Порядок назначения экспертизы
Юридическими основаниями производства судебной экспертизы в экспертном учреждении являются только постановление или определение о ее назначении, вынесенные дознавателем, следователем, прокурором, судом или судьей. Экспертиза считается назначенной со дня вынесения постановления или определения. При этом постановление (определение) о назначении экспертизы должно быть составлено в соответствии с требованиями, предъявляемыми к этому документу процессуальным законодательством.
В соответствии с уголовно-процессуальным законодательством независимо от их собственного согласия либо согласия других лиц подвергаются экспертизе только подозреваемый, обвиняемый, подсудимый и лицо, в отношении которого ведется производство по применению принудительных мер медицинского характера, а также потерпевший, направленный на экспертизу в соответствии с и. 4 ст. 196 УПК РФ. Иные же лица могут быть направлены в экспертное учреждение для прохождения экспертизы только с их добровольного согласия или, в отдельных случаях, с согласия их законного представителя.
Если формулировка содержащегося в постановлении (определении) вопроса (вопросов) экспертам непонятна или недостаточно ясна, они заявляют ходатайство перед органом (лицом), назначившим экспертизу, с просьбой дать необходимые разъяснения. В случае неудовлетворения ходатайства эксперты могут не отвечать на такой вопрос (или на такие вопросы), но обязаны указать в своем заключении, почему они сочли вопрос непонятным или недостаточно ясным.
Орган или лицо, назначившие экспертизу, предоставляют экспертам все объекты исследований и материалы дела, необходимые для проведения исследований и дачи заключения. Обычно к материалам, которые исследуются при производстве экспертизы, относятся материалы уголовного или гражданского дела с приобщенными к ним документами и объектами — медицинской документацией, характеристиками, аудио- или видеозаписями проведенных в процессе следственных или судебных действий и пр. Если эксперты обнаружат неполноту материалов, предоставленных на исследование, они должны заявить ходатайство о предоставлении им дополнительных материалов перед органом (лицом), назначившим экспертизу. Также нужно отметить, что материалы дела находятся в распоряжении экспертов в течение всего срока производства экспертизы.
Все ходатайства перед органом (лицом), назначившим экспертизу, заявляются экспертами через руководителя экспертного учреждения. Ходатайство составляется в двух экземплярах, каждый из которых подписывается руководителем экспертного учреждения. Первый экземпляр направляется адресату, второй — остается в архиве СЭУ.
В реальной практике производства СПЭ мы часто встречаемся с ошибками при ее назначении, при этом ошибки в основном касаются правильной формулировки вопросов, обращенных к судебному эксперту-психологу. Рассмотрим типичные ошибки при формулировке вопросов эксперту-психологу.
1. Недостаточно полно с психологической точки зрения формулируется вопрос об ИПО обвиняемого. Часто вместо обобщенного термина "индивидуально-психологические особенности" следователи используют более узкие понятия, отражающие лишь отдельные стороны личности человека, например такие, как "черты личности", "особенности темперамента", "особенности характера", "тип высшей нервной деятельности" и т.п. При экспертном исследовании ИПО обвиняемого предмет и объем психодиагностической деятельности психолог определяет исходя из фабулы каждого конкретного уголовного дела и представления о возможных механизмах и мотивации правонарушения. Очевидно, что на стадии назначения СПЭ орган или лицо, назначающее экспертизу, не обладая специальными знаниями в области психологии, не в состоянии указывать психологу предмет и объем предстоящего исследования личности.
2. Нередко ошибочно формулируется вопрос "Какие ИПО обвиняемого способствовали совершению преступления?". Ответ на данный вопрос не входит в компетенцию эксперта-психолога, поскольку он касается обстоятельств, характеризующих личность обвиняемого. Установление названных обстоятельств является обязанностью следователя и дознавателя. Заключение же психолога о наличии у подэкспертного определенных ИПО может служить только необходимой предпосылкой для такого установления.
3. Неверным является и вопрос "Каковы мотивы инкриминируемого обвиняемому деяния?". Ответ на данный вопрос также не входит в компетенцию судебного эксперта-психолога, поскольку понятие "мотив" в уголовном праве наполнено несколько иным ОГЛАВЛЕНИЕм, нежели в научной психологии. Мотив в юридическом (а не психологическом) смысле этого слова является компонентом состава целого ряда преступлений — очевидно, что в таком случае квалификация мотивов преступления находится всецело в компетенции следствия и суда. Кроме того, перечень юридически устанавливаемых криминальных мотивов ("из хулиганских побуждений", "корыстные" и т.п.) отражает их оценочную, а не психологическую сторону. Следовательно, экспертное установление мотивов преступления ничего не говорит о психологических предпосылках вины и ответственности в том смысле, который принято вкладывать в названные понятия в уголовном праве.
