Ответственность

Ответственность, как и долг, является понятием, которое отражает процесс перехода от моральных ценностей и принципов к возникающей на их основе деятельности. Как и долг, ответственность предполагает индивидуализацию общих и абстрактных предписаний. Однако можно сказать, что в случае ответственности индивидуализация предписаний является более глубокой и полной, она переходит на уровень отношений между уникальным действующим субъектом и уникальным объектом его действий, который следует сохранять и о котором следует заботиться.

Существуют и другие различия между моральной ответственностью и нравственным долгом. Сравнивая две формулировки: "У меня есть такая-то обязанность" (или "Это мой долг") и "Я ответственен за что-то", можно обнаружить по крайней мере три обстоятельства, которые определяют их специфику. Во-первых, понятие долга (обязанности) акцентирует переживание связанности морального субъекта, его ограниченности определенными внешними пределами (древнегреческое слово deon (долг), к примеру, означает именно насильственное опутывание), а понятие ответственности подчеркивает переживание обязывающей взаимосвязи с морально значимым другим. Во-вторых, понятие долга (обязанности) указывает на совершение определенных действий или воздержание от них, а понятие ответственности - на необходимость обеспечить какое-то итоговое состояние объекта заботы и попечения. В предыдущем параграфе речь шла о том, что и долг является долгом "перед" кем-то или "в отношении" кого-то. Однако отсылка к обязывающему субъекту в случае долга служит, скорее, способом объяснения некоего заранее известного предписания или запрета, чем способом выявления морально оправданной линии поведения в конкретных ситуациях. Можно признавать наличие определенной обязанности, но при этом не иметь отчетливого преставления о том, перед кем она. Можно ошибаться на этот счет, как показывает кантовское рассуждение об "амфиболии моральных рефлективных понятий". Однако невозможно вести речь об ответственности без точного знания о том, за что или за кого именно ты отвечаешь. Нельзя ответить на вопрос, как следует поступить ответственному человеку без знания нынешнего состояния и будущих перспектив определенного объекта заботы и попечения. И, наконец, в-третьих, понятие ответственности тесно связано с тенденцией рассматривать именно объект заботы и попечения в качестве самостоятельного источника моральной императивности. В перспективе долга (обязанности) такой источник чаще усматривается либо в самом действующем субъекте (кантовская идея самозаконодательства), либо в какой-то внешней предписывающей инстанции (Боге, природе, мировом разуме). Родоначальник этики, ориентированной на понятие ответственности, Г. Ионас следующим образом описывал парадигмальную для возникновения ответственности ситуацию: "То, "за что" имеет место ответственность, находится вне меня, однако в сфере досягаемости моей силы, будучи ей поручено или находясь под ее угрозой. Оно противопоставляет этой силе свое право на существование исходя из того, чем оно является или может быть, и, посредством нравственной воли, возлагает на силу обязанность в отношении себя. Дело становится моим, поскольку сила моя, а она находится именно с данным делом в каузальной связи. Находящийся в собственном праве зависимый становится приказывающим, сильный в своей каузальности - обязанным".

Ответственность и долг могут рассматриваться как моральные категории, которые безконфликтно дополняют друг друга. В этом случае осознание ответственности является стартовой точкой исполнения долга, оно же поддерживает решимость морального субъекта в процессе такого исполнения, не давая возникающим трудностям и соблазнам отклонить его волю от намеченной цели. Однако ответственность может выступать и в качестве центрального нравственного понятия, претендующего на наиболее полное и точное выражение сути морали и ее нормативных требований. В этом случае долг и ответственность превращаются в понятия-антагописты, а этика ответственности становится альтернативой этики долга или, вернее, альтернативой деонтологической моральной установки. Долг при этом выступает в своем суженном значении - не как любое моральное принуждение к совершению поступка, а как необходимость совершения конкретных вмененных человеку поступков, невзирая на их последствия для него самого и для других. В значительной мере этой модели соответствует противопоставление "этики убеждения" и "этики ответственности", предложенное М. Вебером. Веберовская "этика убеждения" выражает деонтологическую установку, а его "этика ответственности" ориентирована на достижение благоприятных для объекта заботы и попечения результатов, т.е. имеет консеквенциалистский характер. В работе "Политика как призвание и профессия" примерами таких объектов являются нация, класс, человечество в целом. "Глубиннейшая противоположность, - замечает М. Вебер, - существует между тем, действуют ли по максиме этики убеждения - на языке религии: "Христианин поступает как должно, а в отношении результата уповает на Бога", или же действуют по максиме этики ответственности: надо расплачиваться за (предвидимые) последствия своих действий". Наряду с тезисом о разнонаправленности требований категоричного и прямолинейного долга и реалистичной и гибкой ответственности, который даже у М. Вебера не имеет безоговорочного характера, в этике присутствует и гораздо более мягкий тезис о возможности их ситуативных конфликтов. Когда такие конфликты возникают, соображения ответственности должны преобладать над предписаниями долга. Так, по Г. Йонасу, кода "условия существования как такового подвергаются опасности" (как это происходит в связи с воздействием технологий на природу или основополагающие формы человеческой жизни), "даже само стремление к "доброй воле" (Кант) должно... отступить... перед более низменными обязанностями, налагаемыми на нас нашей столь же низменной каузальностью в мире".

