Прием в присяжные поверенные

В законе были определены условия, которые предъявлялись к присяжным поверенным. Фактически они совпадали с требованиями, предъявлявшимися к судьям. Прежде всего, кандидат в присяжные поверенные должен был иметь высшее юридическое образование и пятилетний стаж работы по юридической специальности. Кроме того, имели место ограничительные условия. Присяжными поверенными, в частности, не могли быть:

— лица, не достигшие 20-летнего возраста;

— иностранцы;

— граждане, объявленные несостоятельными должниками (банкротами);

— люди, состоявшие на службе от правительства или по выборам, за исключением лиц, занимавших почетные или общественные должности без получения жалования;

— граждане, подвергающиеся по судебным приговорам лишению или ограничению прав состояния, а также священнослужители, лишенные духовного сана по приговорам духовного суда;

— лица, состоявшие под следствием за преступления или проступки, влекущие за собой лишение или ограничение прав состояния, а также те, которые были под судом за такие действия и не оправданы судебными приговорами;

— исключенные из службы по суду или из духовного ведомства за пороки, или же из среды обществ или дворянских собраний по приговорам тех сословий, к которым они принадлежат;

— те, кому по суду были воспрещены хождения по чужим делам, а также исключенные из числа присяжных заседателей.

Законом был определен и порядок поступления в число присяжных поверенных. Желающий должен был подать прошение в совет присяжных поверенных, приложив к нему все документы, подтверждающие, что проситель удовлетворяет необходимым по закону условиям. Если совет удовлетворял просьбу кандидата, тот должен был дать следующую присягу: "Обещаюся и клянусь Всемогущим Богом, пред святым его Евангелием и Животворящим Крестом Господним, Его Императорскому Величеству Государю Императору, Самодержцу Всероссийскому, исполнять и не говорить на суде ничего, что могло бы клониться к ослаблению православной церкви, государства, общества, семейства и доброй нравственности, но честно и добросовестно исполнять обязанности принимаемого мною на себя звания, не нарушать уважения к судам и властям и охранять интересы моих доверителей или лиц, дела которых будучи на меня возложены, памятуя, что я во всем этом должен буду дать ответ перед законом и перед Богом на страшном суде его. В удостоверение сего целую слова и крест Спасителя моего. Аминь".

Естественно, от лиц нехристианских вероисповеданий принесение подобной присяги не требовалось, однако это не закрывало перед ними дверь в присяжные поверенные. Лишь 8 ноября 1889 г. Высочайшим повелением было установлено, что лица нехристианских исповеданий могут быть приняты в число присяжных и частных поверенных "не иначе, как с разрешения министра юстиции, по представлениям о сем председателей означенных установлений и советов". Эта мера, имевшая в виду главным образом евреев, была отражением общего направления внутренней политики периода судебной контрреформы. В свою очередь, практика была склонна к толкованию ограничительных узаконений в распространительном смысле, что придавало им еще более зловещий характер.

Согласно толкованию Сената, лица женского пола не могли быть ни присяжными поверенными, ни их помощниками. Данное дискриминационное правило сохранилось до конца существования самого института присяжных поверенных.

Следует признать в корне ошибочным и содержавшийся в российском законодательстве — в отличие, кстати, от иностранного — запрет заниматься адвокатской практикой университетским профессорам, ведущим курс юридических наук. В этом вопросе окончательный текст уставов разошелся с первоначальными предложениями комиссии 1861 г., которая полагала возможным совмещение преподавания с деятельностью присяжного поверенного. Государственный совет не согласился с комиссией, поскольку, во-первых, от присяжных поверенных требуется независимость, между тем профессора состоят на государственной службе и, следовательно, зависимы от своего начальства; а во-вторых, занятие адвокатской деятельностью отвлекало бы профессоров от их научных занятий и наносило вред качеству преподавания.

Очевидно, однако, что оба довода не выдерживают критики. Как известно, университетские профессора в царской России всегда ценили свою зависимость от научной истины и всячески оберегали свободу преподавания. Второй довод также расходится с реальностью: совмещение педагогической и практической деятельности в области юриспруденции дает преподавателям богатый практический материал для теоретической разработки, позволяет теснее увязать обучение студентов всем тонкостям научной доктрины с пониманием повседневного правоприменения. Российские правоведы XIX в. видели в таком совмещении пользу и для преодоления "того безлюдья, которое замечается ныне на юридических факультетах", и для нравственного развития адвокатской корпорации и общества в целом, поскольку "никто не заподозрит маститого ученого в том, что его голосом руководили какие-нибудь корыстные побуждения".

