира, отталкиваясь от основных признаков Вестфалии.

Государственно-центричный характер Вестфальской системы, в которой основную роль играет суверенное государство, трансформируется. Современные государства все в большей степени перестают справляться с проблемой обеспечения собственной безопасности. Речь идет о таких трансграничных угрозах, как международный терроризм, интернационализация гражданских конфликтов, массовая миграция, экологический дисбаланс и пр. Дестабилизирующую роль играют так называемые падающие и несостоявшиеся государства Азии и Африки, являющиеся приютом для экстремистских группировок всех видов и дающие толчок другим опасным тенденциям, но остающиеся при этом суверенными, что крайне осложняет легитимную нейтрализацию угроз, исходящих с их территорий. Вызов государственно-центричному миру бросают также не-, суб- и надгосударственные образования (типа ТНК, международных организаций, как меж-, так и неправительственных), которые сужают компетенции государств, ставя под вопрос их суверенные права и обязанности.

Окончание холодной войны особенно снизило порог уважения государственного суверенитета. Распались с применением военной силы и без санкций ООН бывшая Югославия, это имело место отчасти и в бывшем СССР. Впервые со времен лишения суверенитета стран Прибалтики Советским Союзом в 1940 г. суверенный Ирак в 2003 г. также без мандата ООП оказался под юрисдикцией США.

Справедливости ради, надо сказать, что имеет место и контртенденция — роль суверенных государств сохраняется и в чем-то даже усиливается. Так, численность суверенных государств в мире неуклонно увеличивается, и этот процесс не обнаруживает признаков затухания. Напротив, растет число территорий, стремящихся к обретению независимости (Приднестровье, индийский штат Джамму и Кашмир, территория басков в Испании и т.д.). Борются за международное признание своего суверенитета Абхазия и Южная Осетия. Всего таких территорий насчитывается около 200 в мире. Особенно активизировались сепаратистские тенденции после признания самопровозглашенной республики Косово ведущими западными странами. При этом суверенные государства по-прежнему остаются ведущими акторами мировой политики, и в их лояльности и поддержке нуждаются другие ее участники. Впрочем, сказанное не противоречит идее кризиса структуры Вестфалии.

Что касается политики баланса сил как основного средства реализации национальной и международной безопасности, то здесь тоже имеют место серьезные расхождения с классической Вестфалией. С одной стороны, баланс сил сохраняет свое значение, коль скоро мир продолжает базироваться на государственно-центричной основе. Свидетельством этого являются нынешние отношения между Россией и США, Россией и блоком НАТО, отношения на постсоветском пространстве и т.д. С другой стороны, баланс сил по объективным причинам, среди которых — значительное расширение понятия национальной безопасности, качественно новые угрозы безопасности по сравнению с прошлыми веками — дополняется системой международной коллективной безопасности, востребованность которой была осознана еще в начале XX в. (Лига Наций). В силу этого в настоящее время исчерпанными оказались важнейшие механизмы политики баланса сил. Анахронизмом стали договорные территориальные приращения, последними из которых в XX в. считаются те, что были связаны с Пактом Молотова — Риббентропа 1939 г. и касались раздела Восточной Европы и Прибалтики на сферы влияния между Германией и СССР. Классические межгосударственные войны также происходят в мировой политике все реже, в то время как в прошлые века составляли одну из ключевых ее составляющих. С большой долей уверенности можно говорить о конце эпохи антигегемонистских союзов как образований, направленных против конкретного противника и его союзников: современный мир стал слишком взаимозависим и взаимосвязан, чтобы позволить себе открытую блоковую борьбу (что не исключает соперничества между его акторами).

Наконец, для Вестфальского порядка с его противоборствующими коалициями государств была совсем не характерна однополярная структура, которая сложилась в современном мире после распада Ялтинско-Потсдамской системы и представлена ведущими индустриальными странами при решающей роли США. Пожалуй, такое в мире наблюдается впервые со времен Римской империи. В условиях однополярной структуры мира на первый план выходят силовые и умаляются правовые механизмы поддержания стабильности международной системы ("право сильного"). Эта тенденция отчетливо проявилась во введении англо-американских войск в Ирак в 2003 г. без санкции ООН, в "прецеденте Косово" 2008 г.

Обобщая черты эрозии Вестфальской модели мира, можно заключить, что с точки зрения реальной межгосударственной политики, она в основном связана с размыванием принципа суверенитета и суверенного равенства государств.

Таким образом, 360-летняя государственно-центричная Вестфальская система продолжает существовать, в ее рамках, начиная с 1991 г., формируется новая подсистема. Вместе с тем уже более 100 лет длится ее кризис, переросший в конце XX в. в связи с новой фазой глобализации в стадию глубокой трансформации.