Поступок, мотивация и ответственность

Выдающийся французский социолог Г. Тард писал: "Поражения и бедствия, которыми сплошь усеяна история, являются пустяками по сравнению со столькими другими разрушениями... катастрофами, которых не видят, но которые от этого не менее тягостны. Сколько разбито планов, близких к осуществлению! Сколько похоронено надежд! Если бы мы могли видеть или только представить себе то, что составляет изнанку истории, представить себе движение невыраженного и неосуществленного между всеми людьми одного поколения, бесплодное течение этой невидимой толпы идей, верований, намерений, стремлений, шепотом сообщавшихся, не имея возможности проявиться действием и даже не всегда в словах, то мы были бы поражены всем, что погибает, не проявляясь, даже у наиболее привилегированных..." Г. Тард не прав в одном: все эти неосуществленные планы и намерения в качестве мотивов, тем не менее, определяли исторический процесс и поэтому подлежат так или иначе историческому анализу и осмыслению. История, текущая жизнь есть результат переплетения планов, стремлений, чаяний, надежд многих людей, фактически не что иное, как равнодействующая этих многих воль.

Что же движет личностью? Какова энергетика импульсов, иод действием которых личность принимает и воспроизводит социальный опыт, пересматривает его, придает ему динамику? Без ответов на эти вопросы невозможно объяснить политическое поведение, природу политического лидерства.

Человеческая активность проявляется в различных формах поведения как системы текущей социальной активности, творчества, игры, деятельности в различных сферах социальной жизни. В принципе все это разнообразие можно свести к трем основным типам активности, каковыми являются:

• непроизвольные акты – импульсивные рефлекторные реакции, как биологически инстинктивные, так и приобретенные навыки, например реакции водителя автомашины. Всех их объединяет отсутствие сознательных намерений и плана их осуществления;

• занятость – социально значимая активность, регулярная и воспроизводимая под воздействием внешних факторов, некие произвольные действия, которые мы иногда совершаем не только по своей воле, а действуем по заданным требованиям, правилам, предписаниям, приказам или инструкциям;

• поступок – сознательный волевой акт, мотивированный самой личностью на основе решения относительно целей, путей и средств их достижения, возможных последствий.

Все они проявляются в политической деятельности. Однако набольший интерес представляет поступок как проявление свободы воли личности. Именно поступок определяет личность как таковую.

Под действие закона, правовую и нравственную оценку подпадают прежде всего именно поступки, т.е. действия, предпринятые на основе нашего свободного решения, свободного волеизъявления: гражданские сделки, вступление в брак, приказ, умышленное преступление. Предпринимая поступок, человек осуществляет выбор, фактически определяя свою судьбу. Он не подчиняется неизбежности обстоятельств, а вырабатывает сознательное решение, т.е. отчетливо представляет себе цели своих действий, их ожидаемый результат и возможные последствия. "Поступки, освещенные сознанием, – писал Л. Н. Толстой, – это такие поступки, которые мы совершаем свободно, то есть, совершая их, знаем, что мы могли бы поступить иначе".

В реальной жизни все виды человеческой активности переплетаются, дополняют, поддерживают друг друга. Так, художественное, научное, техническое творчество, спорт предполагают не только выбор определенной позиции, замысел и его воплощение (поступок), но и следование определенным правилам, и способность к тонким физическим реакциям. Любые профессионализм и мастерство – сплав реакций и поступков с действиями по определенным правилам, причем осуществляемых свободно, добровольно и ответственно.

Однако именно поступок наиболее явно реализует нравственный и интеллектуальный потенциал личности, ее позиции, установки и стремления. Механизм поступка сводится к связи и взаимодействию внешних и внутренних процессов и состояний, вызывающих решение совершить определенное действие, направляющих и контролирующих сто исполнение. Поступок не только произволен, он вменяем, является осознанным действием, за которое (вместе с его результатами) ответственна личность.

Более того, даже бездействие, воздержание от действия, если оно сопряжено с определенными мотивами, может выступить поступком – иногда смелым и мужественным. Уголовное право даже предполагает ответственность за преступную бездеятельность. Воздержание возможно в двух основных формах: "сильной" – как прямой отказ от действий и "слабой" – как уклонение от этих действий. В обоих случаях воздержание, как и любой поступок, предполагает его объяснение, понимание и оправдание. Поэтому уклонение от жизненного выбора, отказ от самоопределения все равно оказываются выбором позиции, которая сказывается на жизненном пути и за которую все равно в конечном счете приходится нести ответственность.