Поскольку Судебные уставы предусматривали несовместимость статуса присяжного поверенного не только с преподаванием, но и с многими другими профессиями, постольку многим из тех, кто избрал для себя путь адвокатуры, пришлось оставить прежнюю службу. "Едва ли нужно напоминать о том, — писал А. Ф. Кони, — как быстро и с каким запасом неожиданных сил появились у нас, в первые же месяцы реформы судебные ораторы. Без всякой школы, без организованной подготовки, со всех сторон выступили на судебную арену люди, не только умевшие владеть словом но и, в большинстве, талантливые". Перед адвокатами новой формации впервые широко раскрылись двери суда и в них смело вошли "молодые обер-секретари Сената, и профессора, и лучшие представители эмбриональной адвокатуры, состоявшей уже при коммерческих судах, и почтенный деятель крестьянского освобождения Унковский И. Т.". Именно на этих людях, шедших на завидное, хотя подчас и очень трудное служение Судебным уставам, лежала обязанность строгой выработки приемов отправления правосудия, создания принципиально новых типов судебных деятелей, организации адвокатуры в духе порядка и нравственной дисциплины.

Первые 27 человек стали присяжными поверенными в день торжественного открытия новых судов — 17 апреля 1866 г. В их числе были Д. В. Стасов, В. И. Танеев, К. К. Арсеньев, В. П. Гаевский, К. Ф. Хартулари, В. В. Самарский-Быховец, А. Н. Турчанинов. Это означало введение в действие Судебных уставов. В том же году стали присяжными поверенными В. Д. Спасович, А. М. Унковский и А. И. Языков, в 1867— 1868 гг. — П. А. Потехин, князь А. И. Урусов, В. Н. Герард, A. Л. Боровиковский, С. Ф. Морошкин, в последующие годы — П. А. Александров, С. А. Андреевский, Е. И. Утин, Ф. Н. Плевако, Г. В. Бардовский, М. Ф. Громницкий, Н. П. Карабчевский, B. О. Люстих, В. И. Жуковский, А. Я. Пассовер, А. А. Герке, Е. И. Кедрин и другие замечательные юристы.

Права и обязанности присяжных поверенных. Положения Судебных уставов свидетельствует о том, что присяжные поверенные не были государственными служащими. Поэтому на них не распространялось чинопроизводство. Не имели они и права на служебные знаки отличия. Присяжные поверенные как лица свободной профессии были независимы от суда в своих действиях по ведению уголовных и гражданских дел, подчинялись только для них предусмотренному особому дисциплинарному порядку.

Закон устанавливал, что присяжные поверенные "могут принимать на себя хождение по делам во всех судебных местах округа судебной палаты, к которой они приписаны".

Присяжные поверенные могли принимать на себя ведение как уголовных, так и гражданских дел. По уголовным делам присяжные поверенные принимали на себя защиту подсудимых либо по соглашению, либо по назначению председателя суда. В уголовных делах, подлежащих ведению общих судебных учреждений, часто практиковалось назначение официальных защитников. По просьбе подсудимого председатель суда назначал ему защитника из состоящих при суде присяжных поверенных, а за недостатком этих лиц — из кандидатов на судебные должности людей, известных председателю своей благонадежностью. Также председатель суда обязан был назначить защитника по делам о преступлениях, совершенных несовершеннолетними лицами от 10 до 17 лет, независимо от желания самих несовершеннолетних, а также их родителей или попечителей. Отказываться от таких поручений присяжные поверенные могли только по уважительным причинам.

