Предназначение политической теории
В трактовке сути и предназначения политической теории выделяются два подхода. Представители позитивизма, Э. Дюркгейм и его последователи руководствуются формулой "savoir pour prevoir" – "знать, чтобы предвидеть". К примеру, американский экономист А. Доунс был убежден в том, что теории "должны оцениваться прежде всего в зависимости от точности прогнозов, а не реалистичности выдвигаемых предположений"[1].
Иного мнения придерживался М. Вебер, бывший последовательным сторонником методов антипозитивизма, утверждая, что для исследования социальных действий лучше подходит не чисто эмпирический, но "объясняющий", "интерпретирующий" метод.
М. Вебер и его сторонники и последователи главную задачу теории видели в реконструкции социальной реальности в исторической перспективе, а также в создании типологии политических феноменов и их идеальных типов. Как представляется, более приемлемым следует считать подход, сочетающий как реальное положение вещей в обществе и политической сфере, так и возможные тенденции и перспективы их развития.
Динамичность и изменчивость мира исключают саму возможность предвидеть все последствия тех или иных общественно-исторических процессов. И действительно, как образно выразился польский исследователь Е. Шацкий, "грозовая туча может разрешиться мелким дождем, а из крохотных капель рождаются иногда бурные потоки"[2]. Исследование в такой динамической сфере, как мир политического, предполагает не только установление объективных причинно-следственных связей, но и суждения на вероятностном уровне. В этом смысле можно говорить о вероятностной стохастической сущности общественно-политических процессов. Иначе говоря, результат того или иного процесса в определенных условиях нс может быть определен по изначальному состоянию изучаемого феномена.
Особенно верен данный тезис применительно к современным политическим реалиям, которые, в отличие от реалий исторических, еще не стали свершившимися фактами, а как бы находятся в постоянном процессе становления. В условиях глобализации и информационно-телекоммуникационной революции мир политического характеризуется высокой степенью динамизма. Это означает, что многие феномены, события, процессы настолько эфемерны и быстротечны, что зачастую исследователь не в состоянии поспевать за ними, а тем более уловить в этом калейдоскопическом водовороте не то что истину, но и просто элементарные причинно-следственные связи.
В данном контексте, оценивая возможности, которыми располагают историк и политолог, вспомним гегелевскую метафору: "Сова Минервы начинает свой полет с наступлением сумерек". В самом деле, более или менее полное и объективное знание о тех или иных общественно-политических событиях и процессах можно получить лишь тогда, когда они уже стали свершившимся фактом общественной жизни. Соответственно, исследователь может изучать этот факт, как бы встав над ним, наблюдая его со стороны, видя его предпосылки и отдаленные последствия.
Что касается политолога, то объектом его внимания являются политические процессы, протекающие "здесь и сейчас", затрагивающие интересы большинства реально живущих и действующих людей с особыми потребностями, предпочтениями, симпатиями, антипатиями и т.д.
Политолог, будучи наблюдателем совершающихся на его глазах политических событий, человеком, воспитанным в определенной социокультурной и политико-культурной среде и имеющим собственные политические убеждения, не всегда способен отвлечься от субъективных, сиюминутных впечатлений, отрешиться от стереотипов. Его выводы могут диктоваться политическими пристрастиями, интересами, представлениями о желаемом направлении политического развития.
Иначе говоря, в отличие от историка, который может наблюдать начало, развитие и конец изучаемого объекта как бы со стороны, исследователь мира политического сам является одним из участников живых политических событий и процессов. Для него, образно говоря, час сумерек еще не наступил, и сова Минервы только расправляет крылья.
В заключение приведем рассуждение великого немецкого философа И. Канта, который в своем знаменитом труде "Критика чистого разума" (1781) показал, что средства научного познания не в состоянии дать необходимую и обязательную для всех картину мира. Указав науке ее пределы, он провозгласил самостоятельность нравственных и эстетических доводов.
Кант полагал, что нормы науки составляют лишь один аспект в уяснении высших ценностей. Здесь наряду с ними, независимо от них действуют также нормы нравственного сознания и эстетического чувства. И в наше время беспрецедентно высокого уровня развития научных знаний многие ученые четко сознают необходимость признания наукой собственных границ и возможностей.
Нельзя забывать, что зачастую политики и государственные деятели принимают решения скорее на основе сложившихся у них мнений и даже интуиции, нежели только научного знания, математических формул и расчетов. В этом смысле политика скорее искусство, чем наука. Здесь воображение и научное знание идут рука об руку.
В политическом исследовании равновеликое значение имеют как объяснение, так и оценка. Без проникновения в сферу целей и идеалов не может быть речи и об адекватном изучении мира политического. Поэтому не случайно, что, признавая значимость науки, призванной установить закономерности причинно-следственных связей, И. Кант вместе с тем рассматривал религиозные, нравственные, эстетические, этические начала, лежащие в основе свободы воли, в качестве неотъемлемых элементов человеческого сознания.
Незавершенность социальной и политической действительности, ее многообразие и многовариантность оставляют место для различных ее интерпретаций. К тому же познание социальной действительности связано с изменением самой этой действительности. Сам акт познания может поставить под сомнение существующий порядок и, более того, – подорвать его.
Этим объясняются бесконечные споры о сути и содержании таких понятий, как "культура", "мораль", "национальное самосознание", "политика", "власть", "государство" и др. Поэтому не существует и не может существовать теории, претендующей на поиски единственной истины в последней инстанции. Такая теория была бы просто химерой, нс имеющей никакого отношения к научному знанию.