Политика как искусство и наука

В гл. 5 уже отмечалось, что мир политического включает как статику, так и динамику, воплощающиеся, соответственно, в политическом порядке и политическом процессе. Важно учесть, что динамизм бытия делает его вечно незавершенным и, наоборот, незавершенность бытия есть признак его динамизма. Эта незавершенность делает его открытым, что дает ему возможность теснейшим образом связаться с окружающей средой, постоянно получая из нее новую энергию.

Здесь необратимость и случайность являются не исключением, а общим правилом, они лежат в основе большинства процессов самоорганизации. Обратимость и жесткий детерминизм в окружающем нас мире характерны только для простых предельных случаев. Что касается человеческих сообществ, то они представляют собой сложные, открытие и нелинейные системы, способные к самоорганизации.

Как известно, нелинейные уравнения в математике могут иметь несколько качественно различных решений. Подобным же образом нелинейность в социальном мире дает не один предопределенный, а несколько альтернативных путей развития, хотя спектр этих путей или направлений более или менее ограничен.

Поэтому очевидно, что сложноорганизованным системам, какими являются человеческие сообщества, нельзя навязывать пути их развития, для них существуют несколько альтернативных направлений. Законы общественного развития, которые значительно менее устойчивы нежели естественные законы, проявляются в разных институциональных, ценностно-нормативных, интеллектуальных условиях, в раскладе социальных и политических сил, стечении обстоятельств по-разному.

Каждая конкретная общественно-историческая данность имеет собственные социальные и политические реальности, собственную систему ценностей, установок, приоритетов, детерминаций. Будучи переменными образованиями или величинами, они находятся в состоянии постоянного изменения и обновления. В реальном социальном бытии они не просто сосуществуют, а в постоянных противоречиях и конфликтах взаимодействуют между собой, как бы пронизывая друг друга.

Тем самым эти реалии, приоритеты, предпочтения делают немыслимым изолированное друг от друга существование, они создают целый веер возможных направлений общественно-исторического развития. Их нельзя представлять как самодовлеющие прямые линии, обозначаемые, например, либерализмом, консерватизмом, социал-демократизмом и марксизмом, способными двигаться каждый самостоятельно и изолированно по своему собственному пути.

Здесь действует принцип своего рода дополнительности, согласно которому существуют разные линии и направления развития, которые как бы дополняют и стимулируют друг друга (например, по схеме: не будь идеализма, не было бы и материализма). Все это делает прогнозирование общественно-исторического процесса весьма трудным делом.

Единственно, что мы можем точно знать, это то, что будущее имеет своей отправной точкой современное состояние вещей. В целом же паука о человеческой природе и обществе не способна установить точные рамки, в которых должна развиваться человеческая история, в том числе и мир политического.

Верно говорят, что история освещает не дорогу впереди, а, подобно кормовым огням корабля, только след, остающийся позади. Поэтому будущее ни в коем случае нельзя представлять просто как расширенное настоящее. В развитии современного человечества могут быть некие "взрывные" фазы, результатом которых может стать радикальная перестройка структур, ценностей, норм жизнеустройства людей. Сам экспоненциальный рост, ставший динамической закономерностью современного мира, исключает прямолинейную экстраполяцию современности и усиливает возможность многовариантности мирового развития.

С данной точки зрения, творение мира никогда не прекращается и, как говорил В. Соловьев, человек, как соработник Божий, активно участвует в незавершенном еще сотворении мира. Именно в силу этой незавершенности и открытости социального и политического мира политология должна концентрировать внимание на его динамической стороне. Сущностная характеристика политики – не покой, а движение, и в центре внимания политической науки находится политический процесс. Поэтому нрав Ж. Бордо, который говорил, что "политика не дает себя сфотографировать".

О. Шпенглер считал, что история – не наука, а искусство, поскольку историческое познание основывается на интуитивном восприятии "жизни и души", а не на логике. В отличие от науки история, утверждал он, не может быть "истинной" или "ложной", а может быть либо "глубокой", либо "мелкой", и ее главным средством являются аналогия, образ, символ.

При всей правоте Шпенглера, нельзя не дополнить его рассуждения замечанием о том, что история одновременно и наука и искусство, она может быть и истинной и ложной, а историческое познание просто не может не основываться одновременно и на логике и на интуиции, которые дополняют друг друга. Еще более верны эти оценки применительно к миру политического.

Нельзя забывать, что зачастую политики и государственные деятели принимают решения на основе скорее сложившихся у них мнений и даже интуиции, нежели одного только научного знания, математических формул и расчетов. В этом смысле политика одновременно и искусство, и наука. Без добротной гипотезы эмпирические данные могут быть просто бесполезны. Здесь воображение и научное знание действуют рука об руку.

Здесь функции художника и ученого совпадают. Изображение мира политики можно представить не как фотографирование, а как создание художественного портрета. То, как художник изображает, это не точная фотография, а концепция характера, его видение изображаемого объекта.

Подобным же образом мир, который мы рисуем в наших политических рассуждениях, постигается, а не только воспринимается. Мы скорее представляем в нашем изображении политической реальности наши политические доводы, нежели воспроизводим политическую практику. Это по своей сущности субъективный образ. Эти доводы, образ, оценка – часть мира политики, подобно тому, как портрет, созданный художником, является частью его мира. В мире политического, в противоположность платоновскому разграничению между знанием и верой, знание и есть вера.