Политика как "искусство возможного"

Тем не менее необходимо провести линию разграничения между правом и нравственностью. Здесь особо важное значение приобретает соблюдение "золотого правила нравственности", которое, хотя, возможно, и не вполне в осознанной форме, действовало уже в доисторические времена и в более или менее четкой форме сформулировано мыслителями древности. Суть его выражается в следующей максиме: "Не делай другим того, чего не желаешь, чтобы они делали тебе". В Новом Завете эта заповедь неоднократно повторялась Иисусом Христом. "Золотое правило" предусматривает признание каждым человеком наряду с собственными правами и интересами также права и интересы остальных сограждан.

В политике при реализации данной максимы особенно важно не допустить перехлеста в какую-либо одну сторону: профессионализма – в ущерб нравственности и, наоборот, нравственного начала – в ущерб профессионализму, или же подчинения императивов права императивам нравственности и наоборот.

Подчинение права нравственности, предполагая юридическое определение последней, означало бы стремление к насильственному насаждению справедливости и добра и могло бы привести к всевластию государства. Об обоснованности этого тезиса со всей очевидностью свидетельствует опыт тоталитаризма, где политика всецело была подчинена идеологии, претендовавшей на принудительное осчастливливание всех людей.

Здесь была предпринята попытка соединить, как сказал бы Н. Бердяев, правду-истину с правдой-справедливостью – причем со своеобразно понимаемой правдой-справедливостью: распределительно-уравнительной. В результате истина оказалась принесенной в жертву соблазну великого инквизитора, требующего отказа от истины во имя народного блага.

Подлинная любовь к народу не может основываться на игнорировании истины, какой бы горькой и неприятной она ни была. Однако вычленение и определение истины в сфере политического – задача особенно трудная. Здесь не всегда продуктивен и выбор некоей средней линии, если она построена на замалчивании "неприятных" или "неприемлемых" фактов жизни.

Любой политик так или иначе сталкивается с вечной и в сущности неразрешимой антиномией между справедливостью и эффективностью, свободой и равенством. Весь мировой опыт дает достаточно примеров того, что эффективное функционирование любых сфер жизнедеятельности, и в первую очередь социально-экономической, требует конкуренции, что конкуренция жестока и порой не знает пощады к людским судьбам, а то и к самой человеческой жизни.

С точки зрения императивов свободы противоречие между требованиями социальной справедливости и потребностями экономической эффективности в современном индустриальном обществе остается неразрешимым.

Вместе с тем любая общественно-политическая система, любой режим не может сколько-нибудь длительное время существовать без легитимации, которая, в свою очередь, немыслима хотя бы без видимости соблюдения элементарных норм справедливости.

Более того, справедливость составляет один из краеугольных камней любой теории легитимности. Долг общества – обеспечить своим членам условия для достойной жизни. У общества не может быть целей, отличных от целей своих членов. Поэтому гражданство представляет собой не только юридически-правовой статус, но и социальное состояние: равенство перед законом и связанные с этим гражданские права в правовом государстве – это лишь один из аспектов жизни, который необходимо дополнить социально-экономическими правами.

Очевидно, что обеспечение подлинной свободы в обществе предполагает, чтобы каждый человек стал гражданином нс только в юридическом и политическом, но также и в социальном плане. Политическое равенство – это не самоцель, а исходное состояние, которое создает равные для всех условия выбора. Оно служит фундаментом, на котором процветает свобода. Свобода остается недостижимой мечтой, пока каждому члену общества не будет обеспечен равный доступ ко всему разнообразию жизненных шансов.

Поэтому правы те авторы, которые говорят, что фундамент капиталистической системы рушится, если нельзя доказать, что она основывается на принципах справедливости. Не случайно даже самые тиранические режимы неизменно декларируют свою приверженность принципам справедливости.

Истинная же справедливость требует относиться ко всем людям как к равным, но в то же время не приемлет стремления принуждать их стать равными, поскольку это требовало бы административного уравнивания неравных по своим способностям людей. Это, в свою очередь, означало бы неравное и, следовательно, несправедливое отношение к ним.

Здесь возникает сакраментальный вопрос: как достичь совместимости разнородных и противоречивых интересов всех членов общества, их общей воли, с одной стороны, и морально-этических ценностей – с другой? Именно способность обеспечивать такую совместимость делает политику "искусством возможного".

Доводы относительно того, что политика должна основываться исключительно на прагматизме, что "чистые руки", т.е. мораль, несовместимы с политикой, не во всем сообразуются с ее сущностью.

Для опытного политика из любого правила или принципа должны быть исключения. Не является секретом то, что обманы, подлоги и всякого рода другие, так сказать, недозволенные методы и приемы составляли и продолжают составлять неотъемлемые атрибуты политики.

Во все времена властители, да и политические мыслители отстаивали допустимость лжи во имя укрепления существующей системы, считая ложь во благо вполне приемлемым средством политики. Примеров, доказывающих верность этих рассуждений, можно найти бесчисленное множество как в истории всех народов и государств, так и в отношениях между государствами в современном мире.

