Права хозяйствования (начало)
Полное наименование этого вида прав (не умещающееся в название параграфа так, чтобы оставить его "красивым") — права на хозяйствованием с имуществом собственника — объединяет в себе два типа ограниченных вещных прав — (1) право хозяйственного ведения и (2) право оперативного управления. Их изучению мы считаем необходимым предпослать несколько следующих замечаний.
Лейтмотивом множества публикаций Е. А. Суханова, начиная, примерно, с середины 1990-х гг., было и продолжает оставаться соображение о величайшем своеобразии прав хозяйственного ведения и оперативного управления. Но соображение это не пребывало в неизменном состоянии — оно постоянно эволюционировало в радикальном направлении, можно даже сказать, постепенно "левело". Если на этапе своего становления оно сводилось, по сути, к единственному тезису о том, что подобные права "...не имеют аналогов в развитых правопорядках" , то к настоящему времени оно уже переросло самое себя и, перешагнув через тезис, согласно которому подобные права, равно как и их обладатели, вообще несвойственны нормальному рыночному обороту (в связи с чем подлежат скорейшему искоренению), приобрело (впрочем, ожидаемо и предсказуемо) следующую форму: "...права хозяйственного ведения и оперативного управления настолько своеобразны, что имеются достаточно серьезные сомнения в их вещно-правовой природе, что обусловливает необходимость их особого рассмотрения". Из сферы сугубо практической, соображение о своеобразии прав хозяйственного ведения и оперативного управления переместилось, как можно видеть, в сферу научно-юридическую[1].
Чем же обусловлены пресловутые сомнения? Четырьмя следующими факторами: (1) право хозяйственного ведения и право оперативного управления могут приобретаться не всеми субъектами, а лишь унитарными предприятиями и учреждениями; (2) субъекты прав хозяйственного ведения и оперативного управления не могут быть собственниками каких бы то ни было вещей; (3) "наделение имуществом унитарных предприятий и учреждений на правах хозяйственного ведения и оперативного управления есть способ осуществления права собственности, прежде всего для публично-правовых образований[2], но никак не юридическая форма экономически необходимого участия одного лица в праве собственности другого (что выступает главной предпосылкой существования самой категории ограниченных вещных прав"; (4) объектами прав хозяйственного ведения и оперативного управления являются "...не обычные недвижимые вещи, а имущественные комплексы".
Имея в виду все, сказанное ранее, легко понять, что в действительности единственным фактором, мешающим квалифицировать рассматриваемые права в качестве ограниченных вещных, является только последний, относящийся к специфике объекта этих прав. Если верно, что ограниченным вещным правом является абсолютное право на чужую вещь, то права хозяйственного ведения и оперативного управления никак не могут быть вещными, ибо устанавливаются не на вещь, а на искусственно созданный объект, па своеобразную правовую оболочку имущества определенной стоимости — имущественный комплекс[3]. Более того: в нашей специальной работе по вопросу о правовом режиме имущественных комплексов мы постарались показать, что "постановка вопроса о субъективном гражданском праве на имущественный комплекс сама по себе лишена смысла", ибо "имущественный комплекс — не объект гражданских правоотношений; это — гражданско-правовая категория, указывающая на специфический правовой режим элементов одноименной хозяйственной системы"[4]. Имущественный комплекс — это не только не объект вещных прав, но и вовсе не объект гражданских прав[5].
Три других фактора, как говорится, "не играют". Первый — специфика субъектного состава обладателей рассматриваемых ограниченных вещных прав — не годится, поскольку в числе признаков ограниченных вещных прав нет такого, как возможность приобретения всяким и каждым субъектом гражданских правоотношений без различия статуса[6]; второй признак вообще характеризует не права, а правоспособность субъектов; третий -свидетельствует лишь о том, что, возможно, отношения собственника имущества с создаваемыми им организациями, и не стоило, объективно рассуждая, облекать в форму ограниченных вещных прав (об этаком покушении с негодными средствами), но вовсе не о том, что такого облечения фактически не произошло под влиянием каких-то второстепенных, с объективной точки зрения факторов, но в итоге почему-то вышедших на первый план в конкретно-исторический период времени[7].
