Признаки-условия существования ограниченных вещных прав
Таких признаков то ли три, то ли четыре — в зависимости от того, считать ли признак объекта ("как правило, недвижимая вещь") самостоятельным или нет.
Производный от права собственности характер (второй признак из общего перечня) — также не оспаривается нами. Самое указание о том, что речь идет о правах на чужие вещи, т.е. на вещи, закрепленные за кем-либо на праве собственности, его естественным и логичным образом необходимо предполагает. Дело, таким образом, состоит не в производном от права собственности характере ограниченного вещного права, а в объекте ограниченного вещного права — им всегда является вещь, имеющая собственника, не совпадающего с обладателем ограниченного вещного права, т.e. чужая, по отношению к обладателю этого последнего права, вещь. Производность ограниченного вещного права — следствие этого обстоятельства, а не самостоятельный его признак.
Рассматриваемым обстоятельством предопределяется правило п. 2 ст. 216 ГК, согласно которому ограниченные вещные права могут принадлежать только лицам, не являющимся собственниками вещей — их объектов, т.е. могут устанавливаться только на чужие для своего носителя вещи.
Четвертый общим счетом признак — касающийся того, что возникновение (и, вероятно, осуществление) ограниченных вещных прав может происходить не только по, но и помимо воли собственника — нужно и можно понимать только в одном-единственном смысле — как признак-"ограничитель" производного характера ограниченных вещных прав от права собственности. Оказывается, такая "производность" не равнозначна производного характера от воли конкретного собственника как в части своего установления, так и осуществления. Если ограниченные вещные права и могут быть названы производными от права собственности, то их надо именовать объективно производными. Так, если налицо вещь, принадлежащая кому-либо на праве собственности — то на нее (в определенных законом случаях) могут быть установлены ограниченные вещные права определенных лиц. Воля собственника тут значения не имеет.
Трудно спорить: будь иначе, ограниченные вещные права утратили бы всякий смысл, ибо перестали бы быть субъективными правами[1]. Но этот признак явно не соответствует тому, что был выявлен выше, при рассмотрении признаков права собственности: если оно реализуется наиболее абсолютным образом, то какие же права должны осуществляться "менее абсолютным образом"? По всей вероятности — права ограниченные вещные. Но где же такая их особенность, как меньшая степень абсолютности в осуществлении? Среди признаков ограниченных вещных прав, констатированных в Учебнике, ее не обнаруживается.
И потом: кем "абсолютность" осуществления ограниченных вещных прав могла бы быть уменьшена или ограничена? Очевидно, что только собственником, ибо носителя возможностей еще большей абсолютности, чем та, что характерна для возможностей собственника, просто нет и быть не может. В рассматриваемом же (четвертом) признаке ограниченных вещных прав утверждается едва ли не обратное, а именно — то, что ограниченные вещные права могут, как минимум, возникать могут вопреки воле собственника! Правда о том, что они могут вопреки ей еще и осуществляться, нет ни слова, но разве это не предполагается? Явно что-то здесь не складывается: то ли "наибольшую абсолютность" права собственности следует понимать как-то иначе[2], то ли от рассматриваемого признака ограниченных вещных прав нужно отказываться.
Осталось рассмотреть седьмой, прежде еще не встречавшийся нам признак — признак гласности или публичности ограниченных вещных прав. Из текста на с. 145—146 т. 2 Учебника можно заключить, что речь ведется не более не менее, как об обязательном условии существования ограниченных вещных прав. Мало, чтобы просто наступили юридические факты, достаточные для возникновения ограниченного вещного права — необходимо еще и опубличить (огласить, сделать достоянием общественности — неопределенного круга лиц) информацию о факте такого возникновения. Ограниченные вещные права на недвижимость оглашаются посредством государственной регистрации, а па движимость — посредством технического учета объектов или наложения па них специальных знаков; делу оглашения ограниченного вещного права может послужить и сам факт владения движимой вещью — объектом такого права. Ограниченные вещные права, сведения о факте существования которых не оглашены (не опубличены), грубо — ограниченные вещные права, о которых никому, кроме их обладателя неизвестно, не могут признаваться возникшими, а значит и существующими.
