Поздние работы В. Л. Боровиковского: портреты и иконы

К первому десятилетию XIX в. В. Л. Боровиковский становится одним из главных и наиболее талантливых выразителей времени в изобразительном искусстве. Ф. С. Рокотов умер. Д. Г. Левицкий перестал работать. Именно в творчестве Боровиковского как бы находят завершение идеи и методы портретирования, сложившиеся в XVIII в., – идеи "естественного человека", идеи Отечества и веры в разумные начала жизни. Но идеалы, выдвинутые просветительской эпохой, идеи взаимосвязи и строгой регламентации моральных и гражданских обязательств, не выдерживали испытания жизнью, как всякий норматив, забывающий особенности индивидуума и неповторимость личной судьбы. Художников нового века интересовала сложная психологическая жизнь, складывающаяся из контрастов света и тьмы, радостей и страданий. На смену портрету, в котором человек представлен во всем богатстве материального мира и разнообразии его красок, что так любил передавать XVIII в., приходит портрет, в котором оказываются несущественными ни репрезентативные, сословные черты, ни роскошь костюма или обстановки. Недаром исследователи вспоминают прежде всего портрет А. К. Швальбе (1804, ГРМ) О. И. Кипренского, "средоточие внутренней духовной жизни", портрет человека "наедине с собой". Вещественный мир, который так любил XVIII в., сведен здесь к минимуму.

В 1800–1810-е гг. Боровиковский много занимается иконописью: в 1804–1812 гг. участвует в создании икон для Казанского собора (10 икон для главного иконостаса и образа для второго и третьего), за что он удостоился бриллиантового перстня от императора (1811); исполняет образа для церкви Смоленского кладбища в Петербурге (ГРМ); иконостас Покровского храма в селе Романовка Черниговской губернии, на котором явственны уже черты болезненной экзальтации и очевидна усталость художника, пережившего свою кульминацию. В иконах Покровского храма есть и нечто такое, в чем не прослеживаются ни древнерусские традиции, ни черты Нового времени; нечто дисгармоничное, подчеркнуто мистическое, но, несомненно, очень впечатляющее ("Два апостола"; в ГТГ авторство Боровиковского под вопросом (см.: Каталог ГТГ. Живопись XVIII века. Т. 2. М., 1998. С. 93. № 115), но Т. В. Алексеева считает изображение подлинной работой Боровиковского и самым поздним вариантом, исполненным для Покровской церкви в селе Романовка, – об этом см.: Алексеева Т. В. Владимир Лукич Боровиковский и русская культура на рубеже XVIII–XIX веков. С. 374).

Однако и в последние годы у Боровиковского были большие творческие удачи – несколько портретов очень старых людей, исполненные в темном колорите оливковых и черных тонов, жестким рисунком, педантично зафиксировавшим все морщинки на лице, беспощадно констатирующие неумолимость бега времени. Это портрет уже старого Д. П. Трощинского (1819, ГТГ), в котором сохранен классицистический аллегоризм (статуя Фемиды, свод законов и т.п.), и вероятный портрет княгини Н. П. Голицыной (1800-е, ГРМ). Оба произведения обличают крепость и силу кисти мастера, конкретность его художественного языка, строгость и монументальность большого стиля, точность и зримость характеристик образов, статичных, но и монументальных в своей статичности. Глядя ни них невольно вспоминаются державинские строки, в особенности относящиеся к образу Голицыной:

Река времен в своем стремленьи Уносит все дела людей И топит в пропасти забвенья Народы, царства и царей.

Хотя Боровиковский никогда не преподавал официально, у него были ученики. Под его влиянием работали Жданов, Истомин, Бугаевский-Благодарный. Но, конечно, его самым значительным учеником был Алексей Гаврилович Венецианов, который писал по смерти учителя: "Почтеннейший и великий муж Боровиковский кончил дни свои, перестал украшать Россию своими произведениями и терзать завистников его чистою истиной славы. Ученые художники сто не любили, для того что не имели его дара, показывали его недостатки и марали его достоинства. Я буду писать его биографию" (Венецианов в письмах художника и воспоминаниях современников / под ред. А. Эфроса, А. Мюллера. М.; Л., 1931. С. 161).

Творчеством Боровиковского как будто заканчивается процесс развития портретных форм, начатый Иваном Никитиным и Андреем Матвеевым. Боровиковский выразил всю полноту художественного мышления, всю эстетическую ценность искусства конца XVIII в. Портрет Безбородко с дочерьми выражает ампирную эпоху так же полно, как "Сара Фермор" – искусство середины века, а "Прасковья Иоанновна" и "Напольный гетман" – петровскую эпоху.

Три замечательных художника второй половины XVIII в. – Ф. С. Рокотов, Д. Г. Левицкий и В. Л. Боровиковский имели много общего: они были современниками, работали в двух главных центрах художественной культуры великого государства – Рокотов в Москве, Левицкий и Боровиковский в Петербурге. Все трое имели отношение к Академии художеств: Рокотов учился и, возможно, недолго в ней работал, Левицкий – не учился, но долго и плодотворно преподавал, Боровиковский получал от нее заказы и звания. Они разрабатывали одну систему типологии портретного жанра и шли от рокайля и барокко к классицизму, а Боровиковский и дальше – от сентиментализма к романтизму, но всеми тремя руководила одна мечта об идеале, который каждый из них толковал по-своему, в силу своего мироощущения и степени таланта. Наконец, все они начинали, когда жили и творили М. В. Ломоносов, В . А. Тредиаковский и А. П. Антропов, а завершали свой путь при В. А. Жуковском, К . Н. Батюшкове, А. С. Пушкине и О. А. Кипренском. Эти изменения в культурной атмосфере России не могли пройти незамеченными в творчестве таких больших и тонких мастеров.