Пассеизм

Презентизм возник как попытка установления диалога между настоящим и прошлым. На этом уровне анализа, часто совершенно незаслуженно считающимся вершиной философии историологии, очевидной альтернативой презентизму выступает пассеизм (от фр. passe – прошлое). Пассеизм выступает как программа формирования настоящего по образу и подобию прошлого. Можно сказать, что речь идет об особом пристрастии к прошлому.

С пассеизмом приходится встречаться на каждом шагу. Он дан в сладости воспоминаний, чаще у людей пожилых, чем молодых, порой в рассуждениях профессиональных историков, которым уже в основательности свой любви к прошлому труднее других оторваться от него, а также в установках консерваторов, в том числе от политики, искусства и морали. В поисках утраченного времени преуспел не только писатель Марсель Пруст. Очень многих посещает искушение обнаружить "золотое время" не в подвижном настоящем или смутном будущем, а в устоявшемся прошлом, когда вроде бы воздух был чище, птицы пели громче и люди были нравственнее. С этих позиций было бы неправомерно приписывать пассеистские установки всего лишь каким-то отдельным личностям или политическим партиям, а тем более эпохам. Тем не менее, в известные эпохи пассеизм был доминирующей аксиологической установкой. Имеются в виду прежде всего Античность и Средние века.

Древние греки и римляне мало и неумело занимались будущим и настоящим. Там, где греки занимались будущим, оно было у них почти столь же устойчивым и непререкаемым, как и прошлое. Одиссей возвращается из Трои в Итаку, он едет домой к желанному прошлому, пренебрегая обещаниями Калипсо сделать его вечно молодым и бессмертным.

Христианская теология истории в напряженном ожидании второго пришествия Христа стремится возвратить людей в исходное состояние, нарушенное грехопадением Адама и Евы. Проспекция осуществляется не ради будущего, а ради восстановления прошлого.

Возрождение открывает эпоху решительного размывания пассеизма как центральной аксиологической установки на относительность исторического времени. Начинается пора географических открытий. Из тех, кто уезжает, наиболее героически настроенные остаются в дальних краях, умонастроение Одиссея им становится чуждым. Они все чаще жаждут быстрого обогащения, а это уже по ведомству не пассеизма, а презентизма.

Новое время с его проектом социального прогресса открывает эпоху буржуазных революций, устремленных в будущее. Вроде бы происходит решительный отказ от пассеизма. Но многочисленные неурядицы, связанные с революциями и их последствиями, в той или иной степени всегда приводят к его возрождению, в том числе и в форме политического консерватизма и традиционализма. Консерваторам приписывается убеждение, что жизнь необходимо строить, строго говоря, не на идеалах прошлого, а на том, что было всегда. Иначе говоря, консерваторы берут от прошлого не все. Но то, что они ценят высоко, уже заключалось в прошлом. В определенной степени консерваторы всегда пассеисты.

Из первоисточника

Мнение видного историка о соотношении прошлого и настоящего. "Прошлое, – отмечает Э. Карр, – понятно нам только в свете настоящего, и мы можем полностью понять настоящее только в свете прошлого. Дать человеку возможность понять общество прошлого, увеличить его господство над обществом настоящего, – в этом и состоит двойная функция истории"^[1].

По поводу понимания прошлого в свете настоящего многое было сказано в предыдущем параграфе. Но как понять утверждение Карра, что "мы можем полностью понять настоящее только в свете прошлого"? Непонятно также, почему настоятельно необходимо увеличивать господство общества прошлого над обществом настоящего.

Подготавливая почву для дальнейшего анализа, обратим также внимание на попытку последовательного развития философии прошлого З. М. Оруджевым. Кстати, за эту попытку мы должны быть благодарны ему, ведь у профессиональных философов историологии до создания философии социального прошлого дело доходит крайне редко.

"Настоящее постоянно исчезает в прошлом, но прошлое сохраняется в настоящем. Поэтому настоящее относительно, прошлое абсолютно. Настоящее есть движение, прошлое – покой, по отношению к которому это движение возможно. Прошлое постоянно оживает в настоящем и оживляет его. Что может сделать современный человек в настоящем, если лишить его нынешнего уровня производства и современных условий жизни, не говоря уже о языке. Настоящее – это прошлое в своих результатах, хотя это и банальность"^[2].

"Прошлое вечно, настоящее и будущее преходящи. Человек вечен постольку, поскольку у него есть прошлое. Потеряв прошлое (просто память), он перестает быть человеком, исчезает как человек в общественном смысле слова. Утрата будущего есть в худшем случае застой в развитии человека, его прозябание. Постоянное исчезновение настоящего и переход его в прошлое есть условие существования человека и накопления прошлого. Теряя же прошлое, человек все меньше остается человеком, возвращаясь к исходной точке формирования себя как человека, приближаясь к своему предшественнику. Поэтому одичание человека, если лишить его накопленных средств деятельности, возможно в любое время"^[3].