Поступок – единство мотивации, действия (или воздержания от него), его результата и их оценки. Поступок – специфически русское понятие. Западноевропейские act, action, die Wirkung и т.п. означают лишь непосредственно практическое (физическое) действие, а его возможные целевые мотивации, причины и тем более оценки рассматриваются отдельно. Для российского духовного опыта характерно именно поступочное представление бытия, с позиции которого понять явление – значит, представить его как вменяемое действие – разумное и ответственное, имеющее замысел и назначение. Поступок – вменяемое (имеющее рациональную мотивацию и ответственное), а значит, свободное действие. Согласно М. Бахтину, поступок – проявление "участного мышления", изначального человеческого "ие-алиби в бытии", а значит, свободы.

Вменяемость включает в себя обе характеристики поступка: сознательность и ответственность. Поэтому границы поступка совпадают с границами собственно личности, ее ответственности. Эти границы динамичны и подвижны. Они зависят от культуры, которой принадлежит личность. Известны средневековые процессы над младенцами и даже над домашними животными – котами, собаками, свиньями – печально заканчивавшиеся для "обвиняемых". В 1593 г. был сечен кнутом и сослан в Сибирь церковный колокол, которым били в набат в связи с убийством царевича Димитрия в Угличе. Мировоззренческой почвой для всех этих преследований выступало одушевление природы, стремление человека во всех явлениях окружающего мира видеть действие намеренных сознательных сил – добрых или злых. Любое явление рассматривалось как "поступок". Можно сказать, что в прошлом мир человека, включая и космос, был миром личностным, миром поступков.

В настоящее время в цивилизованном обществе правовые границы личности как субъекта поступка и ответственности за него практически совпадают с границами психотелесной целостности индивидуальной человеческой личности. Причем даже эти границы подвижны, зависят от возраста и психического здоровья личности. Несовершеннолетний (а в каждой культуре свои правовые границы совершеннолетия) или психически больной (невменяемый) человек в эти границы не попадает, так как не отвечает за свои действия в силу недостаточности интеллектуального и нравственного развития или в силу болезненного состояния. За этими границами человек не является личностью, так как невменяем (ребенок, психический больной и т.п.). Однако в круг правовой ответственности попадают и некоторые общности людей – "юридические лица" типа фирм, трудовых коллективов, общественных организаций.

Можно говорить об общеисторической тенденции сужения границ поступка и ответственности: от племени, общины, рода до психотелесной целостности индивида к определенным этапам его жизненного пути (например с 18 лет), а то и состояния (психического здоровья). Речь действительно и буквально идет о постепенном сужении этих границ – как правовых, так и нравственных. Этот процесс сужения границ ответственности (а значит, и личности) явно углубляется.

Понять поступок – значит, уяснить не столько то, что человек сделал или даже почему он это сделал, сколько – зачем. Именно это нередко интересует следствие, суд: были ли и какие мотивы у подозреваемого или подсудимого, смягчают или отягчают они вину? Спор между защитой и обвинением зачастую ведется не столько по поводу вещественных доказательств, сколько вокруг мотивов поведения личности.

Совершаемый поступок приводит к результатам: непосредственным и отдаленным. Первые связаны с непосредственными физическими действиями: телодвижениями, жестами и т.п. Даже такие простейшие действия, как нажатие кнопки звонка или произнесение слова, предполагают такие движения. Отдаленный результат образует собственно итог, результат поступка – некоторое событие, реальный факт. Результат этот может быть существенным – тем, ради которого и предпринимался поступок, а также несущественным – побочным следствием совершенного поступка. Так, если мы открываем окно, то существенным результатом является сам факт его открытия, а несущественным – например, скрип петель окна или то, что в комнату влетел комар.

Непосредственные и побочные следствия поступков создают цепочки, сети необратимостей, из которых и составляется, ткется ткань человеческого бытия, жизни общества в целом. Что первоначально выглядит несущественным, потом в жизненной ретроспективе может предстать переломным событием человеческой истории

Но даже результаты действия не могут однозначно относиться к конкретному поступку. Они могут зависеть от намерений личности, а могут и не зависеть. Разве мы не встречаем в политике, в обыденной жизни людей, склонных видеть свои заслуги в результатах деятельности или событиях, к которым они имели отношение очень и очень косвенное. Поэтому необходимо уточнить не только границы поступка, но и его составляющие, выявить его "скрытый схематизм", взаимодействие частей которого и может рассматриваться как поступок в действии.