Правовой статус организаций, которые, в результате закрепления за ними чужих вещей, с одной стороны, не становятся их собственниками, но, в то же время, с другой — фактически совершают с ними все те активные действия, которые мог бы совершить собственник, может быть сконструирован двояко.
Если признать, что эти организации специально создаются собственником имущества для реализации своих собственных интересов, то они вовсе не должны рассматриваться в качестве субъектов гражданских правоотношений. Они — не более, чем органы собственника, действующие в сфере управления чужой собственностью, подобные исполнительным органам юридических лиц, внутренние структурные подразделения публичных образований''. Отношения публичного образования к унитарным предприятиям и учреждениям — это не гражданско-правовые отношения собственников к обладателям ограниченных вещных прав, не отношения координации, реализуемые в частном интересе и защищаемые через суд, а отношения власти и подчинения, реализуемые в публичном интересе и защищаемые односторонними действиями собственника имущества, в том числе — его органов исполнительной власти[8]. Взаимодействуя с унитарным предприятием или учреждением частное лицо всегда должно иметь возможность разглядеть за его спиной истинного (!) субъекта гражданских правоотношений, органом которого соответствующая организация является — соответствующее публичное образование[9].
По если признать, что созданные собственником организации становятся носителями собственных имущественных интересов, которые могут и не совпадать с интересами создавшего их собственника, то нет никаких препятствий для признания за ними статуса субъектов гражданских правоотношений с нормальной (общей) гражданской правоспособностью, включающей в себя возможность приобретения экономически необходимых для удовлетворения собственных интересов возможностей юридического обособления за собой собственных вещей, а также — определенной меры участия в чужих вещах (не комплексе вещей, а конкретных вещах). Даже если весь интерес такой организации ограничивается получением прибыли, остающейся в ее самостоятельном распоряжении и не могущей быть изъятой собственником имущества, использование которого эту прибыль принесло, этого уже вполне достаточно для признания таких организаций субъектами нормальных гражданских правоотношений, в том числе — правоотношений собственности на вещи, приобретенные в процессе самостоятельной деятельности и не подлежащие выдаче по требованию собственника, а также — правоотношений, ОГЛАВЛЕНИЕм которых являются ограниченные вещные права на чужие вещи. Типичными фигурами такого рода являются управляющие организации и доверительные управляющие.
Сказанное не может не породить недоуменного вопроса: а на каком же основании права хозяйственного ведения и оперативного управления все же рассматриваются в числе ограниченных вещных прав? Прочтение соответствующих разделов Учебника[10] позволяет (да и то, лишь предположительно) выдвинуть только два аргумента: (1) таков закон (и рад бы, дескать, не считать их вещными, да вот поди ж ты! — закон не позволяет!) и (2) определено лишь то, что эти права не являются вещными, но не определено, какими же правами они все-таки являются; и если таковые относятся к числу корпоративных, то им вовсе не должно отводиться никакого места для изучения, ибо учебный курс гражданского права корпоративных прав не охватывает. Второе соображение не имеет, конечно, значения "аргумента", а что касается первого, то в нем явно смешаны два различных юридических представления о законе: представление ученого-юриста, для которого норма закона — точно такой же предмет научного исследования и критики, как и любые другие юридические суждения, подменяется представлением юриста-практика для которого закон — императивное и обязательное для соблюдения предписание (см. цитированное высказывание М. М. Агаркова на сей счет)[11]. Выходит, что рассмотрение прав хозяйственного ведения и оперативного управления в числе ограниченных вещных прав носит чисто условный характер и объясняется, скорее, соображениями полноты и практического удобства размещения учебного материала.