Поэты "парижской ноты"
Начиная с 1930-х гг. углубляется пропасть между литературой России и творчеством русских эмигрантов. В 1930–1950-е гг. советские писатели и писатели-эмигранты очень мало знают друг о друге. В этих условиях русская эмиграция сумела не только сохранить, но и преумножить русскую культурную традицию, дав России и миру нескольких выдающихся поэтов.
Тесный круг поэтов, осевших в Париже, к началу 1930-х гг. обретает большую степень близости тематики и мировосприятия, что позволяет определить их творчество единым термином – "парижская нота". По общей направленности творчества и особенностям стиля к этой литературной школе можно отнести и некоторых молодых поэтов-эмигрантов, чья жизнь не была связана с Парижем.
На формирование "парижской ноты" значительное влияние оказали старшие поэты, прежде всего Г. В. Иванов и Г. В. Адамович, во многом определившие особенности школы. Их литературный стиль начал складываться до революции, в Петербурге, где, впрочем, оба они еще не проявили свой поэтический талант в полной мере. В Петербурге они оба входили в Цех поэтов. Акмеистические принципы внешней простоты поэтической речи, верности самым главным темам, таким как смерть, любовь, верность, слово, были переданы ими младшим поэтам эмиграции. Невозможность вернуться на родину, тоска по прошлому и безысходность в настоящем привносит в их стихи ноту щемящей безнадежности и смирения перед волей Бога.
Георгий Викторович Адамович (1892–1972) в продолжение всей своей долгой жизни в изгнании обращался в стихах к прошлому, к России, более всего на свете страшась забыть ее поэтическую культуру. Свойственное акмеизму высокое отношение к слову обретает в эмиграции смысл верности русской культуре, несущей спасение:
За слово, что помнил когда-то
И после навеки забыл,
За все, что в стараньях заката
Искал ты и не находил,
<...>
За белое имя спасенья,
За темное имя любви
Прощаются все прегрешенья
И все преступленья твои.
Ностальгическая тоска по русской культуре и сдержанный акмеистический стиль отличают творчество поэтов "парижской ноты", к числу которых относят Бориса Поплавского, Довида Кнута, Владимира Смоленского, Юрия Терапиано, Бориса Заковича, Лидию Червинскую, Юрия Мандельштама, Нину Берберову, Николая Гронского и др. Жизнь большинства из них складывается в эмиграции драматически, а иногда и трагически. Им приходится испытывать материальные лишения, большинство эмигрантов из России не имеют возможности получить систематическое образование. С началом гитлеровской оккупации многие русские поэты эмигрируют вторично, теперь уже в Америку, а некоторые гибнут. Так, в начале 1940-х (точная дата неизвестна) гибнет в фашистском концлагере Юрий Мандельштам; в мае 1941 г. был направлен в концлагерь и в 1944 г. погиб Михаил Горлин; пропал без вести во время войны Евгений Гессен; уничтожены в фашистских концлагерях Мать Мария (E. Ю. Кузьмина-Караваева) и Раиса Блох (чье стихотворение "Принесла случайная молва...", несколько изменив, положил на музыку и пел
сначала в эмиграции, а потом в России другой эмигрант – Александр Вертинский):
Вы, слова залетные, куда?
Здесь шумят чужие города
И чужая плещется вода.
<...>
Нс идти ведь по снегу к реке,
Пряча щеки в пензенском платке,
Рукавица в маминой руке.
Э го было, было и прошло.
Что прошло, то вьюгой замело.
Оттого так пусто и светло.
Многие русские поэты-эмигранты, жившие во Франции, в той или иной форме принимают участие в борьбе с фашизмом, как, например, Довид Кнут (1900–1955). Вместе с женой, дочерью композитора Скрябина, в годы оккупации Парижа он участвовал в движении Сопротивления, его жена при этом погибла. Свою первую книгу стихов Д. Кнут выпустил в 1925 г. в Париже. Сочетание мотивов одиночества и светлых надежд на творчество, на отклик других людей, их ответную любовь характерны для поэзии Д. Кнута. Свет надежды – "свеча в ночи... на даче, за оградой..." – сохраняется в творчестве, утверждает поэт, ступающий
...Меж каменных домов, средь каменных сердец,
По каменной земле, под небом равнодушным.
Наиболее ярким поэтом "парижской ноты" был Борис Поплавский.