Все многообразие объяснений человеческого поведения может быть сведено к трем основным подходам, основанным на специфических фундаментальных метафорах.

В первом случае человек предстает автоматом, поведение которого целиком и полностью определяется воздействием внешних сил. На этой метафоре основан широчайший спектр концепций. Это и представления о человеке как ноле и вместилище противодействия сил добра и зла. Это могут быть демонические и ангельские силы, бихевиористские стимул-реакция, павловские безусловные и условные рефлексы, марксистские общественные отношения и т.д. Именно на этой модели основаны и анимизм, и практики судов инквизиции и изгнания дьявола, и теория и практика примитивно-марксистской педагогики и идеологической работы. От самого человека практически ничего не зависит. Его мысли и поступки предопределены окружающей средой, внешними факторами, пресловутым влиянием среды, улицы, происхождения. Убрать или заменить их – и человек меняется (перевоспитывается, "перековывается"). Бихевиоризм, павловская теория условного рефлекса – наиболее научно респектабельные примеры реализации этого подхода.

Согласно другой модели, человек – носитель некоего специфического начала, проявления и импульсы которого определяют внутреннюю и внешнюю жизнь личности. Спектр реализаций этого подхода не менее широк, чем у предыдущего. Это и объяснение поведения человека действием инстинктов, и банальные трактовки человека в зависимости от знака Зодиака, под которым он родился, и восходящая к Античности концепция темпераментов, связанных с соответствующими стихиями.

В обоих этих подходах человеческое поведение полностью предопределено: либо какой-то исходной "программой", заложенной в пего при рождении, либо человек оказывается игрушкой, марионеткой внешних сил. Очевидно, что возможен и третий подход, в основе которого лежит модель дисбаланса (дисгармонии) человека и окружающей среды, порождающего ощущение и переживание дискомфорта. Эта модель человека как динамического равновесия импульсов внешней среды и внутренних мотивов также имеет глубокие корни в истории человековедения, однако наибольшее развитие она получила в последние два столетия. Именно она лежит в основе "потребностной" модели в психологии и экономике, политэкономии и маркетинге, современной теории мотивации. Потребности – не что иное, как переживание человеком дискомфорта. Человеку может чего-то нехватать или, наоборот, он может испытывать напряжение от избытка каких-то собственных обстоятельств. И то, и другое – проявление и переживание дисбаланса, нарушенного соответствия и гармонии человека с окружающей средой.

Потребности выступают факторами, побуждающими человека к конкретным действиям и поступкам. Можно признать вслед за Я. Э. Голосовкером, что человеком движут три основные группы потребностей – "жизненных побудов". Первый – "вегетативный побуд" – индивидные инстинкты, связанные с самосохранением и биологическим ростом. Другой – "сексуальный побуд" – инстинкт продолжения рода, связанный с сохранением рода, продолжением индивида в других. Оба этих "побуда" как система биологических потребностей организма образуют биологическую поддержку личности и культуры, их существования и развития. Третий "побуд" – инстинкт культуры, или "побуд к бессмертию", связанный со стремлением человека сохранить и продолжить себя за рамками биологического существования в мире продолжающейся культуры.

Все три "мобуда" есть импульсы самоутверждения – самосохранения, продолжения существования в роде и даже за рамками рода. Ни в коей мере не следует преуменьшать роль биологических потребностей. Их роль вообще трудно преувеличить. Она огромна. Однако конкретная витальность – предмет биологии и физиологии, но не философии, которую интересует специфически человеческое, не то, что нивелирует человека с любым живым организмом, а то, что выделяет его. Говоря о человеческом поведении, приходится признать, что даже реализация вегетативного и сексуального побудов – чисто биологических витальных потребностей – окрашена в цвета инстинкта культуры, оформлена и упакована культурным побудом. Культурный побуд есть осознанное самосохранение. Он связан с самосознанием, осознанием идеалов, ценностей, норм, прорастающих в биологическое и сексуальное поведение, превращающих их в собственно поступки, а иногда даже – в случаях самоотверженного поведения или суицида – пересиливающих витальные потребности.

