Постмодернистская интерпретация кризиса современной экономики и экономической науки

Постмодернизм – это, несомненно, кризисное мироощущение. Для него характерно чувство тревоги, ощущение распада единого и гомогенного мира. Но в то же время постмодернизм видит в этом распаде шанс нового – иного. Такой взгляд, по мнению Ж.-Ф. Лиотара^[1], и составляет специфику постмодернистского сознания. То, что с традиционных позиций кажется хаосом и беспорядком, постмодернисту представляется многообразием возможностей. Нестабильность, неопределенность и многозначность развивающихся в обществе процессов рассматриваются не как проявление патологии системы, а как признак и условие ее жизнеспособности. Разнообразие элементов в системе делает ее устойчивой к многовариантному будущему.

Мнение специалиста

Иногда экономический постмодернизм пытается "довести до паники" общество апокалиптическими трактовками развития современной хозяйственной системы, паническим страхом перед грядущим порядком или хаосом, наступающей глобализацией или фиктивным всемогуществом финансового капитала. Однако при этом не предлагается никакого механизма созидательного разрешения проблем, дается лишь их отстраненная трактовка как постоянного перехода хаоса в порядок и вновь в хаос. Таким образом, оказываются утраченными и позитивная, и нормативная функции экономической науки, до сих пор неизменно ей присущие. Об эффективном решении прагматических и прогностических задач экономической науки не приходится говорить.

Постмодернистское мировоззрение применительно к современной экономической теории, с одной стороны, расшатывает универсализм парадигмы общего экономического равновесия, а с другой стороны, не призывая к полной замене ее на другую исследовательскую платформу, – приветствует мультипарадигмальность мозаичного типа в виде всех возможных "институциональных экономик", психологических и экспериментальных экономик и пр. Разнородный категориальный аппарат, не позволяющий сводить воедино результаты исследований по этим программам, углублять и обобщать знание реальности, не только не признается в качестве ущербной черты, но и рассматривается как критерий подлинной научности, свободной от монополии предвзятости какой-либо социально-религиозной доктрины.

Отсюда вытекает поверхностность и легкомысленность мировоззрения постмодерна в экономической теории. За плюрализмом методологических подходов и эффектностью категориальных аппаратов, сменяющихся с неубедительной скоростью по мере очередного провала, просматриваются социальная безответственность и отказ от основных функций науки – объяснительной и прогностической. Отказ от возможности глубокого познания экономической реальности и построения упорядоченной системы знаний объясняется известным тезисом постмодернизма о несамотождественности текста и о ненадежности знания, получаемого с помощью языка, и как следствие – о проблематичности той картины действительности – эпистемы.

Согласно Мишелю Фуко (фр. Michel Foucault, 1926–1984), известному постмодернистскому французскому философу и историку, в каждую историческую эпоху существует специфическая, более или менее единая эпистема, которая образуется из дискурсивных практик различных научных дисциплин. По мнению Фуко, эпистема всегда внутренне подчинена структуре властных отношений, выступает как "тотализирующий дискурс", легитимирующий власть, поэтому она не может быть нейтральной или объективной. Согласно другой главной идее постмодернизма культуры как системы знаков, язык описывается как знаковая структура, которая является вместилищем значений, независимых от их связи с "фактами" мира или намерениями субъекта. Постмодернизм отказывается от старой веры в референциальный язык, т.е. в язык, способный правдиво и достоверно воспроизводить действительность, говорить "истину" о ней, поэтому понимание мира, возможное только в языке и посредством языка, согласно постмодернизму, является не продуктом "мира, как он есть", а следствием "истории текстов".

Исторический экскурс

М. Фуко в ряде работ 1960–1970-х гг. (основные – "Слова и вещи", 1966, и "Археология знания", 1969) применил критический метод "генеалогии знания" к объяснению систем мышления в общественных науках, включая политическую экономию. Будучи приверженцем философии Ф. Ницше, Фуко реконструировал исторические типы мышления как археологические слои и рассматривал генеалогический метод как альтернативу эволюционным моделям истории мысли, включая позитивизм и марксизм.

Постмодернистская методология "генеалогии знания" базируется на трех ключевых установках.

Во-первых, отрицается наличие в истории науки какой бы то ни было логики, кроме ситуативной, т.е. логики обстоятельств конкретной эпистемы и дискурса. Дискурс материален, утверждает Фуко, потому что он опасен, представляет собой социальную силу. Дискурс служит реализации целей конкретных групп, навязывает свои правила всему обществу, выдавая их за рациональные, а следовательно, универсальные. В отличие от марксистского понимания идеологии как выражения классовых интересов, дискурс у Фуко обладает значительной автономией: победа определенного дискурса, модуса мышления и упорядочения социальной жизни отнюдь не свидетельствует об объективной исторической закономерности и прогрессивности именно данного дискурса и стоящего за ним класса, а диктуется случайными историческими обстоятельствами, не подлежащими научному осмыслению. Фуко призывает отказаться от поиска научной логики в развитии дискурсов с тем, чтобы разрушить представление о самодвижении мысли. Он предлагает идти не от дискурса к его внутреннему и скрытому ядру, но, беря за исходную точку сам дискурс, его появление и его регулярность, идти к внешним условиям его возможности.