Приведенная выше характеристика ответственности относится лишь к одному из ее измерений - так называемой "проспективной" ответственности. Кроме нее существует и другое измерение - "ретроспективная" ответственность. Она возникает в связи с неисполнением или неудачным исполнением нравственной обязанности, конкретизированной в отношении какого-либо объекта попечения и заботы. В этом своем выражении ответственность совпадает с возможностью оправданного морального осуждения и присутствует лишь там, где какое-то действие было заранее вменено нравственному субъекту, т.е. входило в горизонт его проспективной ответственности. В рамках морали второе измерение ответственности является заведомо вторичным явлением. Если оно выходит на первый план, то это означает, что в моральном сознании произошло неоправданное смещение мотивационных приоритетов. Например, при определенном складе личности в качестве основного мотива совершения нравственно положительных действий может выступать именно прогноз по поводу тяжести негативных санкций: опасение болезненного раскаяния или угрызений совести. Такая установка, как подчеркивает Г. Йонас, обесценивает "альфу и омегу" этики - "представление, засвидетельствование и мотивацию позитивных целей в связи с bonum humanum (благом для человека)". Вместе с тем следует помнить, что поддержка исполнения норм специфическими - внутренними и идеальными - санкциями является неотъемлемой характеристикой морали, а определение области их правомерного применения выступает как важная теоретическая и практическая задача. Именно оно позволяет уточнять характер обязывающих взаимосвязей с морально значимыми другими.

Каковы же общие условия ретроспективной моральной ответственности? Их можно разделить на метафизические и ситуационно-практические. В первом случае под вопросом стоит сама возможность морального вменения или применения моральных санкций. Во втором случае - возможность применения таких санкций к конкретному человеку и в конкретных обстоятельствах.

Оправданность или неоправданность морального вменения как такового определяется на основе и в результате обсуждения проблемы свободы человеческой воли. В истории этики преобладало дихотомическое понимание этой проблемы. В соответствии с ним наличие свободной воли, т.е. способности человека к порождению тех или иных событий, не детерминированных природной или психологической необходимостью, является обязательным основанием морального вменения. Для того чтобы считать человека ответственным за совершенный поступок необходимо быть уверенным в том, что он мог бы его не совершить: мог бы подавить в себе те мотивации, которые привели к совершению этого поступка, или же изменить свою личность так, чтобы такие мотивации вовсе не возникли. Словами А. Шопенгауэра необходимо иметь "непоколебимую уверенность в том, что мы сами являемся авторами наших действий". В противном случае моральная оценка этих действий теряет свою правомерность и лишается смысла. Она превращается в выражение такой концепции морального вменения, которая, по язвительному замечанию Л. Фейербаха, готова "ставить горбатому в упрек его горб".

Однако в философских дискуссиях второй половины XX в. определилось то обстоятельство, что позиций по вопросу о связи ответственности и свободы воли может быть не две, а три или даже четыре. Первая из них пытается показать, что тезис о жесткой детерминированности всех событий во внешнем мире и всех состояний человеческой психики не противоречит моральному одобрению или осуждению поступков. Этот подход получил название теории совместимости детерминизма и свободы воли и во вторичном отношении - детерминизма и ответственности. Часть сторонников теории совместимости рассматривает в качестве достаточного основания ответственности не свободу воли в ее классическом понимании, а результат ее существенного переосмысления - "гипотетическую" или "ситуативную" свободу. С их точки зрения, чтобы действие считалось морально ответственным достаточно того, чтобы оно совершалось в отсутствии принуждения. Возможность не совершить поступок, выступающий в качестве объекта моральной оценки, получает при этом интерпретацию, которая не противоречит детерминизму: если бы совершивший поступок человек был иным в некоторых отношениях, то он мог бы совершить вместо него что-то другое. Иная версия теории совместимости опирается на семантическую критику связи ответственности и свободы "поступать иначе". Если А совершает какое-то морально предосудительное действие до вмешательства Б, способного управлять его поведением с помощью вживленных в мозг электродов и твердо намеренного принудить его к совершению того же действия в следующее мгновение, то поступок А без сомнения подлежит нравственному осуждению. А это значит, что нравственное осуждение уместно и тогда, когда действующее лицо в конечном счете не могло поступить иначе.

Теории совместимости противостоит убеждение в том, что детерминизм и свобода воли, а также детерминизм и ответственность противоречат друг другу. Этот подход получил наименование теория несовместимости. Он оперирует более или менее традиционным пониманием свободы воли и опирается на аргумент о "переносе бессилия человеческой воли из прошлого в будущее" (если прошлое невозможно скорректировать и законы природы неизменны, то мы не можем сами определять характер своих поступков и переживаний в настоящем). На основе теории несовместимости вырастают две полноценных концепции свободы воли, выступающих как вторая и третья позиция по этой проблеме. Либертаристская концепция полагает, что есть весомые аргументы в пользу существования специфической, свободной причинности, которая и делает обоснованной ретроспективную ответственность. Отсюда следует, что детерминизм в соответствии с тезисом о несовместимости должен быть отброшен. Детерминистская концепция не находит подтверждений существованию свободной причинности и в соответствии с тезисом о несовместимости полагает, что идея свободы воли должна быть отброшена. Вместе с ней должна быть отброшена и ретроспективная ответственность. Детерминисты призывают научиться жить без морального осуждения и без негодования по поводу якобы свободных действий других людей.