Потребность как исходный дискомфорт, развертывающийся в субъективном плане, становится мотивацией поступка. В этой связи следует различать часто отождествляемые понятия стимула и мотива действий. Стимулы – внешние побуждающие воздействия (поощрение, наказание, принуждение). Стимулы в лучшем случае могут содействовать изменению мотивации, но сами они быть мотивами не могут. Более того, взятое само по себе, вне мотивации, внешнее воздействие может приводить к результату, диаметрально противоположному по отношению к ожидаемому.

Извне с человеком можно сделать многое: применить насилие, ограничить свободу, посадив под замок, лишить жизни. Но даже под пыткой или угрозой смерти разные люди будут вести себя по-разному, и зависеть это будет не столько от характера применяемых стимулов, сколько от взглядов, убеждений, представлений, намерений и т.д. – короче, мотивов данной конкретной личности.

Концепций мотивации много. Существуют различные перечни, классификации потребностей и интересов, движущих людьми. Каждая из таких классификаций имеет свои достоинства и недостатки. Главная проблема состоит в том, что мотивы суть диспозиционные качества, т.е. качества, выявляемые в момент их проявления. Более того, мотивация – не столько причина поступка, сколько его объяснение, интерпретация. Это означает, что при некотором интеллектуальном усилии всегда можно найти еще более глубокую мотивацию. Кто строит эти объяснения и интерпретации? Родители, близкие, коллеги, сама личность. Какие-то из этих объяснений личность принимает, какие-то нет. По сути дела, только принятые самой личностью интерпретации ее поступков и являются собственно мотивацией. Это не много, но и не мало, потому что это означает, что какие-то сценарии поведения личность принимает, а какие-то отбрасывает, считая недопустимыми или ненужными для себя. И такие интерпретации подвижны, зависят от контекста.

Поэтому главным представляется уточнить общий механизм запуска и осуществления поступка вне зависимости от конкретного содержания потребностей.

В любом мотиве можно выделить два начала: во-первых, начало, побуждающее к действию и направляющее его; во-вторых, начало, динамизирующее поступок в конкретных усилиях и действиях. В первом случае говорят о стремлениях, во втором – об усилиях. И стремления, и усилия двузначны: стремлением является как собственно стремление, так и избежание чего-либо, аналогично и усилия могут быть как производящие действие, так и сдерживающие его.

Мотивом и интересом становится не просто сама осознанная потребность (хочется чего-нибудь "такого"), а цели конкретный образ желаемого результата. "Этого нет, но я хочу, чтобы оно было!" или "Это есть, но я хочу, чтобы его не было!" – человеком движут не только и не столько его представления о желаемом будущем ("Хочу"), сколько представления о нежелаемом настоящем ("Не хочу!"). И обычно человек яснее и четче представляет то, чего он не хочет, чем то, чего он хочет. Потом, задним числом, он объясняет сам себе, чего же он "хотел". Или ему в этом помогут близкие, коллеги, специалисты-психологи.

Интересы не исчерпываются проявлением стремлений ("хочу" и "не хочу"). Не меньшую, если не большую, роль играют возможности человека, представления о средствах, путях достижения целей. Речь идет о потенциале личности: способностях, умениях, подготовке, квалификации и прочей "вооруженности" для совершения конкретных действий.

Очень часто такие "могу" и "не могу" играют главенствующую роль, когда возможность нечто совершить опережает выработку ясных представлений о намерениях. Сплошь и рядом люди не хотят того, к чему у них нет способностей или чему их не научили. Человек с плохой координацией движений обычно не любит танцевать, а тот, у кого отсутствуют музыкальный слух и голос, обычно не любят петь публично. Но зато мы любим то, что у нас получается, стремимся к этому. Так, юноша или девушка с определенными физическими данными при удачных тренировках видят свое будущее в спорте. Хорошие дикция, память, не отталкивающая внешность делают привлекательной артистическую карьеру. Знание иностранных языков – карьеру переводчика, а то и дипломата.

Соотношение намерений и возможностей во многом определяет эмоциональный настрой личности. Эмоция является выражением соотношения информации, необходимой для удовлетворения потребности, с той информацией, которой человек владеет. Это соотношение определяет "знак" эмоции. Недостаток имеющейся информации по сравнению с необходимой вызывает отрицательные эмоциональные переживания вплоть до невротических психических расстройств. Превышение вызывает положительные эмоции.

