Понятие, виды и защита вещных прав
Проектируемые нормы ГК по этим вопросам составляют подраздел "Общие положения о вещных правах", состоящий из двух глав — "Основные положения" и "Защита вещных прав". Кратко остановимся на тех нормах, которые позволяют нам установить, какими же признаками с точки зрения проектировщиков ГК — должны обладать субъективные права, чтобы их можно было отнести к разряду вещных.
Прежде всего надо сказать, что среди новых норм не планируется помещать общего определения понятия вещного права. Его, конечно, можно "собрать", составив из признаков, названных в отдельных статьях ГК (мы этого, впрочем, делать не будем[1]), по то, что такой попытки не предприняли разработчики — само по себе очень показательно. Возможно, конечно, что их смутило то же обстоятельство, которое побудило отказаться от составления определения нас (см. ниже), но вероятнее всего попытки определения были сочтены ими практически бессмысленными, а логически трудно осуществимыми. Предположение это напрашивается само собой после анализа определений и признаков отдельных субъективных прав, отнесенных новаторами к числу вещных: так, если, скажем, ипотечное право понимать как "...право распорядиться ...заложенной недвижимой вещью в порядке и на условиях, определенных законом и договором ипотеки" (п. 1 ст. 303), то найти в нем что-то общее, скажем, с правом собственности (и, соответственно, сформулировать единое для них обоих определение), действительно непросто.
Итак, признаки вещных прав. Пункт 1 ст. 221 признает, что всякое вещное право [І] "...предоставляет лицу непосредственное господство [2] над вещью[2] и [3] является основанием осуществления [!] вместе или по отдельности [!!] правомочий владения, пользования и распоряжения ею[3] [4] в пределах, установленных настоящим Кодексом" (абз. 1); что [5] "...вещное право непосредственно обременяет вещь и следует за вещью"[4] (абз. 2); что вещные права, по общему правилу, |6| "...не имеют срока действия, если иное не установлено настоящим Кодексом"[5] (абз. 3), что они [7] "...защищаются от [своего] нарушения... любым лицом" (абз. 4). Пункты 2—3 той же статьи добавляют, что права, для того, чтобы считаться вещными, должны быть |8| "...признаны таковыми настоящим Кодексом" (п. 2); что [9] вес их элементы — включая субъекты, объекты, ОГЛАВЛЕНИЕ, основания возникновения и прекращения, а также правила их защиты -"...определяются настоящим Кодексом" (абз. 1 п. 3). В то же время [10] их осуществление может регулироваться не только ГК, но и (в случаях, им предусмотренных) также иными законами (абз. 2 п. 3) и лаже соглашениями сторон (п. 4)[6], а [11] условия возникновения, дополнительные к тем, что предусмотрены законом, могут определяться договорами об установлении новых, прежде не существовавших вещных прав (п. 4 ст. 224). Наконец, [12] "...вещные права па недвижимые вещи [а также ряд условий их возникновения, их прекращение у одного лица и возникновение у другого при их переходе] подлежат государственной регистрации ...и возникают с момента такой регистрации, если иное не установлено настоящим Кодексом" (п. 2, 5 и 6 ст. 224).
Думается, что ОГЛАВЛЕНИЕ и число выделенных признаков говорят сами за себя. Определение, составленное из двенадцати признаков, будет настолько громоздким, что учащиеся смогут "взять" его только зубрежкой, а практики вовсе не смогут куда-либо применить. По сути это будет уже не определение, а мини-описание, причем, почти не имеющее внутренней логики. Разработчики как будто боялись что-нибудь забыть — оттого и свалили все, что смогли вспомнить (внутренние признаки (свойства) -в одну кучу с их случайными внешними проявлениями, а видовые признаки — в одну кучу с родовыми) и, видимо, в том же (случайном) порядке, в котором все это вспоминалось. Ну а обращение к определениям отдельных вещных прав позволяет увидеть, что под столь богатое ОГЛАВЛЕНИЕм общее определение далеко не все они подходят.
Пойдем далее. В предыдущем параграфе мы упомянули о не вполне точном понимании феномена владения в связи с положением абз. 2 п. 1 ст. 211, указывающим, что "...вещи, определяемые родовыми признаками, признаются объектами владения при их индивидуализации". Идентичное правило находим и в абз. 2 п. 1 ст. 222, но в применении к родовым вещам — объектам ...вещных прав: "...вещи, определяемые родовыми признаками, становятся объектами вещных прав при их индивидуализации". Со вздохом нужно еще раз напомнить о таком фантастическом персонаже, как "собственник 10 литров бензина". Если налицо вещное право — то и индивидуализация его объекта просто неизбежна. Говорить об индивидуализации родовых вещей как обязательном условии установления на них вещного права — значит сказать либо нечто типа "Волга впадает в Каспийское море", т.е. что-то или общеизвестное, или внутренне противоречивое и нелепое (индивидуализированные родовые вещи — уже не родовые).