В представлениях выдающихся адвокатов того времени защита по назначению имела преимущества перед защитой по соглашению. Так, В. Д. Спасович считал, что, "помогая суду заглянуть в тайны души подсудимаго и изучить ея изгибы, защитник должен сказать в пользу обвиняемаго все, чего последний сам не может, не умеет или не хочет сказать, не закрывая, однако, при этом глаз на истину и не указывая голословно на влияние и воздействие среды, личностей или обстоятельств, без их тщательнаго изучения и проверки и без сопоставления личности искушаемаго со свойствами и приемами искушения. Дар свободнаго слова предоставлен адвокату для облегчения участи подсудимаго, и им не следует пользоваться для распространения преступных идей. Вот почему защита по соглашению с подсудимым менее свободна, чем защита по назначению суда, ибо она вынуждает адвоката, по возможности, придерживаться системы оправданий обвиняемаго". Однако и в этом случае, полагал Спасович, защитник не может быть слепым орудием и "должен проявлять отвагу своего звания в названии вещей по их именам". В зависимости от "свойств обвиняемаго" защита может выражаться или в полном отождествлении защитником себя с обвиняемым, в особенности, в передаче его чувств, или же в отделении себя от него и объективном к нему отношении. Причем, по политическим делам (Спасович участвовал в них многократно) защита должна быть свободна, и адвокат, даже не будучи солидарен с подсудимым, должен, однако, иметь право высказать все возможное для оправдания или уменьшения вины подсудимого и для ослабления невыгодного впечатления в отношении руководивших им чувств.

Следует подчеркнуть, что в тот период в среде российской адвокатуры боролись две точки зрения на характер уголовной защиты. Одни видели в ней общественное служение. В их представлении защитник по уголовному делу — "муж добрый, опытный в слове" (Квинтилиан), вооруженный знанием и глубокой честностью, бескорыстный и независимый в убеждениях; он правозаступник, но не слуга своего клиента и не пособник ему в стремлении уйти от заслуженного наказания; он друг и советчик человека, который, по его мнению, не виновен вовсе или виновен вовсе не так и не в том, как и в чем его обвиняют. Сторонники другой точки зрения утверждали, что защитник — это производитель определенного труда, оплачиваемого клиентом в зависимости от тяжести работы и способности работника. Как для врача в его практической деятельности не может быть дурных и хороших пациентов, так и для защитника всякое уголовное дело — не более чем необходимость противопоставить доводам обвинения всю силу контраргументов, служа ближайшим интересам клиента и не задумываясь об общественном благе. Каждая из этих точек зрения имела право на существование и преобладание той или другой в практической деятельности защитников зависело, безусловно, от его личных воззрений, но, прежде всего, от задач конкретного судебного состязания.

В то же время закон ставил перед присяжным поверенным определенные запреты, а именно:

— покупать или каким-либо другим способом приобретать права своих доверителей по тяжбам;

— вести дела в качестве поверенного против своих родителей, жены, детей, родных братьев, сестер, дядей и двоюродных братьев и сестер;

— быть поверенным обоих тяжущихся или переходить от одной стороны к другой в одном и том же процессе;

— оглашать тайны своего доверителя.

Кроме того, присяжный поверенный, назначенный для производства дела, не мог отказаться от исполнения данного ему поручения, не предоставив достаточных для этого причин. Если же он переезжал в другой город, то обязан был передать находящиеся у него дела с согласия своих доверителей другому присяжному поверенному.

Каждый присяжный поверенный обязан был вести список дел, порученных ему, и представлять его в совет поверенных по первому его требованию.

В судебном заседании присяжные поверенные пользовались свободой речи, но в то же время не должны были "ни распространяться о предметах, не имеющих никакого отношения к делу, ни позволять себе недолжное уважение к религии, закону и властям, ни употреблять выражения, оскорбительные для чьей бы то ни было личности". Оскорбленное лицо могло привлечь присяжного поверенного на основании общих законов к ответственности за клевету и обиду. Вместе с тем формировавшаяся в те годы доктрина судебной защиты исходила из того, что защитник нуждается в несравненно большей свободе оглашения и оценки, чем частные лица, ибо им руководят соображения общественного интереса. Наконец, на защитнике, как на представителе задач общественных, лежит важная обязанность сообразовать действия свои с требованиями нравственности. Вот почему его оправдательные доводы не должны переходить в дифирамб пороку и злоупотреблениям; ему должны быть чужды не только заведомо лживые заявления, но и уловки, порождающие в умах судей заблуждение; он не должен превращать защитительную деятельность в личные препирательства с прокуратурой или в корыстный промысел. Правдивость, честность и бескорыстие необходимы для него в той же мере, как и для прокурора.