Соотнесение намерений с возможностями, целей – со знанием о путях и способах их достижения дает решение противоречия между реальным и необходимым, заложенного в потребности. В сознании личности как бы развертывается программа ее удовлетворения. Сама возможность выработки плана, принятия соответствующего решения является мощным мотивационным фактором. Выполняет человек свое решение или нет, сопричастен ли он выработке этого решения, во многом определяет его отношение к происходящему. И это мощный фактор мотивации, о котором знают хорошие руководители: если хочешь получить заинтересованную активность, надо вовлечь человека в процедуру принятия решения, что это решение было и его тоже, чтобы он оказался ему сопричастен.

Выработанное и даже принятое решение не всегда выполняется. Известно даже такое психическое расстройство, когда, отдавая себе полный отчет о необходимости конкретного действия, человек, тем не менее, его не совершает и даже не может его совершить, усилия, необходимые для совершения действия, никак не даются человеку. Поэтому частью мотивационного комплекса является сама воля – как сознательное усилие по совершению конкретных действий. Энергия воли есть прежде всего сама возможность приведения в соответствие "хочу – не хочу" и "могу – не могу".

Несоответствие намерений и возможностей способно деморализовать, обессилить личность. Если же это соответствие достигнуто, то желаемому и реально действительному придается единый статус существования, они как бы ставятся на одну доску. Это подобно решению задачи, когда допускается существование неизвестного, предполагается, что неизвестный х существует так же, как и известные данные, а затем данные приводятся в такое соотношение, которое приводит к этому неизвестному.

То же относится и к техническому, и к художественному творчеству, и к политической деятельности, и к обыденному поведению. Условием их реализации являются придание желаемому (должному) статуса "как бы сущего" и переживание личностью своей сопричастности этой единой плоскости желаемого должного и реально существующего. Без сопричастности личности этому единству, самоотдачи ее ей невозможна никакая человеческая активность. Только при этом условии исследователь услышит в пощелкивании счетчика Гейгера уровень радиации, в пятнах на фотографии пузырьковой камеры – траектории движения элементарных частиц, политик накануне выборов – расстановку политических сил и т.д.

Выражаясь философически, такой синтез желаемого должного и реально сущего выступает "импульсом" человеческого бытия, который кратко может быть выражен формулой: "Да будет!". Заклясть желаемое в действительное, а действительное в желаемое – предпосылка осмысленного человеческого действия. Как писал Гете, "жить в идее – значит обращаться с невозможным так, как будто бы оно возможно". Вслед за Л. Н. Толстым и В. Б. Шкловским эту движущую силу поступков и творчества можно назвать энергией заблуждения. Человек, которому никак нельзя отказать в знании природы волевого поступка и умении это знание реализовывать в спорте, литературе, борьбе с недугами и в политике, олимпийский чемпион и многократный рекордсмен мира Ю. П. Власов удачно выразил сущность этого механизма в названии одной из своих книг – "Формула воли – верить".

Механизм мотивации представлен на рис. 6.2.

Рис. 6.2. Механизм мотивации

Волевое усилие возможно только на основе сопричастности и самоотдачи личности тому, чего еще, возможно, нет, но что, как представляется, должно быть. Люди способны даже отрицать сущее во имя должного, преобразовывать мир во имя долженствующего идеала. Какой бы мотив ни приводил в действие поступок, он всегда разворачивается, осмысляется и оправдывается в плоскости единства должного и реального. Поиск и нахождение такого единства, которому человек мог бы отдаться и быть сопричастным, – главная проблема свободы воли. Отсюда человек черпает силы и импульсы к действиям. Есть импульс "Да будет!", есть "энергия заблуждения", и тогда, как в песне, "Если я тебя придумала, стань таким, как я хочу!". Только тогда политик приступает к программе реформ. Только тогда творят художник и изобретатель.

Поступок приводит к результатам – непосредственным и отдаленным. Но для человека как социального существа важен и существен результат не сам по себе, а результат значимый. Поэтому мотивация включает также и оценку не только результатов поступков и используемых средств, по и предпринимаемых усилий, а также намерений и возможностей личности. Речь идет об оценке как со стороны социума, так и самой личности. Более того, сама эта оценка выступает как еще один мотивационный фактор (рис. 6.3).