Четвертая позиция построена на утверждении о том, что негодование по отношению к действиям другого человека, нарушающим нравственную норму, глубоко укоренено в моральном опыте. Даже фундамент всех моральных требований - неинструментальная ценность интересов и потребностей другого человека - базируется именно на том, что он воспринимается как автор своих поступков, как потенциальный объект осуждения или одобрения. Разработчик этой концепции американский философ П. Стросон утверждает, что и в том случае, если детерминизм и вытекающие из него доводы против ретроспективной ответственности являются более рациональной позицией, чем тезис о свободе воли, людям не следует становится более рациональными существами в этом отношении.

Среди ситуативно-практических условий ретроспективной ответственности первым и наиболее очевидным является причинная связь между определенным действием и теми явлениями, наличие которых оценивается как морально недопустимое. В некоторых случаях реализовавшуюся причинную связь замещает собой угроза, сопряженная с действием. Такова ответственность за неудачную попытку совершить то, что может принести ущерб другим людям, или же за подготовку к совершению этого. Однако фиксация каузальной связи между действием и его негативными последствиями не является достаточным основанием для морального осуждения. Чтобы оказаться нравственно предосудительным действие должно обладать некоторыми дополнительными характеристиками. Они были выявлены уже Аристотелем в III книге "Никомаховой этики".

Аристотель увязывает возможность применения негативных и позитивных нравственных санкций с таким свойством действия как его произвольность. Произвольность отсутствует в тех ситуациях, где человек "не является пособником" совершаемого и не может предпочесть один поступок другому. Здесь неуместны ни хвала, ни осуждение. Аристотель выделяет два основных вида непроизвольности: непроизвольное, совершаемое "подневольно", и непроизвольное, совершаемое "по неведению". Парадигмальный пример непроизвольности первого вида - прямое физическое принуждение, не оставляющее человеку никакой возможности выбирать и действовать самостоятельно. В этом случае он выступает исключительно как физическое тело или как организм, которым манипулируют другие люди либо обстоятельства. Аристотель приводит пример бури, забрасывающей моряков против воли в какое-то место. В современной этической мысли в этом контексте преобладают примеры с психофизиологическим манипулированием. Однако в большинстве случаев "подневольности" мы все же сталкиваемся с тем видом поступков, где принуждение оставляет человеку определенный выбор и которые Аристотель называет "смешанными". Они связаны не с прямым и непреодолимым физическим воздействием, а лишь с угрозой причинения страдания и порождаемым ею страхом. В этой сфере ретроспективная ответственность скорее смягчается, чем исключается. Другой вид непроизвольности - непроизвольное "по неведению" - имеет место только в том случае, если неведение касалось тех конкретных "обстоятельств, от которых зависит и с которыми соотносится поступок", но не его конечных нравственных целей или общих параметров совершения. Обстоятельства, исключающие осуждение, Аристотель иллюстрирует на примере ошибок, связанных с объектами действий и их средствами: "можно принять сына за врага..., заостренное копье за копье с шариком на конце или камень за пемзу". Исследователи этики Аристотеля склонны полагать, что условие произвольности дополняется в ней еще одним условием - намеренностью, предполагающей сознательный выбор и заранее принятое решение. Наличие этого условия не означает, однако, что действие подлежит хвале и осуждению, только если оно совершено преднамеренно. Скорее, субъект, его совершающий, должен обладать способностью к намеренной деятельности. Только в этом случае его непреднамеренные (т.е. спонтанные или неосторожные) действия могут подвергаться осуждению.

Современные интерпретации условий моральной ответственности в целом следуют в русле аристотелевских разграничений. Ответственное действие должно быть свободным, т.е. исключать непреодолимое принуждение, а также намеренным, т.е. совершенным вменяемым человеком, осведомленным об обстоятельствах своего поступка. Отсюда следует жесткая связь ответственности за последствия определенного действия с возможностью индивида предвидеть и контролировать процесс, который к ним ведет. Нельзя быть ответственным за то, что не подлежало моему предвидению, и за то, что наступило, вопреки моим добросовестным усилиям предотвратить подобный исход.

Основными типами ответственности принято считать ответственность естественную и договорную. Естественная ответственность предполагает, что зависимость какого-то объекта или дела от поступков ответственного индивида складывается самопроизвольно, случайно, самим течением его жизни. Ответственность договорного типа основывается на сознательном принятии определенной социальной роли или заключении соглашения. Однако существуют случаи, которые не укладываются в данную дихотомию. Например, для Г. Йонаса такова ответственность политика. Она возникает в результате сознательного выбора, но не имеет той определенности в отношении своего содержания, которая обычно вытекает из заключенного сторонами соглашения.