Столь же двусмысленным выглядит п. 3 ст. 222, согласно которому "...разделение или соединение вещей, обремененных вещными правами, не влечет прекращения этих прав, если иное не предусмотрено законом или соответствующим соглашением". Как это может быть, если разделение и соединение вещей влекут возникновение новых вещей — новых объектов гражданских прав — и гибель вещей, прежде существовавших — объектов ранее установленных прав? Российский парламент, конечно, может все, но даже он не может идти против законов логики и здравого смысла[7].
Подход к выделению видов вещных прав (ст. 223—225) может быть назван одновременно и традиционным и новаторским.
Традиционен он в своей общей, принципиальной части, а именно — в выделении из вещных прав права собственности и противопоставлении ему ограниченных вещных прав (абз. 1 п. 1 ст. 223). 11ротивопоставление это осуществляется, как ни странно, всего по двум признакам: ограниченные вещные права [1] "...устанавливаются на вещь, находящуюся в собственности другого лица" (абз. 2 п. 1 ст. 223), т.е. на чужую для управомоченного вещь, а составляющие их возможности (правомочия) "...осуществляются [а если иное не установлено ГК — то и защищаются] преимущественно перед соответствующими правомочиями собственника" (п. 3 ст. 225, п. 2 ст. 226). Все бы ничего, но ни одного содержательного признака для противопоставления ограниченных вещных прав праву собственности мы не видим. Их нет. А ведь, казалось бы, что может быть проще, чем обыграть тезис о правомочиях владения, пользования и распоряжения "вместе или по отдельности"? Или заглянуть на несколько статей вперед и посмотреть, по каким признакам сделано обратное противопоставление — не ограниченных вещных прав праву собственности, а права собственности ограниченным вещным правам? А ведь оно осуществлено по четырем другим признакам, один из которых именно содержательный. Но нет ни того, ни другого. Точно как в Учебнике...
Элементы новаторства нам даст п. 2 ст. 223 ГК, перечисливший девять видов ограниченных вещных прав: [1] право постоянного землевладения (гл. 20); [2] право застроит (гл. 20.1); [31 сервитут (гл. 20.2); [4] право личного полъзовладения (гл. 20.3); [5] ипотека (гл. 20.4); |6] право приобретения чужой недвижимой вещи (гл. 20.5); [7] право вещной выдачи (гл. 20.6); [8] право оперативного управления (гл. 20.7); [9] право ограниченного владения земельным участком (ст. 297.1). Конечно, количество само по себе еще ни о чем не говорит и не может быть основанием для сравнения, но в данном случае даже из простого перечисления элементы новаторства видны слишком уж хорошо, чтобы в них сомневаться. Так, в перечень вещных не попали такие права, сегодня ими считающиеся или доктриной, или законом, как право членов семьи собственника жилого помещения, право залога в целом (одной только ипотеки), право удержания и право хозяйственного ведения (последнее вообще исчезло из кодекса); зато теперь в нем оказались невиданные нашему современному правопорядку права застройки, приобретения чужой недвижимости и вещной выдачи. С ОГЛАВЛЕНИЕм остальных надо разбираться (что и будет сделано в нижеследующих параграфах), но уже здесь вполне допустимо спросить: а что, интересно, такого принципиального произошло в нашем гражданском обороте, что потребовало столь радикального пересмотра системы ограниченных вещных прав?
Статьи 224—225, посвященные общим вопросам приобретения, установления и осуществления вещных прав, в соответствующих (интересующих нас) частях уже стали предметом ссылок (см. выше). Здесь важно акцентировать внимание на самом факте законодательной регламентации этих вопросов: попытка таковой в полной мере отвечает такому родовому признаку вещных прав, как их абсолютность. Абсолютные права — как предполагающие обеспечение состоянием бесправия и долженствования со стороны всякого и каждого — должны быть точно определены и содержательно описаны именно законом — актом общеобязательной юридической силы.
Положения ст. 226—232 представляют собой развитие правил ст. 301— 305 ГК в его действующем виде. Развитие этих норм выполнено в трех направлениях: (1) универсализации норм, т.е. их формулировки не "под собственника", а под обладателя всякого вообще вещного права; (2) их дополнения правилами о новых исках, не регулируемых действующим ГК — об исках, направленных на освобождение имущества от ареста и его исключение из описи (ст. 231) и о признании права (ст. 232); (3) более точного определения правовых условий предъявления и последствий удовлетворения классических вещных исков — виндикационного (п. 3 ст. 226, п. 2 и 3 ст. 227, п. 3 и 4 ст. 228) и негаторного (п. 2 и 3 ст. 230).
Интересующие нас нормы — о виндикационном иске — к сожалению, почти не претерпели изменений в сравнении с нормами ст. 301 и 302 действующей редакции ГК; соответственно к ним в полной мере применимы все претензии, сформулированные ниже, в заключительном (тринадцатом) Очерке настоящей книги. По-прежнему виндикационный иск рассматривается как иск, направленный па защиту права, а не фактического владения[8]; по-прежнему иск об истребовании имущества из владения добросовестного приобретателя рассматривается как виндикационный[9], а сам добросовестный приобретатель продолжает считаться всего лишь приобретателем, несмотря на то, что по сути он уже является собственником, а так называемый собственник (истец) — бывшим собственником.