Рис. 63. Механизм мотивации: роль оценки

Таким образом, круг как бы замыкается. В мотивационный комплекс входят намерения, возможности, приведение их в соответствие (решение), полученные результаты (непосредственные и отдаленные), а также их оценка самой личностью и другими людьми. Внешнее и внутреннее, социальное и индивидуальное не противостоят друг другу. Это не два плана, а один, не две плоскости, а одна. Подобно ленте Мебиуса, перекручиваясь, они образуют одну плоскость. Эта лента протягивается через сознание, через человеческую душу, а исходя из нее, образует ткань социальной жизни. Скрепляется же она, совмещая в одну обе плоскости, в сознании личности.

Если отвлечься от биологических потребностей, которые объединяют человека с животным миром (потребностей в еде, сне, тепле, продолжении рода и т.д.), оставить только собственно человеческое, то останется всего одна потребность. Единственная, хотя и по-своему – интегральная. Потребность быть сопричастным чему-то тому, что придает смысл человеческому существованию (политическая или научная идея, вера, дело, дети – дом души у каждого свой). И в этой сопричастности не быть забытым, потерянным, быть замеченным, именованным, окликнутым.

Речь идет, таким образом, о потребности быть оцененным, быть оправданным в отдельных поступках и в жизни в целом. Оправданным – значит, не лишенным основания, укорененным, принадлежащим какой-то общности "мы", быть единым с ней, нераздельно слитным, идентичным, но одновременно и отмеченным в ней, не забытым, окликнутым. Фактически речь идет об успехе как решении проблемы смысла жизни и смысле жизни как выражении представлений об успехе. Человек всегда и везде, осознанно, но чаще бессознательно зависим от оценок его другими, им самим. Этими оценками питается эмоциональная и сознательная внутренняя жизнь человека.

Успех – оценочное понятие, выражающее высокую позитивную оценку с позиций базовой системы ценностей. В глазах носителей одних ценностей профессиональные достижения будут очевидным успехом, а в глазах других – не менее очевидно – пет, как, например, в случае знаменитого "Если ты такой умный, почему же ты такой бедный?". Успех может выражать как внешнюю оценку, так и внутреннюю самооценку (знаменитое пушкинское "Ай да Пушкин! Ай да сукин сын!"). Поэтому всегда, когда заходит речь об успехе, следует уточнять: во-первых, кто и с каких позиций оценивает; во-вторых, какие именно достижения и чего, каких целей оцениваются; в-третьих, о каком использовании каких средств идет речь. Только в полноте и соотнесении таких уточнений можно говорить о рациональном оценочном содержании успеха.

Самооценку личности, степень ее уважения к себе самой традиционно рассматривают как величину, прямо пропорциональную социальному признанию (одобрению, успеху) и обратно пропорциональную уровню притязаний личности. Согласно Л. Н. Толстому, ощущение человеком счастья прямо пропорционально тому, что о нем говорят другие, и обратно пропорционально тому, что человек думает о себе сам. С этих позиций все достаточно просто: хочешь быть счастливым – добивайся успеха или также снижай уровень притязаний и будь счастлив!

На первый взгляд, эта "формула счастья" полностью подтверждается традиционной этикой и современной социальной психологией: человеком движут прежде всего стремление к успеху и избегание неудач. Эти стремления коренятся в человеческом бытии, определяют социальные эмоции, переживание гордости, стыда, радости. На этой основе строятся типологии личности, культурологические обобщения. Например, западная культура трактуется как ориентирующая личность преимущественно на успех, а восточная (прежде всего – индийская, китайская и японская) – как ориентирующая преимущественно на избегание неудач. В итоге получается "гордый западный" человек и "стыдливый восточный". Такие упрощения интересны и иногда полезны в практическом плане. Но они существенно огрубляют реальное положение дел и сталкиваются с серьезными трудностями в объяснении человеческого поведения.

Из "формулы счастья" следует (и экспериментальные данные это подтверждают), что у людей, ориентирующихся на успех, формируется своеобразная "вера в справедливость мира": мои успехи являются целиком и полностью моей личной заслугой, и значит, я лучше – мир справедлив! Λ если другой человек попал в беду, значит, он сам заслужил свои несчастья. Со мной ведь этого не случилось, поскольку я лучше – мир справедлив! Такие люди винят в своих неудачах других, обстоятельства, не берут на себя ответственность за случившееся. Это делает такую личность чрезвычайно зависимой от внешних обстоятельств и других людей.