4. В связи с тем что в современном УК РФ (но сравнению с предыдущим) существенно модифицирована квалификация преступлений, совершенных в состоянии сильного душевного волнения, теряет свое значение вопрос следователя или суда "о наличии у обвиняемого в момент совершения правонарушения состояния аффекта или иного эмоционального состояния, оказавшего существенное влияние на его сознание и поведение". Формулировка данного вопроса была связана с двояким использованием понятия "сильное душевное волнение" в ранее действовавшем УК РСФСР 1960 г., которое выступало и как смягчающее ответственность обстоятельство (п. 5 ст. 38 УК РСФСР), и (при наличии "внезапности" его наступления) как квалифицирующий признак составов преступления по ст. 104 и ПО УК РСФСР. В действующем УК РФ "внезапно возникшее сильное душевное волнение (аффект)" используется только как квалифицирующий признак.
5. Основной ошибкой при назначении экспертизы несовершеннолетнего обвиняемого является формулировка вопросов: "Соответствует ли уровень психического развития несовершеннолетнего обвиняемого его паспортному (календарному) возрасту?", "Если психическое развитие несовершеннолетнего не соответствует его календарному возрасту, то какому возрасту оно соответствует?" Необоснованность и неправомерность постановки перед экспертами подобных вопросов обусловлена тем обстоятельством, что в научной психологии психологический возраст рассматривается как качественно определенный возрастной период психического развития, что неравноценно календарному паспортному возрасту и гораздо шире его границ. Кроме того, существует межиндивидуальная вариативность показателей психического развития, а также вариативность, связанная с культурными и региональными различиями. К тому же при наличии у подростка какой-либо психической патологии или особой социальной ситуации развития применение обычных возрастных нормативов (разрабатываемых, как правило, на психически здоровых людях) практически невозможно, поскольку в этом случае отличия от этих нормативов будут не столько количественные, сколько качественные. Основным же аргументом может служить то обстоятельство, что юридическое значение имеет не констатация соответствия уровня психического развития тому или иному календарному возрасту, а дифференцированное решение вопроса о мере способности несовершеннолетнего обвиняемого осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий или руководить ими. Как показано выше, варианты экспертного решения этого вопроса в зависимости от наличия или отсутствия психического расстройства, а также отставания в психическом развитии, не связанного с психическим расстройством, влекут принципиально различные правовые последствия.
6. Часто встречается следующий ошибочный вопрос при назначении КСППЭ лиц, покончивших с собой: "Мог ли потерпевший в момент совершения самоубийства осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий либо руководить ими?" Этот вопрос представляет собой механический перенос формулы невменяемости в экспертизу по факту самоубийства. Данная формула юридически значима только в отношении обвиняемых, и ответ на нее в отношении другой процессуальной фигуры — лица, покончившего жизнь самоубийством, никаким образом не раскрывает вопроса о причинной связи его психического состояния с действиями обвиняемых. Насилие, жестокое обращение или систематическое унижение личного достоинства могут обусловить развитие психогенного психического заболевания, которое, достигая психотического уровня, будет препятствовать суициденту осознавать значение своих действий и контролировать их, в то же время непонимание своих суицидальных действий может зависеть и от хронического душевного заболевания, абсолютно не связанного с какими-либо действиями обвиняемых. Кроме того, во многих случаях утвердительный ответ на этот вопрос может затушевывать искомую причинную связь, давая возможность защите обвиняемого отрицать и сам факт насилия, жестокого обращения или унижения, аргументируя это тем, что эти факты существовали только в воображении душевнобольного, не понимающего, что происходит вокруг. Формулировка данного вопроса корректна только в тех ситуациях, когда лицо, пытавшееся покончить жизнь самоубийством, является одновременно и обвиняемым в преступлении, связанном с его суицидальной попыткой. Например, военнослужащий совершает незавершенный суицид (остается в живых) и обвиняется в членовредительстве; женщина совершает расширенное самоубийство — при суицидальном акте лишает жизни и своего ребенка (или детей).
7. В гражданском процессе наиболее часто ошибки связаны с тем, что в качестве предмета исследования эксперту-психологу предлагают правовые понятия, определение которых является исключительной прерогативой суда: "порок-воли при совершении сделки", "психологическая целесообразность определения места жительства ребенка при раздельном проживании родителей", "размер компенсации морального вреда" и т.п.