Актуальный вывод З. М. Оруджева

"Только та идеология, которая сумеет опереться на прошлое, не противопоставляя его ни настоящему, ни будущему, а умело включив его в то и другое, сумеет осмыслить место современного человека в обществе"^[4].

Прежде всего отметим, что необходимо четко различать познавательные и онтологические аспекты философии прошлого. Карр, утверждая, что настоящее познается на основании прошлого, явно выступает от имени теории познания. Возможно, он имеет в виду, что сначала вырабатывается теория прошлого, а уже затем можно создать теорию настоящего. В действительности же теории прошлого и настоящего создаются синхронно. Разумеется, теории совершенствуются. Как неоднократно отмечалось выше, смысл теоретического дела выражается сочетанием проблемного ряда и интерпретационного строя теорий. Именно этот теоретический комплекс является ключом к пониманию и прошлого, и настоящего, и их соотношения друг с другом. Сторонники исторического онтологизма, недооценивая историческую эпистемологию, заменяют эпистемологию соотношением двух онтологических сущих – прошлого и настоящего.

Что касается З. М. Оруджева, то его внимание привлекают вопросы исторической онтологии, которые рассматриваются безотносительно к исторической эпистемологии. Общая черта абсолютного большинства его утверждений состоит в переносе прошлого в настоящее. Настоящее выступает результатом эволюции прошлого. Такого рода представление гармонирует намного лучше с физикой, чем с историологией. Физическое настоящее полностью определяется физическим прошлым, впрочем вероятностным образом. В мире физических реалий господствует каузальный детерминизм. Процессуальность же социального мира, как было выяснено ранее, происходит в рамках ценностно-игрового детерминизма. Социальное настоящее является продолжением социального прошлого, но каково это настоящее, определяется не только социальным прошлым, но и проектами людей, имеющими ценностный смысл. Мир ценностей не подчиняется каузальному детерминизму. В противном случае новые поколения людей руководствовались бы теми же самыми ценностями, что их предки. Но в действительности этого-то как раз и нет. В физическом мире, что бы в нем ни происходило, сохраняются те же самые концепты (масса, энергия, скорость и т.д.), более того, имеют место многочисленные законы сохранения некоторых суммарных величин. В социальном мире концепты постоянно трансформируются, в нем отсутствуют аналоги физических законов сохранения.

Вопреки мнению З. М. Оруджева, прошлое не сохраняется и не оживает в настоящем, оно не абсолютно и не является покоем. Он полагает, что его теория социального прошлого подтверждается тем, что люди настоящего опираются на достигнутый в прошлом уровень развития производительных сил и языка. Но в случае революций и реформ принципиально изменяется природа и производительных сил, и языка. Производительные силы при капитализме и социализме – это далеко не одно и то же. Что касается языка, то он может сохранять неизменной известную номенклатуру слов, но не она, а культивируемые в обществе ценности определяют его концептуальный смысл.

Лейтмотивом второй приведенной выше цитаты Оруджева является убеждение, что, теряя прошлое, "человек все меньше остается человеком". Акцент делается на том, как остаться человеком. На наш взгляд, значительно актуальнее вопрос о том, как быть человеком и как, принимая ответственные решения и совершая актуальные действия, в очередной раз становиться им.

Критика пассеизма

Характерная черта человека состоит не в сохранении себя неизменным, не в перетаскивании прошлого в настоящее, а в постоянной переоценке своих ценностей.

Наименее спорным является утверждение Оруджева, что прошлое следует не противопоставлять настоящему и будущему, а умело включать его в то и другое. Но что это значит включить прошлое в настоящее? По мнению Оруджева, "настоящее – это прошлое в своих результатах, хотя это и банальность". По нашему мнению, ему так и не удалось объяснить процесс включения прошлого в настоящее. Разумеется, в известном смысле такого рода включение действительно имеет место. Смысл же его нам видится в следующем. Включение прошлого в настоящее происходит посредством трансформации прежних теорий в новые. Меняются задаваемые теориями смыслы поступков. Человек настоящего может объяснить, почему, как и в какой степени он трансформирует ценности прошлого. Включение прошлого в настоящее всегда осуществляют люди, причем не в слепую, а в соответствии со своими социальными теориями. Разумеется, при этом возникает вопрос о соотношении сознательного и стихийного, того, что, по крайней мере на первый взгляд, не зависит от людей. На наш взгляд, в конечном счете, весь мир социального сводится к поступкам людей. Стихийное – это макроскопические законы, которые полностью складываются на основе микроскопического, т.е. поступков людей. А это означает, что статус макрозаконов не вынуждает к отказу от положения о включении прошлого в настоящее самими людьми, а не потусторонними для них силами.

Выводы

1. Пассеизм в качестве эпистемологической концепции несостоятелен, прошлое не является ключом для понимания настоящего.

2. Ключом к анализу как настоящего, так и прошлого является совокупность исторических теорий, осмысленных определенным образом, а именно посредством представления о проблемном ряде и интерпретационном строе исторических теорий.

3. Что касается самого прошлого, то оно является звеном исторического ряда событий, в рамках которого оно соотносится определенным образом с настоящим, а также и с будущим.