Стыдящиеся же неудач, боящиеся "потерять лицо" оказываются более жизнестойкими, поскольку ответственность за происшедшее предпочитают брать на себя и в себе же ищут возможности и ресурсы преодоления жизненной или творческой проблемы. Неудача оказывается предпосылкой, формой успеха. В этом плане показательна ситуация с молодежью. Вступающий в жизнь молодой человек видит себя "всем", примеряя на себя различные жизненные программы и проекты. В нем ключом бьет инстинкт свободы и самоутверждения. И в этом заложен колоссальный потенциал молодости, готовой к великим свершениям.

Успех и неудача – явления сложные, требующие уточнения их содержания, соотнесения с уровнями социальной и нравственной зрелости личности.

Успех-признание наиболее очевиден и прост. Его типичным примером является популярность. Известность киноартиста, звезды эстрады, спортсмена, футбольной команды, об успехах которых вещают средства массовой информации, фотографии, подробности жизненного пути и личной жизни, толпы почитателей, ожидающих автографа или просто взгляда, – крайнее выражение такого рода успеха. Не каждый человек способен его выдержать, не всякая личность проходит через него без нравственных деформаций. Не случайно народная мудрость выстраивает по нарастающей испытания огнем, водой и медными трубами.

Медные трубы славы, успеха-популярности не каждому под силу. Для незрелой личности такой успех становится подтверждением "справедливости мира". Значит, я действительно так велик! Ведь я это заслужил! Для неокрепшей души этот успех – нередко достаточно случайный и мало зависящий от работы души – становится чем-то вроде наркотика.

Вместе с тем для молодого человека, только вступающего в жизнь, испытывающего глубокий душевный дискомфорт в связи с обостренной потребностью в самоуважении, успех-признание необходим как воздух. Это, кстати, отлично понимают хорошие руководители, воспитатели, родители, режиссеры и тренеры. Как бы хорошо ни был подготовлен коллектив или воспитанник, если вовремя не придет признание, коллектив, труппа, спектакль, концертная программа развалятся, команда, спортсмен "перегорят". И наоборот – если вовремя придет успех-признание, то у коллектива, команды, артиста, спортсмена, подчиненного вырастают "крылья", появляются новые силы, перед ними открываются новые горизонты и новые проблемы – фактически возникает новый уровень притязаний и мотиваций. Поэтому хорошие воспитатели и руководители придают большое значение таким "малым успехам" своих подчиненных и воспитанников, даже планируют их.

Успех – авторитетная оценка. Психологические исследования выявляют парадоксальное, на первый взгляд, обстоятельство. Оказывается, что нередко похвала действует деморализующе, а порицание способствует повышению самооценки и самоуважения. Так, если с порицанием выступают любимые родители, авторитетные учителя, то за их порицанием скрывается высокая оценка тебя и твоих возможностей: от тебя ждали и ждут чего-то большего. И наоборот, если от "значимых других" исходит похвала, значит, от тебя большего не ждали и не ждут. Здесь речь идет уже не просто о социальной оценке, а об оценке важной, престижной для самого человека. Для разных личностей значимыми другими являются разные люди: родители, друзья, коллеги... Если родители, учителя, наставники по каким-то причинам утратили реальный авторитет, то нередко такими "значимыми другими" становятся просто те, кто замечает и одобряет проявления стремления выделиться: уличные компании, "фанатики" какого-то спортивного клуба, ансамбля, исполнителя. Еще хуже обстоит дело, если "значимыми другими" становятся антиобщественные, а то и преступные элементы. Сколько ложных авторитетов возникает на "пустом святом месте"!

Успех-преодоление. Давно замечено, что в экстремальных, критических ситуациях человек раньше взрослеет как личность. Человека делают личностью в конечном счете не воспитательные поучения, а преодоленные им трудности, самостоятельно решенные им проблемы и задачи. Речь идет об опыте побед, свидетельстве компетентности, реальных возможностей личности, того, что она может. Недостаток опыта и компетенции способствует деморализации личности, формированию у нее комплекса "неудачника". И наоборот – осознание своих сил и возможностей, достаточных для разрешения жизненных и профессиональных проблем, дает мощный заряд положительных эмоций.