Разве во всех мировых и локальных религиозных системах мало (в интересах политкорректности вместо слова "ложь" будем использовать другое слово) неправды? Ведь в значительной степени они основаны на мифах, ОГЛАВЛЕНИЕ которых не стыкуется с реалиями человеческой жизни.

Ложь, обман, фальсификации можно использовать и во вред, и во благо как отдельно взятого народа, так и мирового сообщества в целом. Собственно говоря, без них – в той или иной форме и степени – не обходится при создании имиджа государства для внутреннего и особенно для внешнего пользования. Впрочем, всякий миф можно рассматривать в качестве своеобразного пристойного обмана или заблуждения.

Канцлер Германии О. Бисмарк как-то говорил, что человек, совершенно не заботясь о чести и достоинстве, вправе врать в двух случаях: после охоты и во время предвыборной кампании. Нет надобности говорить о том, что политическая история всех времен и народов полна множества примеров, подтверждающих верность этого тезиса Бисмарка. Грязные технологии организации и проведения выборов – отнюдь не изобретение наших дней. Тем не менее они были хотя и осуждаемыми, но допустимыми правилами политической игры и к тому же не были прямо связаны с морально-нравственными аспектами политики. Более того, тот же Бисмарк, например, мог сказать, что ложь во благо немецкого народа, особенно в интересах объединения Германии, не безнравственна, поскольку иначе страну не объединить одними лишь благими пожеланиями или "чистыми руками".

Было бы чистейшей воды лукавством утверждение, что такой-то вполне респектабельный крупный политик или государственный деятель (скажем, У. Черчилль, Ф. Рузвельт, Ш. де Голль) никогда не прибегал к обману, сокрытию, передергиванию или искажению фактов, когда это диктовалось (или так полагали) высшими интересами нации и государства. И это еще только цветочки.

Собственно говоря, любая война, разведывательно-шпионская работа, просто дипломатия и множество других сфер взаимоотношений между государствами и народами просто невозможно представить без той или иной формы обмана (лжи), дезинформации, сокрытия информации о реальном положении вещей, откровенных информационных провокаций и т.п., которые также можно отнести к своего рода целенаправленному сотворению лжи. Разве американо-английская агрессия в Ираке в марте 2003 г. не была развязана на дезинформации и фальсифицированных фактах?

В жизни, особенно в политической, нередки случаи, когда буквалистская, бескомпромиссная приверженность тому или иному принципу без учета возможных последствий может привести к непредсказуемым и непоправимым последствиям.

"Искусство возможного" требует от всех сторон, вовлеченных в политику, способности и готовности идти на компромиссы. Поэтому политику можно было бы характеризовать также как "искусство компромисса".

Достижение приемлемого для всех сторон решения требует интуиции, воображения, дисциплины, опыта, умения. Однако в морально-этическом контексте компромисс зачастую может рассматриваться как признак отступления от принципов.

Как показывает исторический опыт, людям, как правило, импонируют не те государственные и политические деятели, которые славились умением достигать компромиссов, а те, кто твердо и бескомпромиссно реализовывал свои идеи и замыслы. "Искусство возможного" не означает отказ от морально-этического, ценностного начала – тут важно то, что сама политическая этика должна быть реалистичной в смысле учета реальных общественных и структурных предпосылок политической деятельности и возможностей реализации того или иного политического курса.

Мораль как одно из сущностных проявлений человеческого измерения – эго одно, а абстрактное морализаторство – нечто совершенно иное. Зачастую нельзя верить на слово тем политикам, которые строят свою карьеру, выдавая себя за носителей или представителей высшей морали и нравственности, высказывая моралистические суждения и выражая негодование по поводу несправедливости, проявленной другими.

Можно сказать, что в большинстве случаев проповедуемая ими мораль – ложная. Важно различать практическую целесообразность, необходимость или неизбежность того или иного действия и их моральную оправданность и обоснованность. То, что химические исследования и разработки чреваты для людей и общества опасными последствиями, не значит, что они должны быть прекращены. Но действительно опасен тот химик, который не сознает опасности опытов с разного рода химикатами, свойства которых еще должным образом не выявлены.

То же самое можно отнести и к политическим деятелям. Разумеется, идеален тот политик, который стремится к достижению наибольшего блага для наибольшего числа людей. Но ни один из них не может гарантировать этого, а тем более предвидеть все возможные последствия своих действий. "Ни одна этика в мире, – писал М. Вебер в данной связи, – не обходит тот факт, что достижение “хороших” целей во множестве случаев связано с необходимостью смириться и с использованием нравственно сомнительных или по меньшей мере опасных средств, и с возможностью или даже вероятностью скверных побочных следствий; и ни одна этика в мире не может сказать: когда и в каком объеме этически положительная цель “освящает” этически опасные средства и побочные следствия"^[1].