Чем объясняется выделение этого признака? В Учебнике никакого объяснения этому нет, но из того факта, что основополагающей формой оглашения ограниченных вещных прав считается их государственная регистрация, а также из того, что текст о свойстве публичности (гласности) ограниченных вещных прав непосредственно примыкает к рассказу о том, что ограниченные вещные права устанавливаются по преимуществу на вещи недвижимые (исключение составляют лишь права залога и удержания, причем, последнее характерно как раз в большей степени для движимых, чем для недвижимых вещей), можно предположить, что Е. А. Суханов объясняет признак гласности (публичности) ограниченных вещных прав особой природой их объекта. Поскольку ограниченные вещные права — это обычно права на недвижимость — постольку они должны быть гласными (публичными).
Если цепь рассуждений восстановлена нами правильно, то перед нами — очередной момент, с которым, увы, никак невозможно согласиться. "Ограниченные вещные права" и "права на недвижимые вещи" — категории, уж конечно не тождественные: достаточно вспомнить о том, что недвижимые вещи могут находиться еще и в собственности. Право собственности на недвижимость подлежит оглашению (должно обладать свойством публичности) уж никак не в меньшей степени, чем ограниченные вещные права. Перед нами, значит, не тождественные, но лишь пересекающиеся понятия, причем, пересечение это отнюдь не таково, что большинство ограниченных вещных прав является правами именно на недвижимость — ограниченных вещных прав на движимые вещи ничуть не меньше, а их роль в обороте ничуть не менее важна. Больше того, такие ограниченные вещные права, как права хозяйственного ведения и оперативного управления (если только они ограниченные вещные) вообще имеют своими объектами имущественные комплексы — идеальные сущности, комплексы прав как на недвижимые, так и на движимые вещи, равно как и прав па иные объекты, не являющиеся вещами.
Нельзя, конечно, не согласиться с тем, что идея ограниченных вещных прав возникла и выросла сообразно развитию хозяйственного строя общества, который па определенном этапе своей эволюции потребовал правового обеспечения "...экономически необходимого ...участия одного лица в праве собственности другого. Это касалось, прежде всего, земельной собственности: естественная ограниченность ее объектов в сочетании с монополией частных собственников стала препятствием для их широкого хозяйственного использования"[3]. И сегодня "...подавляющее большинство" ограниченных вещных прав связаны с использованием земельных участков и других объектов недвижимости...". "Ведь количество пригодной для использования земли самой природой ограничено, относительно невелико, тогда как для ведения хозяйственной и иной деятельности земля необходима многим лицам, в том числе не являющимся собственниками земельных участков". Вот только в недвижимости ли здесь дело? Боюсь, что нет.
Ученым правильно и точно указано, что дело заключается, с одной стороны, в естественной (природной) ограниченности земельных участков и обусловленным этим обстоятельством жестким распределением таковых между ограниченным и нешироким кругом суверенов и собственников, а с другой — в их необходимости многим лицам, в том числе и не являющимся их собственниками. Но тогда дело точно не в том, являются ли земельные участки имуществом движимым или недвижимым, а в том, достаточно ли их для удовлетворения потребностей частных лиц в определенном обществе, или нет. Ограниченные вещные права, следовательно, это инструмент оформления участия в чужих вещах, но не обязательно недвижимых — нет! — а в любых вещах, спрос на которые превышает предложение, т.е. в любых дефицитных вещах, как недвижимых (в том числе земельных участков, дефицитных "по своей природе" (естественной ограниченности), жилых домов, зданий, квартир, помещений (в нашей стране — дефицитных по социально-экономическим причинам) и т.д.), так и движимых, причины дефицита которых могут иметь самое разнообразное происхождение.
Итак, гласность или публичность ограниченных вещных прав никак не может объясняться "через недвижимость" — их, якобы, "преимущественный", объект. К тому же нельзя отрицать, что гласность (публичность) составляет признак, в равной мере необходимо присущий как ограниченным вещным правам, так и праву собственности; больше того — всем абсолютным правам. Нет и не может быть абсолютных прав, неизвестных всякому и каждому — ведь все они представляют собой абсолютно обязанных (противостоящих одному управомоченному) лиц. Гласность (публичность) — не внутреннее свойство, а лишь очередное следствие абсолютности вещных прав, притом, следствие чисто техническое, обусловленное природой человеческой, несовершенство нередко толкает людей к заведомо недобросовестным притязаниям на чужое. Про себя-то каждый точно знает, что именно принадлежит ему, а что нет другое дело, что не каждый сознается в этом.