Во-вторых, акцент делается на локальности научных дискурсов и бесконечности научных рациональностей, меняющихся от эпистемы к эпистеме.

Тем самым отрицается фундаментальный методологический принцип неоклассической экономике – запоздалого продукта развития науки эпохи модерна – об универсальной рациональности экономического знания. Однако в последние годы в связи с активной интеграцией экономике и новой институциональной экономики в методологический арсенал западной экономической науки внедряется принцип ограниченной рациональности субъекта.

В-третьих, "генеалогия знания" критикует сциентизм и претензии на чистоту научных исследований, присущие экономистам, гордящимся в среде прочих обществоведов своим активным использованием математического и статистического аппарата.

Из всего этого следуют такие важные выводы в духе ревизионизма от постмодерна, что этапов развития экономической мысли не было, а существовали лишь дискретные "системы мысли", не связанные друг с другом отношениями преемственности. В этой связи переход от политической экономии меркантилизма к политической экономии английских классиков трактуется не как объективный результат процесса развития производительных сил и производственных отношений (эти марксистские термины равноприменимы и к цивилизационным концепциям смены экономических систем), а как случайный субъективный результат смены господствующих дискурсов в результате не менее случайно меняющихся эпистем.

Фуко поясняет, что историю наук от генеалогии знаний отличает то, что первая располагается на оси, которая в основном является осью познания истины, а генеалогия знаний находится на совсем другой оси, на оси дискурс-власть.

Мнение специалиста

Следовательно, научное знание согласно постмодерну становится все более иллюзорным и все более напоминает некую игровую площадку, где допускается сосуществование различных игр с различными изменяемыми во времени правилами. Наука превращается в причудливый мозаичный конгломерат различных игр, этакое большое казино с огромным количеством игровых автоматов, вокруг которых группируются когорты профессионалов и любителей именно данной игры. За последние 20 лет среди Нобелевских лауреатов по экономике наблюдается значительно количество специалистов по теории игр, каждый из которых сумел описать ту или иную частную отраслевую экономическую проблему с помощью данного раздела математики. Элитные западные экономические журналы не только оказывают предпочтение работам, написанным с использованием аппарата теории игр, но и отказываются принимать статьи, не использующие данный аппарат или аппарат теории общего экономического равновесия. Достоверность прогнозов, полученных на основе подобных исследований, их совместимость с иными формами экономического знания, возможность распространения подобного модельного знания на смежные области и перехода к более продвинутым обобщениям попросту не обсуждаются.

Экономическим постмодернизмом отрицается правомерность претензий науки на усмотрение в процессах труда, производства и хозяйства (как существования, бытия и действительности) того, что могло бы быть обозначено как их "прочный и устойчивый логос", считается, что они носят принципиально игровой характер, а закономерность "скрывает игру". Постмодернистская экономическая теория вообще дистанцируется от оппозиции "серьезность-игра", сводя жизнь к игре изначально. Это методологическое отождествление находит отражение во многих современных работах, посвященных как фундаментальным аспектам теории, так и актуальным проблемам хозяйственной практики. В схемах постмодернистской экономики живут и работают не люди, а одушевленные предприятия, организации, институты, капиталы, экономики. Теряется сам смысл антропоцентризма в теории и практике современного хозяйства.

Повсюду постмодернистские, либеральные по сути исследователи заменяют субъектов и агентов "игроками рынка", которые не живут по-настоящему, а живут, "как бы" играя в жизнь на различных рынках. Эти игроки – некие волонтеры авантюры или аферы, эквилибристы на лезвии рыночной бритвы. Это абстрактные индивиды, которые будто не обременены никакими реальными общественными связями с отечеством и семьей, с прошлым и настоящим, с гуманистическими благами и нормами.

Важно запомнить!

Наука как форма социального познания разделяет такие ценности, как центрированность и универсальность подлинного знания. Единая картина мира выстраивается как поступательный процесс познания истины. В экономической теории как социальной дисциплине познание истины невозможно без познания истинных этических основ взаимоотношений людей.

Кризис современной экономической методологии эпохи постмодерна заключается в том, что вместо поиска и построения упорядоченной системы этико-экономических взглядов развитие науки направляется в рамки бесконечного поиска очередной инструментальной методологии, идущей на смену очередной возникшей эпистемы. Несостоятельность провалившейся методологии поспешно объясняется быстротой смены экономической реальности, калейдоскопической быстротой конкурирующих эписистем.

Среди экономистов-методологов становится популярным отход на позиции релятивизма, отказ от фундаментальных экономических законов, стремление перепрофилировать науку по типу цеха с быстроменяющейся оснасткой, предназначенного для выпуска товаров мелькающего конъюнктурного спроса. О неких глубинных и незыблемых этических основаниях науки здесь речи вообще нет. Сама наука вырождается в скороспелое конструирование реальности, не имеющее этического смысла. В самом деле, разве нужна этика, если через несколько десятков лет на смену старой эпистеме придет новая, и все предпосылки моделирования настолько изменятся, что все старое модельное знание можно будет сдавать в утиль-сырье.