Но этот вид успеха может служить и основой мотивации опасного поведения. Тонут, как известно, не те, кто не умеют плавать, не те, кто действительно плавают хорошо, а те, кто считают, что плавают очень хорошо. Освоив определенную деятельность, человек в стремлении к самоутверждению, в погоне за таким самоутверждением и положительными эмоциями начинает "испытывать судьбу", ставить себе сверхзадачи, иногда на грани допустимого риска – хорошо бы только своей жизнью, а то иногда и жизнью других.

Успех – самопреодоление и самосовершенствование. Альтернативой опасному поведению "экстремала" может быть творческое поведение мастера. Если опасное поведение в общем-то не создает ничего нового, внося лишь "острое" переживание в духовную жизнь субъекта, то творчество всегда связано с получением нового результата. В конечном счете любое преодоление есть, по сути дела, самопреодоление, приобретение нового опыта, выход к новым горизонтам. Стремление стать "больше, чем есть" может проявляться, например, в установке на преодоление самого себя, как стремление к самосовершенствованию, ко все большему мастерству и профессионализму.

В успехе как самопреодолении и самосовершенствовании еще в большей степени, чем в признании "значимыми другими", проявляется роль самой личности, се самооценок в самоутверждении, ее большая свобода от внешнего признания. Это обстоятельство достаточно типично для мотивации "мастера", который ориентируется на оценки в лучшем случае таких же мастеров, а чаще на свои собственные, поднимая планку представлений о совершенстве.

Призвание и самозванство. Что заставляет человека искать, находить и решать все новые и новые проблемы? Что двигало великим реформатором церкви М. Лютером, когда в ответ на отлучение его от римской католической церкви он не только публично сжег папскую буллу об этом отлучении, но и отлучил от лона римской католической церкви самого папу Льва X и его кардиналов? Что заставило его, стоя перед судом императора Карла V, в ответ на требование об отречении произнести ставшие историческими слова: "На том стою и не могу иначе"? Что это? Непомерная гордыня? Великое самомнение?

Очевидно, что это не проявление ориентации на признание конкретных результатов деятельности. Значимой оказывается не оценка результатов, а сама возможность осуществления определенной деятельности. Человеком в этих случаях явно движет некая глубоко им осознанная необходимость совершения вполне определенных поступков, своей призванности ("Если не я, то кто?", "Не могу иначе") и ответственности за реализацию этого призвания.

Если речь идет о каком-то внешнем "надо", которому подчиняется личность, то человек не может быть ответственным – он действует не от себя лично, а от имени инстанции, от которой исходит требование. Тем самым человек придает безответственности видимость обоснованности и высшей целесообразности. Такое сочетание порождает взаимодополняющие безответственности деспотизма и рабства, появление манипуляторов – безответственных самозванцев, оперирующих лишенными ответственности людьми. "Не могу иначе" ориентирует принципиально на инициативу и самостоятельность. И то, и другое – осознанная необходимость, но в первом случае необходимость внешняя – то, что я не могу обойти; во втором – необходимость внутренняя, пережитая – без чего я не могу обойтись.

Шкала мотивации от признания к призванию есть шкала уменьшения зависимости личности от социального окружения и нарастающей свободы и ответственности. В случае мотивации успехом-популярностью человек полностью зависим от того, заметят ли его, отметят ли его другие, в случае же призвания мы имеем уже автономную личность.

Осознание своей призванности требует от личности отказа от легкой, спокойной и удобной жизни. Призванный, кем бы он ни был – политиком, увидевшим путь всеобщего благоденствия, религиозным деятелем, увидевшим пути всеобщего спасения, изобретателем или художником, – нередко приносит неудобства и даже боль своим близким. Но отступиться от своего призвания он не в силах. Личность, осознавшая свое призвание, беспощадна по отношению к себе, она взвалила на себя ответственность за всех, а то и за весь мир – "Если не я, то кто?". Но тогда чем призвание отличается от одержимости, которая, как и любое самозванство, безответственна? Существуют ли критерии отличия одержимого самозванца от призванного творца, невменяемого фанатика от святого? Речь идет фактически о границе между добром и злом. Но где и как пролегают эти границы?